Про Совесть
«О главном базисе всякого общества» (Николай Выхин). «Если съесть поросенка – то он умрет, и взрослой свиньей никогда не станет. С одной стороны – это истина, с которой невозможно спорить. С другой – разве это тайна за семью печатями?! Разве тот, кто кушает поросенка – этого не знает? Когда вы бросаетесь объяснять Чубайсу или Зеленскому, что они, пожирая цивилизацию, убивают ее, и не дают ей развернуться в полноценную форму Ноосферы – вы думаете, это станет для них откровением?! Думаете, они без вас этого не знают?! А я вот рискну предположить, что они очень хорошо это понимают, и заранее с этим смирились. Потому что нужно быть совсем уж идиотом, чтобы, пожирая поросенка, в то же время верить и надеяться, что он вырастет в большую и матерую, половозрелую свинью! Не нравится сравнение цивилизации со свиньей – возьмите для аналогии теленка и быка. Яйцо и гуся. Ведь о чём речь? Или ты ешь, или выращиваешь. Выращиваешь – значит, не ешь. Ешь – значит, уже не вырастет. Съел теленка – не будет быка. Победили воры – не будет у человечества будущего. На этом месте начинается фейербаховщина: мол, воры же не знают, что убивают будущее, надо им объяснить, растолковать, привести аргументы, сделать для них мультимедиа-презентацию… И когда они поймут, что впереди – тьма кромешная, так… Ребята, в том, что впереди тьма кромешная, они приняли в тот момент, когда стали атеистами (и неважно, открытыми или крипто, с той оговоркой, что криптоатеист опаснее открытого). И они с этим смирились: живем несколько лет, а потом впереди тьма, коллапс Вселенной, бытие сворачивается в небытие и превращается в черное ничто, без времени, пространства, без различения чего бы то ни было от чего бы то ни было… Потому фейербаховщина – хуже, чем преступление: это ошибка. Преступник хотя бы понимает, что делает, а люди, стратегически заблуждающиеся – нет. С одной стороны, первоначальным, фундаментальным базисом всех и всяческих общественных отношений является Совесть. Если собралось несколько человек, обладающих Совестью, то между ними возникают социально-экономические отношения за пределами простого и тупого каннибализма. Базис порождает надстройки. Особенность надстройки в том, что она вторична, производна, что она лишь отражает базис, и зачастую отражает его искаженно, неполно. Например, надстройкой выступают любые (кроме самых-самых примитивных) производительные силы, которые, при отсутствии Совести у людей нельзя, ни создать, ни сохранить. По той простой причине, что бессовестные растащат их, утилизируют не то, что за несколько лет – за несколько дней (история приватизации в б. СССР вам в помощь, понять это).
Растащат и утилизируют даже то, что даром далось в готовом виде, не говоря уж о том, чтобы из дикой природы все эти станки, механизмы и корпуса возвести… Точно такой же (вторичной!) надстройкой являются в обществе законы и моральные кодексы. Почему они вторичны от Совести?! Потому что знать и выполнять – разные вещи! Я могу блестяще знать законы Хаммурапи или «Домострой», как историк, как исследователь, но мне и в кошмарном сне не привидится жить по ним, или по «Салической правде»! Горе той системе образования, тому воспитанию, которые видят свою задачу только в том, чтобы учащиеся вызубрили параграфы законов или пункты нравственных заповедей! Наука служит обществу? Знания служат обществу? Не смешите меня! Знания служат обществу, если попали в руки к совестливым людям. Но любые знания работают против общества, на его уничтожение, если попали в руки к бессовестным. Нет для общества ничего страшнее, чем наука, попавшая к подонкам: они создадут такие средства истребления, которые недоступны самому свирепому дикарю! Социальная опасность фейербаховщины в том, что она подменяет реальные источники морали человека на вымороченную рационализацию. Производя из бабушки дедушку рассуждениями, «что если бы у бабушки были бы мужские причиндалы»… Мы не ошибемся, если скажем, что у человеческой цивилизации есть огромная и сложная механика, как технических, так и юридических инструментов самовоспроизводства. Но вся она, без малейшего исключения, надстраивается над Совестью людей. Тут нет разницы, идет ли речь о продукции камвольного комбината или о приговоре суда: без Совести не будет ни того, ни другого. Производительные силы схлопнутся, как мыльный пузырь – если количество совестливых членов общества упадет ниже критически необходимого минимума. Ребята, это закон. Это доказано сто раз. Не нужно плакать или в гневе орать на меня – это неопровержимо. Попав в руки бессовестных людей, любая производственная база будет сокращаться, сокращаться – и в итоге сократится до ноля. Почему? Потому что бессовестные станут ее расхищать, «пилить», использовать на износ, а износив, бросят. Важный аспект – морализаторство бессовестных. Чем хуже дела в сфере материального производства и общественных отношений, тем больше общество выдавливает из себя нравственных поучений. Это идет параллельно с выдавливанием из себя все большего числа законов. Общество больно. Оно гниет изнутри. Оно понимает, что с ним происходит что-то очень неладное. И оно, по метким словам М. А. Булгакова – «чуя неладное, бросается к ученым врачам, затем к шарлатанам, а бывает, и к гадалкам». Нет никакого парадокса в том, что чем аморальнее реальность, тем больше морального пафоса в речах, все дальше отрывающихся от жизни. Это вполне объяснимо: культура умирает, и, цепляясь за жизнь, цепляется за ее внешние формы, пытается залезть в сухую шкурку, которую с себя когда-то сбросила.
«Corruptissima re publica plurimae leges» — «В самом испорченном государстве больше всего законов» — латинское крылатое выражение из сочинения историка Тацита. А чего удивляться?! Дела плохи, и дыры пытаются залатать формальными законами, и чем больше дыр – тем больше формальных законов, создающих пронырливым проходимцам новые дыры… Параллельно в гибнущем обществе расцветает фейербаховщина: мораль тащат повсюду, ею забивают все полости, ей устраивают публичные овации и восторженные песнопения… — Ведь очевидно же, что без морали общество погибнет! Суть проблемы, однако же, не в том, что кто-то чего-то не знает, или не помнит, а в проблеме корневого базиса: Совести. А формула Совести довольно простая: верность слову, тождество слова и дела. Говорить о морали сколь угодно пафосно, и раздавать обещания может и обманщик. И чем он циничнее, тем охотнее он делает и то, и другое. Но цивилизации нужен базис, без которого ничего не будет: совестливый человек, не желающий давать обещания, которые не собирается выполнять. Свои желания он не имитирует, не симулирует, не инсценирует. Он действительно делает то, что вызвался делать, без двойного дна, без двуличия. Может ли фейербаховщина породить такого человека? Однозначно – нет. Вся ее аргументация сводится к тому, что съев теленка, вы не дадите ему вырасти в быка. Из цыпленка, съеденного на завтрак, уже не вырастет ни курицы, ни петуха. Фейербаховщина (у Чернышевского – «разумный эгоизм») самой себе кажется неопровержимой. Да, в общем-то, с формальной точки зрения она и есть такова! Но, скажите на милость, с кем она спорит?! Кто тот храбрец, который настаивает, что поедание теленка – лучший способ вырастить из него быка? Покажите мне его, мне интересно услышать его аргументацию! Из всех проблем морали наименьшая – те, кто публично и открыто пытаются ее опровергнуть. Таких людей немного, они очень эпатажны, чаще всего своими заявлениями просто пытаются привлечь к себе внимание. Если вы слышите, как кто-то громко и истерично хает мораль, религию, законность – то знайте, что морали, религии, законности в данном случае мало что угрожает. По-настоящему бессовестный человек этого делать ни в коем случае не будет. Напротив, любая моральная проповедь получит от него самые пышные комплименты. Он не преминет присоединиться к вашим призывам жить по Совести и по закону. Бессовестность – не отрицание Совести, а ее простое отсутствие. Публичное отрицание Совести – это, на самом деле, какой-то ее же собственный выверт, ее истерика.
Если базис исчез – всем надстройкам пропасть. Свернутся до уровня естественной первобытности производительные силы. До звериного произвола свернутся законы. До животного свернется человек. Помешает ли этому наука? Нет, и хуже того, поможет. Подскажет негодяям наилучшие способы – как произвести из человека идиота и майдауна… Предложит наилучшую психотропную химию, наилучшие, в лабораториях отработанные, методы нейролингвистического зомбирования… Совесть есть тот первый элемент, который производит все: и материальное, и духовное богатство цивилизации. И в области экономики, и в области культуры совестливые люди дают больше, чем берут, отчего и возникает удивительный эффект прогресса: завтра больше, чем вчера! Чего? Да всего! Тканей, знаний, книжек, хлеба… Если же цивилизация попала в руки к бессовестным людям, то все прямо наоборот: завтра меньше, чем вчера. Неважно, идет ли речь о зерне или об образовании – и того, и другого станет меньше, потому что растащили, расхитили, и не возместили… Стремящееся к нулю материальное и духовное производство в итоге и придут к нулю! Но очень важно понимать, что расхитители заняты своим черным делом вовсе не потому, что НЕ ПОНИМАЮТ его вредности и общественной опасности! Покажите мне такого вора, который убежден, что воровство полезно обществу! Вопрос вовсе не в том, что силы зла чего-то недопонимают. Вопрос в локации. Чем уже человек локализуется на своих биологических времени-пространстве, тем меньше его беспокоит мир после него. Ему неинтересно прошлое и неинтересно будущее. Он живет «здесь и сейчас» — и его не своротишь с такой локальности. И в таком качестве он могильщик любой формы цивилизации, потому что любая ее форма требует продолжения, «загробной жизни», того, что будет после человека. Если этого нет – то все потуги людей уложатся в одно поколение, не оставив следующему ничего. А как показывает опыт «чайлдфри» — и следующего поколения не оставят. Вычистят от себя биосферу даже на биологическом уровне, не говоря уж о более высоких уровнях! Знание морали можно вбить за партой. Так, чтобы от зубов отлетало. Следование этому знанию – нет. Мораль – только список требований, больше ничего. Если она не считается священной, сакральной, если не связана с идеей Бога – то она не больше, чем чужой список покупок в магазине. К чему меня может обязать бумажка типа: Купить: 1) Кефир 2) Хлеб 3) К чаю. Если я не хочу кефира – как меня эта бумажка побудит его покупать? Кто-то у кого-то просил купить кефир, мне какое до того дело? Другое дело, если мораль опирается на Совесть, то есть ее требования перечисляют не с целью манипулировать другими людьми, а как нечто, для человека священное, божественное. Тогда список требований перестает быть пустышкой, наполняется смыслом.
Но для воспитания такого подхода к жизни – никакие формы фейербаховщины не помощники. Вместо эпилога: Из писем И. А. Ефремова Э. К. Олсону (Иван Антонович Ефремов. Переписка с учеными. Неизданные работы. — М.: РАН). «Некомпетентность, леность и шаловливость «мальчиков» и «девочек» в любом начинании является характерной чертой этого самого времени. Я называю это «взрывом безнравственности», и это мне кажется гораздо опаснее ядерной войны. Мы можем видеть, что с древних времен нравственность и честь (в русском понимании этих слов) много существеннее, чем шпаги, стрелы и слоны, танки и пикирующие бомбардировщики. Все разрушения империй, государств и других политических организаций происходят через утерю нравственности. Это является единственной действительной причиной катастроф во всей истории, и поэтому, исследуя причины почти всех катаклизмов, мы можем сказать, что разрушение носит характер саморазрушения. Когда для всех людей честная и напряженная работа станет непривычной, какое будущее может ожидать человечество? Кто сможет кормить, одевать, исцелять и перевозить людей? Бесчестные, каковыми они являются в настоящее время, как они смогут проводить научные и медицинские исследования? Поколения, привыкшие к честному образу жизни, должны вымереть в течение последующих 20 лет, а затем произойдет величайшая катастрофа в истории в виде широко распространяемой технической монокультуры, основы которой сейчас упорно внедряются во всех странах, и даже в Китае, Индонезии и Африке… » (Николай Выхин, команда ЭиМ). В общем и целом, автор этого сайта разделяет взгляды Выхина на Совесть, как базис любой Цивилизации. Однако он категорически не согласен с делением Выхина всех живущих на Земле людей лишь на тех, у кого Совесть есть, и тех, у кого ее нет. Ведь что такое Совесть? Согласно Википедии, совесть — психический (когнитивный) процесс, вызывающий эмоции и рациональные ассоциации, основанные на моральной философии или системе ценностей личности. Чувство нравственной ответственности за свое поведение перед окружающими людьми, обществом. Зачастую совесть является причиной появления чувства вины или «угрызений совести», раскаяния, когда человек совершает поступок, противоречащий его моральным ценностям. Моральные ценности индивида и их несоответствие семейным, социальным, культурным и историческим представлениям о морали служат предметом изучения в психологии. Степень, в которой совесть определяет суждение о моральной стороне действия перед его совершением, и вопрос о том, основаны ли (или должны быть основаны) такие моральные суждения на разуме, породили споры в философии. Они представлены в сопоставлении теорий современных западных философов с теориями философов периода романтизма и других идейных направлений, появившихся с конца эпохи Возрождения.
В религиозных представлениях совесть обычно рассматривается в связи с моралью, присущей всем людям, исходящей от благотворной Вселенной и/или божественной сущности. Различные особенности той или иной религии, связанные с ритуалами, мифологией, доктринами, правом и так далее, не обязательно согласуются с эмпирическими, эмоциональными, духовными или созерцательными соображениями о происхождении и функционировании совести. Общепринятые светские или научные взгляды рассматривают способность к совести как, вероятно, генетически детерминированную, а ее формирование у субъекта — как воздействие на него окружающей культуры. По мнению австрийского психолога и философа Виктора Франкла совесть — это «доморальное представление о ценностях, которое предшествует любой конкретной морали». Обычно используемой метафорой для совести служит определение «внутренний голос», восходящее к философии Сократа, для которой характерно использование термина «даймоний» (внутренний голос, который в решающий момент предостерегает человека от совершения поступка, угрожающего его благополучию). Совесть является понятием в национальном и международном праве (например, свобода совести). Она послужила темой для многих выдающихся произведений искусства, включая литературу, музыку и кинематограф. Тем не менее, разные люди понимают возникновение совести по-разному. Это различие может быть сведено к двум противоположным теориям: — эволюционной; — интуитивной. Первая объясняет развитие совести из психологических и социологических условий жизни человека; вторая связывает совесть с природой человека или с объективным добром. Первая теория, явившаяся в истории позднее интуитивизма и как критика его, нашла себе главным образом защитников среди этологов и психологов. Рассуждения их сводятся к следующему. Эгоистические действия, приносящие вред ближним, вызывают порицание; альтруистические действия, приносящие пользу ближним, вызывают одобрение; с течением времени, когда связь между альтруизмом и одобрением твердо установлена и закреплена наследственной передачей, отношение к пользе и вреду забывается и эгоизм порицается сам по себе, безотносительно, точно так же, как альтруизм безотносительно одобряется. Это различие эгоизма и альтруизма и различную оценку их чувством стараются внедрить детям, у которых, благодаря повторению и наказанию, устанавливается неразрывная ассоциация между эгоизмом, злом и порицанием их — и альтруизмом, добром и одобрением их. Благодаря прочности установившейся ассоциации людям кажется, что связь установлена не ими, а существовала от века и иной быть не может.
В действительности эти два явления, то есть альтруистическое действие и одобрение его, нужно различать, ибо они имеют различный источник. Альтруизм есть нечто унаследованное человеком от его животных предков, одобрение же свойственно лишь известной ступени культурного развития и вошло, благодаря наследственности, в привычку. Эгоизм есть также нечто прирожденное; порицание его возникло одновременно с одобрением альтруистического действия и точно так же вошло в привычку. Тот, кто привык одобрять в других альтруизм и порицать эгоизм, невольно перенесет эту оценку и на свои действия, и вместе с тем будет испытывать чувство самоудовлетворения, раскаяния и угрызения, причем самоудовлетворенность непосредственно будет сопряжена с действием, а раскаяние и мучения совести будут следовать за совершенными, уже эгоистическими поступками. Таким образом, возникают и развиваются явления, которые мы называем Совестью. С этим объяснением в принципе согласен и Дарвин («Происхождение человека»); он только несколько иначе представляет себе происхождение укоров совести. По его мнению, в нас есть стремление заботиться о других; если мы, под влиянием эгоизма, не последуем этому стремлению и, например, не поможем беде ближнего, то впоследствии, когда мы живо представим себе испытываемое бедствие, стремление к помощи ближнему вновь возникнет и неудовлетворенность его вызовет в нас болезненное чувство укоров совести. Ницше, в своей «Genealogie der Moral», указывает на невероятность того, чтобы альтруистические действия одобрялись теми, кому они идут на пользу. Ницше думает, что отождествление понятий добра и альтруизма устанавливается теми, кто совершает добрые дела, а не теми, кто пользуется ими. Он считает психологически невероятным, чтобы можно было забыть об источниках совести, то есть перенести одобрение с пользы на само действие. Он повторяет упрек, который утилитарно-ассоциационному объяснению делали и раньше: возможность выработки новых свойств сознания, отличных от первоначально данных элементов есть предположение не обоснованное, а средство для выработки этих новых элементов — ассоциация представлений — в действительности не выдерживает критики. Третьим слабым, с точки зрения философов, не всегда знакомых с достижениями психологии и этологии, пунктом эволюционной теории является учение об относительности всякой морали, с которым не мирится нравственное чувство обывателя. Сейчас известно, что альтруизм свойственен практически всем стадным (стайным) животным, и не только им. Ясно, что, если существуют социальные (общественные) инстинкты, обеспечивающие выживание популяции, то обязан быть механизм положительной и отрицательной обратной связи, регулирующий работу этих инстинктов.
Развитие этих связей в условиях общества и приводит к тем психологическим и социальным феноменам, которые в донаучную эпоху приписывались воле богов или воспринимались не имеющими корней. Интуитивизм покоится на таком умозрительном утверждении, что совесть есть природное свойство человека, не производное из других элементов. Он не отрицает развитие совести и зависимость ее проявлений от исторических условий в пространстве и времени, но считает зародыш совести основным свойством человеческого духа: Ламартин в этом смысле называет совесть la loi des lois (закон законов). Кант (у которого в «Критике практического разума», рассматривающей вопросы нравственности, слово совесть не встречается) считает категорический императив или нравственный закон априорным, а посему всеобщим и необходимым. Однако Кант признает, что «нравственный закон ведет путем понятия о высшем благе, как объекта и цели практического разума, к религии, то есть к признанию, что все обязанности должны быть рассматриваемы как божественные заповеди не в смысле санкций, а в смысле существенных законов всякой свободной воли». А стало быть, мы и Кантовскую форму интуитивизма можем подвести к общему его виду, рассматривающему совесть как непосредственное выражение в человеке нравственного мирового порядка или высшего существа. Совесть есть голос Божий — вот, в конце концов, кратчайшая формула интуитивизма. «В совести человека заключается сила, стоящая выше человека, следовательно, указывающая на вышечеловеческий принцип» (Олесницкий, «История нравственности и нравственных учений»). Эволюционизм рассматривает совесть как чисто человеческий принцип; за пределы индивидуума он выходит лишь для того, чтобы в предках его искать источники нравственности. Интуитивизм берет человека в его связи с объективным миром и из высшего принципа бытия выводит основы нравственности. Для первого нравственность, а, следовательно, и совесть является изменчивой и относительной, для второго принципы нравственности и показатель их совести являются абсолютными и объективными. Главной трудностью интуитивизма является вопрос об ошибках совести, о ложной совести. Если совесть есть голос Божий, то каким образом объяснить ошибки совести и кажущееся или действительное отсутствие ее у преступников? С точки зрения эволюционизма эти факты объясняются нравственным недоразвитием, отсутствием воспитания, средой и т. д. Этот путь объяснения закрыт для интуитивистов. Они должны допустить, как это делали схоласты и отчасти Кант, двойную совесть, трансцендентную и эмпирическую: первую — как непосредственно данное в природе человека, в виде зародыша, духовное свойство, общее для всех людей (и эта совесть не может ошибаться). Вторую — проявляющуюся в мире явлений, подверженную законам развития и зависимую от весьма сложных внешних и внутренних условий — и эта совесть может ошибаться.
Допустив прирожденность совести, интуитивизм не имеет надобности выводить совесть из элементов, совершенно ей чуждых; не отрицая развития явлений совести и зависимости ее от явлений культуры, он может, по-видимому, объяснить объективный и безусловный характер совести, связав ее с природой человека и нравственным мировым порядком. Если понимать совесть как показатель высшей воли, то этим нравственности придается опять-таки характер случайный, хотя и в ином значении, чем в теории эволюционизма. Добро потому оказывается добром, что оно есть веление Бога, а не потому, что оно добро само по себе: нравственность лишается своего самодовлеющего характера и ставится в зависимость от теологии. Если же сказать, что добро есть выражение природы человека, что оно априорно, то есть, в известном смысле врожденно, тогда добру (и показателю его, совести) будет дан субъективный характер. И тут же возникнет вопрос, какое объективное значение имеют совесть и добро, ибо из априорности (или врожденности) вытекает необходимость известного понятия, но не его объективность; можно себе представить прирожденное понятие, которое никакого объективного значения не имеет. Эти затруднения не могут, однако, пошатнуть интуитивизма; о них можно сказать то же, что Паульсен говорит об эволюционизме, отрицая мысль, что психологическое исследование возникновения совести лишает предписания ее святости. «Исчезновение обязательности предписаний совести не представляется мне ни логическим следствием, ни необходимым психологическим результатом антропологического объяснения. Я не вижу здесь логической связи: как могли бы нравственные законы утратить свое значение из-за того, что люди признают эти законы выражением опыта, постепенно приобретаемого знания, что полезно и что вредно. Напротив, что может служить в подобных вещах доводом более сильным, чем наследственная мудрость народа? Совесть представляется нам как бы отражением объективного порядка природы, присущего нравственной жизни, как он проявился в нравах и праве… и народ, который совершенно утратил бы то, что мы называем совесть, не прожил бы ни одного дня» (Паульсен, «Основы этики»). Точно так же и априорное происхождение совести нисколько не лишало бы ее объективного характера и обязательности. Поскольку любая теория, допускающая сверхъестественное, перестает быть теорией научной (см. Критерий Поппера), интуитивизм называется теорией лишь номинально, по традиции. А между тем, если ввести в научный оборот сущность под названием «коллективное сознание» (как составная часть мирового сознания), то «все встает на свои места». Материальным же носителем мирового сознания является «вездесущий эфир» (или «нейтринные матрешки»). А стало быть, и Совесть отдельных людей есть «непререкаемый продукт» того или иного коллективного сознания (ведь, «большинство всегда право, даже когда оно неправо»).
А у Выхина получается, что все цивилизованные люди («белые люди») могут, как обладать Совестью, так и не обладать ей, а, какие-нибудь, папуасы-каннибалы все, поголовно – «бессовестные». Ведь они «кушают» других людей, а значит, у них нет Совести. Равно, как не было Совести и у наших предков, которые приносили своим Богам жертвоприношения. Очевидно, что это не так, СВОЯ СОВЕСТЬ была и есть у каждого человеческого сообщества, и, следовательно, у каждого отдельного члена этого общества. Другое дело, что «все люди разные», а стало быть, и все человеческие сообщества – тоже разные, как и их «коллективная Совесть». И если про какого-то отдельного человека говорят, что у него нет совести, это означает лишь одно – он попросту не разделяет моральные ценности данного общества, но СВОЯ СОВЕСТЬ у него все равно есть. Другое дело, что она не соответствует моральным критериям коллективного сознания общества, в котором он живет. И если смотреть на Совесть с этой точки зрения, то ее развитие может происходить, как интуитивным, так и эволюционным путем (одно другому никак не мешает). Причем, оба эти направления являются, в равной степени, НАУЧНЫМИ, а Совесть при этом, как была, так и остается «сакральной сущностью». Ибо она «есть «непререкаемый продукт» того или иного «коллективного сознания». А если так, то СВОЯ СОВЕСТЬ есть и у «майданутых» хохлов (другое дело, что разума у них практически не осталось). И эта «совесть» вполне соответствует «коллективной совести» современного ополоумевшего западного мира. Да и с разумом на Западе так же плохо, как и у хохлов. Однако как ни крути, но «все познается в сравнении». Независимо от объяснений природы и возникновения совести существует и чисто психологическая проблема, состоящая в описании различных видов совести и различных ее проявлений и в указании тех психических элементов, из которых вырастает совесть. Психология детского возраста может показать, как слагается в душе ребенка совесть и понятие о ней. Как основа совести может рассматриваться чувство стыда. Совесть есть только развитие стыда, утверждает В. Соловьев («Оправдание добра»), и с ним вполне согласен Сикорский («Всеобщая психология»): «Совесть есть филогенетический плод развития человечества, и соответствует не личному опыту индивидуума, но вековому нравственному опыту поколений. Путем сложной дифференцировки чувство стыда поднялось до высоты чувства совести». Дети в весьма различной степени одарены стыдливостью; точно так же различно действуют на них пример, воспитание и среда. А этнография показывает нам, что взгляд на дикарей, как на людей, лишенных всяких нравственных понятий, неправилен.
Этого взгляда придерживается Мюнстерберг («Ursprung der Sittlichkeit»): Стоит только с некоторым вниманием прочесть сочинения знаменитых путешественников, чтобы убедиться, что не только у различных племен различное понимание нравственных понятий, но у некоторых племен, стоящих на весьма низкой культурной ступени, относительно высоко понимание нравственности, и наоборот. Так, например, Томсон в своем сочинении о племени Массаи говорит, что народ Вакавирондо хотя и ходит совершенно нагим, но имеет весьма высокую нравственность и очень стыдлив. В Азии встречаются племена, стоящие на низкой ступени культуры, но с превосходными нравственными качествами, правдивостью, добротой и т. д. (ср. О. Flügel, «Das Ich und die sittlichen Ideen im Leben der Völker»). Таким образом, поставить в непосредственную связь высоту нравственного понимания с высотой культуры вообще и сказать вместе с Гельвецием, что добродетель и счастье народов зависят от хороших законов, нет никакой возможности. Кстати, в древней греческой философии нет слова для обозначения понятий совести и греховности. Термин συνείδησις, как существительное, впервые появляется у стоиков. Само собой разумеется, что само явление совести и ранее служило предметом анализа и изображения, например, у трагиков. Демон Сократа также имеет отношение к понятию совести, хотя указания демона касались не столько нравственной оценки поступков, сколько их внешнего успеха, и поэтому более напоминают предсказания оракула, чем голос совести. Из стоиков в особенности Сенека указал на чистоту совести, как на источник самоудовлетворенности, и на укоры совести, как на наказание за проступки. Сенека и Эпиктет указывают на важность показаний совести и на относительно малое значение мнения ближних. В новейшей философии эволюционизм, став на естественнонаучную точку зрения и отбросив схоластические разделения совести на эмпирическую и трансцендентную, занялся выяснением причин возникновения совести. Весьма много интересных замечаний о происхождении и природе совести можно найти у Ницше, в его «К генеалогии морали». Ницше согласен с точкой зрения эволюционизма, но не согласен с объяснением, которое деётся эволюционизмом возникновению совести. С философами просвещения Ницше сходится в ненависти к религиозной морали. Однако, несмотря на свои симпатии к эволюционизму и к философии просвещения, Ницше вновь вводит учение о двойной совести, различая мораль господ от морали рабов. Несмотря на всю его показную симпатию к морали господ, кое-где прорывается и прямо противоположное чувство. Двойная мораль, конечно, ведет к отрицанию морали вообще; этот вывод мы находим в «Новом учении о нравственности» Менгера, где говорится, что сила и нравственность по существу совпадают:
Нравственность есть приспособление к соотношениям социальных сил, а Совесть есть страх перед дурными последствиями противодействия в приспособлении к соотношениям социальных сил. Совесть — врожденное чувство, которое сродни чувству стыда. Совесть не эволюционирует с возрастом и не изменяется после вхождения человека в общество. Но общественные отношения влияют на разум и позволяют ему манипулировать Совестью, «прятать» ее. Но Совесть постоянно напоминает о себе своими угрызениями. Совесть является единственным мерилом верности принятия решений. И в дальнейшем, общество вынуждено будет воспитывать подрастающие поколения таким образом, чтобы Совесть являлась главенствующим Законом для Разума. В противном случае, обществу, где нормой является игнорирование чувства совести — грозит приближающаяся гибель… В каббале Совесть рассматривается, как стыд перед людьми и самим собой за свой эгоизм. Ощущение совести, согласно каббале, характеризует наивысшую стадию развития человеческого эгоизма. На этой наивысшей стадии, по учению каббалы, эгоизм начинает ощущать разницу между собой и свойством абсолютного альтруизма, т. н. Творцом. Не ощущая Творца непосредственно, человек сравнивает себя с другими людьми и со своими нравственными критериями, полученными им через воспитание. Как видите, «сколько людей, столько и мнений», однако ни одно из этих мнений не противоречат авторскому взгляду на Совесть, как на «непререкаемый продукт» того или иного «коллективного сознания».