Теория капитального государства
Продолжим освещать тему, начатую в прошлой главе. И поможет нам в этом ГРЕГ МОФФИТТ со своей статьей — «Руперт Шелдрейк, самый противоречивый ученый на Земле, высказывается». «Писатель и биолог Руперт Шелдрейк за свою долгую карьеру вызвал немало споров. Возможно, наиболее известный своей гипотезой морфического резонанса (о том, что так называемые законы природы больше похожи на привычки, подверженные изменениям), его споры с научным истеблишментом многое говорят о догматизме господствующей науки. Начиная с «Новой науки о жизни», опубликованной в 1981 году, в его многочисленных книгах о науке также упоминаются «Собаки, которые знают, когда их хозяева возвращаются домой», «Ощущение, что на них смотрят» и «Научная иллюзия», мощный и убедительный ответ на «Иллюзию бога» Ричарда Докинза и материалистическое редукционистское мышление в целом. В работах Шелдрейка часто исследуется то, что он называет «расширенным разумом», идея о том, что разум — это нечто большее, чем просто мозг, и что он обладает способностью влиять как на тело, так и, следовательно, на внешнюю среду. Есть также свидетельства того, что один разум может влиять на другой и что все разумы каким-то образом связаны. Наши индивидуальные умы могут даже быть индивидуализированными, кажущимися изолированными узлами гораздо большего разума, или сверхразума. Мы — дождь, а сверхразум — море. Эти идеи далеко не новы, на самом деле они древние и отражены во многих системах верований, мировоззрениях и космологиях, истоки которых уходят в глубокую древность, а возможно, и за ее пределы. Шелдрейк входит в группу исследователей-первопроходцев из многих областей и различных дисциплин, упорно работающих над углублением нашего понимания окружающего нас мира и объяснением многих явлений как нашего внутреннего, так и внешнего мира, которые наука сама по себе просто не может объяснить. Реакция господствующей науки и основных средств массовой информации до сих пор была, по большей части, устало предсказуемой. Насмешки и снисходительность сочетались с цензурой и нападками ad hominem, хотя, как уже предлагалось, такая тактика говорит сама за себя, не в последнюю очередь о том, что работы так называемых «индивидуалистов», таких как Шелдрейк, становится все труднее высмеивать или игнорировать. Полиция научной мысли, как известно, дала маху и показала свое истинное лицо, когда Шелдрейк выступил на мероприятии, организованном спин-оффом TEDx. Записанное в 2013 году выступление Шелдрейка, озаглавленное просто «Заблуждение науки», оказалось чрезвычайно популярным у зрителей, когда видео было размещено в Интернете.
Администраторы TED быстро удалили видеозапись из своих официальных источников, заявив, что презентация Шелдрейка «перешла черту псевдонауки», содержала «серьезные фактические ошибки» и содержала «множество вводящих в заблуждение заявлений». Последовавшая за этим общественная реакция, однако, была быстрой и острой, и TED обвинили в попытке ограничить свободу слова. В корне проблемы здесь лежит тенденция или желание – возможно, даже потребность – многих ведущих ученых отрицать свой собственный субъективный опыт и внутреннюю жизнь, источник некоторых из самых глубоких человеческих переживаний, которые только возможны, с широко игнорируемыми последствиями. Несмотря на то, что многие ученые утверждают, что они религиозны, особенно в США, официальная позиция заключается в том, что фактически все ученые должны быть материалистическими атеистами – бесстрастными, отстраненными и полностью объективными наблюдателями механистической и бессмысленной вселенной. «Здесь есть два или три разных вопроса», — говорит Шелдрейк. «Во-первых, конечно, ученые — это люди, но с 19 века они пытались притворяться, по крайней мере в своем стиле письма, что они не люди. Вот почему долгое время существовала мода на страдательный залог. Вместо того чтобы сказать: «Я взял пробирку», они бы написали: «Пробирка была взята», как будто все эти события просто разворачивались перед ученым, который был сторонним наблюдателем. Я думаю, что сейчас есть социология науки, философия науки, а исследования в области науки и техники показали очевидное: ученые — это люди. У них есть предрассудки, у них есть эмоции, у них есть амбиции, у них есть страхи, у них есть соперничество и так далее. Так что это просто утверждение, что ученые — люди, что, конечно, очевидно. Но это, скорее, опровергает идею о том, что ученые абсолютно объективны, как автоматы, просто регистрирующие факты. Это не так. У них есть идеи, у них есть гипотезы, они хотят, чтобы все было правдой, они склонны замечать вещи, которые больше соответствуют их убеждениям, чем те, которые не соответствуют. И недавно выяснилось, что большая часть научной литературы, по крайней мере половина опубликованных работ по этим предметам, оказывается не поддающейся воспроизведению, потому что ученые публикуют свои лучшие результаты, которые лучше всего соответствуют их теории, и склонны игнорировать результаты, которые не соответствуют.
«Все это приводит к появлению в науке очень субъективного элемента», — объясняет Шелдрейк. «Но то, что меня больше всего беспокоит в научном заблуждении, — это своего рода догматические рамки, которые существуют не только у отдельных ученых, они институционализированы. Официальной доктриной науки на данный момент является материалистическое мировоззрение. Доктрина о том, что единственной реальностью является материя, и что материя бессознательна. «Итак, вселенная состоит из бессознательной материи, у которой нет цели или направления, а эволюция — это просто слепой случай и необходимость. И это мировоззрение, материалистическое мировоззрение, не является чем-то, что доказано наукой, это нечто предполагаемое. «Это часть стандартной парадигмы или предположения, на котором в настоящее время основана наука. Многие ученые на самом деле в это не верят, но обычно им приходится притворяться, что они верят в это, когда они на работе, просто чтобы вписаться и убедиться, что они получат карьерный рост, гранты и тому подобное». Хотя Шелдрейк несколько раз встречался с самозваным заклятым врагом Ричардом Докинзом (однажды Докинз даже посетил дом Шелдрейка в сопровождении съемочной группы), пара так и не вышла за рамки поверхностных перепалок, чтобы вступить в серьезный диалог о реальной науке и их соответствующих мировоззрениях. «Ричард Докинз олицетворяет такого рода особенно догматичный материалистический атеистический взгляд», — говорит Шелдрейк. «Я знаю много атеистов, и многие из них хорошие люди. Итак, проблема не в том, что он атеист, проблема в том, что он думает, что другие ученые тоже должны быть атеистами, и это не наука, это его личное мнение. Он также так называемый скептик. «Я бы сказал, догматический скептик. Скептицизм — это хорошо, но догматический скептицизм — это намерение отвергнуть все, что не соответствует вашему взгляду на мир. И у него есть взгляд на мир, материалистический взгляд, согласно которому разум — это не что иное, как мозг, он находится внутри головы и представляет собой не что иное, как деятельность мозга. Следовательно, такие вещи, как телепатия, экстрасенсорные явления, невозможны, потому что, если ваш разум — это не что иное, как нечто происходящее в вашем мозгу, тогда ваши мысли не могут повлиять на кого-то за сотни миль от вас, как это кажется при телепатии. [Докинз] попросил прийти и взять у меня интервью, или, по крайней мере, телевизионная компания попросила прийти и взять у меня интервью о моих исследованиях в области телепатии, особенно телефонной телепатии, над которой я провел много экспериментов, которые показывают, что люди действительно могут сказать, когда кто-то собирается им позвонить. В наших тестах у них есть четыре потенциальных абонента, один из которых выбран случайным образом, и в каждом тесте они должны угадать, кто звонит, и их шансы значительно превышают 25%. В любом случае, телекомпания спросила, могут ли они прийти и взять у меня интервью об этом исследовании.
«Я видел его предыдущую программу на 4 канале под названием «Корень всего зла?2», которая была направлена против религии. Это было чрезвычайно полемично, совершенно односторонне, и поэтому я сказал им: «Нет, я действительно не хочу принимать участие в еще одной из его разоблачительных программ. Это абсолютно полемично, это односторонне. Почему я должен хотеть быть частью этого?» И поэтому они сказали: «О, ну что ж, он изменился, его действительно интересуют доказательства. Он хочет обсудить с вами доказательства». Я сказал: «Что ж, если это так, он действительно хочет поговорить о доказательствах, тогда изложите это в письменном виде, и я соглашусь встретиться с ним». «Они изложили это в письменном виде, пришли ко мне, и когда он прибыл, оказалось, что его ни в малейшей степени не заинтересовали доказательства. Он хотел заманить меня в ловушку, заставить сказать какую-нибудь глупость, чтобы включить это в свою программу и развенчать мои исследования. Когда я сказал ему: «Давайте просто посмотрим на доказательства, это то, для чего мы собрались», он ответил: «Нет, мы здесь не для этого. Я не хочу обсуждать доказательства». Я сказал: «А почему бы и нет?» Он сказал: «Это слишком сложно», а я ответил: «Ну, большинство людей могут это понять». Он сказал: «Это заняло бы слишком много времени», а я ответил: «Несколько минут», и он сказал: «В любом случае, эта программа не об этом». Режиссер сказал «Снято!», и камеры остановились. Я спросил: «Ну и о чем это? Я очень ясно дал понять, что не хочу участвовать в еще одной низкопробной программе разоблачения», и он сказал: «Это не низкопробная программа разоблачения, это программа разоблачения высокого уровня». «Оказалось, что это была еще одна его полемика, и я был жестоко введен в заблуждение. Я согласился встретиться с ним только на том основании, что это было обсуждение доказательств. И когда он сказал мне, что его не интересуют доказательства, что, на мой взгляд, является крайне ненаучным подходом, я сказал: «Что ж, в таком случае вы здесь под ложным предлогом», поэтому мне пришлось попросить его и телевизионную команду уйти. В некотором смысле это был позор. «Я был бы очень рад провести надлежащую дискуссию с Ричардом Докинзом о доказательствах, но в тех немногих случаях, когда мы встречались, и такая возможность существовала, он отказывался это делать. Я думаю, что в этом примере вы видите человека, для которого наука — это вопрос предрассудков и догм, а это не то, какой должна быть наука». «Это особенно плохо в том смысле, что он был профессором общественного понимания науки в Оксфорде. Он не был профессором биологии. И я думаю, что этот догматизм дает совершенно неправильный взгляд на науку. Это контрпродуктивно».
Наука и духовность. Если мы решаем противостоять религиозному, мы не должны становиться слишком религиозными в нашем противостоянии. Последняя книга Шелдрейка «Наука и духовные практики: воссоединение через прямой опыт» исследует, в какой степени сама наука может реально помочь подтвердить эффективность различных духовных практик, включая медитацию, ритуалы, пение и воспевание, паломничество и воссоединение с природой. Такие практики, как правило, делают людей счастливее и здоровее, и возможная наука, стоящая за этим, сейчас исследуется как никогда раньше, несмотря на господствующую антипатию. Мы живем в мире, где растет уровень стресса, тревоги и депрессии, особенно в современных индустриальных странах, поэтому следует приветствовать любые идеи, которые могут помочь нам стать более уравновешенными и реализованными, индивидуально и коллективно. «Если у нас есть мировоззрение, согласно которому вселенная бессознательна, бессмысленна, и когда мы умираем, это все, и за пределами ничего нет, и что все легенды, все духовные пути бессмысленны и иллюзорны, это глубоко удручающая точка зрения», — говорит Шелдрейк. «Неудивительно, что в современных обществах, которые стали очень секуляризованными и находятся под влиянием этого материалистического мировоззрения, депрессия является самой распространенной формой психического заболевания. Она эндемична. И это изолирующая точка зрения. Мы все изолированы в уединении наших черепов, мы отделены друг от друга. «Это глубоко депрессивное мировоззрение, которое часто идет рука об руку с прогрессивным мировоззрением, идеей о том, что мы являемся частью прогресса, движимого наукой и технологией, что придает всему этому несколько более оптимистичный оттенок. Но я думаю, что без чувства цели и смысла в жизни, без чувства связи с чем-то большим, чем мы сами, людям трудно процветать. И именно поэтому я считаю, что духовные практики так важны». С тех пор как массовый экспорт восточной философии на Запад начался всерьез с появлением духовных учителей и гуру, таких как Алан Уоттс, предпринималось множество попыток восстановить равновесие в индустриальных обществах, страдающих серьезными побочными эффектами секуляризации почти всех аспектов жизни. Многие из миллиардов людей, стремящихся к счастью и самореализации в гедонистическом потребительстве, находят лишь мимолетное удовольствие, обнаруживая ценой своей жизни, что лучшее в жизни — это не вещи. От дзен до силы позитивного мышления реакция была разной — от повторного введения религии через черный ход до ребрендинга религиозных практик в научно-популярных книгах обо всем, от психологии до квантовой физики.
«Позитивное мышление — это действительно форма секуляризованной молитвы», — говорит Шелдрейк. «В молитве – которую я не обсуждаю в этой книге, я обсуждаю медитацию, которая является отдельным видом деятельности – в большинстве религиозных традиций молитва, если это молитва о чем-то, молитва-прошение, а затем она помещается в контекст высшего блага. В прототипической христианской молитве говорится: «Да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя», а затем говорится о других вещах. Но это помещено в контекст грядущего царства Божьего, царства мира, братства и любви». Но позитивное мышление в основном направлено на то, чтобы получить что-то для себя, добиться успеха в любви и бизнесе. Оно основано не на идее, что сила исходит от Бога, она исходит из собственного разума. Так что в этом смысле это сокращенная форма молитвы. Я думаю, что это может сработать, это может иметь последствия. Мы знаем, что разум влияет на тело, и это основа эффекта плацебо. В главе моей книги о паломничестве я рассказываю о некоторых преимуществах, целебных эффектах паломничества. Например, в Лурде во Франции, где находится знаменитое святилище исцеления и целебный колодец, туда ходит много людей, и некоторые из них излечиваются от тяжелых болезней способом, который кажется чудесным. Теперь скептики говорят: «Ну, это не что иное, как эффект плацебо». Но на самом деле суть в том, в чем разница? Эффект плацебо возникает, когда кто-то надеется, что ему станет лучше, он верит, что делает что-то, что поможет ему стать лучше, и когда его окружают поддерживающие люди, которые хотят, чтобы им стало лучше. Таковы условия, при которых эффект плацебо проявляется в клинических испытаниях. Эффект плацебо означает, что наше отношение и наши ожидания могут повлиять на наше здоровье и процесс выздоровления. Одним из особенно вопиющих побочных эффектов западного индустриального образа жизни, к которому непосредственно относятся наука и духовные практики, является наше отделение от природы. В сочетании с нашим растущим отрывом друг от друга и, в конечном счете, от самих себя, это во многом объясняет растущее разрушение и деградацию, которые мы наблюдаем повсюду вокруг нас. События в более широком мире просто отражают наш внутренний мир. Они являются проекцией коллективного сознания. «Вся наша культура расколота», — говорит Шелдрейк. В каком-то смысле многие из нас имеют связь с природой в детстве. Это тема, о которой поэт-романтик Уильям Вордсворт написал в своей знаменитой поэме «Ода»: Намеки на бессмертие из воспоминаний раннего детства, чувство связи с природой, ощущение того, что ты часть чего-то гораздо большего, чем мы сами.
Затем мы все больше и больше отдаляемся от этого. И наше научное мировоззрение прививается людям в процессе их образования, что природа – это не что иное, как неодушевленные механизмы, состоящие из бессознательной материи — официальное мировоззрение всей нашей цивилизации в школе, университете, на работе, в промышленности, в бизнесе, в средствах массовой информации, в политике. Природа существует только как сырье, которое мы можем использовать для экономического роста и прогресса человечества. И сейчас есть много детей, которые почти никогда не выходят на улицу, потому что их все время показывают на экранах. Большинство людей придерживаются механистического мировоззрения, потому что это официальная ортодоксальность, и в этом суть бизнеса и образования. Но особенно по выходным, вечерам и в праздничные дни люди возвращаются к совершенно иному взгляду на природу, видя ее живой и себя связанными с ней, к более романтическому взгляду на природу. Вот почему большие города Западного мира забиты машинами по вечерам в пятницу, когда миллионы людей пытаются вернуться на природу в автомобиле. Многие люди, которые проводят свою жизнь, эксплуатируя природу, пытаясь разбогатеть, хотят разбогатеть не потому, что ненавидят природу, они хотят разбогатеть, потому что любят природу. «Они думают, что если заработают достаточно денег, то смогут купить небольшое местечко за городом вдали от всего этого и проводить ретриты в красивом коттедже в нетронутой природой деревне со своей семьей и друзьями. Это своего рода кризис в нашей цивилизации». Шелдрейк продолжает: «Я думаю, что потеря связи с духовными практиками обедняет жизнь, а восстановление этой связи, наоборот, обогащает ее, и, как я показываю в своей книге, это довольно легко сделать. И большинство из этих практик ничего не стоят. Я чувствую, что вся наша жизнь может стать лучше, приносить больше удовлетворения. И, чувствуя себя более связанными, мы также можем сделать больше для других людей. Мы чувствуем себя более щедрыми, если чувствуем, что сами более связаны. И общая черта всех этих практик – медитация, благодарность, связь с чем-то большим, чем человеческая природа, общение с растениями, пение и воспевание, ритуал и паломничество — все они направлены на создание большего чувства связи с тем, что больше нас самих, и друг с другом. Это то, что делает нас счастливее и здоровее и более способными помогать другим людям».
И в этом, в конечном счете, заключается послание науки и духовных практик – восстановите равновесие, исцелите себя, помогайте другим, обновите мир. Наука, связанная с нейропластичностью и морфическим резонансом Шелдрейка, показывает, что наш разум податлив даже на физическом уровне. Так называемая «человеческая природа» больше похожа на незавершенную работу. Это не дорога без возврата; будущее — это то, каким мы его делаем. От вневременных духовных учений до передовой науки ясно – или, по крайней мере, очень убедительно предполагается, – что все взаимосвязано, взаимозависимо и исходит из единого источника. Последствия этого огромны и их нельзя игнорировать. Когда мы меняем свой взгляд на вещи, меняются и те, на что мы смотрим» (ГРЕГ МОФФИТТ — независимый писатель, журналист и телеведущий из Йорка, Англия, https://salik.biz/articles/88256-rupert-sheldreik-samyi-protivorechivyi-uchenyi-na-zemle-vyskazyvaetsja.html?utm_referrer=https%3A%2F%2Fcont.ws%2F). По мнению автора этого сайта, человек может существовать в нашем мире (с думами о его будущем) только при условии вооружения его повседневного сознания «нейропластичностью и морфическим резонансом Шелдрейка» («синхронистическим мышлением — в авторской терминологии). Что и объединяет, в той или иной степени, практически всех авторов ЭиМ. И вот как на наш мир смотрит один из них — А. Леонидов — «ТЕОРИЯ «КАПИТАЛЬНОГО ГОСУДАРСТВА»: БЕЗ МОРЛОКОВ. БЕЗ ЭЛОЕВ».
«Ротшильд, Рокфеллер – с ними каши не сваришь,
Бухарин, Горбачев – болтуны и врали
У цивилизации – только один товарищ
И имя его – товарищ Сталин!» (М. Кунцев). Яркий пример того, как диалог открывает глаза – идеи, посетившие нас после прочтения критики комментатора Ъ1959. Подчеркнем: именно диалог, а не свара и обмен оскорблениями! Искусством корректной дискуссии владеют далеко не все наши комментаторы, и потому от многих никакой пользе познанию. Но про Ъ1959 так не скажешь. Критик говорит о «Разнице между социализмом и социальным государством», и упрекает что «автор приписывает первому достоинства второго». Вооружившись этой логикой, мы сделали следующий шаг – и вдруг осознали, что можно сказать и так: капитальное государство не есть капитализм. А те, кто этого не понимают, приписывают капитализму достоинства капитального государства! И ребус сложился. Что такое «капитальное государство» (термин создан по аналогии с «социальным государством»)? Это государство, осуществляющее капиталовложения. Но, поскольку всякое государство этим, так или иначе, занимается, то требуется уточнить: капиталовложения в будущее. Капитальное государство – это такое государство, для которого будущее является настоящим. Такое государство заставляет своих подданных думать не только о себе, любимых, но и о потомках. Без «авось» и «небось». И вот тут следует смычка теории государства с нашей ОТЦ (Общей Теорией Цивилизации): капитальное государство выступает инструментом, практически обеспечивающим преемственность передачи культурного наследия между поколениями. А для цивилизации ведь это самое главное: не просто придумать что-то полезное, интересное, но и сделать так, чтобы, единожды придуманное, оно уже никуда не выпадало из жизни. Если мы будем делать великие открытия, а потом их забывать – это все равно, что мы их вовсе не делали. Потерянное наследие перестает быть наследием. Теория «капитального государства» раскрывает перед нами ущербность теории «социального государства», и вот каким образом: «социальное государство» рождено напрямую из ужасов «дикого капитализма» методом их простого умозрительного удаления. Теоретик, вооружившись томиком Диккенса, написал список ужасов XIX века, а потом красными чернилами их все вычеркнул. И решил: тут-то и жизнь хорошая начнется! Ничего нового тут нет, это идея еще евангелическо-толстовских сект (подчеркиваю, не христиан, а именно евангелистов, принимающих Писание усеченно, только Новым Заветом, без Ветхого). Двуногие звери ближнего жестоко гнобят, мучают и угнетают; а ну как наоборот сделать? Носиться с этим ближним, как с писаной торбой, всячески ему потакая и ублажая его прихоти?
Диалектика – штука жестокая, в ней крайности смыкаются. Чрезмерная опека над человеком приводит в итоге к тому же, к чему и чрезмерное его угнетение: к его гибели, сперва духовной, а потом и телесной. Самое слабое место теории «социального государства»: там ведь говорится не о передаче наследия! Там говорится о человеке, и не человеке далекого будущего, а человеке здесь, сегодня и сейчас. Который и становится для гуманиста той писаной торбой, с которым носятся, не различая содержимое его мозга от содержимого его кишечника. Теперь зайдем с другой стороны: представим себе человека, который с колыбели попал в социальное государство. Нам и представлять этого нечего, мы, кто 70-х годов рождения – такие и есть! Такой младенец быстро сообразит, что о нем заботятся, сопли утирают, всячески выслушивают и идут навстречу, стоит только поплакать. И такой человек, следуя зоологическим инстинктам, снижает свою активность. А зачем напрягаться? Все равно же покормят! Рожденная самыми благородными помыслами, забота о человеке, особенно о человеке юном, еще не сформировавшемся, как личность – начинает, сама того не ведая, низводить человека в ноль. Человек вырастает слабой, капризной истеричкой, убежденный практикой, что стоит ему разораться – как прибегут и помогут. «Я же высшая ценность» — говорит такой недоросль в недрах социального государства. «Страна и народ обязаны все мои прихоти выполнять, а то скажу, что они не социальны»… Секты евангелистов (отрицающих Ветхий Завет) и христиане в корне отличаются по своей типологии. То, что мы описали выше, для евангелистов органично, а для христиан совсем нет. Цивилизация строила себя вовсе не через заботу о человеке-засранце. Цивилизация – если настоящая, а не утопическая — внушала ему, что он «раб божий», а вовсе не высшая ценность, что он «во грехах весь», а вовсе не идеален. Цивилизация делалась на заслугах человека, а не на дряблом гуманизме, который дает человеку права без обязанностей. А социальное государство замотает человека в кокон заботы, где человек и задохнется. И тут важно понять общефилософский принцип: простое отрицание не есть утверждение нового. Если просто вычеркнуть зверства капитализма, записанные в список, то ровным счетом ничего не исправишь, а еще и усугубишь! Каждому вычеркнутому пункту нужно искать замену. Зачеркнул? Сверху надпиши альтернативу зачеркнутому. Традиционная критика капитализма не меняется веками: у Чернышевского можно прочитать ровным счетом то же самое, что и у современных «леваков». Человеку не нравится голодать, мерзнуть, получать побои, быть второсортным и тем более третьесортным.
С точки зрения старославянского языка «счастье» — это «с частью», то есть право участвовать в делах и дележе добычи племени. «Счастливыми» раньше называли тех, кто имеет право голоса в народном собрании, а шире говоря – тех, чьи доводы окружающие готовы уважительно выслушать. Потому все Чернышевские на свете делают очень просто (так, что и животному понятно): вычеркивают муки жизни, простым отрицанием: Голодать – не голодать. Мерзнуть – не мерзнуть. Страдать – не страдать, и т.п. Это все прекрасно, жаль, что никуда не ведет. Никто из нас не обладает магией, чтобы простым отрицанием устранять из жизни нам неугодное. Если оно есть – значит, оно нужно. Ничто устойчивое просто так не появляется в жизни. А чтобы его удалить – нужно так преобразовать бытие, чтобы оно стало ненужным. Из нужного. Понимаете? А если социалист этого не понимает, то – как справедливо указывает наш критик, в практику социализма просачиваются (как ливень через дырявую крышу) ВСЕ пороки «дикого капитализма», по принципу «за что боролись – на то и напоролись»: 1) обнищание населения, 2) уничтожение независимости производителя, концентрация контроля в руках финансовых институтов, 3) перевод обнищавшего общества на снабжение ПОДАЧКАМИ (через распределение: можем дать, а можем и нет), а не через ЗАРАБОТОК, 4) идеологическим зажимом, 5) ограничением свободы передвижения. Сомнение у нас вызывает разве что пятый пункт критика. Мы понимаем, чего он хотел сказать (силком держать человека в родной деревне негуманно), но не считаем «свободу передвижения» таким уж крупным благом, каким ее рисуют капиталисты (по их шкурным мотивам). Нет ничего хорошего в бродяжничестве, кочевом образе жизни, который «дикий капитализм» навязывает населению, чтобы иметь «мобильность трудовых ресурсов». Свобода мотаться по миру – очень сомнительная в списке необходимостей, особенно если речь идет о необходимостях первого порядка. «…Будешь доить коров в Аргентине и мереть по ямам африканским» — написал про такое поэт. Что касается пункта (4), то нужно уточнить: речь идет о ГЛУПОМ зажиме, попирающем не столько свободу личности, сколько разумность. Это очень смещает акценты традиционного либерального свободолюбия. Жизнь должна быть разумной, и если «зажим» обоснован средствами разума, то он не «напрягает»: скажем, запрет переходить улицу на красный свет или заплывать за буйки, и т.п. Наши, из детства идущие, обиды на «идеологический зажим» — связаны с глупостями, навязывавшими нам очевидный абсурд (возможно, с вредительской целью), дискредитирующий своим маразмом «единственно верное учение». Но вы же понимаете, что когда либералы хотят снять «идеологический зажим единственно верного учения» в математике, изобретая «расовую математику», в которой множество ответов, а не единственный верный – это уже «не есть карашо»?
«Сумма против либералов», как говорили средневековые теологи такова: человеку нужна разумность, а не свобода. И когда он выступает против «несвободы» — он на самом деле выступает против неразумности, необоснованности запретов (а не против самого принципа запрещения). А то, что человек не всегда это понимает – его трагедия. Это путь к дегенеративной полноте свободы, которую А. Блок выразил словами «эх, эх, без креста!». Строго говоря, «капитализм», который назван так Энгельсом (даже не Марксом, а уже после смерти Маркса) – на самом деле «ЕСТЕСТВЕННЫЙ СТРОЙ», то есть нечто, складывающееся само собой, без идеологического конструкта. Грубо говоря, человека бросили в воду, он или утонул, или поплыл, как получается. Плывет по-собачьи, а ему идеолог кричит: не сметь по-собачьи плавать, плыви брассом! «Капитализм» — это когда человек выплывает, как придется. Это социальная индукция, когда из множества частных конкретных случаев слагается заранее неопределенная общая конфигурация отношений. И что-то получается, но неизвестно что, получается то, что получается. Если хищник-доминант, который всех порвал, по странности характера с детства почему-то любил астрономию или литературу – то, через индукцию, получается рай для астрономов или писателей. А если не любил – то хана им. Особенно если его учителя в детстве допекли – и он их ненавидел… Капитализм – это когда у купца Третьякова есть право собирать галерею живописи, и есть право ее не собирать. Хочешь – картины покупай, а хочешь, пропей все, и в казино продуй, дело хозяйское. Нет такого закона, чтобы живопись поощрять рублем. Право у Третьякова есть: а обязанности нет. Хочет Третьяков – будет живопись. Не хочет Третьяков (или его наследники) – и не будет живописи. Вот что такое «ЕСТЕСТВЕННЫЙ СТРОЙ», заквашенный на свободе личности (в том числе и на свободе убивать), прозванный «капитализмом», не очень удачно с точки зрения прозвища. Ведь слово «капитализм», въевшееся нам в плоть и кровь – если задуматься, ни о чем не говорит. Капиталовложения были, есть и будут, они – материальная основа ВСЯКОЙ хозяйственной деятельности. Они и до «капитализма» были, и при нем, и после него, в любом разлюли-социализме останутся. Тогда зачем мы выпячивает эти «капиталовложения», закрывая ими суть «режима свободы личности», природу «естественного строя»? Вопрос же не в том, что капитал есть (потому что он всегда есть, пока мы живы, его нет только у мертвецов – да и им в курганы пытались кувшины подкладывать). Вопрос в том – НА КАКИХ ОСНОВАНИЯХ, по какому закону капитал вкладывается? И если мы, как положено ученым, порвем с обывательским наречием, и будем звать западный уклад не «капитализмом», а как положено по сущности, «естественным строем», то мы тут же увидим: у естественного строя НЕТ ПЕРСПЕКТИВЫ!
За словом «капитализм» этого не видно – потому что за ним вообще ничего не видно. А вот то, что естество замкнется в зоологический цикл, через инстинкты воспроизводя энтропию диких джунглей – очень даже отчетливо видно. Если мы не напрягаем общество идеологией, религией, пятилетними планами, которые «кровь из носу – но дай», то общество переходит на регулирование инстинктами, и люди становятся животными. Отказавшись от ручного управления, вы поставили самолет на автопилот – он и летит по автопилоту, то есть в рамках зоологических мотиваций, «вычищая» по дороге чужеродные для зоологии вкрапления цивилизационной ткани. Вода может идти вверх, и может идти вниз. Но вниз она идет сама по себе, безо всяких усилий человека. Водопады в человеке не нуждаются: они и без человека падают себе. А вверх вода может идти только если управляющий разум ее туда нагнетает, гонит компрессорной системой. То же самое и с цивилизацией: работают насосы планирования – она идет вверх. Отключили насосы – и началось ЕСТЕСТВЕННОЕ движение вниз, которое, в отличие от подъема – никаких усилий и воли человеческой не требует. Закон накопления энтропии: всякая система, не управляемая разумом, стремится к наиболее вероятному своему состоянию, а оно же есть и наиболее примитивное ее состояние. Если вы высвободите зверство из косматого подсознания человека, то в итоге адской схватки получите МОРЛОКА: свирепого и сильного, отшлифованного борьбой за существование ЛЮДОЕДА. Чуждого высокой культуре, в которой он видит только «слабительное». Т.е., нечто, мешающее кровавой и бесконечной борьбе за выживание. Ужаснувшись этому итогу (как писатель Уэллс, придумавший морлоков) – вы бросаетесь в объятия к социалистам, коммунистам, а бывает что и к анархистам. Убегая от МОРЛОКОВ дикого (т.е. естественного!!!!) капитализма – вы бросаетесь к ученым экономистам, затем к шарлатанам, а бывает, и к гадалкам. Как первое и второе, так и третье – совершенно бессмысленно, вы сами понимаете. И все это кончается трагически: тот, кто убегал от МОРЛОКОВ – оказывается создателем ЭЛОЕВ! Почему? Потому что социальное государство, как его ни лакируй, каким боком не поворачивая – никуда не денется от своей сути: это не государство торжествующих созидателей, а государство торжествующих потребителей. А где потребление впереди созидания – там неизбежно накопление энтропии и крах. И здесь мы понимаем, как смыкаются у нас на глазах в единую сущность понятия «социализм», «цивилизация», «религия»: потому что у слова «созидатель» есть синоним: слово «творец».
Государство торжествующего творца! Или это – или прощай, цивилизация. Потому что господство хищника-расчленителя по понятным причинам ее уничтожит. Но и господство слабоумного добряка-распределителя, который охотно расточает склады, не имея думы – откуда и как их потом пополнять, тоже ведет в никуда. В том числе и к торжеству хищников, потому что выросшие в понимании «врожденности» своих потребительских прав люди – слабы, беспомощны, против хищника неэффективны. И они обречены, сдать хищникам все свои (не свои) социальные завоевания, потому что потребитель – не борец, не воин. Итак, у нас в сухом остатке: как и в любой задаче из школьного задачника есть один верный ответ и множество ошибочных. Верным ответом в рамках цивилизации выступает единственно-пригодный для нее инструмент: капитальное государство. Чья основная функция – передать наследие человеческого Разума без потерь, и с пополнением грядущим потомкам. Сделать так, чтобы достижения мысли росли – но не утрачивались. Иных типов государства очень много, но все они – тупиковые для развития ветви. Если человек человеку – волк, то все кончится кровавой вакханалией дикой охоты. Если же человек человеку – самоцель и высший приоритет, то вырастут поколения ЭЛОЕВ, изнеженных и слабых, неспособных принять «рабство у Бога» (От Матфея, 11:29-30 : «…возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня…ибо иго Мое благо, и бремя Мое легко» — говорит Христос). — Какой же я раб, если я господин? – изумляется элой перед тем, как морлок его слопает. А нам его жалеть? Или – может – туда ему и дорога? Если социальное государство создано для блага человека (человека вообще, но современника), то капитальное государство создано для будущего. Ныне живущий, погрязший в низменных пороках человек для него – не цель, а средство, передаточное устройство: оно должно во всех смыслах нормально, даже комфортно функционировать, но – в чем и заключается соль – НЕ ДЛЯ СЕБЯ. Потому что жизнь жестока: — Унижая и уничтожая человека – мы его сводим в ничто. — Потакая всем низменным (и возрастающим в своей низменности) желаниям человека – мы ТОЖЕ сводим его в ничто. Две разных дороги, смыкающиеся в едином финише. Концлагерь фашизма – или наркоманское зомби-гетто разнузданного либерализма. А финал у них один. И он прекращает разумную форму жизни на Земле» (А. Леонидов, команда ЭиМ). И чтобы понять эту истину нужно только одно – научиться «синхронистическому мышлению».