Пару слов о компромиссах
А для начала прочитаем статью А. Леонидова — «Обреченность СССР» или замкнутый круг материализма». «Недовольство капитализмом у обывателя рождается простым и незатейливым, очень понятным образом: только когда у обывателя отобрали какую-то «вкусняшку». Она вчера была – а сегодня ее нет. Например, вчера ты стоял в очереди на получение бесплатной квартиры, а сегодня очереди отменили, и предложили тебе, как бы в насмешку, «ипотеку»… Недовольство беззаконием по итогам личной утраты – всегда опаздывает: оно всегда пьет «Боржом», когда «печень уже отвалилась». Идеалами цивилизации выступают разумность, законность, перспективность общества. Это три кита для настоящего социализма. Но для обывателя это очень сложные абстракции, которые мало кто понимает. И еще меньше кто принимает близко к сердцу. Обыватель сердится по куда более простой, личной, понятной причине: когда у него капиталисты отобрали материальные блага. И каждый его поймет! Действительно, обидно, когда тебя сделали изгоем, лишенцем, опустили ниже плинтуса и пустили по кругу циничного использования. Но недовольство потерей материальных благ – имеет необходимо-неизбежную противоположность. По закону единства и борьбы противоположностей. В рамках «онтологической пары». Очевидно, всем понятно и ясно, что недовольство потерей благ – диктует удовольствие от их получения. Потому что, ежели блага были тебе не нужны – зачем ты огорчился их потерей? Значит, они тебе нужны – и ты обречен в данной конструкции радоваться их обретению! Что на такое можно возразить? Да ничего! Власть для тебя плоха, если отняла дом, но хороша, если дала. Эта очевидность и заводит любой материалистический социализм в ловушку, заставляя его бороться с самим собой. А борясь с самим собой – победить невозможно… По законам сохранения вещества и энергии, все, что у одного отнято – к другому присовокупилось. Причем масштабы радости обретения строго соответствуют масштабам недовольства потерей. В этом «тяни-толкай» вопросы общественной разумности, законности и перспективности – теряются. Все сводится к хорошо нам знакомым (даже тут, на Конте) рассказам – кто что лично потерял, а кто что лично приобрел. Причем приобретатель видит именно в своем личном хапке вселенскую справедливость и правду жизни. А лишенец – именно в своей обделенности «мировую скорбь»… Эти диалоги «а я украл – а у меня украли» бесплодно-бесконечны, потому что замкнуты в кольцо. В силу их бесконечности участники за много лет могут много раз поменяться местами. Тот, кто вчера удачно украл – вдруг оказывается сам обобран, и переходит в стан нытиков «какая несправедливая эта ваша система». Но и наоборот бывает не реже: некто вчера не видел света в конце тоннеля, а сегодня вдруг его золотом осыпало, и он, возликовав, полюбил «________ (подставить нужное) власть».
Ибо какие же еще могут быть критерии общественной справедливости, кроме сладкого куша лично тебе? И наоборот, чем еще измерить несправедливость, кроме того, что у тебя кусок изо рта вырвали?! Легенда менеджмента Ли Якокка в своих мемуарах «Карьера менеджера» (1984 г.) написал об этом так: «Говорят, что люди голосуют своими бумажниками, и политические взгляды моего отца действительно менялись в зависимости от уровня его доходов. Когда он бедствовал, мы были на стороне демократической партии, [рассуждая так]: «если ты готов вкалывать, а не быть паразитом, то должен иметь возможность прокормить семью и дать образование своим детям». Однако в периоды процветания… мы были республиканцами [рассуждая так]: «в конце концов, мы за свои деньги работали изо всех сил и заслужили право распоряжаться ими в своих интересах». Вот, собственно, матрица зоологического мышления в готовом виде, причем ничуть не американская, а, так сказать, общечеловеческая. Ведь советские материалисты подписались бы тут под каждым словом! Вместо того, чтобы один раз как следует напрячься, и построить жизнь по уму, вывести модель устойчивого развития, как раньше говорили, «на плановые показатели» — человечество поколение за поколением повторяет круг кризисов и катастроф, военных и гуманитарных. И наивно полагает при этом, что «не напрягается». То есть не создает временных нехваток туалетной бумаги в рамках диспропорций планового хозяйства, особенно болезненных (и неизбежных) на первых, начальных этапах его становления (потому что заранее всего предусмотреть невозможно). Неужели так трудно это понять? История показывает, что очень, очень трудно! О советских обывателях, не вышедших защищать СССР (за крайне редкими исключениями) – сложен благочестивый «апокриф» «великого обмана». Эти люди, приветствовавшие или равнодушно принявшие проект воровской приватизации – выставляются некими дурачками, несмышленышами, которых провели ловкие мошенники. Принято считать, что майданутые толпы на площадях «не этого хотели» — да ведь и трудно поверить, что кто-то действительно мечтал умереть в нищете под забором, или в подвале под бомбами! Версия о дурачках, у которых обманом выцыганили будущее, погрузив во мрак криминальной безысходности – выдвигается, обычно, теми, кто настаивает на «самом читающем советском народе» и «лучшем в мире советском образовании». Каким-то образом эти идеи уживаются в одной голове… На самом деле к концу 80-х (да и к началу их) никакими «дурачками» советские люди не были – они были расчетливыми материалистами. Логика у них у всех двигалась таким образом: «если все сейчас равны, а я самый умный (ведь человеку свойственно льстить себе) – то от неравенства я выиграю. А проиграют дураки».
Так в итоге и получилось: действительно, самые хитрые и пронырливые крупно выиграли, а остальные проиграли лишь потому, что в рамках самолюбования заблуждались насчет себя. Об этом писали русские классики: «легче всего обмануть того, кто сам пытается кого-то обмануть». Добавляя, что если человек не настроен никого обманывать – то обмануть его крайне трудно. Теперь озвучим главное: разумность, законность и перспективность общественной жизни не коррелируют с личной выгодой отдельно взятой особи. В силу переменчивости жизни, в зависимости от конъюнктуры текущей ситуации, произвол, беззаконие – могут быть лично выгодны, невыгодны или вообще тебя никак не касаться. Если у какого-то дона Педро беззаконно отняли ценное имущество – и отдали мне, то мне это выгодно. Если у меня отняли, и отдали дону Педро, то мне это невыгодно. А если отобрали у дона Педро и отдали третьему лицу – то меня это никак не касается, мне от того ни жарко, ни холодно… Между тем, речь идет об одном и том же: о беззаконии. Которое ведь по сути своей не меняется – меня ли оно притесняет, чужого ли мне человека, или же кого-то в мою пользу. Скажем, реализация на деле декларативно вложенного во все конституции мира «права человека на жилище» бездомным очень выгодна, обладателем нормы жилплощади – ничего не дает, а обладателям излишков жилплощади – очевидным образом невыгодна (что блестяще и красочно описал М.А. Булгаков в образе профессора Преображенского). Между тем развитое правосознание настаивает на беспристрастности закона к лицам, равенстве всех перед законом – и для этой цели даже изображают Фемиду, богиню правосудия, с повязкой на глазах. Кто еще не знает, зачем Фемиде повязка на глазах? Об этом, кажется, все уши прожужжали: чтобы она не смотрела на лица! В конечном итоге, в какой-то отдаленной перспективе, принципы законности (равенства всех перед законом), предположительно, дадут великие блага для всех. На это и уповают люди с развитым правосознанием. Но даже и они вынуждены признать, что поставить общий закон в зависимость от выгоды конкретного частного собственника – невозможно. Ничего, кроме беззакония при этом не получится. Говоря детским языком – препятствуя другим обижать тебя, закон и тебе препятствует обижать других. Причем в той же мере, в какой ты защищен – ты и ограничен и несвободен. Такой закон частной собственности не нужен, в силу самой ее природы. Частному собственнику нужны «исключения из правил» в его пользу: такой «закон», который его бы защищал, а ОТ него – не защищал, вовремя отворачивался… В народе про такой «закон» придумали поговорку: «закон, что дышло, куда повернешь, туда и вышло».
Частный собственник совсем не против (и обеими руками «за») – чтобы его защищали от воров. Но он категорически против, чтобы у него спросили: а сам ты откуда взял то, что другие грозят у тебя украсть?! Частник подрывает общество не в силу какого-то «черного плана» и зловещего заговора, не из жестокости и не по злобе. Частник (особенно мелкий) подрывает общество ни о чем таком не думая, и, вполне может быть, полный самых гуманных туманностей в голове, в сфере абстрактного мировосприятия. Например, он никогда не откажется от доброго дела, если оно совпадает с его личной выгодой. И, скорее всего, не откажется, если оно не противоречит его выгоде. Говоря шире, всякий многобожник не любит (да и побаивается) отрицать ЛЮБОГО из божеств, и потому, пока есть возможность сослужить Богу и мамоне, охотно будет это делать. Более того, если он не убежденный сатанист, то ему так психологически комфортнее. Проблемы у собственника-«не-сатаниста» (типа «лопух») начинаются в ситуации, когда божье дело и личная выгода кардинально расходятся, и встает ситуация выбора: «Никто не может служить двум господам: ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить; или одному станет усердствовать, а о другом нерадеть. Не можете служить Богу и маммоне» (Мф. 6:24, Лук. 16:13). Было бы неверно утверждать, что личная выгода ВСЕГДА противоречит закону божьему. Правильнее утверждать, что между ними нет корреляции, накладки могут идти в обе стороны, потому что всякая комбинация закона и выгоды – случайна. В одном месте закон тебя обогащает, в другом требует лишь незначительных жертв, в а третьем – угрожает всему твоему бизнесу. В общем и целом, апологет частной собственности идет за копейкой – куда она поманит. При этом он разрушает общество, зачастую не имея никаких адских замыслов, и вообще не думая про общество: ему бы со своими проблемами разобраться, а вы предлагаете ему думать о бедах всего человечества! Но совершенно очевидно: коммерческая фирма частника изначально не рассчитана, и не создана под моральные фильтры. Если частная фирма, вместо того, чтобы преследовать копейку, будет ходить за моралью – она превратится в монастырь, в религиозную организацию. А фирмой быть перестанет. Всякий человек везде и всегда жертвует второстепенным ради главного. Нельзя чего-то получить, ничего при этом не потеряв, даже с точки зрения времени: занялся одним делом, не сделал другое, потом что это для тебя важнее того, и т.п. Всякий человек везде и всюду обречен из двух зол выбирать меньшее. И если вы думаете, что у святых не так – то посмотрите на список того, от чего они отказались ради святости! Волосы дыбом встанут! С точки зрения частного собственника потерять собственность – самое страшное, что может с человеком случится, а монахи-отшельники отрекались от собственности, порой весьма обширной.
Поскольку правило жертвования второстепенным ради главного (даже когда второстепенного очень жаль – но все же признаешь его второстепенным) универсально, то оно относится, конечно же, и к т.н. «социалистическому выбору». Нет никаких сомнений, что многим второстепенным ради признанного главным, придется пожертвовать – и особенно на первых порах. Для созидателей цивилизации главное – это разумность, законность, перспективность. Это для них в жизни первостепенно, и если строится модель на этих опорах, то очень многие мелкие неудобства они в процессе строительства готовы потерпеть. Что же касается материалистического социализма – то он строит себя не на этом, а на личных обидах. На биологически оправданном и биологически же ограниченном требовании «места под Солнцем». На преодолении унижения личной второсортности – которое (вот ведь парадокс!) не требует отказа от унижения и второсортности других людей. Социалист-материалист почему бунтовал? Потому что был неимущим. Значит, хотел стать имущим, не так ли? И в определенный момент судьба складывается так, что шепчет ему: — Ты хотел быть имущим, господином?! Ну, так и стань! Теперь-то тебе все карты в руки! Поторопись: фортуна переменчива… И все то, что помогало человеку, пока у него были пониженные возможности – «вдруг» начинает ему мешать, как только он получил в свои руки повышенные возможности! «Классовая мораль» переворачивается, подобно оборотню. «Все, что мне не нравилось в моем хозяине – не нравилось мне не само по себе, а потому что оно в моем хозяине. А не во мне». То, что кто-то другой отстаивает какие-то сакральные устои, единые для всех – его дело. А я – говорит «приподнявшийся» материалист – пришел сюда отстаивать себя. Я пришел добиться не какого-то абстрактного права, а своего, кровного, личного права! Если он так настроен – будут ли его волновать абстракции законности, разумности, общественной перспективности, да и вообще объективной реальности, в картине мира материалистов объективно-невозможной, несуществующей. Создав афоризм «разумность несовместима с неравенством» я хотел подчеркнуть несовместимость насаждение разума вокруг себя и конкурентную борьбу с окружающими. Делая их умнее, ты делаешь их сильнее – а они враги… Вообразите себе, что некий граф или князь в силу странного каприза стал учить крестьянского ребенка наравне со своими. Прошли годы, дети выросли, одинаково образованы, с одинаковым кругозором и объемом знаний… И расходятся: княжеские дети во дворец, а сидевший с ними за одной партой мужичок – в курную избу… Разве он – скажите, положа руку на сердце – он не спросит – почему?! Я такой же человек, как и они, почему такая разница в нашем положении и образе жизни?!
Вывод: нельзя ни графу, ни князю, ни банкиру, ни фабриканту заигрывать с образованием низов. Нельзя им заигрывать с просвещением. Боком им выйдет всякое умственное развитие тех, кто от них рабски зависим… И вот уже сусальный, лаковый образ князя, чудного добряка и благородного романтика, испаряется, а вместо него, из любящего отца, вылупляется упырь, пожирающий обществу мозги… Делающий все, что только сможет, чтобы общество в целом никогда не стало бы умным, не добралось бы до самостоятельного и связно-логичного мышления… Мечтать победить этого упыря, сломать его власть – все равно, что ломиться в открытую дверь. На протяжении истории конкретных упырей тысячи раз свергали, когда без крови, а когда и жестоко убивая. Но всякий раз – одно и то же: новенький начальник оказывался в итоге не лучше (а то и хуже) предыдущего… Дело же не в конкретном князе или графе. Дело в том, что ненависть неимущих к имущим в основе своей имеет любовь к их имуществу. И стремление вовсе не жизнь исправить, по закону божьему, а занять завидное место, отобрав его у чужих – СЕБЕ. А дальше уже дело логики. Если выше всех забрался – значит, всех хитрее. Раз всех хитрее – то понимаешь: если строишь успех на глупости других – то глупость становится ценным ресурсом, и в итоге, фабричным продуктом. Ее не просто поддерживают и консервируют (указами о «кухаркиных детях»), но и начинают производить в фабричных масштабах. Ум отдельного человека парадоксально оказывается именно в том, чтобы из всех сил поддерживать, да и насаждать глупость в своем обществе. Если эту линию логически продлить, то получим современный западнический либерализм: на уровне массового клинического безумия. Совмещаясь с лютым собственническим беззаконием (которое вложено в само основание собственности, как господство хозяина вместо подчинения нормам закона), безумие толп создает коллапс перспектив общества. Впереди у такого общества – ничего, кроме мрака. Если же мы говорим о перспективе общественного прогресса, то на иных, не на материалистических основаниях должна она опираться. Но это уже разговор для следующей статьи…» (А. Леонидов, команда ЭиМ). Автор этого сайта очень неплохо относится к Леонидову, как к писателю, и довольно часто цитирует его статьи. Представленная выше статья написана им, как обычно, красивым языком и предельно логично. ОДНАКО автор категорически не согласен с выводом этой статьи: «Если же мы говорим о перспективе общественного прогресса, то на иных, не на материалистических основаниях должна она опираться». Увы и ах, но никаких иных оснований, которые крепче материальных, нам не найти, так уж устроена человеческая психика.
Как ни крути, но всякий нормальный человек ХОЧЕТ ЖИТЬ ЛУЧШЕ, а так как «все познается в сравнении», то лучше окружающих его людей. И это человеческое желание вполне соответствует «общемировой справедливости». А вот, что ей не соответствует, так это ПРЕДЕЛ, к которому стремится данное желание: «у меня ВСЕ, у других НИЧЕГО». Вот с наличием такого предела нам и надо бороться, сместив его в сторону АБСОЛЮТНОГО РАВЕНСТВА: «у меня ровно столько же, сколько и у всех остальных». А для этого нужно найти компромисс между «деятельными людьми» и «людьми ленивыми». И лучшего компромисса, чем половина отрезка между полным равенством и полным неравенством, нам не найти! Другое дело, что точно оценить этот отрезок не представляется возможным, ведь «все люди разные». А что такое компромисс? Согласно Википедии, компромисс — это решение любого конфликта по взаимному добровольному соглашению с обоюдным отказом от части предъявленных требований. Партнеры по переговорам меняют свое мнение и принимают новое общее мнение. Цель — это общий результат, которым они удовлетворены. Компромисс — это способ уравновесить конфликтующие интересы (управление инакомыслием), и он основан на уважении к противоположным позициям. Выражение «компромисс», задокументированное еще Цицероном, происходит из латинского юридического языка и означает, что спорящие стороны «совместно обещают» (com-promittunt) подчиниться арбитражному решению третьей стороны, которую ранее привлекали в качестве арбитра. Сторона, которая впоследствии не признает арбитражное решение, теряет ранее внесенную денежную сумму. На юридическом языке средневековья мирное урегулирование судебного спора называлось мужеством. За компромиссом всегда стоит конфликт между разными желаниями, интересами и потребностями. Обычно конфликты возникают между разными людьми. Но иногда также внутри человека («две души в моей груди») или между группами, организациями, государствами, культурами или религиями. Часто предполагаемые противоречия и возникающие конфликты являются просто результатом недопонимания. И часто за желанием или интересом кроется скрытая и гораздо более существенная потребность. Если недоразумение устранено или реальная потребность, лежащая в основе мнимого интереса, удовлетворена, конфликта больше нет. Некоторые конфликты — это конфликты распределения, например, сырье, прибыль компании, зарплата, жилье и т. д. Такие конфликты часто ошибочно рассматриваются как игра с нулевой суммой: если один из двоих получает на один евро больше, другой автоматически получает на один евро меньше.
Однако один евро может быть полноценным обедом для одного и лишь небольшой его частью для другого. А потому, большинство игр с нулевой суммой такими не являются, если рассматривать их в более широком контексте. В человеческих отношениях «компромиссом» часто называют соглашение, которое не нравится ни одной из сторон, потому что вовлеченные стороны часто чувствуют, что либо отдали слишком много, либо получили слишком мало. В негативном смысле компромисс может называться капитуляцией, относящейся к «сдаче» целей, принципов или материалов в процессе переговоров по соглашению. Экстремизм часто рассматривается как антоним компромиссу, который, в зависимости от контекста, может быть связан с концепциями баланса и терпимости. Исследования показали, что неоптимальные компромиссы часто являются результатом того, что переговорщики не понимают, когда у них есть интересы, полностью совместимые с интересами другой стороны, и соглашаются на неоптимальные соглашения. Взаимно лучшие результаты часто можно найти путем тщательного изучения интересов обеих сторон, особенно если это делается на ранних этапах переговоров. Компромисс может быть достигнут, если ни одна из сторон не имеет достаточно сил, чтобы последовательно и полностью преследовать свои собственные цели, или когда полное соблюдение интересов одной стороны не является постоянным решением. Так что, если есть опасения, что решение будет подвергаться сомнению снова и снова и, следовательно, не будет стабильным, или может поддерживаться только ценой очень высоких затрат со стороны победителя, то компромисс лучше, чем «победа и поражение». Компромисс также может быть результатом ситуации, в которой одна сторона может полностью заявить о себе и сохранить этот результат, но помимо цели, к которой относится компромисс, существуют и другие конфликтующие цели. Помимо точных цифр (например, денег, товаров), роль также могут иметь социальные и политические факторы. Например, при достижении компромисса обе стороны могут чувствовать, что они «спасают лицо» — по отношению к противнику и/или третьей стороне. Коллективные переговоры между работодателями и работниками являются ежегодным примером компромисса: повышение заработной платы, согласованное в конце, в основном зависит от того, о чем первоначально просили работники, и того, что первоначально предлагали работодатели. Иногда невыполненные требования по заработной плате компенсируются другими улучшениями (отпуск, сокращение рабочего времени). Сверхурочная работа также может быть компромиссом, если она приносит сотруднику финансовую премию, а общее рабочее время снова уравновешивается в течение какого-то периода времени.
Компромиссы также могут быть достигнуты при регулировании явно противоположных позиций в международном праве, например, между двумя государствами или внутри государства с целью разрешения конфликтов, войн или гражданских войн, «замороженных» споров и т. д. В основном речь идет о двух противоположных принципах, например: С одной стороны, принцип сохранения территориальной целостности государства, признанный международным правом и с другой стороны, о принципе отдать должное стремлению меньшинства к независимости. Возможный стандартный компромисс в таких случаях — частичная автономия. Будет ли, достигнут соответствующий компромисс, и как долго он продлится, зависит от рамочных условий. И как ни крути, результаты любого компромисса во многом зависят от активности договаривающихся сторон. А между кем, мы с Вами ищем компромисс? Правильно, «между деятельными людьми и людьми ленивыми». Очевидно, что «деятельные люди» намного активней «людей ленивых», а стало быть, найденный компромисс наверняка будет располагаться ближе к «полному неравенству» нежели к «полному равенству». Автор этого сайта предлагает ввести «неравенство» в размере 1/16 (максимальный ежемесячный доход составляет 48 ПМ, минимальный — около 3 ПМ). И к кому (по результатам предложенного автором «неравенства») Вы, уважаемый читатель, его отнесете (к деятельным людям или к лентяям), решать только Вам. Сам же себя автор к лентяям не относит, да, и к дюже деятельным людям – тоже, ибо он прекрасно понимает, что накопленное богатство «с собой в могилу не возьмешь», а излишне богатое наследство (так же, как и его отсутствие) может испортить потомков. Хотите Вы того или нет, но и в этом вопросе Вам, в свой срок, тоже придется искать компромисс. Как ни крути, но каждый человек на протяжении своей жизни занимается великим множеством разных дел, при этом поиск компромиссов является одним из главных дел любой жизни. Присущий же всем людям природный инстинкт «собирания материальных ценностей» автор этого сайта уже давно загнал на последние места в десятке инстинктов, доминирующих в его подсознании, чего и Вам, уважаемый читатель, настоятельно рекомендует сделать. С точки зрения этики конкретные действия должны основываться на этических ценностях, а также на собственных реальных возможностях и реальных требованиях других. Конкретные решения часто требуют компромисса. Готовность к компромиссу — это не слабость, а выражение социальной ответственности, это — необходимое базовое отношение и добродетель. Ну а самым лучшим компромиссом является консенсус. Консенсус — это взаимное соглашение, которое учитывает потребности всех участников гораздо больше, чем компромисс, так как он разрешает противоречия, в том числе, и скрытые.
Прийти к решению, когда обе стороны остаются довольны, получается не всегда. Если в переговорах вы постепенно достигаете с оппонентом маленьких целей и договоренностей, то, скорее всего, конечным результатом как раз и станет компромисс. Если же вы просто топчетесь на ровном месте и не можете продвинуться вперед, то это лишь имитация переговорного процесса. Главный совет на пути к компромиссу – изначально обозначить минимум и максимум, на который вы согласны. То есть необходимо поставить конкретные цели, к примеру, какой диапазон вас устроит, какую максимальную скидку готовы дать. Если заранее сформулируете свои цели, то в поисках компромисса будете понимать, за какие черты не хотите выйти. Однако нужно постоянно напоминать себе про эти границы, поскольку оппонент может пустить в ход манипуляции, в результате которых подтолкнет вас к невыгодному решению. В любом случае, в процессе коммуникаций каждая ее сторона презентует свою позицию и варианты решений. То, что они «свои» и ни шагу в сторону, ограничивает возможную вариативность, которая, чаще всего, если не бесконечна, то неограниченно широка. В одной из книг Карлоса Кастанеды есть такой эпизод. Юный антрополог Карлос вместе со старым индейцем из племени яки доном Хайном Матусом, который стал его духовным учителем, обедают в кафе на автозаправке. Объясняя ученику истинное устройство реальности, Дон Хуан говорит Карлосу: твоя реальность сейчас — это стол, за которым мы едим и все предметы на нем. Подлинная же реальность — это все то, что выходит за пределы стола. И то, что ты этого не замечаешь, вовсе не означает, что этого нет. А стало быть, при поиске компромисса мало обозначить пределы, за которые нельзя выходить, нужно еще проработать и варианты выхода за эти пределы, при выполнении определенных условий. Вот поиск таких условий и станет той «подлинной реальностью», которую Вы не замечаете. В любом случае, совместно выработанное и приятое решение должно стать качественно новым, чего не было ни у одной из сторон к началу переговоров. Умение прийти к нему потребует внутренней зрелости, смелости отказаться от домашних заготовок и готовности работать в союзе с оппонентом, начав воспринимать его как партнера. Это не только вопрос выбора, но и специальных навыков, в частности, развитого эмоционального интеллекта. Только в результате совместно созданного решения может появиться консенсус или «истинное согласие». Оно является продуктом договоренности по итогам коммуникации, которое включает в себя интересы обеих сторон, притом, что дополнительным эффектом их удовлетворения становится благо для третьей стороны — общества. Компромисс, как итог переговоров и формат группового взаимодействия, является лишь индикатором экспертно-директивного стиля коммуникаций. Как ни крути, но он работает как аварийная конструкция, и если она не будет своевременно демонтирована и заменена на стационарную, то вся система окажется под угрозой разрушения. Сначала стороны, связанные компромиссом, ожидаемо увеличат дистанцию, затем произойдет кризис доверия, а после него — очередной конфликт.
Истинное же согласие — это капитальная несущая конструкция, условие продуктивных отношений. Оно достигается сторонами совместно, благодаря расширенной вариативности решений. И для достижения истинного согласия обе стороны должны оперировать условиями «подлинной реальности». Только в этом случае, возможно появление синергии (усиливающего эффекта взаимодействия двух или более факторов, характеризующегося тем, что совместное действие этих факторов существенно превосходит простую сумму действий каждого из указанных факторов). В 1896 году Анри Мазель применил термин «синергия» к социальной психологии, написав «Социальную синергию», в которой он утверждал, что дарвиновская теория не учитывает «социальную любовь», коллективный эволюционный импульс. Высшие цивилизации были делом рук не только элиты, но и масс; однако этими массами необходимо руководить, потому что толпа, женская и бессознательная сила, не может отличить добро от зла. В 1909 году Лестер Фрэнк Уорд определил синергию как универсальный конструктивный принцип природы: «Я охарактеризовал социальную борьбу как центробежную, а социальную солидарность — как центростремительную. И то, и другое само по себе приводит к пагубным последствиям. Борьба, по сути, разрушительна для общественного порядка, в то время как коммунизм устраняет индивидуальную инициативу. Одно ведет к беспорядку, другое — к вырождению. Чего не видно — истины, не имеющей объяснения, — так это того, что полезное, конструктивное движение заключается в, должным образом, упорядоченном сочетании и взаимодействии обоих этих принципов. Это социальная синергия, которая является формой космической синергии, универсального созидательного принципа природы» (Уорд, Лестер Ф. «Проблески космоса»). Современный взгляд на синергию в естественных науках проистекает из взаимосвязи между энергией и информацией. Синергия проявляется тогда, когда совершаются переходы между различными системами отсчета (то есть, порядком и сложностью, встроенных в мыслях обеих договаривающихся сторон). Синергия — это способность группы превзойти даже своего лучшего отдельного члена. Эти выводы сделаны на основе исследований, проведенных Джеем Холлом по ряду лабораторных задач ранжирования групп и прогнозирования. Он обнаружил, что эффективные группы активно искали пункты, по которым они не соглашались, и, как следствие, поощряли конфликты между участниками на ранних стадиях обсуждения. Напротив, неэффективные группы почувствовали необходимость быстро выработать общую точку зрения, использовали простые методы принятия решений, такие как усреднение, и сосредоточились на выполнении задачи, а не на поиске решений, по которым они могли бы прийти к согласию.
В техническом контексте это означает конструкцию или набор различных элементов, работающих вместе для получения результатов, недостижимых ни одним из элементов по отдельности. Элементы или части могут включать людей, оборудование, программное обеспечение, средства, политику, документы: все, что требуется для получения результатов системного уровня. Ценность, добавляемая системой в целом, помимо той, которую независимо вносят отдельные части, создается в первую очередь взаимосвязью между частями, то есть тем, как они взаимосвязаны. По сути, система представляет собой набор взаимосвязанных компонентов, работающих вместе с общей целью: выполнением некоторой обозначенной потребности. Именно к такому положению дел и следует стремиться при нахождении любого компромисса. И тогда отрицательная коннотация данного термина исчезнет, а останется только положительная. Увы, как ни крути, но одному автору, сделать сие «не по зубам», ведь каждый автор пишет «в гордом одиночестве», а для нахождения компромисса нужны, как минимум, две стороны, а лучше – три (третья выступает в роли арбитра). Однако, вспоминая «лихие девяностые» и свою «бандитскую молодость», автор обязан отметить, что при наличии всех заинтересованных сторон ему, в те времена, удавалось заключать подобные компромиссы достаточно легко. Именно тогда и появилась фраза: «С Филом проще договориться, чем воевать с ним». На этом и закончим.