Homo Argenteus: Новое мировоззрение

Конец неолиберализма

Предлагаю Вашему вниманию статью П. Губельмана «Пандемия и рынок» (источник: https://ss69100.livejournal.com/4957552.html). «Мировая эпидемия COVID-19 наталкивает на рассуждения о целесообразности общественного устройства, основанного на рыночных отношениях. Если открыть мировую карту поражения эпидемией, прекрасно видно, что там, где рыночные отношения укоренены глубже, темпы распространения выше, меры противодействия запоздалые и нерешительные, а последствия уже сейчас катастрофичны. Пандемия COVID-19 стала первой новостью ведущих СМИ прежде всего потому, что мировая система капитализма переживает очередной, регулярный финансово-экономический кризис. Сначала олигархия США и ЕС надеялась использовать эпидемию как информационный повод для нападок на Китай, но затем, когда она перекинулась на западные страны, возникла концепция, с одной стороны, «оздоровления экономики» через карантинный локаут и карантинное обанкрочивание капиталистов средней руки и помельче, с другой стороны, отвлечения внимания общественности собственно от кризиса. Более того, ведёется активная пропаганда, будто кризис вызвала пандемия COVID-19, а не противоречия в капиталистическом способе производства. Научный, образовательный, промышленный, сельскохозяйственный потенциалы современного человечества давно позволяют не только легко преодолеть возникновение новой вирусной инфекции, но и избавить его от «пандемий» голода, нищеты, массовой неграмотности, бездомности, уже побежденных болезней, систематически уносящих миллионы жизней в подвергающихся ограблению регионах, и, конечно, экономических кризисов. Однако ничего подобного не наблюдается. Алогизм рыночных отношений приводит лишь к непрерывному росту обособленности всех субъектов вкупе с наращиванием ими средств взаимного уничтожения. Это проявляется и в гонке вооружений стран и в «гонке вооружения» граждан, которые массово скупают автоматическое оружие в США и «травматы», охотничьи ружья, ножи, биты в странах, где свободный оборот оружия значительно ограничен. Либеральные учебники экономики утверждают, что рыночные отношения сближают народы, страны, континенты, людей. Но они скромно умалчивают, как именно сближают. Одни страны грабят другие страны, навязывая силой подконтрольные правительства, «инвестиции» или уничтожающие экономику договоры. Капиталисты грабят пролетариев, навязывая под гнетом голода, безработицы и инфляции наемный труд, в том числе сотням миллионов покинувших родину нелегалов. Крупные капиталисты разоряют кредитами средних и мелких капиталистов, то есть грабят их. Не желающие становиться пролетариями преступники грабят отдельных капиталистов. И все это под слащавые разговоры о правовом государстве, интеграции, глобализации.

Пандемия COVID-19 на примере итало-испанской катастрофы всем показала, чего стоит эта интеграция и глобализация под названием «Европейский союз». Союзнички разбежались по своим национальным квартирам и бросили немощные правительства и немощных стариков на погибель. Почему КНР закрыла двенадцатимиллионный Ухань и еще три города на карантин при 500 зараженных и 18 смертях, а буржуазные страны спохватились тогда, когда эпидемия уже вышла из-под контроля? Эпидемиология — весьма точная наука, основанная на анализе огромного тысячелетнего опыта борьбы с пандемиями. По сути, все эти противоэпидемические меры были апробированы еще много столетий назад. Есть все необходимые научные расчеты, более того, налицо успешный китайский опыт. Но, тем не менее, тот же Путин придумывает какие-то выходные дни вместо того, чтобы просто скопировать китайцев. А все дело в том, что всему разумному, общественно-необходимому противостоит частная воля собственников, прежде всего собственников заводов, газет, пароходов. Владелец собственности распоряжается ею по своему личному усмотрению, ему плевать на общественный прогресс, общественное благо, научные расчеты и вообще на других людей и все общество. Каждый сам за себя — вот воплотившийся в девиз смысл частной собственности. Но поскольку люди вне общества жить не могут, постольку лозунг «каждый сам за себя» быстро переходит в принцип «разделяй и властвуй». Если бы не частные собственники, то всякий значимый вопрос можно было бы разрешить с научной точки зрения. Очевидно, например, что целью производства материальных и духовных благ должно быть их потребление, а задачами этого потребления — развитие самого человека. Частные же собственники видят в производстве совершенно иную цель — рост прибыли, т. е. их персональное социальное возвышение над массами тех, кто не владеет средствами производства. Поэтому в большинстве случаев производится низкокачественная продукция в обманчивой упаковке. Следовательно, и процесс потребления идет стихийно, в условиях хронического недопотребления базовых благ большинством народа. И все это только ради того, чтобы богатые всегда стояли выше гигантского большинства населения, наслаждаясь его страданиями. Капиталисты, контролирующие экономику и политику большинства рыночных стран, — трусливое стадо взаимопожирающих безразмерных желудков.

В их владычестве над общественным богатством нет ничего полезного и разумного. А служащие им государства призваны сдерживать народный гнев, сглаживать социальные противоречия и хоть как-то компенсировать влияние разнузданной экономической анархии и монополизма. То, что рынок якобы способен правильно и справедливо регулировать жизнь общества, — чудовищная по своей дерзости и наглости ложь. Так что, когда эпидемиологи ставят перед руководством буржуазной РФ вопрос о проведении всех необходимых противоэпидемических мер с научной точки зрения, Путин сначала думает об интересах и удобствах олигархии, потом о мелкобуржуазных массах Москвы, которых он побаивается, а уже потом, по остаточному принципу, о том, что и как действительно необходимо делать с позиции здравоохранения народа. Следовательно, и все государственные меры применяются исходя из того позволения, которое допускает правящий класс. В ином случае будет саботаж, волнения борцов за неприкосновенность частной собственности, в том числе частной жизни, и в конечном итоге замена правительственной верхушки. По-другому дело обстояло в СССР. В 1970 году врачи пришли в политбюро с информацией о пандемии холеры, а политбюро не было сковано никакими частными собственниками, поэтому в рекордно короткие сроки были предприняты все необходимые меры. Без фигуры частного собственника сложность решения любой проблемы зависит не от настроения своры алчных олигархов, а всецело от компетентности общества. Антикоммунисты здесь обязательно вскрикнут, что если в политбюро сидят дураки, то они наломают дров. Вопрос-то не в этом. Дураки в любом деле и на любом участке наломают дров. Вопрос в том, что при капитализме научное разрешение социальных проблем и вообще научная организация общественно значимых процессов невозможна вообще, т. к. это противоречит своеволию собственников. То, что полезного делают буржуазные государства в образовании, здравоохранении, экономике, политике, является исключением под давлением обстоятельств или страхов. Да и это полезное делается так, чтобы процесс приносил выгоду отдельным капиталистам. Очевидно, что примерно как в СССР сегодня дело обстоит в КНДР. Отсюда и результат — предельная сплоченность и последовательное разрешение стоящих перед страной исторических задач. Примерно так же действуют и в Китае, Вьетнаме или на Кубе. Правда, там немало капиталистов, но решающей силой является рабочий класс под руководством коммунистов, организованный в государство. Поэтому если капиталисты оказывают противодействие власти, то их наказывают по всей строгости.

Мы же наблюдаем сейчас следующую картину. Во-первых, в результате первоначальной нерешительности время эффективного подавления пандемии оказалось упущено. Во-вторых, экономическая тяжесть последствий вводимых мер ляжет в основном на пролетариат и отчасти на мелкую буржуазию. Правительственная поддержка населения направлена в основном на москвичей и для значительной категории граждан вряд ли даже сгладит экономические последствия пандемии. В то же самое время магнаты-капиталисты под различными предлогами выкачают бюджет по максимуму, в очередной раз подтвердив истину марксизма, что бюджет государства есть коллективная собственность господствующего класса. В-третьих, вместе с борьбой против пандемии производится уничтожение нереализованной массы товаров, созданных вопреки закону необходимой эквивалентности товарного производства, т. е. ликвидация последствий циклического кризиса. В-четвертых, вместе с борьбой против пандемии усилится контроль за населением, будет осуществлен крупный сбор надзорных сведений о миллионах людей. Народ ждет период тяжелых материальных потрясений, брожение недовольства. Сейчас каждому все отчетливее видно, что централизованные, государственные процессы обладают высокой эффективностью в таких значительных для всего общества вопросах, как борьба за здравоохранение народа. Важно понять, что и вопросы производства материальных и духовных благ точно так же должны быть поставлены на централизованную основу с приданием им цели удовлетворения возрастающих потребностей всего общества. А это, в свою очередь, возможно лишь в условиях завоевания политической власти организованным в революционный класс пролетариатом и с последующим обобществлением средств производства и исключением фигуры частного хозяина. Никакая буржуазия, никакой Путин или Лукашенко этого не обеспечат. Только мы сами, вооруженные марксизмом и организованные в политическую партию научного централизма. Пора ли действовать? Конечно, уже давно пора! Ситуация в мире буквально кричит нам всем, что человечество на пороге череды катастроф и даже крушений целых государств. Необходимо мобилизовать всю свою волю, наперекор трудностям усиливать и наращивать пропаганду, готовить кадры, с утроенной силой заниматься самообразованием. Брожение, кризисы, катастрофы, войны, революционные ситуации сами по себе породят лишь массовое движение недовольных. Им позарез будет нужна руководящая сила в виде партии высококомпетентных марксистов, чтобы организоваться в способный к взятию и удержанию власти класс. Преступно сидеть, наблюдать и ждать» (Губельман).

Что больше всего удивляет автора в современной человеческой цивилизации, так это единый образ ее общественной мысли. Нынешняя цивилизация прекрасно понимает, что она постоянно развивается, однако цели своего развития она видит только в настоящем и прошлом, хотя с такими целями развитие невозможно. Кстати, последнее обстоятельство человеческая цивилизация тоже понимает, тем не менее, всякого, кто заглядывает в будущее, она обязательно называет «мечтателем», а все им предложенное – исключительно «Утопией». Вот и Губельман – вроде неглупый человек (да и фамилия обязывает), однако он упорно отстаивает, что «только мы сами, вооруженные марксизмом и организованные в политическую партию научного централизма» сможем противостоять и буржуям, и пандемии. А ведь еще древние поняли, что нельзя дважды войти в одну и ту же реку. Главная же заслуга Карла Маркса и Фридриха Энгельса как раз и заключается в том, что они сумели заглянуть в будущее. И если мы хотим развиваться, нам надо глядеть в будущее, а на прошлое лишь оглядываться, выискивая там ошибки, которые мы не хотим повторить в будущем. А что предлагает Губельман? Вернуться в прошлое вместе с «высококомпетентными марксистами»! А кто такие «высококомпетентные марксисты»? Это – во-первых, не очень умные люди, у которого нет своего мнения, а во-вторых, эти люди — догматики, которые верят исключительно Марксистскому учению. И нам с подобными «товарищами» не по пути. Если бы человечество прислушивалось только к ним, то современная цивилизация была бы до сих пор рабовладельческой. В связи с чем, марксизм-ленинизм нас может интересовать лишь как прошлое, в котором необходимо разглядеть ошибки (ведь людям свойственно ошибаться). И таких ошибок там автор нашел довольно много (смотри главу «Научный коммунизм»). Тем не менее, для своего времени марксизм был большим шагом вперед. Ровно так же, как и атомистика Демокрита. Однако атом в сегодняшних представлениях отличается от атома Демокрита, как небо и Земля. И это понятно – «все течет, все изменяется».

Другими словами, надо всегда смотреть вперед, учитывая при этом ошибки прошлого. Причем, делать это надо относительно всего нас окружающего, в том числе, и относительно нынешнего коронавируса. Давайте попробуем посмотреть на сегодняшнюю эпидемию именно с этой точки зрения. Специалисты выделяют четыре стадии развития эпидемической ситуации. Так, в первой фазе есть угроза завоза инфекции или имеются единичные случаи. Во второй фазе есть несколько завозных случаев инфекции, но нет ее последовательного распространения. На третьей фазе инфекция начинает распространяться внутри территории, когда заболевшие связаны с теми, кто привез инфекцию в регион. В четвертой фазе появляется настолько много случаев заболевания, что не удается установить источник для каждого зараженного. Примерно половина населения любой страны мира вовсе не подвержена риску, заболеть (у них прекрасно работает иммунитет). Большинство заразившихся людей (~80%) переносят болезнь в легкой форме (на ногах), и агрессивность вируса у них минимальна. Заразиться от этих людей здоровому человеку – примерно то же самое, как сделать прививку. Каждый такой человек за время своей незаметной болезни успевает заразить от двух до двадцати человек (в среднем – десять человек). У нездоровых инфицированных людей вирус не теряет своей агрессивности, зато они и заражают окружающих значительно меньше (в условиях карантина не более двух человек). Таким образом, от ста первоначально зараженных людей прививку получают 800 человек, из них только 20% (160 человек) заболевают, а кроме того, заболевают еще 40 человек, заразившись от заболевших людей. Итого, за один цикл инфицирования прививку получают 840 человек, из которых 200 человек заболевают. Время одного цикла инфицирования (за этот цикл количество заболевших людей утраивается) составляет примерно одну неделю. А стало быть, эпидемия в городах с миллионным населением должна продлиться примерно четыре недели, а в Петербурге и Москве ~ пять — шесть недель. Именно за это время большинство жителей, либо получат прививку от здоровых инфицированных людей, либо тяжело заболеют. Иначе говоря «добрая половина всего населения переболеет». Учитывая, что фиксируются лишь ~10% от числа всех инфицированных людей, все достаточно крупные города практически всех регионов в России уже имеют по сотни зараженных. Любой карантин увеличивает общее время эпидемии, зато сокращает количество тяжело заболевших и умерших людей. Таким образом, Путин абсолютно справедливо продлил карантин на месяц. Ну а автор этого сайта увеличивает свой прогноз до 20 – 25 тысяч инфицированных в России (после чего количество инфицированных выйдет на плато). Правда, общее количество инфицированных людей зависит от степени охвата населения тестами на коронавирус, а потому, данный прогноз будет действителен, только в случае, когда величина охвата населения не будет сильно изменяться по времени (останется такой же, как и сейчас). Изменение авторского прогноза связано как раз с этим обстоятельством.

На кризис, вызванный эпидемией, отозвались даже наши Российские профсоюзы. Вот что по этому поводу пишет  Николай Стариков — «Правительству России предложено начать национализацию предприятий» (источник: https://nstarikov.ru/pravitelstvu-rossii-predlozheno-nachat-nacionalizaciju-predprijatij-114465). «Официальные профсоюзы решили внести свой вклад в защиту отечественной экономики в кризисной ситуации. Председатель Федерации независимых профсоюзов России (ФНПР) Михаил Шмаков обеспокоен угрозой захвата стратегически важных предприятий, стоимость которых сильно упала из-за кризиса. В качестве упреждающей меры ФНПР предлагает начать их национализацию. В письме премьеру Михаилу Мишустину профсоюзный лидер предложил определять такие стратегические предприятия с помощью Российской трехсторонней комиссии по регулированию социально-трудовых отношений. Напомним, эта структура работает при правительстве, ее координатором является вице-премьер Татьяна Голикова. В нее входят представители профсоюзов, общероссийских объединений и правительства. «Падение стоимости акций компаний, экономические проблемы предприятий могут привести к росту спекулятивных сделок с целью захвата предприятий, — предупреждает Шмаков. По его мнению, нужно установить годовой мораторий на реприватизацию попавших в государственную собственность структур. Среди прочих мер, которые предлагает Шмаков, — отмена 13-процентного налога на доходы физических лиц (НДФЛ) для тех работников, труд которых оплачивается на уровне МРОТ и ниже». А вот что по поводу коронавируса пишет Радика Десай — профессор Отдела политических исследований Университета Манитобы, в настоящее время исполняет обязанности директора Группы экономических исследований в области геополитики — «Внезапный час расплаты: коронавирус и капитализм» (источник: https://colonelcassad.livejournal.com/5762745.html). «Пандемия коронавируса вызвала тяжелый экономический и социальный кризис, в ходе которого приходится расплачиваться за бесконтрольность капитализма. Есть что-то символическое в том, что эпидемия коронавируса нанесла серьезный удар по западному миру примерно в мартовские иды, день, когда в Древнем Риме по традиции происходила выплата долгов. Предыдущая неделя напоминала поездку на американских горках. Всемирная организация здравоохранения (ВОЗ), наконец, объявила, что распространение болезни носит характер пандемии, правительства мобилизовались, коронавирус стал основной повесткой дня в новостях, СМИ оказались заполнены как непроверенными слухами, так и откровенной дезинформацией, города и даже целые страны закрылись на карантин, всевозможные рынки и биржи рухнули, а корпорации объявили о приостановке производства. Стало ясно, что какими бы ни были происхождение, способы распространения и смертность от вируса, называемого сейчас Covid-19, пандемия станет суровым испытанием для западного капитализма и его механизмов противостояния угрозе.

С самого начала было практически очевидно, что в них возникнет нужда. В конце концов, проблемы, накапливавшиеся в западной капиталистической системе, усиливали дисбаланс в течение десятилетий, по крайней мере, с тех пор, как после кризиса 70-х гг. прошлого века был избран неолиберальный путь, которого и придерживались, не задумываясь, к каким проблемам и кризисам он ведет. На протяжении этих десятилетий были проведены серьезные исследования, показывающие, что западный капитализм покупал себе отсрочку, накапливая долги, как государственные, так и частные, чтобы оттянуть выплаты. Проблема узости и неразвитости рынков только усугублялась свойственной неолиберализму принципиальной тенденцией к понижению заработных плат и цен. Кризис 2008 г. стал предыдущим моментом истины. Он, впрочем, привел не к серьезному изменению политики, а только к национализации непомерных частных долгов, так как банки оказались «слишком большими, чтобы лопнуть», поэтому их вытащили, а топ-менеджеров посчитали «слишком большими, чтобы их посадить», поэтому они продолжили управлять по-старому. И только лишь простые смертные потеряли дома и рабочие места, оказавшись под гнетом нищеты и жесткой экономии ради повышения правительственных доходов. Сегодняшняя пандемия отличается от всех прочих не потому, что она более смертоносна, чем предыдущие (это не так), и не потому, что она вызвала крах на финансовых рынках (к чему приводило большинство кризисов неолиберальной эпохи), а потому, что она выявила все слабости, искажения и нарушения баланса, свойственные той производственной системе, которую неолиберализм формировал на протяжении десятилетий. Предполагалось, что неолиберализм придаст новые силы капитализму и возродит «дух жизнерадостности», который, как считалось, сдерживался ограничивающим влиянием государства (the «dead hand of the state»). Достигнуть этого, однако, ему не удалось. Темпы роста на протяжении последних сорока лет были гораздо ниже тех, что поддерживались в «этатистский» послевоенный «золотой век» капитализма. Вместо этого производственная система под управлением западного капитализма оказалась перегруженной в трех различных аспектах. В географическом отношении она растянулась по всему миру. Во временном отношении возникающие напряжения вызваны системой производства «точно в срок», при которой не создается запасов и остается небольшая финансовая подушка на случай непредвиденных обстоятельств. Наконец, в социальном плане при ней значительно усиливается давление на трудящихся и малый бизнес, от чего они вынуждены работать за низкую зарплату и производить товары по низкой цене: тем самым на них перекладываются всевозможные социальные и финансовые риски.

Действительно, пертурбации, вызванные вирусом и теми мерами против него, которые уже приняты и которые еще придется принимать, обошлись недешево: ключевые отрасли мировой экономики не могут приостановить производство на месяцы без подобного рода издержек. Однако здоровая система, обладающая определенным количеством жира, которым можно пожертвовать, сопротивлялась бы гораздо лучше, чем наша сухая, перегруженная и туго натянутая производственная система, в которой подходят сроки выплаты по счетам. На второй неделе марта, когда ВОЗ объявила о «глобальной пандемии» коронавируса, произошел беспрецедентный обвал на мировых рынках. Финансовые рынки в США пережили крупнейшее однодневное падение со времен краха 1987 г., несмотря на то, что Федеральная резервная система США за неделю до того экстренно снизила ключевую ставку и пообещала влить в систему триллионы долларов. Никакой удовлетворительной «коррекции» не произошло. Вопреки обыкновению, обвал затронул не одни только финансовые рынки, считающиеся наиболее рискованными. Помимо них пострадали рынки облигаций, а также такие активы, которые считаются «наиболее надежными» — ценные бумаги Казначейства США и золото, поскольку инвесторы уходили в ликвидность. Более того, ущерб оказался не только финансовым. По мере того, как страны одна за другой вводили карантин и ограничивали сообщение, авиаперевозчики, круизные компании, аэропорты и другие представители широкого и считающегося переоцененным рынка услуг, в котором производство и потребление происходит при личном общении, закрывались и переживали сокращение или приостановку деятельности. Прерывание производственных цепочек и закрытие рынков ударило и по промышленности. В довершение всего, в сырьевой отрасли разногласия между странами ОПЕК и другими нефтепроизводителями привели к войне на понижение цен, из-за чего добыча сланцевой нефти, остававшаяся одной из ярчайших звезд на экономическом небосклоне США, потускневшем в других отношениях на протяжении последнего десятилетия, стала нерентабельной в силу своей зависимости от высоких цен на нефть. Масштаб этого бедствия выходит далеко за рамки проблем, вызванных собственно вирусом, что, однако не остановит неолиберальные правительства перед тем, чтобы возложить ответственность за экономический спад на пандемию. В конце концов, Джордж Буш младший объявил теракт 11 сентября причиной рецессии, которая фактически началась за несколько месяцев до того, и обратился к американцам с известными призывами проявить свой патриотизм, отправившись на шопинг.

Существуют, по меньшей мере, четыре аспекта расплаты по долгосрочным счетам, с которыми западные капиталистические страны столкнулись во время «наихудшего кризиса для системы общественного здравоохранения в жизни целого поколения». Наиболее фундаментальная проблема заключается в низком уровне совокупного спроса по отношению к производственной мощности (не говоря уже о производственном потенциале), что и послужило причиной замедления роста в 70-х гг. прошлого века. Подход, которого придерживались страны Запада, — неолиберализм — не только не решил эту проблему, но даже усугубил ее, облегчив «инвестирование» путем сокращения заработных плат и государственных расходов, что привело к росту неравенства. Неравенство же привело только к тому, что деньги переместились в карманы тех, кто не станет их тратить или вкладывать в производство. Единственным результатом этого стало увеличение и без того громадных объемов денег, вхолостую обращающихся на рынках спекулятивных активов. Таким образом, расплата по счетам откладывалась сначала путем увеличения государственных заимствований на не особо нужные социальные выплаты, введения все более неприличных налоговых льгот для богатых, значительного увеличения военного бюджета, предоставления субсидий корпорациям и т. п., а затем через возрастание частной задолженности, кульминацией чего стал кризис 2008 г. Экономический рост, который мог предложить подобный неолиберальный подход, был связан, в основном, с пузырями на рынках активов, вызванными «эффектом богатства». Они позволяли увеличивать свое потребление только узкому кругу элиты. За прошедшие 12 лет «жесткой экономии» даже такой прирост обмелел и превратился в ручеек на фоне того, что в странах Запада были зарегистрированы наименьшие темпы роста за все десятилетия неолиберализма. Неолиберальный подход уже исчерпал себя даже как стратегия анемичного роста. Динамика спроса на протяжении последних десятилетий находится в стагнации, а наибольший спрос, как потребительский, так и инвестиционный, сосредоточивается в Китае и других незападных странах. Потрясение, которое пережил спрос на фоне разворачивающейся пандемии, усугубило и без того тяжелую ситуацию. Неравенство, возросшее за десятилетия неолиберализма, способствует распространению пандемии, которая, в свою очередь, приведет к росту неравенства, отчего проблема спроса только обострится.

В течение последнего десятилетия западные правительства и центральные банки нашли новый способ покупать отсрочку для капиталистической системы: они устраивают грандиозное шоу, пытаясь решить проблему спроса при помощи исключительно монетарных инструментов. Они гипнотизируют публику, изобретая один подход за другим. Подобно факирам, они прибегают ко все более изощренным, даже нелепым, способам доставать монетарных кроликов из своей шляпы — еще более низкие процентные ставки, нулевые процентные ставки, количественное смягчение, вмешательство центробанков в монетарную политику, к тому же — почему бы и нет? — они создают впечатление, будто напрягают каждую клеточку своего серого вещества, чтобы спасти мировую экономику. Однако все это не более чем классический способ пускать пыль в глаза: Джон Мейнард Кейнс еще давно предупреждал, что наступит время, когда одних только инструментов монетарной политики будет недостаточно «для обеспечения оптимального размера инвестиций» — и, следовательно, для поддержания приемлемых темпов роста. Прибегать к таким методам — все равно, что толочь воду в ступе. Все эти разговоры о монетарной политике только отвлекают внимание публики от политики фискальной, то есть, от увеличения государственных расходов и инвестиций. В финансовой прессе эта проблема, правда, признается, однако авторы в своих фантазиях полагают, будто и небольшой доли государственных инвестиций будет достаточно. Они забывают, что Кейнс не останавливался и в следующем же предложении продолжал: «Я представляю себе поэтому, что достаточно широкая социализация инвестиций окажется единственным средством, чтобы обеспечить приближение к полной занятости, хотя это не должно исключать всякого рода компромиссы и способы сотрудничества государства с частной инициативой». (С точки зрения Кейнса, полная занятость — это наиболее значимая цель экономической политики, достижение которой, не будет слишком большим преувеличением сказать, станет первым шагом от капитализма к лучшему обществу).

Надо ли говорить, что то, что Кейнс осторожно называл «широкой социализацией инвестиций», приведет к тому, что правительства вынуждены будут прибегнуть к определенного рода социалистическим практикам по той простой причине, что частный сектор не способен или не желает осуществлять подобные инвестиции. Другими словами, масштаб фискальных мероприятий, необходимых для восстановления приемлемого уровня экономического роста, занятости и спроса оказывается настолько велик, что это неизбежно поднимает фундаментальные вопросы. Если капиталисты не способны или не желают сделать то, что позволило бы терпимо относиться к худшим из них, — а именно, осуществлять инвестиции и увеличивать занятость — то для чего вообще нужен капиталистический класс? Почему наши демократические государства должны отдавать им рычаги управления экономикой? В таком положении капитализм находился на протяжении последнего десятилетия. Возможно, нынешний кризис не позволит более игнорировать сложившееся положение вещей. Пока акцентирование на монетарной политике отвлекало общественное внимание от проблемы гораздо более насущных фискальных мероприятий, сами монетарные инструменты, нанеся колоссальный урон, полностью исчерпали себя даже в своей извращённой сущности. Финансовый сектор, главный выгодополучатель от направления на отмену регулирования и вызванных ею неблагоприятных условий спроса, благодаря которым средства изымались из инвестирования в производство и перераспределялись в пользу финансовых рынков, сегодня столкнулся с тем, что самый его фундамент оказался поколеблен. Обвал рынков 1987 г. стал первым крупным финансовым кризисом неолиберальной эпохи. Алан Гринспен, председатель ФРС США, отреагировал на него введением печально известного пут-опциона Гринспена, что привело, в целом, к восстановлению исчезавшей ликвидности, так что пуншевый кубок был снова наполнен, и спекулятивная пирушка могла продолжаться. С тех пор ФРС и ее собратья — западные центробанки — реагировали на финансовые кризисы очередными вливаниями ликвидности, как путем понижения процентных ставок, так и более прямолинейными методами покупки наименее ликвидных активов, что известно под названием количественного смягчения. Применение этих методов оправдывалось необходимостью восстановления инвестиций, экономической активности и занятости. Однако единственным, что они восстанавливали, была способность финансового сектора продолжать свои непродуктивные и ведущие к росту неравенства спекулятивные практики. Результатом стала серия финансовых пузырей, которые увеличивали богатство одного, в меньшей степени — десяти процентов населения, в то же время обрушивая экономические бедствия на остальные 90% после того, как они лопались. Эта печально известная череда включает в себя обвал 1987 г., разнообразные финансовые кризисы начала и середины 90-х гг., которые завершились азиатским финансовым кризисом 1997-98 гг., сюда же входят крах доткомов 2000 г. и кризис 2008 г.

Однако по мере того, как монетарная политика приводила к новым вливаниям пунша в кубок, пирушка становилась все более и более унылой. Объемы международных потоков капитала, например, не превышают 65% от своего максимума до кризиса 2008 г., несмотря на всю щедрость центральных банков. Банки и финансовые институты отягощены повышенными требованиями к объему резервов, каковые им были навязаны в рамках принятия посткризисных мер по ужесточению регуляции, во всех прочих отношениях малоэффективных. Учитывая, насколько суровые порядки необходимо наводить монетарными методами для того, чтобы было возможно зарабатывать на финансовых рынках, то даже столь относительно мягкие меры смогли повлиять на прибыль в финансовом секторе. И, тем не менее, за прошедшее десятилетие на рынках ценных бумаг образовались значительные пузыри, которые теперь, судя по всему, лопнули. Меры, предпринятые Федеральной резервной системой в начале марта — экстренное снижение процентной ставки и обещание влить триллионы долларов — не произвели эффекта. В ответ ФРС анонсировала дальнейшее снижение ставки практически до нуля, выкуп большего объема активов, а 15 марта, незадолго до открытия рынков на востоке, прибегла к обычным для себя обещаниям «использовать весь спектр инструментов». Сделав так, ФРС израсходовала практически весь свой арсенал. С 2015 г. она повышала процентную ставку с очевидной целью иметь некоторый запас сухого пороха на случай кризиса, чтобы располагать пространством для снижения ставки. ФРС пускала этот запас в ход на протяжении последних шести месяцев, и большую часть — в марте 2020 г. От этого ничего не осталось. Отрицательные же процентные ставки — это попросту нонсенс. Даже европейцы, гораздо более склонные к авантюрам, не опускали ставку ниже –0,5%, а ФРС до сего момента и вовсе не желала переходить в отрицательную область. В свете этого тот факт, что на следующий день рынки отказались реагировать, посыпавшись, как камни, с востока утром до запада вечером, выносит свой неумолимый приговор возможностям монетарной политики. Неважно, насколько высоко оцениваются активы в спекулятивной лихорадке, неважно, насколько ФРС превозносит их — они, в конечном итоге, находятся в гравитационном поле производственного сектора, его нужд и требований. Пузырь доткомов неизбежно должен был лопнуть по причине обесценивания массы необеспеченных активов. Пузырь на рынке ипотечного кредитования лопнул в 2008 г., когда процентную ставку пришлось поднять, чтобы поддержать курс доллара на фоне роста цен на нефть, что привело к снижению темпов роста цен на недвижимость, в результате чего все большее число ипотечных кредитов стали оцениваться выше, чем заложенное под них жилье. Хотя сегодняшние трудности на рынках ценных бумаг и вызваны пандемией коронавируса, они затрагивают более глубокие проблемы.

Рынки ценных бумаг, на которых осуществляются финансовые спекуляции на основе уже произведенной стоимости, в ходе своего роста потеряли всякое разумное соотношение с рынками производственной деятельности — инвестированием в производство новых товаров и услуг (что иногда называют «реальной» экономикой) — несмотря на то, что сами спекулятивные активы зависят от производства. В рамках сегодняшнего кризиса, наиболее подходящее соотношение таково: банки и финансовые институты размещают у себя депозиты промышленных корпораций, которые выступают в качестве наиболее надежных источников финансирования банков. Однако под воздействием шока, парализовавшего спрос и поставки, промышленные фирмы не только изымают депозиты, но даже прибегают к заимствованиям — более того, все крупные корпорации делают это одновременно. Хотя подобная практика и не привела к немедленному банковскому кризису, он может оказаться не за горами: как отмечает один из колумнистов Financial Times, закон Додда-Франка и прочие законодательные акты, принятые после 2008 г. и ужесточающие регуляторные механизмы, благодаря которым банки стали более устойчивыми, вынуждают их поддерживать минимальный уровень подобных надежных депозитов. «Потеря этих депозитов с такой скоростью угрожает обрушить график ликвидности и затрудняет выполнение норм регуляторов для самих банков. И это тогда, когда мы еще не увидели волну корпоративных сокращений и дефолтов, которая приведет к еще большим проблемам с финансированием». Предложение ликвидности со стороны ФРС уже не приводит ни к какому эффекту потому, что экономика сейчас нуждается в каком-нибудь способе для создания спроса, как потребительского, так и инвестиционного, с целью восстановления и расширения производства. В текущих обстоятельствах, когда инвестиции и расходы со стороны частного сектора находятся на низком уровне, такую работу может проделать только правительство. Так возникает проблема. С одной стороны, если эта работа не будет проделана, то в ближайшем будущем нас ожидает всеобщий финансовый и экономический кризис, гораздо более глубокий, нежели чем временный спад производства и потребления, вызванный одной только пандемией. С другой стороны, если правительство все же вмешается и выполнит то, что необходимо, то это поставит под вопрос будущее капитализма.

Как мы уже указывали, для перегруженной во временном, географическом и социальном аспектах производственной системы, которая сложилась на протяжении сорока лет неолиберализма, наступает час расплаты по счетам. В период 1995-2005 гг. промышленные цепочки поставок стран Запада обогнули половину земного шара и замкнулись на Китае, однако рост объемов торговли начал замедляться задолго до кризиса 2008 г. в силу совокупности факторов, включающих в себя как насыщение западных рынков, удушаемых неолиберализмом, так и рост заработных плат в Китае. Более того, с переходом к режиму жесткой экономии после 2008 г. Запад начал пожинать плоды действовавших на протяжении десятилетий «соглашений о свободной торговле», которые в действительности представляли собой соглашения об освобождении инвестиций от ограничений, налагаемых трудовыми, экологическими и прочими стандартами. В защиту тезиса о том, что западные уровни заработных плат и занятости никак не связаны с торговлей, написаны горы литературы, на самом же деле торговые соглашения оказывали самое непосредственное влияние на оба этих показателя для западной экономики, в особенности для «синих воротничков». В то время как вспыхнувшее недовольство, по идее, должно было бы мобилизовать прогрессивные партии, этого не случилось по причине десятков лет очернения левых со стороны набирающих силу неолиберальных правых и десятков же лет правого крена, характерного для традиционных партий левого толка (произошедшего, возможно, в силу их собственных исторически глубоко заложенных ограничений). Вместо этого правые популисты воспользовались страданиями народа и связанными с ними раздорами, чтобы победить на выборах при помощи уловок вроде Брексита или торговых войн, одновременно мало что сделав для смягчения этих страданий. В результате и без того шаткая система международных соглашений дестабилизировалась еще сильнее. Эпидемия коронавируса только приблизила час расплаты.

Последний ингредиент этого тошнотворного коктейля относится к механизмам, при помощи которых капитализм исторически сложившимся способом преодолевал кризисы — речь идет о государстве и политике. За десятилетия неолиберализма как государство, так и более широкие политические институты на Западе оказались настолько подорваны, что мы уже не можем опираться на них, чтобы солидарно противодействовать нынешнему кризису, будь то меры по взятию под контроль и прекращению пандемии в краткосрочной перспективе, или же необходимые шаги по долгосрочной переориентации экономики. Это наиболее очевидным образом проявляется в той медлительности, с которой Запад реагирует на пандемию. Потратив несколько месяцев на поиски ошибок в действиях Китая, сам Запад отреагировал гораздо менее решительно, чем Пекин. В заключение отчета о совместной технической миссии ВОЗ и КНР по проблеме новой коронавирусной инфекции (англ.) утверждается следующее: Перед лицом неизвестного ранее вируса Китай развернул, пожалуй, самые амбициозные, оперативные и агрессивные усилия по сдерживанию болезней в истории. Стратегия, которая лежала в основе этих усилий по сдерживанию, изначально была национальным подходом, которому способствовал универсальный мониторинг температуры и мытье рук. Однако по мере развития вспышки и накопления знаний был применен научно-обоснованный подход, позволяющий адаптировать реализацию мероприятий, приспосабливая степень конкретных мер сдерживания к контексту провинции, округа и даже сообщества, возможностям обстановки и характеру новой передачи коронавируса в конкретных условиях. Контраст по сравнению с мерами, предпринятыми Западом, вряд ли может быть более полным. Взять, например, два ведущих неолиберальных государства, США и Великобританию. В обеих странах сорок лет неолиберализма снизили потенциал государства, уничтожили критические институты и привели к потере лучших кадров. В обеих странах правящие классы утратили доверие народа, а политические системы пришли в такой беспорядок, что высшие государственные должности достаются откровенным проходимцам. Каким же образом настолько ослабленные системы смогут проявить политическую волю и реализовать государственный потенциал, чтобы преодолеть разворачивающийся кризис? (Мы можем здесь добавить, что пандемия коронавируса испытывает на прочность саму архитектуру Еврозоны).

В США с их системой частного здравоохранения принимаемые меры продолжают носить нерегулярный характер, поскольку на них оказывают влияние страховка, цена и прочие коммерческие параметры, так что даже тестирование на вирус производится бессистемно, отчего истинные масштабы самой пандемии остаются неясными. В Великобритании, где более десяти лет жесткой экономии уже довели Национальную систему здравоохранения до неспособности справиться с обыкновенным сезонным гриппом без того, чтобы не отложить выборы, попытались возвести нужду в добродетель и объявили о том, что стремятся к наступлению «коллективного иммунитета». Это не более чем благопристойный способ расписаться в собственном банкротстве, от которого изрядно попахивает геноцидом. Учитывая, что пандемия сильнее всего ударит по бедным, принимая в расчет, что вирус будет распространяться и у людей умрут десятки близких, что выживут только сильнейшие, то это все равно, что заявить «умри ты сегодня, а я завтра». В западных медиа доминируют частные компании, отчего сведения, распространяемые в СМИ, всегда содержат в себе как непроверенные данные, так и дезинформацию, что только усугубляет проблему. Более того, неспособность справиться с трудностями на национальном уровне усугубляется международным соперничеством и противоречиями между государствами, что затрудняет реализацию скоординированных международных усилий. Причины этого соперничества, характерного для XXI века, заключаются в том, Запад утрачивает роль мирового экономического центра. Ко всему этому добавляются проблемы замедленного экономического роста на Западе в течение десятилетий неолиберализма, а также способность Китая и ряда других стран успешно избежать адаптации к неолиберальным структурам. Запад уже давно стал реагировать на эти перемены агрессивно, разжигая экономические и «горячие» войны против соперников и «выскочек». Рост популизма никоим образом не облегчает ситуацию.

В то время как степень международного согласия после 2008 г. все время преувеличивалась, а усилия «Большой двадцатки» по смягчению кризиса не дали существенного результата, наступление эпохи Брексита и лозунга «Америка — прежде всего» обозначает переход разногласий на новый уровень. Попытка Трампа предложить фармацевтическим компаниям «большие суммы» за право эксклюзивного доступа к вакцине — на сегодняшний момент, пожалуй, самое подлое из того, что совершили западные государства в условиях кризиса. В западных политических и медийных кругах, по большому счету, не хотят даже поучиться успешному опыту у Китая, так что успехи в области лечения коронавирусной инфекции замалчиваются, не говоря уже о том, чтобы их обсуждали или перенимали. Между тем, режим международных санкций не позволяет странам, превращенным в козлов отпущения, например, Венесуэле, закупать медикаменты или получать врачебную помощь. Если бы пандемия коронавируса поразила здоровую и гармоничную мировую экономику, то она бы все равно нанесла серьезный ущерб, но этот ущерб был бы ограничен во времени и пространстве. Однако пандемия поразила мировую экономику и капиталистическую систему, которые ослаблены десятилетиями неолиберализма. Масштаб ее последствий неразрывно связан с этими внутренними слабостями. Предстоящие события, безусловно, будут заключать в себе огромные возможности для левых. Об этом, однако, нужно говорить отдельно» (Десай). Самое удивительное, что приведенные выше слова справедливы и для России. И единственным способом спасти мир от неолиберального коллапса на сегодня обладает только Россия. Для этого ей необходимо национализировать всю банковскую систему страны (в нынешней ситуации это вполне возможно), ввести в оборот новую мировую валюту, частично обеспеченную золотом (и это возможно), а также закрыть все биржи и вместо них организовать Открытый Мировой торговый Банк (где будут торговать за новую валюту — не бумажками, а реальными товарами). Никаких других путей спасения нынешнего мира автор не видит. И если мы с Вами этого не сделаем, то придет каюк не только неолиберализму, но и всему современному миру.