О добром и вечном
Предлагаю Вашему вниманию небольшую статью из журнала «Лучик» под названием — «Что такое либерализм». «Либерализм – это идеология, которая базируется на философском номинализме (о котором чуть позже) и утверждает главенство частного блага – над общим. С чего и с кого все началось? Теоретический принцип, из которого вырос либерализм, был провозглашен французом Бенжаменом Констаном в небольшой работе 1819 года «О свободе древних в сравнении с Новым временем». В этой статье Констан противопоставляет понимание свободы в античности пониманию свободы людьми Нового времени. Свобода для древних – это право участия в общественной жизни (политическая свобода), а свобода для современных людей – это их личная безопасность и обеспечение их частных удовольствий. Констан ставит на первое место свободу удовольствий (личную свободу), а политическую свободу – на второе место, как условие (гарантию) для первой. В предшествующей истории, в высших образцах философии и культуры, ценностью считалось участие в общественном деле – а личные комфорт и безопасность (причем разумно ограниченные) понимались как средство. У Констана стороны меняются местами. Ценность – комфорт и безопасность, а все общественные дела нужны только для их обеспечения. Другим основоположником либерализма является англичанин Джереми Бентам. Правда, он отрицал свободу (называя ее чепухой). В качестве базовой общественной ценности Бентам провозглашал пользу. Но польза у Бентама подчинена «принципу счастья», который определяется следующим образом: преобладание удовольствий над страданиями. Получается ни что иное, как та же самая констановская личная свобода – гарантии получения частных удовольствий. Почему мы чаще всего употребляем термин «либерализм» неправильно? Если свести либерализм к главному признаку на фундаментальном, предельно общем уровне, то получится следующее: приоритет частного над общим. Это его суть, его центральная мировоззренческая (а не только политическая) идея. Приоритет второстепенных признаков над сущностью, деталей – над общим смыслом, фактов – над идеей, единичных вещей – над классом, частных мнений – над общей истиной, частного интереса – над общим благом, единичных случайных влечений – над главной жизненной задачей – все это либерализм. Это настолько глубокая вещь, что проявляется даже на бытовом уровне. Человек, не убирая за собой со стола посуду в кафе самообслуживания, говорит «я не обязан, это не мое дело»; при посадке в самолет пассажиры рассаживаются не по семейному принципу, а по принципу «у меня на это место билет; рекламные слоганы «уступи соблазну» и «пусть весь мир подождет» провозглашают приоритет частного, случайного влечения над общими принципами или жизненными целями.
К политической свободе (т.е. приоритету должного – разумного, по Монтескье), к классическим республиканским ценностям, все это не имеет никакого отношения. Тем более удивительно, что наиболее частой ошибкой в понимании либерализма является связывание его именно с классическими республиканскими и общественно-договорными учениями. Ошибка происходит от неумения различать термины «политическая свобода» и «личная свобода», просто на уровне слов: раз и там и тут про свободу, значит, это одно и то же. Вот почему в XIX столетии в салонах европейских обществ и в литературе принято было называть «либеральными» как раз республиканские взгляды – противопоставлении монархическим. Как уже было сказано, онтологической основой либерализма является номинализм. Номинализм – это идеалистическая концепция, в рамках которой сущность предмета не обладает приоритетом над его признаками. Примечательно, что номинализм возникает еще в античности – в древнегреческой софистике. Суть софистики – это тезис о невозможности истины. А если истинного мнения быть не может, значит, все мнения равны. Это и есть проявление главенства частного над общим. Приведем пример. Допустим, один человек говорит, что 2 х 2 = 4, другой, что 2 х 2 = 3, а третий, что 2 х 2 = 10. С точки зрения номинализма истины нет, и эти утверждения могут сосуществовать. То же самое либерализм: важна не истина, а сама возможность высказывать мнение, каким бы оно ни было. А теперь вспомним, как буквально сейчас, в эти месяцы, недели и дни, наши чиновники утверждают сначала одно, а потом ровно противоположное. Вспомним и задумаемся: что ими руководит? «Личное удовольствие» или «общее благо»? В экономическом аспекте либерализм основывается на приоритете частного блага (бизнеса, капитала) над общим (интересами государства, макроэкономическими процессами). Это ничто иное, как всем известный «капитализм». Капитализм – это экономическое лицо либерализма. Этот момент раскрывается одним вопросом, который часто возникает по поводу социал-дарвинизма Спенсера (это либерализм высшей очистки — «каждый человек волен делать все, что он хочет, не нарушая свободу другого»). Итак, что за вопрос? Представим, лондонский денди едет в роскошной карете из загородного дома в Ковент-Гарден, проезжая по улицам, где умирают от голода и холода выселенные из жилья безработные люди и их дети (реальность Лондона середины XIX в.). Поскольку этот джентльмен не нарушает личную свободу этих умирающих людей (его сограждан), он ничего не должен. Голод и гибель детей – ничто по сравнению с его личной свободой. Конечно, если он захочет помочь этим детям ради своего удовольствия, никто не станет ему мешать – опять же, исходя из принципа личной свободы. Но никто не вправе что-то потребовать от этого джентльмена. Еще раз – это чистый либерализм.
Вопрос, а почему собственно возникает идея что-то от него требовать? Ведь у этих людей не отнимают свободу, их же не убивают сейчас, не применяют насилие, т.е. не отнимают естественные права? «Я ничего не должен!» — говорит либерал. «Я не нарушаю их права!» Так вот, дело в том, что сама концепция естественного (базового) права изначально связана с общим благом. Общее благо – это первоочередная концепция всех политических теорий, без которой невозможны даже разговоры о политике. Естественное (базовое) право заключается в участии в общем благе на основании разума. Человек, как носитель разума, имеет право на участие в создании общего блага и право на его использование наряду с другими. Когда, согласно принципу капитализма, общее благо превращается в частное для некоторых людей, а остальные оказываются лишенными свободного, не ограниченного произволом частных лиц, доступа к нему, то с точки зрения естественного права это ни что иное, как его лишение. Когда человека лишают средств труда, лишают работы, в результате чего он оказывается на улице и гибнет, это отнятие естественного права на уровне права на жизнь. Идеологическая роль принципа капитализма в либерализме как раз в том и заключается, что он постулирует: общего блага нет, есть только частное благо в рамках собственности некоторых людей. Вот это – еще один важный принцип внутри либерализма. Раз нет общего блага, то не может быть права на него – значит, когда изгнанный с работы гибнет, в этом нет отнятия права, согласно либерализму» (журнал «Лучик»). Как ни крути, но политическая свобода (свобода для всех) напрямую зависит (в математических понятиях — прямо пропорционально) от наличия индивидуальной свободы, и наоборот. А потому, искать, какая из этих сущностей стоит на первом месте, а какая на втором — абсолютно бессмысленное занятие. Точно так же, как искать ответ на вопрос — что первично — материя или сознание, курица или яйцо? Не совсем верно и утверждение авторов «Лучика» о том, что капитализм является следствием либерализма. Ведь и то, и другое являются следствиями особенностей человеческой психики. А самой главной особенностью является убежденность любого человека в том, что он не может существовать вне человеческого сообщества, с одной стороны, и в то же время «своя рубашка ближе к телу», с другой. И в зависимости от воспитания человека (и в семье, и в социуме) у одних людей на первом месте стоит один принцип, а у других – другой. Любому человеку (если он считает себя разумным существом) необходимо знать особенности своей психики, и при необходимости корректировать их в соответствие с реальным положением дел. Увы и ах, но и отдельные люди, и даже целые народы зачастую не в состоянии сделать этого. И в качестве доказательства данного тезиса предлагаю Вашему вниманию статью Дмитрия Ольшанского — «Семь нерешаемых проблем России».
«В политике есть простые вещи и легкие решения. Назначить начальника – или уволить начальника. Раздать народу немного денег – или отобрать у народа деньги, но уже сильно побольше. Выйти с плакатом «Долой!» – или пообещать, что буквально завтра будем жить как в Швейцарии. Предложить похоронить Ленина – или вернуть на место памятник Дзержинскому. Словом, как в древнем анекдоте – купи козу, продай козу и радуйся переменам. Но есть и другие проблемы, о которых говорят реже. Проблемы, с которыми не очень понятно, что делать, а то и вовсе – ничего сделать нельзя. Поговорим о них. Первая нерешаемая проблема России – это драма ее связи с западным миром. Тем миром, от которого невозможно отказаться и навсегда от него закрыться, но и «дружить» с ним, слиться с ним в каком-нибудь фантазийном единстве – не получается. Россия связана с европейскими и англоязычными государствами миллионом обстоятельств моды и технологий, истории и искусства, недвижимости и торговли, да и просто большой любви русского человека к Лондону, Парижу или Риму, любви, увы, совсем не часто взаимной. Но в то же время Россия – слишком большая, слишком серьезная и отдельная во всех отношениях держава, чтобы ее пустили в общий западный домик, за общий западный стол. Хозяева этого домика и стола мотивированы опасениями такой крепости и многовековой выдержки, что даже русско-советская катастрофа 1991 года и полная наша тогдашняя готовность к подчинению не мотивировала их изменить свое мнение о «медведе», который казался и кажется им опасным, варварским, неправильным, и уж лучше врагом, чем другом. И хоть мы и не можем жить вовсе без них, но и не можем быть вместе. Вторая нерешаемая проблема России – это ужасный перекос между столицей и провинцией. Конечно, известная разница, знакомая каждому, кто сначала побывал, допустим, в Нью-Йорке, а затем оказался где-нибудь в пенсильванской, а то и канзасской глуши, привычна всему миру и никогда не исчезнет. Но все-таки та же Америка – равно как и Германия, Италия и многие другие увлекающие нас страны – живет со многими центрами и относительным благополучием в глубине, тогда как Россия – это Москва, немножко еще Петербург, а дальше загадочное «все остальное», на долю которого приходится не просто другая, а космически другая – в плохом смысле – жизнь. И потому поток людей, которые сначала стремились вырваться из деревень, затем – из малых городов, а теперь уже и покидают города крупные, чтобы только получить свою часть московского кошелька и московской перспективы, представляется бесконечным.
Разумеется, можно вообразить каких-то фантастических правителей, которые решат развернуть этот поток в обратную сторону – и не репрессиями, а разумными экономическими идеями, созданием тех условий, которые сделают всевозможное «там» почти таким же комфортным, как и московское «тут». Но на деле стремиться к идеалу никто не хочет – любому чиновнику проще поддерживать тот порядок, который худо-бедно устроился до него, и наживать с этого порядка свою взяточно-строительную копейку (точнее, миллиард). Так что логично будет предположить, что «Москва» – уже и в полусотне километров от МКАДа – так и будет разбухать от людей, денег и многоэтажек, а дальняя Россия – оставаться в пустоте. Третья нерешаемая проблема России – это засилье государственного над частным. Казалось бы, советская эпоха, когда бизнес и собственность были запрещены, ушла в учебники, и можно было бы надеяться – как многие и думали на рубеже того и этого века – что уж теперь-то здесь расцветет частный хозяин. Не тут-то было. Быстро выяснилось, что снятие табу на капитализм вовсе не означает, что вы получите «тот самый» капитализм западного или отчасти нашего дореволюционного образца, когда Ивановы, Петровы и Сидоровы – фабриканты, магнаты и лавочники – честно конкурируют друг с другом на рынке, а раз они это делают за прилавком, то и на выборах происходит нечто похожее. Нет, оказалось, что есть и другая, равноудаленная от коммунизма и конкуренции система, когда все вокруг происходит с большим участием государства, но за этой казенной ширмой действует частный интерес. То есть Ивановы и Сидоровы становятся не хозяевами, а чиновниками, они делаются мэрами, генералами и прокурорами, но в этом качестве мыслят как бизнесмены, извлекая доход из своей государственной должности и ее скрытых возможностей, а не из «чистого» рынка. И этот казенный капитализм – вороватый, неповоротливый, мафиозный, предпочитающий конкурировать в аппаратных интригах и зарабатывать на расходах казны, а не на доходах и налогах граждан – в России очень органичен и, видимо, неистребим. Четвертая нерешаемая проблема России – это отсутствие нации. Политической нации, конечно, а не того изначального этноса, который ее формирует, с его узнаваемым фольклорным, литературным или бытовым миром. Многие западные – и не только западные – нации родились и выросли благодаря революционному национализму и либеральному капитализму лет сто, а то и двести назад. Там все было просто и шаблонно: старая империя, ее аристократия, а заодно Ватикан, господство каких-нибудь высокомерных чужаков, но – в противовес им романтические интеллигенты и бородатые промышленники сочиняли, пользуясь человеческим материалом окрестных крестьян, их сказок и рабочих рук, новую общность, которая чуть позже, на баррикадах или в результате проигранных прежними королями войн, оказывалась наследником распавшихся или преобразившихся государств. У нас – иначе. У нас национализм и капитализм мелькнули где-то в эпизоде, быстро ушли в кулисы, а главная роль создателя будущего и знаменосца прогресса досталась большевикам, которые, в свою очередь, были озабочены не Россией и уж точно не русским народом, а всем человечеством.
И когда их корабль утонул, страна осталась в печальной неопределенности, словно выживший в океане: мы – кто? Мы – страна какого народа? Мы – чьи наследники? Царей, революционеров, интеллигентов, крестьян? Мы господа или слуги? Мы – победители внутри своей истории, или же мы вечные страдальцы? И кто наш враг – Запад? Соседи? Собственное начальство? 12 июня – день нашей независимости от кого? А 7 ноября – это повод для радости или траура? Национальная история – за вычетом разве что единодушно принимаемой памяти о войне 1941 года – есть одно сплошное противоречие и конфликт. И миром пока не пахнет. Пятая нерешаемая проблема России – это ее страсть ко всему глобальному и равнодушие к малому. Нет в мире, должно быть, другого народа, который бы так гордился полетами в космос, масштабом своей территории, завоеванием или, если угодно, освобождением других народов, словом, любыми историческими сюжетами, где виден размах – и в то же время был так беспомощен в повседневном улучшении той скромной реальности, что дана не Гагарину или Жукову, а мелкому руководству и населению какого-нибудь жилого квартала. Мы можем навести порядок в Сирии, но не в Рязанской области, и корни этой драмы находятся где-то намного дальше, чем принято думать, не только в глупости или жадности конкретного Иван Иваныча. Должно быть, в самом устройстве русской культуры есть что-то глубоко кочевое, но не в смысле «кочевников», какими их видит исторический миф. Скорее, русский кочевник – это военный, переезжающий из одних казарм в другие, крестьянин, сжигающий лес, чтобы засеять поле, но через несколько лет двинуться дальше, казак-конкистадор, чиновник, перемещаемый на огромные расстояния распоряжениями сверху, беглый крепостной или ссыльный преступник, ищущий работы в городе колхозник, нынешний вахтовый продавец или охранник. Русские не дружат с оседлостью, им вечно что-то мешает, как следует, обустроиться на одном месте – нашествия, стихийные бедствия, власть, – но если бы можно было помечтать, то борьба с борщевиком, которым зарастает страна, кажется мне важнее запуска ракеты.
Шестая нерешаемая проблема России – это ее элита и судьба этой элиты. Когда-то, в позапрошлом столетии, мы имели на ее месте обыкновенную для Европы наследственную аристократию, к которой медленно, путем сурового отбора, присоединялись купцы, интеллигенты, офицеры и чиновники из народа, усваивавшие культуру тех, кто занимал социальный верх до них. И, что очень важно, эта укорененность во многих поколениях на одном месте, как и свойства тогдашней экономики, нуждавшейся в работе и производстве товаров именно здесь, где-то поблизости, а не на другом конце мира – создавали то благословенное положение вещей, когда благополучные люди улучшали жизнь вокруг себя. У каждого из них имелись усадьба и хозяйство то в Новгородской, то в Пензенской губернии, а не только на Рублевке. Все это было сметено XX веком. И теперь, когда все его войны и революции кончились, выяснилось, что новое начальство, одним большим рывком образованное из пролетариата, сразу и окончательно глобально, оно, это начальство, уже не будет устраивать поместий в Новгородской губернии – холодно, скучно, невыгодно, а сразу, едва сколотив капитал, взлетит в Москву, а оттуда – в Лондон и Милан. И как привязать богатого человека к России, какими пряниками или кнутами заставить его вкладывать деньги и силы у себя дома – сейчас невозможно понять. Седьмая нерешаемая проблема России, отчасти родственная предыдущей, – это советское варварство, уничтожившее здешний культурный слой. Человек живет в современной России весело и беззаботно, пока не задумывается о том, каких размеров разрушение случилось здесь в середине прошлого века. Что толку напоминать о человеческих жертвах, сколько о них сказано, но – какое количество городов, храмов, кладбищ, икон и даже просто библиотек, садов, обстановки в домах – сгинуло быстро и бессмысленно. А ведь любому, кто имел счастье ездить по Европе, понятно, что сохранение древнего стола и стула, везде и повсюду у них стоящего, этой узкой улицы, этого мощного дуба, этого барочного дома, собора – это позвоночник европейского величия и обаяния, то, на чем они держатся и чем они нам до сих пор так милы, несмотря на всю новейшую политику. И – возвращаясь – изучая все то же самое, что было и тут, в каждом уездном городе, и что пропало, не оставив среды для наследования, – можно только оплакивать эту грандиозную катастрофу. Я назвал семь проблем – и заведомо исхожу из того, что с этим списком можно поспорить, хотя и вряд ли – в сторону его уменьшения.
Так что же делать? Смириться, принять нашу жизнь как она есть – и пытаться извлечь из нее, то недурное, что все равно есть и будет вопреки всем трагедиям. В конце концов, сама человеческая судьба так устроена, что возраст и болезни, ссоры и расхождения, и уж тем более смерть – учат нас как-то свыкаться с тем, что, казалось, нельзя пережить, и иметь дело с трудностями, которые не преодолеть. И даже чувствовать невозможное счастье – всему вопреки» (Дмитрий Ольшанский). Что делать? – спрашивает Ольшанский. Единственное, что можно сделать, это скорректировать особенности русского менталитета в соответствие с реальным положением дел. Но прежде, необходимо узнать эти особенности. Начнем с самого начала – с «драмы связи России с западным миром». Автор не видит в этом никакой драмы, а лишь разницу в менталитетах Русского и Западного мира. И, по его мнению, корректировать особенности своей психики нужно не русским, а Западным жителям, если, конечно, они желают выжить в будущем мире. Россия же (как и Китай) – это «вечная империя», и она выживет в любом случае, чего нельзя сказать о Западе. Западные жители подсознательно чувствуют это, вот и побаиваются, причем, и Россию, и Китая. Дружить же с человеком (народом), который не чувствует себя ровней с Вами, попросту невозможно! Поехали дальше. «Ужасный перекос между столицей и провинцией». Это обстоятельство является следствием почитания русскими людьми любой центральной власти. И само по себе, такое почитание не является чем-то негативным – никакое общество не способно существовать без центральной, строго иерархичной власти. Негативным является то, что русские люди забыли о своей былой «общинности» и «артельности». И, начиная со времен Ярослава Мудрого, постепенно лишились, как своих волхвов, так и местного самоуправления. Так что, и в этом вопросе надо лишь вспомнить былое и скорректировать под него — настоящее. И как только в России появится сильное и хорошо финансируемое местное самоуправление, тут же закончатся и «перегибы на местах». А жители России потекут из столиц в провинцию. «Третья нерешаемая проблема России – это засилье государственного над частным». Ну а если сказать точнее (о чем пишет и сам Ольшанский), то засилье личных желаний над общественными ПОД ПРИКРЫТИЕМ ЦЕНТРАЛЬНОЙ ВЛАСТИ. И эта «нерешаемая проблема» является продолжением второй проблемы, о которой мы написали чуть выше. И ее решением является все то же самое «сильное местное самоуправление». Поехали дальше – «отсутствие политической нации». Если перевести эти слова на обычный русский язык, то получится совсем просто – «отсутствие государственной идеологии». А между тем, государственная идеология в современной России запрещена Конституцией. А стало быть, решить эту проблему «проще пареной репы» — надо изменить Конституцию страны и «забить» в нее (ЯСНО и ЧЕТКО) ту цель, к которой стремится государство, то есть, ГОСУДАРСТВЕННУЮ ИДЕОЛОГИЮ.
Пятая проблема – «страсть Российского народа ко всему глобальному и равнодушие к малому». Уж это-то – точно не проблема, тем паче для «имперского народа». Наоборот, это – достоинство русского народа, и эту неистребимую страсть надо «холить и лелеять». Да, и не страсть это, а историческая миссия. Только она принуждает русский народ помогать всему остальному человечеству (если не сказать – спасать его в трудные минуты). Русский народ подсознательно чувствует свою историческую миссию и безропотно исполняет ее. Шестая проблема – «элита России и судьба этой элиты». А вот это – действительно, проблема. Но это проблема не русского народа, а всего человечества. И она неразрешима! Элиту потому и называют элитой, что она всегда и везде отдельна от народа (элита всегда отличается от народа, причем, как в лучшую, так и в худшую сторону). Как любят говорить русские: «в семье не без урода». Другими словами, элита всегда была и всегда будет, а стало быть, с этой проблемой надо просто смириться. Ну и последняя проблема – «советское варварство». А эту проблему мы уже давно решили, она испарилась вместе с исчезновением «страны Советов». И если варварство осталось на Земле, то это уже не «советское варварство», а капиталистическое или общемировое ВАРВАРСТВО. Вот и выходит, чтобы правильно скорректировать свою психику под современные реалии, русским людям надо просто вспомнить о своей былой общинности и артельности! И выстроить в стране сильное местное самоуправление. Вот уж, действительно, «новое – это хорошо забытое старое». Ну а нынешний либерализм – мертворожденное дитя, ведь он нарушает один из главных мировых законов – «большинство всегда право, даже когда оно неправо». И родители этого «дитя» — мировая элита или «уроды», другими словами. И как ни крути, но нам суждено жить вместе, а стало быть, надо воспринимать всех окружающих такими, какими они есть. Вот что по этому поводу пишет «Muz4in.Net» – по материалам сайта artofmanliness.com — «Принятие медали характера». «Когда мы думаем о наших друзьях и близких людях, нам иногда хочется сказать: «Мне нравится в них «Х», но я хотел бы, чтобы они не были «Y». Однако мы не понимаем, что эти качества – то, что нам нравится, и то, что не нравится – являются не противоположными концами дихотомии, а скорее неразрывно связанными элементами целого. Каждая личность имеет, как светлую, так и темную сторону. Один и тот же поток психической энергии порождает поведение, которое одновременно и радует, и раздражает. Эмоциональные люди склонны к унынию и депрессии. Весельчаки часто кажутся странными. Те, кто остается спокойным во время кризиса, нечувствительны. Спонтанные люди, как правило, страдают от неорганизованности в профессиональной жизни.
Вам нравится, что ваш партнер любит приключения, но вы выступаете против рисков, на которые он идет. Вам нравится, что он внимателен по отношению к вам, но вы считаете, что у него слишком завышенные требования к другим. Вам нравится, что он всегда в приподнятом настроении, но вы не можете смириться с тем, что он постоянно опаздывает. И хотя люди могут работать над тем, чтобы усилить свои сильные стороны и смягчить недостатки, вы никогда полностью не сможете получить полное представление об их личности, исходя лишь из одной конкретной черты. Вы никогда не сможете увидеть свет уникальной энергии человека, не познав его тьмы. Это две стороны одной медали. Таким образом, когда дело доходит до размышлений о характере ваших близких, вместо того чтобы хотеть, чтобы они проявляли «Х», но избавились от «Y», думайте об «Y» как о цене, которую вы должны заплатить, чтобы наслаждаться «Х». Вы любите человека, несмотря на его недостатки. Но столь же верно и то, что вы любите человека за его недостатки». Вот и выходит, несмотря на то, что мы и Западные жители — совсем разные люди (каждый — со своими «бзиками»), это совсем не означает, что мы не можем жить вместе. Для этого и надо — всего ничего — помнить, как об особенностях своей психики, так и об особенностях психики окружающих Вас людей, и все время корректировать свою психику. И это совсем не так трудно, как кажется на первый взгляд. Зато Вы всегда будете чувствовать себя «своим» в любой кампании. Есть и другой вариант – корректировать психику окружающих людей, но он подходит только для «автономов» (прирожденных лидеров). А их в мире совсем немного, не более 1/6 от общей численности человеческого населения. Кстати, именно на них и лежит обязанность (миссия) по распространению основных мыслей коллективного сознания того или иного общества. Ну а большинство (5/6) населения могут корректировать только свою психику. Причем у «эксплуатируемых» (1/3) и «козлов отпущения» (1/6) такая корректировка происходит практически «на автомате», а у «эксплуататоров» (1/3) – с большим трудом. Поймите правильно – так психологи делят не только людей, но и всех достаточно разумных животных (например, крыс). Вот и выходит, что 2/3 населения Земли легко воспринимают мысли коллективного сознания, а 1/3 («эксплуататоры») мало восприимчивы к нему. Однако «автономам» по силам донести эти мысли и до них, просто времени для этого потребуется значительно больше. А вот коллективному разуму податливы все люди без исключения. Именно по этой причине «народная идеология» действует не только на сам народ, но и на его властную элиту (которая, в основном, и состоит из «эксплуататоров»). К слову сказать, и либеральная идеология присуща той же самой категории людей – «эксплуататорам».
Почему это происходит? Опять-таки из-за особенностей человеческой психики. Каждый человек стремится не только самоидентифицироваться в своих собственных глазах, но и идентифицировать себя в глазах окружающих. И когда человек становится членом какого-то сообщества, он подсознательно старается быть похожим на членов этого сообщества и непохожим на всех остальных. И лучше всего это получается как раз у «эксплуататоров». Вот так и возникает властная элита, отдельная от народа. Кстати, особенности психики человека (сила его основных инстинктов), отвечающие за его попадание в ту или иную категорию людей, передается человеку не только генетически, но и в результате воспитания (в том числе, и самовоспитания). Так что, даже если Вы родились «козлом отпущения», ничто не мешает Вам стать «автономом», было бы желание. Работая со своей психикой, человек может добиться очень многого. Например, Вы – слабый человек и к Вам пристает парочка неслабых хулиганов. Что делать в этом случае? Если Вы никогда не пытались работать со своей психикой, то лучше вообще ничего не делать и положиться на свои врожденные инстинкты. В экстремальных условиях психика любого человека включает «на полную мощность» свое подсознание (те самые инстинкты) и ослабляет воздействие разума. Ну а если Вы постоянно работаете со своей психикой, то сможете осознанно и полностью отключить свой разум и работать на одном подсознании. В этом случае вероятность Вашей победы в данной стычке многократно повышается. Однако можно и не доводить дело до стычки, главное — научиться убедительно, честно и доходчиво говорить со своими противниками. Автор, например, в подобных ситуациях говорит всегда одно и то же. «Мол, если Вы, ребята, хотите подраться, то я для этого не подхожу – я просто не умею драться… зато умею УБИВАТЬ!» Как ни странно, но в 99 случаях из 100, мы мирно расходимся в разные стороны. Правда, есть одна тонкость – для того чтобы Вам поверили, нужно, действительно, научиться убивать. Кстати, в «лихие девяностые годы» автор никогда не выходил из дома без оружия. И в качестве оружия он использовал два достаточно массивных магнитных шара, которые мирно лежали в кармане его брюк. Ну а когда его жизни угрожала опасность, он с силой бросал один шар в лоб противнику, а другим шаром ловил его на отскоке. Противник или противники тут же полностью отключались, ну а что с ними было дальше, автора, в ту пору, не интересовало. Может, кто — и помер, однако все там будем, и у каждого – свой срок. В начале двухтысячных эта привычка ушла, однако сегодняшняя жизнь в России заставила автора вернуться к ней. Вот мы с Вами и поговорили «о добром и вечном».