Управляемый хаос как планетарный инструмент
Но прежде поговорим о правосознании, как о фундаменте любой Цивилизации. И поможет нам в этом Николай Выхин со своей статьей — «СМЫСЛОВАЯ СТРУКТУРА ПРАВОСОЗНАНИЯ». «Можно разделить смысловую структуру правосознания в момент ее формирования на три основные группы. Первая группа – это ссылка Бога, который дал закон, вторая – запрет на убийство, и третья – совокупность нормы, логически вытекающая из запрета на убийство. Мы можем увидеть эту структуру в кодексе Хаммурапи, в Заповедях Библии, и вообще в любом законодательном истоке. Случайность ли это? Конечно же, нет! Первая часть необходима закону, чтобы обосновать его сакральность, священное происхождение, потому что иначе, зачем его слушаться? Зачем человеку слушать указания другого человека, если он сам может отдавать указания? Это теоретическое обоснование правосознания, за которым следует практическая часть. Ответ «почему? » сменяется более практичным вопросом «как, каким образом?». И тут, вполне логично, на первый план выходит главное преступление, отец и мать всех преступлений – смертоубийство. Цивилизация рождается из запрета на каннибализм, первым своим актом отменяет людоедство, откуда дальше логические выводит ОСТАЛЬНЫЕ свои нормы. Любая жизненная задача может быть решена «украинским» (на самом деле, британским) способом: если те, кто могут убивать, убьют всех, кого можно убить, то никакого юридического закона не нужно. Ибо действует «естественный», зоологический закон биосферы. Дикая природа потому и не знает юридических законов, что в ней все, кого можно сожрать – пожираются, а те, которые не пожраны – тех чисто физически пока не получается убить. Чего тут регулировать?! Биосфера сама себя регулирует, не считаясь с жертвами, и не ставя перед собой «плановые нормы» численности выживших. Огромное количество вымерших видов животных показывает, что для биосферы и полное, тотальное истребление какого-либо вида – не проблема и не трагедия, а обыденная практика. Это проясняет нам сразу два вопроса: почему запрет на убийство (людоедство) есть главная часть правосознания, диктующая все прочие его части методом логического выведения. И почему этот запрет, и все сделанные из него логические выводы нуждаются в божественном, религиозном «предисловии». Невозможно бросить вызов биосфере, ее «железным» законам – опираясь просто на субъективное мнение какого-то человека, который выдумал отменить «естество»! Без Бога запрет на убийство рассматривается как каприз «странных» людей, навязывающих свое личное, и непонятно как сформировавшееся мнение – вопреки регулированию, принятому во всей мертвой Вселенной.
Неудивительны поэтому уроки истории: всякий раз, когда религиозное сознание общества приходит к кризису, это размораживает и растормаживает резню, бойню, геноцид невероятных масштабов. Понятно, почему: все люди хотят примерно одних и тех же материальных благ, материального положения (на вершине иерархии) – и все одновременно стремятся их схватить. А поскольку они все ломанулись за одним и тем же, мешая друг друга, конкурируя друг с другом – то они и устраняют помехи своим планам методом уничтожения. Мы были бы чрезмерными оптимистами, если бы сказали, что религия полностью устраняет этот механизм «войны всех против всех» (при всеобщей похоти перераспределения в свою пользу материальных благ) – но очевидно (и доказано самим фактом существования цивилизации, сидящей на стержне культа) – что религия существенно его притормаживает. Убийства на ноль не сходили еще ни разу, но в общества «вероустойчивых» они сходят к минимуму. В обществе же, где в головах масс поселилась вероисповедная смута – количество взаимных убийств доходит (как в Германии времен «реформации») до ¾ населения. Жутки картины революционной Англии, Франции, России – да долго все перечислять! Объяснить атеисту, зачем и почему нужна заповедь «не убий» невозможно, а если будут возражать – скромно напомните им, что они активно практикуют аборты. То есть устраняют преграду своим планам (чаще всего материально-бытовым) путем устранения другого человека. И к тому же даже и не чужого, а своего родственника, сына или дочери! Верите ли вы, что люди, присвоившие себе право убивать, ради собственного материального благосостояния, собственных детей – «постесняются» уничтожить ради своего обогащения чужих и посторонних людей? Я в такое не верю, и вам не советую: тут нет логики. В то же время без «не убий», как королевы практических заповедей (заповеди о почитании Бога мы относим к теоретическим, обосновательным) – не имеют смысла «младшие» заповеди. Если убил, то, какое тебе «не укради»? У мертвецов не воровать? А чего и зачем им нужно? Ну, и так далее, по списку ЛЮБОГО законодательства. Если оно обладает логической структурой (вы легко это подтвердите, проанализировав любой из кодексов) – то все его ограничительные табу на поведения исходят из первого, главного: запрета на людоедство. Отмени ЭТОТ запрет – и потеряют смысл обеспечивающие его подпорки в виде запретов менее значимых проступков. Потому логически связное законодательство (то, которое имеет смысловую структуру, а не просто куча чьих-то капризов и произвольных хозяйских вывертов) – всегда имеет трехчленное строение:
1) Бог (святыни). 2) Запрет произвольного человекоубийства. 3) Все прочие, вытекающие из этого запреты. Для человека, который не боится убивать и умирать – все и любые законы представляются «пятым колесом в телеге», инструментом не только излишним, но и логически нелепым. В шутовском тоне говорил о таком Нестор Махно, отрицая необходимость полиции, судов, прокуратур и тюрем для анархизма: — Кто сильно виноват, того расстреляем, кто не сильно – простим. И никаких тюрем… Да один ли Махно такое исповедовал? Получается схема «разматывания» цивилизации – напрямую обратная процессу ее «сматыванию». Любой клубок можно смотать – и обратно размотать, и цивилизация не исключение! Без запрета на людоедство и произвольные убийства «в украинском стиле» — теряют смысл все остальные, менее значимые и весомые законы: если уж ЭТО норма жизни, тогда о чем-то меньшем скорбеть – как «снявши голову, по волосам плакать». Но (чего труднее всего понять замороченному донельзя современному обывателю, напуганному, но упрямому в своих заблуждениях) – без идеи Бога запрет на каннибализм, людоедство, произвольные убийства и зверства – ТОЖЕ теряет смысл. Как вы себе представляете зайца, который не именем Бога всемогущего, а СОБСТВЕННЫМ именем призывает волка отказаться от охоты? — Если ты, волк, уважаешь мое мнение, то не ешь меня! — А с хера ли мне уважать твое мнение? – ответит волк – Я тебя ем. Ты моя пища. Какое мне дело до личного мнения моей пищи? Структура цивилизации такова, что в ней каждый служебный, конкретный смысл действий опирается логически на «вышестоящий» в иерархии смысл, и эта цепочка непрерывна. Примитивный, шуточный пример: — Педаль мне нужна, потому что я делаю велосипед, а велосипед мне нужен, чтобы на нем кататься (или продать). — Если мне не нужно кататься и нет возможности продать – то нет смысла делать велосипед. — А если утрачен смысл сборки велосипеда – то нет смысла и в изготовлении конкретной его детали, педали. Никакой смысл действий не может базироваться на самом себе: он включен в системы вышестоящих и нижестоящих смыслов. Итак, логическая цепочка… Но куда она восходит?! Вот тут-то и встает во весь рост аристотелева (еще) проблема «перводвигателя», «первопричины», в данном случае «первосмысла». Двигаясь по цепочке смыслов наших действий, мы легко определяем, ЧТО ДЛЯ ЧЕГО ДЕЛАЕМ. Но только до тех пор, пока не упираемся в первосмысл, который не может быть ничем обоснован, кроме самого себя, то есть не может существовать в структуре нашей психики иначе, кроме как вера, безусловная сакралия, нашими словами говоря – «сакралит». Когда мы твердо уверены в «сакралите» — мы легко отложим «технические смыслы» любой сферы своей деятельности. Мы легко объясним, зачем учимся и учим, лечимся и лечим, работаем или служим, зачем пошли, куда пошли, и зачем взяли, что взяли. И зачем оставили то, что оставили.
Но если первичный смысл, сакралит поврежден, вызывает сомнения – то тогда все цепочки выведенных от него практик становятся БЕССМЫСЛЕННЫМИ! Фашист загнал женщин и детей в сарай и там заживо сжег. Мы говорим ему – как ты мог?! А он отвечает: — А почему бы и нет? У нас есть в голове сакралит, а у фашиста нет. И потому на все он отвечает вопросом на вопрос – «а почему бы и нет?». Анатомическое строение Коллективного Разума (сути и основы цивилизации) вполне понятно и нехитро. Совокупность знаний его, его коллективного мышления, его живая душа – распределены между носителями, и зависят от них. Порой – трагически зависят. Самое страшное, что может случиться с Коллективным Разумом – это если его «клеточки» начнут пожирать и уничтожать друг друга. Это аналогично раку мозга. Исход тоже понятен: смерть. Потому Коллективный Разум цивилизации кровно и безусловно заинтересован, чтобы его носители прекратили убивать и пожирать друг друга. Потому запрет на людоедство – первое, с чем выступает цивилизация у самых своих истоков. Хотя это понятно, очень важно не впасть в «фейербаховщину», то есть не видеть в техническом устройстве Коллективного Разума гарантию его сборки и сохранения! Технически, если хочешь развести много тараканов, то нужно повсюду рассыпать пищевые крошки и отключить все мобильники. Никто не спорит, что в этом случае тараканов будет очень много. Вопрос в другом – нужны ли тебе тараканы, чтобы все необходимое для их умножения предпринять?! Главная проблема, с которой столкнулась цивилизация – вовсе не в том, что люди не понимают, как она устроена. А в том, что людям зачастую НАСРАТЬ, как она устроена. Локальный человек действует по своим локальным интересам, какие сам себе выдумает, а про цивилизацию думает: 1) Или что ее сохранит, обережет кто-то другой. 2) Или вообще не думает, как она сохранится (и это чаще, чем 1). Например, мы имеем очевидно-неадекватных, в состоянии садо-маразма, украинских выродков в огромном, немыслимом количестве. С любыми возобновляемыми формами цивилизации эти «одноразовые камикадзе» несовместимы, но им же этого не объяснишь! «Дебил не понимает, что он дебил, потому что он дебил» — замкнутый круг… Впрочем, приватиры, в отличие от укро-камикадзе не дебилы – они очень дорожат собственной жизнью. Но при полном наплевательстве на выживание других людей!
Украинский дегенерат не понимает ничего в связном режиме. Но те, кто его сделали – все прекрасно понимают. Я не думаю, что английский ученый, придумавший, как создать зомби-вирус, не в состоянии понять простейшие формулы жизни и смерти Коллективного Разума. Более того, я полагаю (смиренно), что он эти формулы знает лучше и раньше меня. Разница у нас с ним не в том, что он чего-то не знает, а в том, что ему НАСТРАТЬ. Ему не приходит в голову спасать гибнущую цивилизацию – ПО ТОЙ ЖЕ САМОЙ ПРИЧИНЕ, по которой мне не приходит в голову разводить на кухне огромное множество тараканов. Мне не нужны тараканы, а ему – не нужна цивилизация «через миры и века». Он, очевидным образом, руководствуется логикой «после меня хоть потоп»… Смысловая структура правосознания (взятого в самом широком смысле, как способность жить среди людей, не практикуя людоедства) – невозможна и немыслима без первичных сакралий, первосмысла, перводвигателя и первопричины всех умозаключений. Поняв и доказав это, мы понимает и следующее: Капитализм не настроен, решать главную проблему цивилизации – проблему устранения людоедства и произвольного убийства так же, как амперметр не настроен, измерять ширину предмета. Капитализм существует в своей логике, где основные понятия – максимальная прибыль индивида, средняя, низкая, убыток и т. п. Иногда индивид одинок, иногда он корпорация. Решать вопросы моральности или аморальности действия капитализм не то, чтобы не хочет – просто не может. Он конструкцией своей (конструктивно) для этого не предназначен, как карандаш для функций гвоздодера. Допустим, некий высокоморальный капиталист (а таких, больше, чем вы думаете) ЗАХОЧЕТ поступать нравственно. Но, находясь в конкурентном рыночном окружении, он просто НЕ СМОЖЕТ этого сделать. В определенных типах общества если ты оказался от людоедства, то съедят тебя, этим все и кончится. Главная задача цивилизации – высокоморальное поведение людей. Это не прихоть, не каприз, не субъективное мнение, не личный выбор: для цивилизации это как для человека вода или воздух. Логика тут бинарна до примитивности: да или нет, нолик или единичка. А что это значит на практике? — Если действие приводит к смерти и страданиям людей, оно должно быть прекращено, независимо от степени его прибыльности, личной выгоды. — Если же действие предотвращает смерть и страдания людей (носителей Коллективного Разума) – то оно должно быть, невзирая на меру и степень его убыточности. Может ли капитализм, свободный рынок позволить себе такую роскошь? Разумеется, нет!
Закон, открытый Вагнером (не композитором): по мере развития цивилизации возрастает и стоимость планово-убыточных мероприятий в ее рамках. Это когда действие заведомо-убыточно, однако же поддерживается обществом. Речь не только о бесплатной школе или больнице (хотя и о них тоже). Вообразите, что будет, если суды перевести на хозрасчет! Или если полицию заставить «саму себе деньги зарабатывать»… Она превратится в банду разбойников, и это даже не ругательно, а простая констатация. Как еще органы правопорядка могут сами для себя деньги зарабатывать?! Таким образом, цивилизация, чем дальше, тем больше вступает в прямой и открытый конфликт с личной выгодой биологической особи» (Николай Выхин, команда ЭиМ). Выхин описал все правильно, однако правосознание нынешнего западного мира опирается, в основном, не на «трех китах» Выхина, а всего лишь на одном – на страхе. Вот как это обстоятельство описывает Вазген Авагян — «Вымороченная борзота Запада». «Жозеф Кайо, бывший министром финансов одного из кабинетов Жоржа Клемансо, как-то рассказал де Голлю анекдот. На аукционе «Друо» в Париже была выставлена на продажу картина Рафаэля. Араб, чтобы приобрести шедевр, предложил нефть на 50 тысяч долларов, русский – золота на 60 тысяч долларов. А американец, набивая цену, выкладывает за Рафаэля кипу стодолларовых банкнот и приобретает шедевр за 10 тысяч долларов. В чем же тут трюк? — удивился де Голль. А в том, — ответил экс-министр, прошедший за свою бурную жизнь и тюрьму, и славу, — что американец купил Рафаэля… за три доллара. Стоимость бумаги, на которой напечатана одна стодолларовая банкнота, — всего три цента. Араб и русский предлагали реальные ценности, лишь измеренные в долларах, американец же обменял пустоту, ничто на шедевр Рафаэля. После этого де Голль попытался провести реформу, которая стоила ему власти, а Европа познала первую «цветную революцию». ПРОСТО ТАК получать все реальные блага мира за пустую бумагу, за бесконтрольно печатаемый условный знак – невозможно (по крайней мере, делать это долго). Если у людей есть возможность ОТКАЗАТЬСЯ от такого неэквивалентного обмена – ТО ОНИ ОТКАЖУТСЯ. Следовательно, вся долларовая система может работать только как дон Корлеоне: «делая предложения, от которых НЕЛЬЗЯ оказаться». Что и превращает их финансовые структуры в ТЕРРОРИСТИЧЕСКУЮ ОРГАНИЗАЦИЮ, с абсолютным отрывом лидирующую по числу и жертвам террористических актов на планете. Основа хождения доллара, пустого, как выеденное яйцо – политическая власть его Империи. Если эта империя потеряет способность быть страшной – то с ней заговорят на языке эквивалентного обмена: Мы поняли, чего вы хотите у нас ПРИОБРЕСТИ. А что вы ДАДИТЕ ВЗАМЕН?
А к такому разговору англосаксы катастрофически не готовы. Потому они и придумали «теорию демократии» как замену разумности. А когда вся тупость и нищета демократической теории вскрылась – перешли к неприкрытому фашизму «а ля Гитлер»: бомбят, вторгаются, ставят марионеток, подавляют так, что и не пискнешь претензии… По одной очень простой причине: Они привыкли БРАТЬ все, и не ОТДАВАТЬ ничего. Они привыкли менять ВСЕ НА НИЧТО. Потому они не могут не развязывать войн (тогда они перестанут быть страшными) и не могут проигрывать в войнах, уступить, например, России, законно принадлежащую ей Украину (ее же собственный край). Главная их задача – не переставать быть страшными. Чтобы никто не осмеливался поставить вопрос – почему вы приходите ко мне в дом и выносите из него все, что вам понравится?! На этом и стоит рэкет» (Вазген Авагян, команда ЭиМ). Увы, но ни «три кита» Выхина, ни «один кит» Авагяна не спасают Цивилизации от их «естественной смерти от старости». Вот что по этому поводу пишет Ироничный Будда в своей статье «Алгоритмы перезагрузки». «Тактический коллапс: как Земля обрезает слишком разросшиеся цивилизации. «История не повторяется, но она рифмуется. Только этот поэт пишет не чернилами, а руинами империй, и его излюбленный прием — это не метафора, а точно рассчитанный момент обрушения…» (из дневника профессора Анны Левински, 2016 год). В то время как большинство историков рассматривают взлеты и падения цивилизаций как результат внутренних социально-экономических процессов или случайных катастроф, математический анализ этих циклов обнаруживает закономерности, настолько точные и повторяющиеся, что вероятность их случайного возникновения стремится к нулю. Как если бы за кулисами исторической драмы действовал невидимый режиссер, следящий за тем, чтобы ни одна из цивилизаций не выходила за рамки отведенной ей экологической ниши. Приготовьтесь узнать, как планета использует механизмы управляемого хаоса для «подстрижки» слишком разросшихся социальных систем, почему сложные цивилизации обрушиваются с математической предсказуемостью именно в момент достижения пика своей мощи, и о том, как наша собственная глобальная цивилизация вписывается в эти алгоритмические паттерны. Математика падений: когда распад становится неизбежным. Начнем с удивительного феномена, который радикально меняет наше понимание исторических процессов: загадочная математическая точность, с которой происходит коллапс сложных цивилизаций, независимо от их географического положения, технологического уровня или культурных особенностей.
Традиционная историография объясняет падение цивилизаций комбинацией факторов: экономические кризисы, экологические проблемы, социальные конфликты, внешние вторжения. Однако при углубленном математическом анализе выявляется странная закономерность: момент коллапса наступает не произвольно, а в точке достижения критических параметров, описываемых удивительно простыми математическими формулами. В 2008 году группа ученых из Института сложных систем Санта-Фе, анализируя историко-археологические данные о десятках древних цивилизаций, обнаружила, что большинство из них следовало схожей траектории развития и коллапса, которую можно описать модифицированным уравнением Лотки-Вольтерры (изначально разработанным для описания динамики популяций хищников и жертв). В этой модели цивилизация рассматривается как система, потребляющая ресурсы и производящая энтропию, причём коллапс происходит не просто при истощении ресурсов, а при достижении критического соотношения между сложностью системы и ее энергетической эффективностью. Но настоящий прорыв произошел в 2019 году, когда международная команда математиков, антропологов и специалистов по теории сложных систем, используя методы машинного обучения, разработала более совершенную модель, получившую неофициальное название «Формула Озимандии» (по имени стихотворения Шелли о разрушенной статуе древнего царя). Анализируя 47 исторических цивилизаций, от шумеров и майя до Римской империи и династии Тан, они выявили математическую закономерность, предсказывающую момент наступления необратимого упадка с точностью до нескольких лет. Ключевой особенностью этой модели является то, что она учитывает не только материальные факторы (ресурсы, население, технологии), но и информационные параметры системы: сложность социальной иерархии, разнообразие специализаций, насыщенность информационных потоков. Согласно этой модели, цивилизация начинает необратимо разрушаться, когда скорость усложнения ее структур превышает способность этих структур эффективно обрабатывать информацию. Особенно поразительной оказалась способность «Формулы Озимандии» задним числом предсказать не только факт, но и точное время коллапса цивилизаций, о которых мы имеем детальные исторические сведения. Например, расчет показал, что Римская империя должна была вступить в фазу необратимого упадка в 375 году н.э., что с удивительной точностью соответствует началу Великого переселения народов и последующему падению Западной Римской империи. Для Византии формула дает дату начала терминального упадка 1025 год (смерть императора Василия II и окончание периода максимального могущества). Для династии Тан в Китае — 842 год (начало восстания Хуан Чао). Подобная хронологическая точность обнаруживается для десятков других цивилизаций.
Что делает эту модель особенно тревожной, так это ее предсказательная сила в отношении современности. Применив формулу к глобальной техногенной цивилизации, исследователи обнаружили, что наша система приближается к критической точке нестабильности, где малые флуктуации могут вызвать каскадный эффект распада. При этом попытки предотвратить коллапс через дальнейшее усложнение системы (создание новых регулирующих структур, усложнение технологий, увеличение информационной связности) парадоксальным образом ускоряют приближение к критической точке. Но самый интригующий аспект этой модели заключается в том, что она работает не только для человеческих цивилизаций. Анализ данных о массовых вымираниях видов, радикальных изменениях экосистем и геологических трансформациях обнаруживает схожие математические паттерны. Это наводит на мысль, что «Формула Озимандии» может отражать более фундаментальный закон природы — механизм, с помощью которого планетарная система саморегулируется, предотвращая чрезмерное доминирование любой подсистемы. Ирония: Если «Формула Озимандии» действительно описывает фундаментальную закономерность развития и коллапса цивилизаций, возникает забавный парадокс: мы создаем все более сложные экономические, политические и технологические системы, пытаясь обеспечить стабильность и устойчивое развитие, но именно это усложнение, согласно формуле, неуклонно приближает нас к точке коллапса. Еще более иронично то, что наше растущее понимание этого механизма, кажется, не дает нам возможности его избежать. Чем больше данных мы собираем, чем более сложные модели разрабатываем, тем яснее видим приближение критической точки, но тем самым лишь увеличиваем информационную сложность системы, ускоряя движение к той самой точке, которую пытаемся предотвратить. Это напоминает ситуацию, когда человек бежит по эскалатору, движущемуся вниз: чем быстрее он бежит, тем быстрее устает, в конечном счете, гарантируя себе падение. Практический совет: Если вы хотите увеличить свои шансы на успешную адаптацию в период потенциального системного коллапса, сосредоточьтесь на развитии двух противоположных, но дополняющих друг друга качеств: устойчивости и гибкости. Устойчивость предполагает создание запаса прочности: физического здоровья, материальных ресурсов, надежных социальных связей, практических навыков выживания и самообеспечения. Гибкость означает способность быстро адаптироваться к меняющимся условиям: учиться новому, пересматривать свои убеждения, находить нестандартные решения, эффективно действовать в ситуации неопределенности.
На практическом уровне это может включать в себя диверсификацию источников дохода, освоение навыков, не зависящих от сложных технологий, создание локальных сообществ взаимопомощи, снижение зависимости от глобальных систем жизнеобеспечения. Но самое важное — это развитие «антихрупкости» (термин Нассима Талеба): способности не просто выдерживать стресс и хаос, но становиться сильнее благодаря им. Управляемый хаос: эволюционная стратегия планеты. Перейдем от закономерностей коллапса к более глубокому вопросу: является ли системное разрушение сложных цивилизаций лишь побочным эффектом их внутренней динамики или же это проявление целенаправленного планетарного механизма контроля? Традиционная наука рассматривает цикличность подъема и упадка цивилизаций как эмерджентное свойство сложных социально-экологических систем, не требующее предположения о каком-либо «направляющем разуме». Однако более глубокий анализ показывает странные закономерности в том, как именно происходят эти коллапсы — закономерности, напоминающие скорее стратегию разумного садовника, чем слепые силы энтропии. В 2012 году группа экологов и антропологов, изучая последствия коллапса нескольких десятков древних цивилизаций, обнаружила интригующий паттерн: практически во всех случаях после периода упадка наблюдалось значительное восстановление биоразнообразия и продуктивности экосистем. Более того, новые цивилизации, возникавшие на руинах старых, как правило, оказывались более устойчивыми и лучше интегрированными в местные экологические циклы, по крайней мере, на начальных этапах своего развития. Это напоминает технику контролируемого выжигания в современном лесном хозяйстве, когда целенаправленно устраиваются небольшие пожары, чтобы предотвратить катастрофические возгорания и стимулировать регенерацию экосистемы. Или методы органического садоводства, где периодическая обрезка необходима для здорового роста. Еще более показательными являются исследования механизмов, запускающих цивилизационный коллапс. Вопреки распространенному представлению о том, что цивилизации разрушаются преимущественно из-за внешних катастроф (климатические изменения, извержения вулканов, эпидемии), статистический анализ показывает, что в большинстве случаев коллапс начинается изнутри — с, казалось бы, незначительных социальных, экономических или психологических сдвигов, которые впоследствии усиливаются через механизмы положительной обратной связи.
Профессор Даниэль Белл из Принстонского университета, анализируя психосоциальные аспекты упадка цивилизаций, ввел термин «когнитивное истощение». Он обнаружил, что непосредственно перед коллапсом во многих исторических обществах наблюдались схожие изменения в коллективной психологии: рост цинизма и нигилизма, потеря исторической перспективы, культурная фрагментация, компульсивное потребление, уход в виртуальные или химические формы эскапизма. Эти изменения не могут быть полностью объяснены материальными факторами, такими как экономические трудности или экологические проблемы, поскольку часто наблюдались именно на пике материального благополучия. Это наводит на мысль о существовании более тонких механизмов регуляции, возможно, связанных с долговременными психоэмоциональными эффектами урбанизации, технологической опосредованности опыта и отрыва от естественных биоритмов. Особенно интригующими выглядят данные о синхронности коллапсов в географически удаленных цивилизациях. Например, период с 1200 по 1150 г. до н.э. стал временем одновременного упадка для микенской Греции, хеттского царства, Древнего Египта и нескольких других ближневосточных цивилизаций, что вошло в историю как «катастрофа бронзового века». Аналогичная синхронность наблюдалась в период с 750 по 900 г. н.э., когда практически одновременно переживали упадок цивилизации майя в Центральной Америке, империя Тан в Китае и Аббасидский халифат на Ближнем Востоке. Традиционно эти совпадения объясняются глобальными климатическими изменениями или эпидемиями. Однако более тщательный анализ показывает, что во многих случаях материальные катастрофы были не причиной, а следствием уже начавшегося социального разложения, а совпадение по времени не всегда можно объяснить общими внешними факторами. Альтернативная гипотеза предполагает существование некоего планетарного механизма синхронизации, возможно, связанного с тонкими геофизическими, астрономическими или электромагнитными циклами, которые влияют на коллективную психологию и социальную динамику. Такой механизм мог бы объяснить, почему совершенно разные общества, не имеющие прямого контакта друг с другом, одновременно входят в фазу упадка и трансформации. В рамках концепции планетарного сознания это можно интерпретировать как стратегию управляемого хаоса — целенаправленную дестабилизацию систем, которые стали слишком ригидными, энергетически затратными или экологически деструктивными. Эта стратегия не уничтожает цивилизацию полностью, а скорее «перезагружает» ее, создавая пространство для новых, потенциально более адаптивных форм организации. Ирония: Если управляемый хаос действительно является планетарной стратегией эволюционного контроля, возникает забавный парадокс: то, что мы называем «кризисом цивилизации», с точки зрения планеты может быть очередной «плановой перезагрузкой» системы, которая стала слишком ригидной и неадаптивной.
Еще более иронично то, что наши отчаянные попытки стабилизировать существующий порядок с помощью все более сложных и энергоемких технологий и институтов могут восприниматься планетой как «сопротивление необходимому обновлению», что лишь усиливает дестабилизирующее воздействие. Это напоминает ситуацию с иммунной системой, которая атакует все сильнее, когда патоген пытается от нее защититься. Практический совет: Если вы хотите успешно ориентироваться в периоды системной нестабильности, развивайте способность видеть не только угрозы, но и эволюционные возможности в хаосе перемен. Вместо того чтобы цепляться за статус-кво или стремиться восстановить прежний порядок, приучите себя замечать новые паттерны, возникающие в процессе системной реорганизации. Практически это может означать развитие специфического образа мышления, сочетающего стратегическую дальновидность с тактической гибкостью. Стратегически — понимайте общее направление системных трансформаций, их исторический и экологический контекст. Тактически — будьте готовы быстро менять планы, отказываться от устаревших парадигм, импровизировать в ответ на непредвиденные обстоятельства. Создавайте «пересекающиеся отказоустойчивые системы» в своей жизни: несколько источников дохода, различные социальные круги, разнообразные навыки. Но самое главное — развивайте внутреннюю стабильность, способность сохранять ясность мышления и эмоциональное равновесие в периоды внешней нестабильности. Именно эта способность, а не материальные ресурсы или технические навыки, часто оказывается решающей для успешной адаптации к системным трансформациям» (Ироничный Будда). Продолжение в следующей главе.