Homo Argenteus: Новое мировоззрение

Война и мир

Война и мир

А начнем издалека — «Формула научного коммунизма: «законность + реализм» (Николай Выхин). «Вопреки распространенному мнению леваков, диалектический коммунизм никогда не был метафизическим врагом капитализма, феодализма, и т. п. Он говорил совсем о другом, об их исторической ограниченности, о том, что они хороши лишь частично, и лишь в свое время, на своем месте. А не везде и всегда. Достаточно посмотреть, какие фильмы снимали при Сталине про Александра Невского, Ивана Грозного, Петра I, Суворова, Кутузова, Нахимова, Скобелева – чтобы это понять. Суть диалектического коммунизма в том, что если речь не идет о доисторических временах, в любой исторической эпохе всегда (просто в силу того, что она историческая) есть прогрессивный авангард, как, впрочем, и дегенеративный хвост. Прогрессивные деятели феодализма (например, цари-централизаторы, преодолевавшие феодальную раздробленность, боровшиеся с иноземным игом) – хороши. Разумеется, только в своей эпохе, но там они, безусловно, хороши. Пытаясь объяснить эту сложность (сейчас он был бы чмо, но двести лет назад был молодец) – коммунисты придумали даже прекрасный «принцип историзма». Принцип историзма состоит в том, что никакую эпоху нельзя судить по законам из другой эпохи. Всякая историческая эпоха (впрочем, и каменный век тоже) должны оцениваться исходя из их контекста, а не из нашего современного. Для левака нет диалектики – а потому для левака Александр Невский – «только феодал». Суворов и Кутузов лишь «царские генералы». Скобелев – только «душитель». А Путин – всего лишь «буржуй, лидер буржуазного режима». Исходя из этой логики, на поле Куликовом Дмитрий Донской отстаивал не будущность Руси, а лишь свои феодальные привилегии (которых, мы же знаем, он имел по-полной). Повторюсь: диалектический коммунизм не враг феодализму и капитализму, а созревающая им смена, по мере вызревания условий для шага вперед. Причем смена опирается на все наследие предыдущих эпох, со всем уважением к ним. Не может верхняя ступень лестницы отрицать нижние ступени: разрушь нижние и верхняя обвалится (что у леваков все время и происходит). Другое дело, что в идеологии КПСС вослед принципу историзма не был сделан следующий шаг (точнее, сделан, но очень смутно и путано) : не были ясно и четко определены принципы различения авангарда цивилизации от дегенеративного охвостья в каждом из времен. Мы признали, что, согласно принципу историзма в каждой эпохе, до нашей эры, или после, всегда противоборствуют силы прогресса и силы регресса. Но как их определить? Вот, к примеру (очень важный вопрос!) – ВНУТРИ средневекового католицизма противоборствуют реализм и номинализм.

Плоский человек скажет о них только одно: они оба средневековые, оба католические, а потому обоих нахер, «оба хуже». Но они же между собой боролись (хоть и в диалектическом единстве) – значит, не были «одной малиной», как определяет их плоский и заносчивый ум далекого, но «недалекого» смекалкой потомка. Начиная с Маркса и Энгельса симпатии коммунистов были адресованы номинализму. Потому что тот тяготел к материализму (а Марксу материализм очень нравился). В силу атеизма Оккам был коммунистам ближе и роднее, чем Фома Аквинский. Хотя, с точки зрения фактической, Оккам выдвигал лозунг будущего Бухенвальда «каждому свое», а Фома требовал коллективизма, и обуздать финансовый бандитизм ростовщиков… Принцип историзма у коммунистов был – но он был перекошен, в силу перекошенности самого марксизма. В итоге получился «диамат» — кривое зеркало истории. А искаженная и извращенная оценка прошлого, неразрывно связанного с будущим – имеет для будущего роковое значение. Если, как я, полистать «Книги для чтения школьника» советских лет (я этим в школе старательно занимался), то становится очевидным: коммунисты, в качестве своих «почтенных предшественников» определили неразборчиво и всеядно всех смутьянов, бунтарей, всех растлителей и разбойников. Это раскольничество отделило КПСС от основной линии цивилизации, основной ее логики, потому что получилось: кто ломал, тот и молодец. Что он ломал, зачем ломал – неважно. Лишь бы был погромщиком – значит, «наш»… Например, мерзавца Махно описывали бандитом только потому, что он восстал против советской власти. А ну как не восстал бы? Ну, вот не успел бы? Так и числился бы героем, и пионеры рапортовали бы: «мы, юные махновцы», и т. п. Уже ребенком я понимал: что-то в этом не так. Есть, как говорят умники, «когнитивный диссонанс» между стремлением построить разумное, справедливое общество и апологетикой всех без разбору погромщиков и всякой пугачевщины… Как-то криво включила КПСС прекрасный принцип историзма – отчего и запуталась в итоге сама, других запутала… Ошибки нужно исправлять. Грустно, если поздно – но лучше поздно, чем никогда. Если мы возьмем идею коммунизма, и очистим ее от левацких извращений, от бреда и лютой мстительности обиженных (может, и по-человечески понятной – но всегда бесперспективной), словом, если мы вычистим идею коммунизма в состоянии НАУЧНОСТИ, то получим вот что. С момента возникновения религии (вот этот момент истории коммунистам очень не нравился, и они его все время купировали, выхолащивая историческую логику) возникло противостояние Закона (сперва божьего, и только божьего) зоологическим регуляциям.

Цивилизация потребовала коллективизма – чтобы носители ее коллективного разума не пожирали друг друга. Ну, вы же понимаете, даже детским языком говоря, что если носитель знаний о математике сожрет носителя знаний о биологии – то половины знаний не станет? В состоянии каннибализма первобытности человек человека пожирает (и убивает в борьбе за жизненное пространство, даже чаще, чем просто пожирает). Дикарь отнимает у дикаря материальные блага и ресурсы (включая и плоть) – как любое животное у другого животного. А цивилизация стоит на коллективном разуме, это ее мозг – она подобна рою или муравейнику, т. е. дискретный организм: особей много, а мозг един. Чтобы носители знаний не пожирали и не убивали друг друга в рамках взаимного отбора материальных благ, цивилизация придумала Закон. И предложила всем его принять. Но: «ваше дело предложить, наше дело отказаться»… Человечество сразу же поделилось на три группы: 1) Те, кто приняли Закон и поставили его над собой. 2) Те, кто приняли Закон для виду, лицемерно, согласившись с ним лишь НОМИНАЛЬНО – а сами стали искать лазейки для его обхода, способы нарушить его в пользу личной выгоды. 3) Те, кто Закон отверг, и сказал – не верим, не служим, идите нахер! Жили, как звери, и дальше как звери жить будем, это естественно! В то, что вы предлагаете – искусственно, надумано! И между этими тремя группами началась борьба, составившая корневое содержание всей истории. Одни запрещали людоедство, и верили в свой запрет. Другие номинально запрещали – но сами втихаря продолжали практики каннибализма. Третьи вообще «послали» запретителей, и сказали в духе цветных студенческих «революций»: «запрещается запрещать»! Во всякой эпохе мы находим эти три группы. Нетрудно догадаться, кто из них авангард прогресса, кто – шаткий попутчик, а кто прямой и последовательный враг, тянущий человечество обратно в джунгли. Борьба оседлого хозяйства с бандитами, налетчиками, ордами мародеров – это борьба групп (1) и (2) против группы (3). Пока группа (3) была сильна и значима – группа (2) выступала попутчиком группы (1). Это объясняет, например, феномен «прогрессивных феодалов», феномен Александра Невского и Дмитрия Донского. Отражая натиск орд, они защищали не только свою феодальную собственность, но и весь народ. Марксизм возникает в период, когда эпоха Чингисханов и викингов уже отошла в область седых преданий, а нацизм, гитлеризм еще не успели оформиться реваншем «чистой зоологии». Поэтому исходный пафос марксизма – борьба группы (1) с группой (2). Почему социализм возникает в недрах капитализма? Потому что существование НОМИНАЛЬНЫХ законов ставит перед лучшими сынами человечества вопрос об их РЕАЛИЗАЦИИ, превращения из пустой демагогии в РЕАЛЬНОСТЬ. Исторический марксизм на этом не остановился, он начерпал бортами своей лодки всяких токсичных примесей, и потому криво сформулировал свою основную задачу (за что и поплатился потом).

Потому что коммунизм – это признание верховенства закона — раз, плюс признание его реальности – два. Коммунизму мало одной только формальной БУКВЫ закона, он хочет воплотить и его ДУХ. Между тем, уже помянутый номинализм дал европейской мысли иное направление: а зачем, собственно, следовать духу закона? Разве недостаточно его просто провозгласить, даровать декларацией – и на этом остановиться? Буржуазный демократ, либерал борется за отмену крепостного права – но ему наплевать, что «освобожденные» будут жить хуже, чем при крепостничестве. Буржуазный демократ борется против царизма, за республику, за парламент – но ему наплевать на те методы, какими этот номинальный парламент будет наполняться. В общем, буржуазный демократ равнодушен к Духу закона, ему вполне достаточно соблюдения ритуальной Буквы. Важно, чтобы выборы прошли в определенный срок, а то, какие на них будут фальсификации и манипуляции, кто и как будет скупать голоса – буржуазного демократа нисколько не волнует. Потому что номинализм заменяет дело словом, сущность именем, и, например, многопартийность для него – просто существование нескольких «партий» с разными названиями. А если все они на деле заодно – то номиналисту пофиг, имена ведь разные – стало быть, и многопартийность налицо! Потому буржуазная демократия масонских «республик», начиная с Карфагена и Новгорода, с Флоренции и Венеции, с античных полисов – номинально дает человеку ВСЕ, а реально — НИЧЕГО. Тебе почему-то должно быть очень важно, что тебя жрут заживо не при царе-тиране, а под сенью парламентаризма, многопартийности и прочих игрушек праздного ума… По логике вещей, коммунизм должен был стать (но исторически не сумел) оппозицией такого рода проституированию права. Фемида – говорят реалисты – должна быть в статусе богини, а не в статусе шлюхи по вызову! Но это (что марксистам и претило) – очень церковный подход, в его основе – религиозные представления о божественном суде, божественном всеведении и божественной правде. Коммунизм без извращений непременно придет к чисто-церковному пониманию свободы, как «свободы от греха». А не как свободы вообще, в любом безобразии. Иначе говоря, подлинная свобода – это когда тебя жизнь к греху не принуждает голодом, холодом, зверствами, и если грешишь – то по собственной воле, а не по принуждению обстоятельствами извне. Но марксисты не могли так сформулировать идеал свободы, в силу их изначального перекоса (они церкви мстили за какие-то личные обиды, и мстя их была страшна). И тогда они подцепили, как вирус, либеральное понимание свободы, как полноты «буржуазных свобод». Этим они заболели, и от этой болезни, в основном, и умерли (другие болезни были лишь отягчающим фактором). Потому что в свои предтечи они стали набирать всех и всяческих отщепенцев и безобразников, каковые «бросили вызов тиранству» вызывающим поведением, а зачем и почему – неважно. Свобода, мля!

Левачество, как кислота, разъело органику научного коммунизма. Простая и понятная формула «законность + реализм», стремление жить по закону настоящим образом (а не только лживо притворятся, что так живешь) – мутировала в разнообразные извращения. В «перестройку» весь набор либеральных свобод (слова, собраний, совести и т. п.) лишь включили – и это уничтожило великую державу в пять лет. Те, кто включали – конечно, виновны, и враги цивилизации. Но ведь есть вина и на тех, кто в спящем виде заложил все эти «ценности» номинализма в основание советской казенной идеологии, на конституционном уровне! Ельцин, конечно, подонок – но ведь он лишь щелкнул рубильником, который был уже подведен ему под руку и снабжен кабелем! Мы не будем подробно рассматривать миражи марксистов, потому что это лишь галлюцинации, к тому же умершие. Несомненно, что марксисты «чего-то там видели», и совсем не так, как в итоге вышло. Но чего уж теперь ворошить их иллюзии? На деле же, в реальности, были есть и будут (надеемся, что будут!) три группы населения: искренние законники, двуличные законники, проституирующие право, и беззаконники. У первых закон формирует всякую жизнь, включая и их собственную: «не желай другому того, чего себе не желаешь». У вторых закон регулирует лишь чужую жизнь, а собственная старается от него обособиться («своим – все, чужим – закон» — выболтал этот принцип дурачок Буш-младший). Третьим же не нужна даже фикция закона – кто кого убил, тот и король дарвинизма, победителей не судят! Следовательно, в рамках цивилизации, мы имеем два полюса и широкое болото между ними. Один полюс – законники, второй – беззаконники, а болото между ними – те, кто «и так, и сяк», «не отрицают, но стремятся обходить». Человечество построило бы коммунизм, если бы старое-престарое «золотое правило нравственности» (не делай другим того, его не хочешь себе) стало бы реально действующим законом. На ранних стадиях цивилизации это правило есть (оно прописано во всех мировых религиях), но действует номинально, декларативно. Его, как говорит реклама, «прикрепили и забыли». Поэтому классовая борьба описывает борьбу в довольно узком пространстве: между группами (1) и (2), между группами, которые обе признают единый закон, но одна из них – лицемерно, номинально его признает. Если же в дело вмешивается группа (3) – т. е. беззаконники, которые и не думают лицемерить в своем поклонении закону, а открыто и прямо его отвергают – то классовая борьба становится нелепицей. Когда на тебя прет орда убийц-мародеров, совсем не важно, что ты выцыганил у фабриканта, что фабрикант украл у тебя, вас убьют обоих, не разбирая, кто из вас фабрикант, а кто пролетарий.

В русских сказках разрубленный труп оживляют так: сперва мертвой водой, которая сращивает разрубленное. Потом живой – которая оживляет срощенное. Если живой водой попрыскать на обрубки, то случится нечто страшнее смерти: обрубки оживут, каждый сам по себе! Сюжет для фильма ужасов, ставший в этом жанре штампом… Аллегория русских сказок очень глубока. Живой воде должна предшествовать мертвая, то есть прежде требования реализации закона, нужно очень четко и вдумчиво сформулировать закон. Правосознание вначале возникает номинально, как набор потусторонних принципов, и только потом входит в быт, как руководство к действию. Это и есть, фигурально выражаясь, сперва мертвая, а потом живая вода. Чтобы Маркс смог потребовать реализации прав пролетариата, сперва нужно было их утвердить и затвердить номинально, как бесспорную истину. Потому что в дарвинизме, с которым марксизм бездумно сросся – вообще нет понятия о законе! В слепой эволюции, в силу ее слепоты, бессмысленности и разнонаправленности, нет даже закона «побеждает сильнейший». Что иногда дарвинизму приписывают, но ложно. Ребята, там нет такого! Там выживает, кто выживает, кому как повезет, там сплошь и рядом слабые переживают сильных, глупые умных и т. п. И если дарвинисту взбредет в голову сделать закон реальностью – то какой? Которого нет? Чего вы реализовать собираетесь – слепую борьбу червей за выживание, смысла которой и сами черви не понимают, а мы – тем более? Чтобы вправить вывих в голове – надо вернуться к исходной логике становления социалистической и коммунистической идеи (вторая – высшая стадия первой). То есть это торжество реалистов-законников. Во-первых, мы моральный закон признаем, а, во-вторых, не только признаем (номиналисты этим и ограничиваются) но еще и в непосредственном быту ему следуем. У нас церковь не только в церкви, а везде: на улице, дома, во дворе, на работе, у нас не нужно отгораживать очаги праведности монастырскими стенами, потому что наша праведность существует не очагами, а повсеместно. И это называется коммунизмом – если без дураков. Потом что (пойдем от обратного) – каким еще он может быть?! Содомом и Гоморрой? Или сборищем идолопоклонников с кровавыми жертвами Молоху? Или скопищем лицемеров (состояние СССР в 80-х) – когда всякий предлагает другому иметь совесть, сам же бессовестный? Может ли коммунизм реализовать «свободу личности» в оргиях и вакханалиях – притом, что свободная личность, бесспорно, к ним инстинктивно тянется? Если человек не понимает, что коммунизм – это законность + реализм, то он безнадежно свихнут, причем неважно, на коммунистической, или антикоммунистической почве. У нас есть Образ, пока он только в голове, только умозрительный, но мы упрямо и неуклонно внедряем его в материальную реальность. Такова формула цивилизации, а по мере успехов внедрения она превращается в формулу социализма. А то, что за пределами Образа – безобразие. Понимаем это – есть у нас будущее. Не понимаем – будущего у нас нет» (Николай Выхин, команда ЭиМ). Короче говоря, Выхин призывает к тому же, к чему призывает и автор этого сайта – жить не по государственным законам, а ПО СОВЕСТИ (по понятиям), выражая это словами: «коммунизм – это законность + реализм».  Ну а автор этого сайта говорит о том же другими словами: «коммунизм – это всеобщая победа братских отношений». То есть, тот же самый реализм, опирающийся на законы любой семьи — допустимая свобода, относительное равенство и всеобщее братство.

Как видите, термины разные, а суть одна. И любая религия, в этом случае, играет лишь роль «массовки». Ведь «семейные законы» можно назвать и «божественными законами», равно, как и наоборот. В любом случае, и те, и другие законы подчиняются «ОБЩЕМИРОВОЙ СПРАВЕДЛИВОСТИ» (или «Кругу общемировых законов»). Этим же общемировым законам должны подчиняться и государственные законы, чего сегодня, увы, у нас НЕТ. А потому, мы с Вами, уважаемый читатель, живем в современной России по законам «бандитского капитализма», а не по законам «государственного коммунизма», хотя уже сегодня можно наблюдать кое-какие подвижки и в нужном направлении. И начались эти «подвижки» вместе с началом СВО. А стало быть, «не так страшен зверь, как его малюют». И СВО можно смело считать войной за светлое будущее». Ибо любая война – это не только война «против кого-то», но и война «за что-то». И мы с Вами определились по обоим вопросам: «СВО – это война против Запада, за «светлое будущее» всего не западного человечества. Ну а что там станет с самим Западом – дело десятое и не наше, а, прежде всего, самих западных жителей.   Согласно Википедии, война — это вооруженный конфликт между вооруженными силами государств или между правительственными силами и вооруженными группами, которые организованы под определенной структурой командования и способны вести военные операции, или между такими организованными группами. Она обычно характеризуется крайним насилием, разрушениями и смертностью с использованием регулярных или нерегулярных вооруженных сил. Война относится к обычным действиям и характеристикам видов войны или войн в целом. Тотальная война — это военные действия, которые не ограничиваются чисто законными военными целями и могут привести к массовым страданиям и жертвам среди гражданского населения или других некомбатантов. В то время как некоторые ученые, изучающие войну, считают войну универсальным и исконным аспектом природы человека, другие утверждают, что это результат конкретных социокультурных, экономических или экологических обстоятельств. Английское слово «war» происходит от древнеанглийских слов 11 века «wyrre» и «werre», от старофранцузского «werre» (также «guerre», как в современном французском), в свою очередь от франкского «werra», в конечном счете происходящего от протогерманского «werzō» —  смесь, замешательство. Это слово связано с древнесаксонским «werran», древненемецким «werran» и современным немецким «verwirren», что означает «сбивать с толку, приводить в замешательство». Кого и с какой целью «приводить в замешательство», мы с Вами уже выяснили, осталось сообразить, зачем для этого нужно «сбивать с толку». И ответ на этот вопрос предельно простой – если Вы сумели договориться с противостоящей Вам стороной, то не будет и войны, ну а если не сумели, то договориться с ним можно только, если «сбить его с толку».

В Западной Европе с конца 18 века произошло более 150 конфликтов и около 600 сражений. В течение 20 века война привела к резкому ускорению темпов социальных изменений и стала решающим катализатором роста политики левого толка. В 1947 году, ввиду быстро растущих разрушительных последствий современной войны и с особой озабоченностью последствиями и стоимостью недавно разработанной атомной бомбы, Альберт Эйнштейн, как известно, заявил: «Я не знаю, каким оружием будет вестись Третья мировая война, но четвертая мировая война будет вестись палками и камнями». На протяжении всей истории человечества среднее число людей, умирающих от войн, колебалось относительно незначительно, составляя от 1 до 10 человек на 100 000 умирающих. Однако крупные войны за более короткие периоды привели к гораздо более высокому уровню потерь: 100-200 жертв на 100 000 человек в течение нескольких лет. Хотя общепринятое мнение гласит, что в последнее время количество жертв увеличилось из-за технологических усовершенствований в ведении боевых действий, в целом это не так. Например, в Тридцатилетней войне (1618-1648) число жертв на душу населения было примерно таким же, как в Первой мировой войне, хотя во время Второй мировой войны оно было выше. Тем не менее, в целом число жертв войны в последнее время существенно не увеличилось. Напротив, в глобальном масштабе время после Второй мировой войны было необычайно мирным. Существует множество теорий о мотивах ведения войны, но нет единого мнения о том, какие из них наиболее распространены. Военный теоретик Карл фон Клаузевиц сказал: «В каждую эпоху есть свой вид войны, свои ограничивающие условия и свои особые предубеждения». Однако, по мнению автора этого сайта,  главная причина всех войн современного человечества (которые, как известно, являются его «историей») заключается в его неумении находить компромиссы. А это неумение, в свою очередь, проистекает из-за незнания принципов «общемировой справедливости». И это незнание характерно, прежде всего, для англосаксов, которые просто не представляют своего существования без наличия какой-нибудь войны (ну а если ее нет, то они заменяют ее любой другой похожей сущностью, например, пиратством, колониальными войнами или войной разведок). Обычно принято считать «нацией воинов» — японцев, однако если сравнить, сколько войн развязала Япония, и сколько – англосаксы, то это сравнение будет далеко не в пользу Японии. Ну а самой миролюбивой нацией являются русские, ведь большинство войн, которые они вели, были освободительными. Эти слова верны и для нынешней Специальной Военной Операции на Украине, без разницы, что лично Вы думаете по этому поводу. Ведь любая освободительная война подразумевает под собой освобождение какой-то территории от ее «захватчиков». В данном случае, под словом «захватчики» автор подразумевает Западный сатанинский мир.

Ну а теперь поговорим о мире, как о времени отсутствия войны. Вспомним лозунг советских времен: «Миру – мир!» Одно и то же слово звучит в нем, но значения имеет разные. В первом случае – «миру» — означает все вокруг — нашу вселенную, нашу планету, города и деревушки, людей, общество. Это мир вокруг нас, мироздание, среда, в которой человечество существует. Этот мир наполнен запахом трав и цветов, свежим ветром, звездным небом и так далее. Второе слово – «мир» — обозначает мирный процесс существования всего и всех на земле, когда царит атмосфера покоя, созидания, труда. Другими словами, когда человечество не ведет войну, а живет мирно и дружно. Кстати, в дореволюционное время это слово писалось по-разному, обозначая и разные значения. Слово «Мiръ» обозначало нашу Вселенную и людей в ней. А слово «Миръ» означало противоположность  слову «война». Так и библейское понимание слова «мир» подразумевает различные значения. С одной стороны, это мир, созданный благим и любящим Богом, в котором изначально не было ничего несовершенного. Но, с другой стороны, есть слова апостола Иоанна Богослова: «Не любите мира, ни того, что в мире: кто любит мир, в том нет любви Отчей» (1Ин.2:15). Безусловно, апостол Иоанн имеет в виду ту мирскую среду, в которой присутствует множество греховных соблазнов, совершается множество грехов. А как понимать слова Спасителя: «Не мир пришел Я принести, но меч» (Мф.10:34)? Иногда их трактуют как своего рода благословение на войну. Спаситель говорит не о разжигании военного конфликта, а о другом. Согласно святоотеческому учению, центральным пунктом приведенного наставления (см. Мф.10:34-36), адресованного ученикам, которых Иисус посылает на миссионерское служение, является вера в Бога, готовность преодолевать препятствия ради проповеди Его учения, реализации Его призыва ко спасению. Слова о том, что Иисус принес на землю не мир, но меч, на первый взгляд резко контрастируют с тем, что Он прежде говорил ученикам о мире, с пожеланием которого они должны были входить в дома в процессе распространения евангельской проповеди (Мф.10:12). Сказав о том, что Он пришел принести меч, Спаситель добавил: «Я пришел разделить человека с отцом его, и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее. И враги человеку – домашние его» (Мф.10:35-36). При кажущейся некоторым людям провокационности такого высказывания в действительности речь здесь идет не о покушении на семейные ценности. Вот как прокомментировал эти слова блж. Феофилакт Болгарский: «Меч означает слово веры, которое отсекает нас от настроения домашних и родственников, если они мешают нам в деле благочестия. Господь не говорит здесь, что должно удаляться или отделяться от них без особенной причины, – удаляться должно только в том случае, если они не соглашаются с нами, а скорее препятствуют нам в вере». Иисус говорит о тех случаях, когда вера оказывается не объединяющим, а разделяющим фактором, то есть, когда одни члены семьи принимают Его учение, а другие ему агрессивно сопротивляются.

Седьмая из Заповедей блаженства гласит: «Блаженны миротворцы, потому что они будут наречены сынами Божьими» (Мф.5:9). Миротворцы – это те, кто не только не любят и не стремятся к разжиганию ссор, но и способствуют поддержанию мира, примирениям ссорящихся. Своими миротворческими действиями они уподобляются Иисусу Христу, Который явился на грешную землю, чтобы примирить падшего человека с Богом. «Итак, оправдавшись верою, мы имеем мир с Богом через Господа нашего Иисуса Христа» (Рим.5:1). Мир с Богом подразумевает веру в Бога и готовность исполнять Его волю. Стало быть, миротворец, в возвышенном понимании слова, – тот, кто и сам живет в соответствии с волей Божьей, и помогает другим следовать по правильному, спасительному жизненному пути: пути послушания Богу (или жизни в соответствие с «общемировой справедливостью»). Что значит «Мир во зле лежит» (1Ин.5:19), при том, что «так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную» (Ин.3:16)? Свт. Климент Александрийский поясняет, что «мир (который весь во зле лежит) означает не творение, но мирских людей, живущих вожделениями», а не Богом. Мир же, который возлюбил Бог, есть Его творение, и высшим творением Божьим является человек. Прп. Марк Подвижник разъясняет приведенное в вопросе недоумение: «Нам не положено любить мира и всего, что в мире. Не в том смысле получили мы такую заповедь, чтобы безрассудно ненавидели творения Божии, но, чтобы отсекли поводы к страстям». Поэтому то, что мир «лежит во зле» – не повод к горделивому самопревозношению и изоляции от него. Кстати, источником лозунга «Миру – ми» является одно из прошений православной «Великой ектении» («О мире всего мира…»); также в «Просительной ектении» мы слышим: «Мира мирови у Господа просим» и в заамвонной молитве («Мир мирови Твоему даруй»). При этом в церковнославянской и русской дореволюционной орфографии слова мир (миръ) в значении «покой» и мир (міръ) в значении «вселенная» писались по-разному. Были похожие лозунги известны и после Февральской революции: «Мир всего мира!», «За мир всего мира!», «Мир всему миру!». Подводя итог, можно с уверенностью сказать, что приведенный выше лозунг не противоречит христианскому вероучению и вполне гармонично в него укладывается.

Понятие же «мира», объективное содержание которого выступает предметом мировоззрения, всегда органически связывалось со всем комплексом фундаментальных проблем философии. Уже в античной философии мир рассматривался как то, что не нуждается ни в чем, кроме себя самого, т.е., как нечто самодостаточное и самодовлеющее. Вообще вплоть до XVII века никому даже в голову не приходило утверждать относительно мира, что «нельзя объять необъятное». Мир считался созданным для человека, человекоразмерным и в этом смысле соответствующим человеческим возможностям охвата всего круга природных явлений в макроскопических представлениях. Такое понимание мира соответствовало представлению об ойкумене как обитаемом мире, как мире человека. Мир – это форма тотальности явлений в границах определенного типа реальности, комплекса материальных условий бытия, раскрывающего предельную сферу функционирования фундаментальных закономерностей, самодостаточных для детерминации всего многоразличия этого бытия и выявления его самодеятельности. Понятие «мир» дает представление о такой форме единства объектов (миропорядке), которая характеризует самодеятельность материи. Высшим же проявлением этой самодеятельности выступает деятельность человека, как универсального, общественного существа. Вот почему понятие «мир» центрировалось относительно возможности появления социальной формы движения материи. Это значит, что мир определяется как относительно условий, ведущих к социогенезу, так и относительно отрицательных условий его реализации. В последнем случае речь идет о мирах, не ведущих к возникновению человека, но служащих источником разнообразия Универсума. Через это разнообразие Универсум и выступает как сфера полного раскрытия всех возможностей развития материи. В том числе и тех, которые ведут к появлению жизни и разума. Мир выступает как материальное единство всего существующего в сфере явлений, как форма целостности определенной системы природы. Как сфера бытия движущейся материи. Другими словами, мир – это целостность тотального комплекса определенных событий, явлений и процессов. Мир держится взаимным соответствием частей, ибо любой его компонент относится к одному и тому же целому. А потому, главной задачей человечества является  осознания себя, как части этого ЦЕЛОГО.