Что нам делать с Западом
Предлагаю Вашему вниманию статью Сергея Вальченко — «Европа потеряла страх»: названа причина антироссийского курса Старого Света» («Политический калейдоскоп»). «С момента проведения саммита РФ и США на Аляске стало ясно, что ведущие европейские страны, в отличие от Вашингтона, делают ставку исключительно на военную конфронтацию с Россией, в том числе на Украине. О причинах такого поведения европейцев есть разные мнения. Одни политологи связывают антироссийскую позицию Европы с интересами политических элит в Германии, Франции или Британии. Другие эксперты считают, что Европе не нужен мир на Украине из-за того, что в этом случае придется возвращать 200-300 млрд. евро замороженных российских активов. Российский историк и политолог Игорь Шишкин считает, что причины европейской непримиримости и агрессивности лежат гораздо глубже. — Игорь Сергеевич, так почему все же Европа категорически против любых поползновений к мирному решению конфликта на Украине и готова идти в поддержке Украины, похоже, до самого конца? — Объяснений причин воинственности и агрессивности Европы сейчас существует довольно много. Я просто хотел бы в историческом контексте напомнить некие вехи, как у нас объясняли причины агрессивности Европы в разное время. Вспомните, например, отношение у нас к Европе начиная где-то с 1985 года, с начала перестройки. Европа, «старушка Европа» преподносилась как образец всего лучшего, что только может быть на земле: нечто идеально пушистое, белое, миролюбивое, процветающее. Затем, в начале 2000-х, когда на Западе начали реализовывать проект «восточного партнерства», то есть продвигать НАТО на восток, а также предпринимать прочие не очень дружественные в отношении России действия, у нас появилось такое объяснение этому процессу: мол, это Новая Европа сбивает с пути истинную Старую Европу. Много говорили о том, что «хвост виляет собакой» и прочее. Затем, когда в 2014 году произошел государственный переворот на Украине и началась политика массированных санкций против России, в которую активно включилась Европа (что было явно неожиданно для многих), тогда появился новый тренд. На первый план в объяснении причин конфронтации вышли Соединенные Штаты Америки. Мол, вот есть нехорошие, страшные США, и они «бедняжку Европу» принуждают, вопреки ее же собственным интересам, идти на конфликт с Россией. Любимое выражение у политологов, тогда, может быть, помните, было: «Европа, стреляющая себе в ногу». Сколько говорилось о том, что Европа лишена суверенитета! Некоторые даже договорились до того, что одна из главных целей специальной военной операции — вернуть суверенитет Европе, и тогда она снова станет той самой прекрасной Европой, с которой мы вместе строим Общеевропейский дом. Было такое, было.
И вот в 2025 году во второй раз в кресло президента США садится господин Трамп. И он объявляет о том, что Соединенные Штаты намерены выйти из конфликта на Украине. Более того, он не только обещает выйти, но еще и урегулировать этот конфликт. И вот тут Европа вдруг встает на дыбы и начинает кричать: «Нет, санкции, санкции и еще раз санкции». Буквально пытается выкручивать руки Трампу и Соединенным Штатам, чтобы те продолжали конфликт. Соответственно, встает вопрос: а что же произошло? Если Европа, лишенная суверенитета, была вынуждена все эти годы, вопреки своим интересам, участвовать в эскалации конфликта, то теперь-то что ей мешает встать на мирную стезю? И появляется новое объяснение: а все дело в европейских элитах. Они там сплошь либеральные глобалисты, оторваны от народа и ничего не понимают в национальных интересах своих стран. И нужно ждать, когда в Европе произойдут те же процессы, что и в Соединённых Штатах, и там победят здравомыслящие силы. Эти силы в основном связывают с правыми. Якобы вот они, как истинные выразители европейских национальных интересов, установят с нами взаимовыгодное сотрудничество, и мы начнём строить опять тот самый Общеевропейский дом. Но при этом происходят довольно странные вещи, совсем не укладывающиеся в логику этих объяснений. Например, побеждают на выборах «здоровые силы» в Италии, приходит к власти госпожа Джорджа Мелони, и первое, что она делает — увеличивает поддержку киевского режима. Во Франции символ правых госпожа Ле Пен, как только узнает о том, что Трамп позвонил президенту Путину и пустил под откос политику изоляции России, заявляет о том, что это «предательство интересов Европы». Ну, видимо, оправдывая политический кульбит Мелони, скажут, что она хоть и традиционалистка, но атлантистка. Сейчас что-нибудь придумают и по поводу госпожи Ле Пен и остальных так называемых «здоровых сил». — То есть смена элит ничего в курсе Европы на войну не изменит? — На мой взгляд, причина воинственности Европы и того, что она готова идти на обострение конфликта, не желает мирного разрешения ситуации вокруг Украины, заключается в том, что «стратегическое поражение России» (как выражался Джо Байден) жизненно необходимо объединенной Европе. Не конкретным европейским политикам и конкретным европейским элитам, а жизненно необходимо именно Европе в целом и ведущим европейским державам. — Почему? — Без стратегического поражения России Европа не сможет сохранить свои позиции на глобальной шахматной доске, а значит, она лишается так называемой ренты гегемона, со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Независимо от того, кто именно будет во главе объединенной Европы, какая партия и какой политик будут во главе Англии, Франции, Германии или Италии — для них сейчас самое важное — добиться поражения России и получить возможность пограбить ее богатства после поражения под лозунгом «горе побежденным». — То есть в основе антироссийского курса все-таки лежат экономические интересы, война за ресурсы? — В основе этого и экономика, и политика. Здесь все переплетено в единое целое. Рента гегемона — это что, экономика? Да, экономика, но для того чтобы получать ренту гегемона, нужно быть политическим лидером или одним из политических лидеров мира. Утверждение, что для Европы крах России жизненно необходим, это не выдумка, это сформулировано в ведущих, главных документах Европейского союза. Там чётко прописано, что нынешний конфликт с Россией из-за Украины для Европы носит экзистенциональный характер. То есть вопрос стоит, как у Гамлета: «быть или не быть». Повторяю, это не выдумка политологов. У них черным по белому во всех официальных документах это записано и в выступлениях ведущих политиков четко зафиксировано. С чем это связано? С тем, что в Европе прекрасно понимают: в современных геополитических условиях даже такие крупные государства, как Германия, Франция или Италия в одиночку не способны играть серьезной роли. Они не смогут обеспечить себе ту самую ренту гегемона. А давайте не забывать, что именно старушка Европа (Соединенные Штаты подключились к этому процессу гораздо позже, после Второй мировой войны) обложила практически весь мир той самой рентой гегемона, собирала колониальную дань. И когда наш президент говорит о конце четырехвековой гегемонии Запада над всем миром, речь-то идет о гегемонии именно Европы. До Второй мировой войны Европа была главным выгодополучателем от колониального ограбления мира. После Второй мировой войны Европа оказалась проигравшей, и львиную долю стали получать Соединенные Штаты. Европейцы прекрасно понимают, что вернуться на прежние позиции ни Англия, ни Франция, ни Германия в одиночку не смогут, понимают, что Европа может выступать только как единое целое. Идея европейского единства существовала всегда в Европе, на протяжении тысячелетий. Но здесь есть одна очень важная вещь: идея европейского единства в современной Европе существует. Понимание того, что Европа только вся вместе может обеспечить продолжение получения ренты гегемона, а значит, сохранение жизненного уровня, достатка для европейцев — тоже есть. Но нужна еще сила, которая эту Европу объединит. Когда-то это были императоры Священной Римской империи, которые сумели огнем и мечом объединить Священную Римскую империю германской нации. Потом это был Наполеон, потом — Гитлер. Сейчас такой имперской или диктаторской силы нет.
Но Европа, как мы знаем, сейчас объединилась. Благодаря чему? Благодаря «ослику, груженному золотом». Европа купила это единство. Она профинансировала его. Откуда взялись у Европы в 1990-х — начале 2000-х годов средства на то, чтобы оплатить это европейское единство? А эти средства как раз — это советское наследие. Я читал всевозможные комментарии, где очень ехидничают по поводу того, что Европа проедала советское наследие. Мол, какое там наследие, Советский Союз — это нищета и т.д. Так вот распад Советского Союза дал старушке Европе, великим европейским нациям огромные рынки Восточной Европы, Балкан, и бывшего СССР, а также дал Европе колоссальное количество ресурсов, не только энергетических, причем почти за бесценок. Вот на эти деньги и было куплено европейское единство. Когда сейчас где-то кто-то поднимает вопрос о том, чтобы выйти из Европейского союза, сразу встает вопрос: а вы знаете, сколько наша страна имеет от членства в Европейском союзе? У них появилась возможность это единство покупать. А затем произошла одна неприятная для Европы вещь: Россия не умерла. Она стала возвращаться, запустила интеграционные процессы на постсоветском пространстве, в первую очередь, кстати, в области экономики. И напомню, когда создали Евразийский экономический союз, президент России обратился к Европейскому союзу, его лидерам с предложением установить равноправные взаимовыгодные экономические связи. Сказал, что мы вам предлагаем рынок в 170 миллионов человек. Так извините, они-то этот рынок считали своим. Они считали, что с этого рынка они могут грести все, что им угодно. А тут вдруг выясняется, что они должны устанавливать с ним взаимовыгодную, а не колониальную систему отношений. — То есть бусы менять на золото уже не получится? — Совершенно верно. Вот о чем речь. Речь не о том, что Россия там что-то прекратила поставлять или изолировалась. С мюнхенской речи Путина 2007 года это пошло. Россия просто стала требовать равноправного сотрудничества, а это уже означает, что ты не грабишь эту территорию, а взаимовыгодно торгуешь. Где здесь рента гегемона? Ее нет. А это означает, в свою очередь, следующее: постепенно, но неуклонно будет снижаться приток ресурсов в Европейский союз. Приток средств. Следовательно, не будет денег на то, чтобы оплачивать это европейское единство. Повторяю: другой силы кроме денег, которая бы заставила Европу быть единой, не существует. Они же попытались несколько раз провести всевозможные изменения в Конституции Объединенной Европы, сделать более жесткой эту систему. Но не получается, силенок нет, нет такой административной силы, какая была у Гитлера, Наполеона или императора Оттона Первого. А денег на то, чтобы заплатить за отказ отдельных стран от суверенитета, каких-то дополнительных «плюшек» — все меньше. Поэтому для европейцев оказалось по сути подарком судьбы намерение Соединенных Штатов при Байдене нанести стратегическое поражение России.
И европейцы, совсем не от того, что им выкрутили руки, напротив — с радостью бросились вводить санкции против России, рвать экономические связи. Казалось бы, полная дикость — это же удар по их карману. Но они понимали, что эти связи сейчас им приносят большую выгоду, но эта выгода будет уменьшаться, а, в конце концов, станет взаимной выгодой, что для них неприемлемо. И поэтому они были уверены, что, потеряв сейчас, они сторицей вернут себе после краха России, как это было после краха Советского Союза. — Хорошо. Логика европейцев понятна. Но способны ли они добиться желаемого? Иными словами, способны ли они нас победить, чтобы нажиться в очередной раз? — А вот тут как раз и возникла проблема: они были уверены, что Россия рухнет. Помните знаменитую фразу Меркель: «Путин не на правильной стороне истории»? Они воспринимали Россию как «карточный домик», как «бензоколонку с ядерными ракетами» и так далее. И вдруг Россия не рушится. Они, в отличие от Соединенных Штатов, понесли огромные экономические потери в результате гибридной войны против России. Много потеряли, реально много, ущерб экономический у них серьезный. Связи разорваны, а Россия не рушится. И что их ждет? Они оказываются у разбитого корыта, с вполне понятной перспективой, что экономические возможности Европейского союза и его стран-лидеров будут стремительно сужаться, а это значит — распад Европейского союза, и значит, все эти страны не смогут получать ренту гегемона. Напомню, Франция примерно 20% с лишним своих доходов имела от колониального ограбления стран Африки еще в начале 2000-х годов. Немаленькая цифра, согласитесь. А сейчас мы видим, что Францию отовсюду вышвыривают из этой самой Африки. И они понимают, что поодиночке они ничего не смогут с этим сделать. А чтобы обеспечить подкрепленную военной силой целостность объединенной Европы с населением почти в 500 миллионов человек и с объемом ВВП вторым или третьи в мире, нужны ресурсы. И тогда все будет в шоколаде. Но для этого нужно нанести поражение России. И что им остается делать: признать, что «ошибочка вышла» и сойти с исторической арены? Или, извините за выражение, упереться рогом и попытаться додавить Россию? Да, за три года не удалось, но, может быть, в 2027-м, 2028-м, 2029-м году Россия все же рухнет. Поэтому для них жизненно важно продолжение конфликта на территории Украины. Они не рвутся в бой сами. Желающих самим повоевать, там нет. Потому что они понимают, чем прямое военное столкновение может для них закончиться. Но они загнаны в угол: или стратегическое поражение России, или стратегическое поражение Европы в целом. Вот в чем дело, почему они и записали это как экзистенциальный вопрос.
Огромная опасность этой ситуации в том, что продолжение конфликта на Украине требует постоянной эскалации. На одном уровне его зафиксировать сложно. А эта эскалация может выйти из-под контроля и привести к горячей войне уже не с киевским режимом, а с Европой. Во-вторых, в мире есть силы, которые заинтересованы в том, чтобы Европа вступила в реальную войну с Россией, чтобы и европейцы, и русские друг друга истребляли. Есть такие силы? — Думаю, да, например, те же США заинтересованы в таком раскладе. — Совершенно верно. Те же США, та же Великобритания, которая хоть и относится к Европе, но стоит чуть-чуть особняком. У нее тоже здесь есть свой интерес. Когда с одной стороны Европе просто необходимо стратегическое поражение России, а с другой стороны — есть силы, которые заинтересованы в том, чтобы Европа вступила в войну — это крайне взрывоопасная смесь. Поэтому вероятность реальной большой войны уже с Европой сейчас где-то в районе 50%. Если еще лет десять назад это воспринималось как абсолютно ненаучная фантастика, то сейчас это уже как реальность. Это нужно понимать. — Что нам в этой ситуации делать? Идти на поводу этой конфронтации или нужны какие-то кардинальные шаги, может, даже военного плана, чтобы образумить кого надо? Как из этого капкана вырваться? — Мы сейчас находимся в этом отношении в очень тяжелом положении, очень опасном положении, и здесь, что называется, махать шашкой, может быть, себе дороже. Это с одной стороны. Потому что ты сыграешь на руку тем, кто заинтересован в том, чтобы обострить ситуацию. С другой стороны, нужно понимать, что европейцы все последние годы смелели исключительно потому, что реального ответа от нас они ни разу не получили. Россия принимала только ответные меры, и то, кстати, очень в щадящем режиме. Весь экономический ущерб, который Европа понесла, она получила от своих действий либо от тех действий, которые Россия была вынуждена предпринять в ответ. Россия ни разу за эти три с лишним года по Европе не ударила. Я не имею в виду сейчас ракетно-бомбовые удары. Возможностей было более чем достаточно. Вспомните, как по лестнице эскалации шла Европа: поставляла сначала нелетальное оружие, как они выражались, потом летальное, но оборонительное, потом только тактическое, потом танки, самолеты, дальнобойные ракеты… И каждый раз что-то сделают и смотрят: какой будет ответ России. Если со стороны России идут только ноты протеста и еще заявления типа карагановских «жахнем ядерной бомбой по Лондону или по Польше», то они понимают, что можно сделать следующий шаг, потом следующий и так далее.
Взрываются наши газопроводы, а их не взрываются. В ответ только: «А давайте жахнем ядерной бомбой!» Все там понимают, что не жахнут, конечно. И поэтому они вот так поднимались по лестнице эскалации и дошли до вот этого рубежа. Они начали терять страх перед Россией, вот что самое страшное. Вернуть страх европейцам — это одно из условий обеспечения мира. А вот как это сделать так, чтобы не сорваться в горячую фазу войны с Европой — это сложный вопрос. С одной стороны, чтобы они поняли, к чему может привести их курс, и к ним вернулся страх, а с другой стороны — чтобы не сорваться в горячий конфликт. В этом и есть искусство государственных деятелей. Здесь принцип «если бы я был директором» не работает. Это та ответственность и тот долг, который возложен на высшее руководство страны. Будем надеяться, что они это сумеют сделать. Но нужно понимать: пустыми угрозами ядерных ударов, так сказать «карагановщиной» — Европу не напугаешь. А страх — это залог мира. Я напомню один пример: когда вводили в первый раз санкции, в германском парламенте выступала за введение санкций Меркель, тогдашний канцлер, и депутат парламента Сара Вагенкнехт, лидер одной из оппозиционных партий Германии, крикнула ей: «Вы с ума сошли? Вы забыли, кто сжег Берлин?» Вот они во многом забыли, к чему приводит конфликт с Россией. Этот страх десятилетиями обеспечивал мир. Предвижу возмущение со стороны части публики. Как же так?! Страх — это же ужас, ставку надо делать на хорошие отношения. Нет, только страх обеспечит мир в Европе. Любовь и дружба — это, конечно, хорошо, но ставку нужно делать на страх. Только страх обеспечит мир в Европе. Только когда они будут знать, что следующий шаг эскалации обернется для них неприемлемыми последствиями, они остановятся. К неприемлемым последствиям, повторяю, ядерный удар по какому-то польскому или еще какому-нибудь городу не относится. Они это воспринимают как блеф, за которым ничего не стоит. А американские «ястребы» давно мечтают об «ограниченной ядерной войне» в Европе» (Сергей Вальченко). В общем и целом, автор сайта согласен с мнением Вальченко, вот только страх здесь не причем! Первое, что нужно сделать России, это поменять парадигму своих отношений с Западной Европой. Как сегодня обстоят дела в этих отношениях? Европа сделает какую-нибудь «гадость» России, и ждет, как та отреагирует на нее. А потом делает новую «гадость» и т.д. А что нужно сделать России? Поменять вектор в отношениях. То есть, ПЕРВОЙ сделать какую-нибудь «БОЛЬШУЮ ГАДОСТЬ» Европе (но только не военный и уж, тем более, не ядерный удар) и ждать, как та отреагирует на нее. Например, ПЕРВОЙ национализировать в свою пользу все западные активы в России. А пока тамошние лидеры решают, как ответить, совершить следующую «БОЛЬШУЮ ГАДОСТЬ».
Главное не давать Западной Европе «передохнуть», и второй шаг должен быть СИЛЬНЕЙ первого. Например, объявить миру об организации Мирового Открытого Банка торговли с новой резервной валютой, частично обеспеченной золотом (прямо на купюре). Ну а следующим шагом может быть объявление о взятии странами основателями этого Банка (Индия, Китай и Россия) всех его участников под свой «ядерный зонтик». Со временем, масштаб этих «гадостей» нужно постепенно УМЕНЬШАТЬ (а НЕ УВЕЛИЧИВАТЬ), но ни в коем случае, не переставать проводить все новые и новые действия взамен старых. Так Россия избежит эскалации с Западным миром. А в недалеком будущем, и «гадости» постепенно изменятся «сами собой». Сначала — на какие-нибудь «нейтральные действия», а потом, глядишь, и на какие-то «приятности». И главное в этом процессе — не СТРАХ, а НЕОЖИДАННОСТЬ следующего шага. Короче говоря, надо «ошарашить» нашего вечного противника (Западный мир), а не уничтожать его физически. Ну а если, что-то пойдет не так, то всегда можно вернуться и к первому варианту — ФИЗИЧЕСКИ УНИЧТОЖИТЬ Великобританию (но ни в коем случае, не какую-то континентальную Западную страну). Да, автор этого сайта недолюбливает «постоянно гадящих» англосаксов, но дело тут не в его любви или антипатии. А в том, что исчезновение Великобритании с политической карты мира – это максимальная жертва, которая еще НЕ СМОЖЕТ НАВЕРНЯКА привести наш мир к ядерной мировой войне (англичан, как и американцев никто не любит). В то время как ядерный удар по любой континентальной стране Старой Европы НАВЕРНЯКА приведет к «ядерному апокалипсису». Впрочем, «не будем о плохом», поговорим лучше о хорошем. И это «хорошее» заключается в том, что, как бы негативно автор ни относился к Карлу Марксу, в одном тот, безусловно, прав – экономическое воздействие на наш мир, изменяет его, значительно сильней, чем любое другое. Именно на эту аксиому автор и предлагает опираться в дальнейших рассуждениях. Именно эту аксиому автор и использовал в своих рассуждениях о возможных шагах России и всего не Западного мира в трансформации своих отношений с Западом – в любой ситуации мы делаем первые шаги, а Запад отвечает на них. Увы, но сегодняшнее положение дел – прямо противоположное. Каким бы состарившимся не был Западный мир, но именно он делает первые шаги, а мы лишь отвечаем на них, вот как раз по этой причине, он и является гегемоном всего нынешнего мира. Согласно Википедии, гегемония (др.-греч. ἡγεμονία, hegemonia — «предводительство», «управление», «руководство») — политическое, экономическое, военное превосходство, контроль одного государства или общественного класса над другим. Исторически этот термин применялся с V столетия в истории древней Греции, для обозначения главенства самого сильного города-государства на всей территории, занятой ее народами, когда она дробилась примерно на 2000 мелких государств.
В историческом периоде жизни Греции в разное время гегемония принадлежала Спарте, Афинам и Фивам, которые и являлись ее главными представителями военного искусства. Также термин использовался и используется во многих других контекстах, например теория гегемонии марксистского философа Антонио Грамши. Гегемон, игемон (др.-греч. ἡγεμών — вожатый, проводник, руководитель, наставник) — лицо, государство или общественный класс, осуществляющие гегемонию. Исторически термин использовался для обозначения звания руководителя или военачальника, наместника, реже — императора. Так, на втором Коринфском конгрессе Александр Македонский был провозглашен гегемоном Коринфского союза. В Новом Завете прокуратор Иудеи Понтий Пилат называется титулом «гегемон» («эгемон»; у Булгакова «игемон» в новогреческом произношении). В XIX веке гегемония обозначает геополитическое и культурное владычество одной страны над другими территориями, как в случае с европейской колониальной системой по всему миру. В социологической и политической литературе, особенно марксистской, этот термин также стали применять к описанию господствующего положения социальный группы или класса в обществе или в исторических процессах (например, гегемония пролетариата). В XX веке политологический контекст понятия гегемонии расширяется за счет включения в него феномена культурного империализма как разновидности культурного превосходства господствующего класса внутри социально стратифицированного общества. Так, под воздействием доминирующей идеологии как совокупности культурных нормативов, правящий класс может интеллектуально преобладать над другими классами через навязывание собственного мировоззрения (Weltanschauung), идеологически обосновывающего социальный, политический или экономический порядок, как если бы он был естественным, исторически-обусловленным и неизменным. Культурная гегемония — понятие марксистской философии, характеризующее господство правящего класса над культурно неоднородным обществом. Воздействуя на совокупность представлений, верований, ценностей и норм, выраженных в культуре общества, правящий класс навязывает собственное мировоззрение в качестве общепринятой культурной нормы и общезначимой доминирующей идеологии. Такая идеология узаконивает социальный, политический или экономический статус-кво, на деле являющийся лишь социальным конструктом, и выдает его за естественный и неизменный порядок вещей, одинаково выгодный для каждого, а не только для правящего класса. Гегемония по Марксу и Грамши. В 1848 году Карл Маркс выдвинул предположение, что экономические рецессии и практические противоречия капиталистической экономики спровоцируют пролетарскую революцию рабочего класса, свержение капитализма, реструктуризацию социальных институтов (экономических, политических, социальных) на рациональных основаниях социализма, и, таким образом, обозначат переход к коммунистическому обществу.
Иначе говоря, диалектические изменения в функционировании экономики общества определяют ее социальные надстройки (политику и культуру). Осмысляя проблему соотношения революционной борьбы и гегемонии, Антонио Грамши вводит концепт позиционной и маневренной войны. Позиционная война — это интеллектуальная и культурная борьба, в ходе которой антикапиталистические силы должны создать пролетарскую культуру, ценности которой будут противостоять культурной гегемонии буржуазии. Пролетарская культура будет способствовать развитию классового сознания и распространению идеологии рабочего класса среди других слоев общества. Достигнув преимущества на стадии позиционной войны, социалистические лидеры, набрав необходимое политическое влияние и заручившись поддержкой масс, должны перейти к политической маневренной войне. Первоначально, теоретическое осмысление культурного доминирования было частью марксистского анализа «экономического класса» (базис и надстройка), который был использован Грамши для рассмотрения «социального класса». Так, культурная гегемония предполагает, что доминирующая в обществе нормативность, навязанная господствующим классом (буржуазной культурной гегемонией), не должна восприниматься как естественная и неизбежная. Но, напротив, должна быть признанной искусственной социальной конструкцией, требующей тщательного изучения для выявления ее философских оснований. Подобная практическая работа над знанием является необходимым условием для интеллектуального и политического освобождения пролетариата, следовательно, рабочие и крестьяне, жители городов и сел, могут создать собственную пролетарскую культуру, которая непосредственно связана с их экономическими и политическими классовыми потребностями. С точки зрения общественных отношений, культурная гегемония не является ни непрерывным интеллектуальным праксисом, ни унифицированной системой ценностей. Она выступает, скорее, комплексом стратифицированных общественных установок, где каждый социально-экономический класс имеет социальное предназначение и внутреннюю классовую логику, которая позволяет членам класса выполнять свою функцию, отличную от других классов, сосуществуя с ними в одном обществе. Для решения более крупных общественных задач, классы смогут объединяться, несмотря на различия их предназначений. Когда человек воспринимает социальные структуры буржуазной культурной гегемонии, его обыденное сознание формирует двойственную структурную роль (частную и общественную), согласно которой индивид обращается к здравому смыслу для решения повседневных вопросов.
Привычка апеллировать к позиции здравого смысла позволяет объяснить лишь крайне ограниченный сегмент общественной жизни, специфика устройства которого, затем переносится индивидом на все социальное мироустройство в целом и воспринимается как естественный нормативный порядок. На общественном уровне, заблуждения, продиктованные позицией здравого смысла, препятствуют индивиду осмыслить истинные масштабы социально-экономического угнетения, базирующегося на культурной гегемонии. Из-за расхождений в восприятии текущей господствующей нормативности, большинство людей предпочитают решать насущные частные проблемы, а не общественные, следовательно, не пытаются критически осмыслить причины своего социально-экономического угнетения. Короче говоря, «культурный гегемон» это не «хозяин положения» и не «управленец». Самое подходящее определение такому гегемону – это «ОБЪЕДИНИТЕЛЬ культурно неоднородных сообществ». И разрешить этот вопрос на достаточно продолжительное время по силам лишь «вечным континентальным империям». Гегемония же нынешнего западного мира – лишь временная «стоянка» в большом и продолжительном походе. Да, сегодня она такова, какова есть, а завтра посмотрел вокруг, а кругом «все по-другому». А мы с Вами, уважаемый читатель, как раз и проживаем в то самое походное время, когда одна «стоянка» уже покинута, а до другой «стоянки» еще не дошли. И какова будет следующая «стоянка», в какой-то степени (и довольно большой), зависит и от нас с Вами, но, прежде всего, от коллективного сознания русского народа, которое постоянно видоизменяется примерно с такой же скоростью, как и наши индивидуальные сознания. И скорость этих изменений диктуется, в первую очередь, тем самым обстоятельством, кто сделает ПЕРВЫЙ ШАГ, а кто – лишь отвечать на него. Так как именно ПЕРВЫЙ определяет главную ПОВЕСТКУ ДНЯ и направляет наши мысли именно в это русло. А ВТОРОЙ лишь «плетется за ним следом». Увы, но нынешняя Россия пока только вторая.