Причуды психики
А для начала статья Николая Выхина — «УСТАРЕВШИЕ МЕТОДИЧКИ ПОБОРНИКОВ «ДЕМО». «С доставкой новых методичек дурачкам – агентам влияния Запада, видимо, есть не только технические, но и психологические трудности. Дурачки продолжают нести агрессивным тоном ахинею про свободу, демократию, выборы, права человека, регулярную сменяемость (их бы кто сменил – как они с 80-х годов надоели, заезженной пластинкой своей!) и т.п. Дурачкам не сообщили, что все это уже неактуально, списано на Западе в утиль, объявлено там «смутьянством и экстремизмом». Даже если и сообщили – то дурачкам сложно «перестроиться». Попробуй попугая переучить, это еще сложнее, чем научить слова говорить… Как объяснить попугаю, не понимающему смысл слов – что старые слова больше говорить не надо? Если бы я был умнее – я бы сказал вам об этом раньше. Но я – такой, как есть, и только сейчас это понял. Лучше поздно, чем никогда! Нарушить закон можно только в том случае, если он есть. Нарушения закона фиксируются от его первичности. Огромный и пустотелый муляж демократии был выстроен на Западе ТОЛЬКО с одной целью: борьбы с «совками». Точно так же пятна на рыси существуют не для самой рыси, а для ее добычи: маскируясь, рысь сливается с деревом, чтобы ее раньше времени не обнаружили. Рассуждать о том, что рысь в самом деле покрыта древесной корой (потому что мимикрирует под древесную кору) – может только глупец. Крокодил пытается изображать бревно. Потому что он хочет быть бревном? Делает все, чтобы стать бревном, мечтает об этом, стремится к этому? Нет. Крокодил похож на бревно, чтобы легче было подплыть к беспечной добыче. Демократия Запада – точно такая же мимикрия хищника. Запад никогда не был демократией, и хуже того – у него и в планах такого не было, и в замыслах не водилось! Вся западная «демократия» — это попытка предстать перед «совками» «больше католиком, чем папа римский», представив им не себя самого, а мираж их мечты. Мол, у нас все, как у вас, но только лучше! У вас ваши права человека и свобода выбора через пень-колоду, а у нас они как по маслу катятся… куда? Сегодня актуальность муляжа пропала, и хотя его специально не демонтировали (мало ли, вдруг еще пригодится) – он уже совсем развалился. Все, что, казалось, позарез ему было нужно, пока он подползал к беспечным «совкам» — вдруг оказалось ему совсем ненужным. Начиная от выборов и многопартийности и кончая тревогой о том, «почему в «СССР не издают Кафку?».
Есть подозрение, что Кремль использует западников (может быть, втемную) – потому что их вопли по старым методичкам о свободе, демократии и украденных выборах ПОНЕВОЛЕ ПОДЧЕРКИВАЮТ, как плохо с этим стало на Западе. Если бы западники постоянно к этой теме не возвращались – то простой незатейливый обыватель может, и забыл бы про демократию совсем… Но ему же не дают! «Невозможно жить в стране, которая воюет со своими соседями!» — кричат западники, и простой обыватель поневоле оглядывается на Израиль. «У нас отняли выборы!» — кричат западники, и обыватель поневоле смотрит на Украину, на Румынию, где выборы просто и незатейливо отменены. «Нельзя карать за свободу слова!» — кричат западники, и тут же рядом обыватель видит статистику арестов за лайки в соцсетях из Великобритании, а там впору новый «Архипелаг ГУЛАГ» составлять… После краха СССР проект «Демократия» замкнулся в Уробороса, кушающего себя с хвоста. Потому что советский строй взвалил на себя обязанность заботы о человеке – и как он это делал, хорошо или плохо, уже второй вопрос. Может быть, неумело и плохо. Но те, кто до него «докопались» — ВООБЩЕ НЕ БРАЛИ НА СЕБЯ ОБЯЗАННОСТИ КАКОЙ-ТО ЗАБОТЫ О ЛЮДЯХ! У них и цели такой никогда не было, и никакого движения в эту сторону. Были симуляторы, имитации, муляжи в нескольких странах (недолго). Но вообще, в целом – забота о человеке для капитализма принципиально чужда, смешна и нелепа. После краха СССР все это и обнажилось с неумолимой неопровержимостью. Капитализм легко сносит не то, что отдельного человека или группу, он целые страны и народы сносит в режиме прямого и буквального геноцида. А какие у жертв геноцида «права и свободы»? Орать, пока тебя режут? Ведь все т.н. «права человека» — вторичные производные от права на жизнь, и если этого права человечество лишено, то какие вторичные права, и как могут существовать? То, что болит у больного – не болит у здорового и трупа. Это два пути снять боль: поправится или совсем помереть. Понятно, что общество, в котором стоит в повестке забота о людях, как священная миссия властей, очень страдает и от нарушения норм народовластия, и от нарушения законов, и от несвободы слова, и от незаконных притеснений, и от несоблюдения прав человека, и т.п. Оно (общество) об этом много говорит, оно на эту тему весьма отзывчиво, готово обсуждать её с утра до вечера, ахать и охать – по одной причине: его практика расходится с его идеалом. Если я хочу похудеть, но не могу себя заставить – я ругаюсь на себя, умоляю близких не пускать меня на кухню после 6, я много читаю по всяким диетам, смотрю фитнес-ролики и т.п. И все это потому, что Я! Хочу! Похудеть! А если не хочу? Тогда зачем мне все это?!
Идеология заботы о людях рождала отзывчивость советских граждан на тему незаконных репрессий, судебных ошибок, крайнюю обеспокоенность нарушениями социалистической законности, лицемерием кое-кого кое-где в верхах и т.п. Но если убрать исходник (идеал заботы о людях) – то кому какое дело до «незаконных репрессий», кроме их непосредственных участников? Если бы Солженицын написал книгу о вымирании трилобитов, то она не нашла бы отклика ни у трилобитов, ни у людей. Ну, вымерли, и вымерли – «судьба такая», борьба за существование, за жизненное пространство, эволюция… Точно такое же отношение у капитализма к организованным им геноцидам и их жертвам. Мы столкнулись с новой реальностью (для нас новой, а вообще-то нет): никакой террор не преступление, если он не «красный». Идиоты-западники до сих пор этого не поняли. Они долдонят старые мантры о «жестокости и бесчеловечности», не замечая, что именно предельная жестокость, и именно запредельная бесчеловечность давно уже стоит за всеми действиями Запада. Дело в том, что монотеизм проповедует отношение к жизни человека, как к ценности. За много веков это прижилось так, что стало казаться частью «врожденной природы человека». Мол, понятно, что убивать людей нехорошо, а без вины и причины – еще хуже, кто же думает иначе? Между тем – ИНАЧЕ ДУМАЮТ МНОГИЕ. Дело в том, что в логике атеизма человеческая жизнь не является ни благом, ни ценностью, ни какой-то положительной величиной. Она там является нолем, ничем. Ничем плохим – но и ничем хорошим. Чтобы атеисты не вопили, будто это не так – напомните им об их отношении к абортам. Аборт для них – не убийство, а рядовая, не криминальная операция. Выжил человек – ладно, расчленили на входе – тоже ладно. Рассуждать о том, что, может быть, убитые были бы лучше и умнее, талантливее выживших – пустая схоластика. Не факт, что да, но и не факт, что нет – скажет атеист. «Помер Максим – и хрен с ним». Ноль – это не плюс и не минус. Атеист не пропагандирует детоубийства, не призывает к ним, не получает от геноцида наслаждения: он просто не видит принципиальной разницы между жизнью и смертью. «Все помрем!» — весело и беззаботно отвечает пассажир чеховскому извозчику, который пытается пожаловаться, что у него сын помер. «Все там будем!». Не являющаяся ценностью, положительной величиной жизнь – порождает философию равнодушия ко всем этим выборам, свободам, правам, демократическим и юридическим нормам. Про них, может быть, и говорят – но уже без огонька, без исступлённости фанатиков. Будет человек жить – значит, не помрет. А помрет – туда и дорога. Ну, годом раньше, годом позже, велика ли разница?
Подчеркиваю, что атеисты – не убийцы, не садисты: они суть есть люди, равнодушные к преступлениям, напрямую их не касающимся. В этой среде растворяется весь пафос Солженицына, который, по задумке курировавших его подонков, должен был рождать в человеке определенного склада острую жалость и тяжелую боль сострадания. Внутри определенной матрицы цивилизации описание чужих мучений – есть призыв к действию, к активному реагированию: «Чип и Дейл спешат на помощь». Чем отзывчивее и душевнее человек, тем больше его ранят байки Солженицына. Но и наоборот: чем человек равнодушнее, циничнее, чем он более закален «борьбой за существование» в «ледяной воде капиталистического расчета», тем меньше ему дела до посторонних бед. Своих хватает, чтобы чужими мучиться! Далее: оккультизм – не атеизм. Если для атеизма человеческая жизнь – ноль, без плюсов и минусов, то в оккультизме приветствуются кровавые жертвоприношения. О таком сказано: «древние «боги» жаждут» (имеется в виду, крови). Для культа типа майя или ацтеков мораль не в том, чтобы избежать убийства невинных людей, а в том, чтобы принести кровожадным идолам как можно больше жертв. Нетрудно заметить, что современные западные «дети кукурузы» живут в такой же системе координат. Иначе, зачем они убили в последние десятилетия такое огромное количество людей (много миллионов) большинство из которых ничем не угрожали Америке, и никак не мешали ей? Очевиден оккультный мотив: когда убийство (жертва кровавому «богу») идет не в минус, а в плюс, рассматривается не как грех, а как путь к праведности, угодничеству перед кровавым демоном-хозяином. Монотеисты хвалятся друг перед другом кто сколько спас – адепты демонических культов – кто сколько убил: — А я больше тебя! — Но в прошлом году я больше тебя! Современная власть на Западе представляет «три в одном»: гибрид террористической организации, криминальной мафии и деструктивной тоталитарной секты. Сочетание трех этих признаков (власть тех, кто одновременно убийцы, воры и сатанисты) – и есть торжество сатанизма. У сатанизма есть своя экономическая концепция, суть которой в том, что: — Террором можно отменить законы экономики. — Геноцидом – решить проблемы перенаселения. — Ужасом снять политическую борьбу, всех превратив в актёров заранее отрепетированного спектакля. — Ложью и клеветой переписать историю, тем самым переделав под себя и будущее, вырастающее из прошлого. — И, наконец, покончить с одушевленностью рабов, психотропным воздействием сделав их из «говорящих орудий» – бессловесными орудиями.
Разумеется, такая концепция бесконечно далека от принципа «заботы о людях», жалостливости и милосердия, на котором спекулировала солженицыновщина. Смысл западной масонерии не в том, чтобы отменить ГУЛАГ (который она сама же и придумала), а в том, чтобы отменить учет его жертв, отменить статистику уничтожения. Это легко стало сделать, когда в мире не стало противоборствующих лагерей, и поймать за руку даже при самой грубой фальсификации стало некому. Если в религии Истина рассматривается как нечто божественное (не будем вдаваться в детали, это отдельный разговор), то для Запада «истиной» в полном и окончательном виде является то, чему никто не возражает. Про это было сказано так: «молчание – знак согласия». Если возражать некому (например, все свидетели убиты) – то любое утверждение претендует на статус истины в конечной инстанции. Ему не нужно быть «с правдой небесною дружным» — достаточно лишь не иметь равных по силе противников. Между тем, инструментарий борьбы с СССР, актуальный в 80-е, и отчасти даже в 90-е годы – становится токсичным для современного Запада. Учитывая всю совокупность его нынешних поступков, складывающихся в четкую систему (имя которой – геноцид) само упоминание о демократии – «лишне». Даже теоретическое упоминание о свободе слова, правах человека, законности, сменяемости власти и т.п. бьет по США, Англии, Израилю очень сильно. Куда сильнее, чем по их (давайте честно признаем, деморализованным и растерянным) противникам. Потому что если и есть у противников США проблемы с правами человека (ничто на Земле не идеально!) – то они не идут ни в какое сравнение с масштабной американской бесчеловечностью в самом черном, сатанинском изводе. Оттого у западников очевидно расщепление сознания, шизофрения, известная у народа как «этодругое». Абсолютно бессовестные проститутки рассказывают с луковыми слезами про какие-то мелкие, ничтожные нарушения демократии у противников США, и при этом захлебываются от восторга от американских терактов, геноцидов, затрагивающих сразу при взрыве жизни миллионов людей. У целого народа (и не у одного) отнимается сразу базовое право на жизнь – «демократии» полные штаны, апофеоз прав человека, не находите?! Мы давно уже говорили, что осуждение «красного террора» с приставкой «красный» не есть осуждение террора, как такового. И наоборот, даже апология террора, проповедь терроризма. Получается, что любой террор, кроме «красного» выведен из понятия «преступление» в понятие «пустяки, дело житейское». Или даже в подвиг. Чем дальше, тем больше становится из обыденности подвигом, в силу психологии сатанизма.
В нем тот, кто никого не убил – «лох», а чтобы стать героем, чьи подвиги чтут – надо нагромоздить гору человеческих жертв, желательно, невинных (в сатанизме это больше ценится), а если детские трупики – то совсем зашибись. Этот подход, кстати, объясняет накал и жесть «красного террора» (мы лишь теперь понимаем, каким упырям «красным» пришлось противостоять), но это тоже отдельный разговор, и об этом в другой раз. Кратко скажем, что мы «красный террор» не одобряем, не воспеваем, видим в нем множество темных элементов – но мы стали лучше его понимать. Сегодня мы наблюдаем разворот в западнической риторике: «куколка» либерализма свое отжила, разложилась, выпуская наружу бабочку фашизма. Инкубационный период пройден, скорлупа яйца больше не нужна этому птенцу, и он проклевывается. Потому «продвинутые» западники давно уже отошли от «слезинки ребенка» и воспевают «триумф воли», переключившись на гитлеровскую волну. Мотивы несправедливости канули в лету, и вместо них из темной пучины всплыло совсем иное: мотив непобедимости зла, внушение бессилия перед всемогуществом уже не скрывающегося, не маскирующего себя ничем зла. — США делают, чего хотят – и все, кто возражают, умрут! — Израиль делает, чего хочет, и любой, кто будет протестовать – будет уничтожен! При всей чудовищности такой пропаганды, отрицающей и мораль и законность на самом фундаментальном уровне – она имеет достоинство искренности. Запад наконец-то перестал сюсюкать трелями солженицыных, прекратил юродствовать над «разрушенными храмами» — и сам с огромной охотой их разрушает, садистки выжимая слезинку из каждого ребёнка, да не одну. Но некоторые, совсем тупые пропагандисты Запада по-прежнему бормочут про демократию, выборы, свободу и права человека. На фоне происходящего это черный, очень черный юмор, дно сарказма – и больше ничего…» (Николай Выхин, команда ЭиМ ). Почему же «МНОГИЕ ДУМАЮТ» так, а не как-то «ИНАЧЕ»? Виной тому служит двоякость человеческого сознания, часть из которого является «пережитком животного прошлого» (это – подсознание), а часть – еще только «зародышем разумного будущего» (это – разум). И пока это «двоякость» не исчезнет из человеческого сознания (а исчезнуть она может только тогда, когда люди освоят «синхронистическое мышление»), люди останутся прежними. Вот что по этому поводу пишет Александр Роджерс в своей статье — «Юнгианский анализ. Два главных мифа».
«Про политику писать уже тошнит. Поэтому будет снова про психологию (это моя отдушина). Если не нравится – пропускайте. Итак, волшебный мир юнгианского анализа. Чтобы в него хотя бы робко вступить, нужно «четыре семестра лекций по мифологии» (цитата из легендарных Тавистокских лекций), поэтому далеко не всякий психолог рискует ступать на эту тропу. К счастью, у меня «семестров по мифологии» больше четырех. И, если вы думаете, что все это «сказочки», то два моих первых учителя по политтехнологиям – Георгий Георгиевич Почепцов и Александр Яковлевич Коротенко – оба были сказочниками. То есть натурально писали сказки. Они сказочники, а я – волшебник. У меня свое вольное трактование юнгианства, пытающееся приблизить высокие абстракции Юнга к земле, сделать их понятнее и применить на практике. Есть два базовых мифа: для мальчиков и для девочек (для неведомых зверушек из ЛГБТ мифов нет) – миф о рождении героя и миф о принцессе в башне. Миф о рождении Героя. Частный случай – Сигурд, убивающий Фафнира. Чтобы стать Героем, нужно пойти в темную пещеру, где живет Дракон – и победить его. Дракон в данном случае – это материнская фигура. Если точнее, то материнская гиперопека. «Не ходи без шапки», «Ты можешь простудиться», «Не ходи по лужам», «Не общайся с мальчиками, ругающимися матом», «Не выходи из комнаты», «Не встречайся с девочками, они все коварные манипуляторши и проститутки», «Не взрослей», «Не рискуй». С ультимативным посылом НЕ ЖИВИ. Ибо жизнь – это риск. Ночь темна и полна ужасов, вот это вот всё. С ребеночком, которого я с таким трудом родила и столько сил вложила в развитие, может что-то случиться. А волчонок должен выбраться из уютной безопасной берлоги и отправиться исследовать большой, загадочный и пугающий мир. Сначала под чутким присмотров заботливых родителей, конечно, но постепенно – все более и более самостоятельно. Чтобы когда-то стать матерым волком, который заведет свою стаю. Матерый – значит «взрослый», самостоятельный. Ребенок должен в какой-то момент пойти в магазин самостоятельно. Выйти во двор в одиночку. Познакомиться с другими детьми. Получить опыт коммуникации, научиться устанавливать контакт. Научиться определять, кто друг, а кто враг. Играть в снежки и получить синяк под глазом. Обжечься крапивой. Поцарапаться о ветки. Упасть откуда-то. Вступиться за ещё более мелкого карапуза, которого обижают. Огрести. Научиться давать сдачи. Учиться, адаптироваться, становиться все более самостоятельным. И в какой-то момент сказать «Спасибо, дорогие родители, дальше я сам».
В этот момент раздается истошный вопль мамы «Кровиночка! Не родилась еще такая девушка, которая была бы тебя достойна! Ты маленький и беспомощный, тебя все обидят (особенно злые женщины, которым от тебя нужны только сперма и алименты)! Не пущу! Сиди под подолом до старости!» Кто сказал «Хикикомори»? Возьмите ролл с полки, заслужили. А дальше вы или превращаетесь в скулящее ничтожество из «Мужского Движения», плачущее «Мама, меня девочки обижают» и «Государство принимает неправильные законы, поэтому я не буду размножаться», или становитесь Мужчиной. Героем, берущим ответственность за свою жизнь, свой выбор и свои решения на себя. И самостоятельно вершащим свою судьбу. Гоголь: «Забирайте же с собою в путь, выходя из мягких юношеских лет в суровое ожесточающее мужество, забирайте с собою все человеческие движения, не оставляйте их на дороге, не подымете потом!». Как я уже когда-то писал, «Мужество, по Вампилову – это брать ответственность за окружающий мир. За свой дом, улицу, город, страну, планету. Кто сколько может». Рождение Героя – это не единственный мужской миф. Но он первый, инициирующий. Если вы не убьете Дракона, то на этом для вас сказка заканчивается (дальше только ДОТА и ПорнХаб). Миф о Принцессе в башне. Частный случай – Рапунцель. Принцесса сидит в высокой Башне, охраняемой Драконом, и ждет, пока ее освободит Рыцарь. Причем в данном случае, в отличие от многих других волшебных сказок, это должен быть не какой-то абстрактный инфантильный Принц (которому богатство и титул достались по наследству, а сам он чмо) без выраженных волевых качеств, а именно Рыцарь, полный решимости одолеть Дракона. Дракон в данном случае – это материнская фигура. Если точнее, то материнская гиперопека. Внезапно, да? Женский вариант Дракона – это еще и куча старательно насаждаемого мусора про Принцесс, Прынцев, каких-то коней, олененков (реальный олень может и зажевать зазевавшуюся белку), гномов, хрустальные гробы и прочего инфантильного бреда, сидящего в головах девочек. «Не ходи без шапки», «Не общайся с мальчиками, ругающимися матом», «Не выходи из комнаты», «Не давай пробудиться своей женской природе», «Не смей влюбляться», «Не для тебя мама цветочек растила», «Don’t talk to strangers, ‘Cause they’re only there to do you harm» (Не говори с незнакомцами, они здесь только, чтобы причинить тебе вред). С ультимативным посылом НЕ ЖИВИ. Потому что жизнь – это риск, это выбор, это вызов, это кровь, слезы, боль, разочарование и так далее по списку. Мама проецирует свой негативный опыт (у кого его вообще нет?) на дочку. Начиная с «я в ее возрасте так гуляла, что дубрава колыхалась, а уж эта-то» и до «меня вот поматросили и бросили, и с ней так же будет – не хочу».
Поэтому когда у девочки просыпается это самое женское начало, безграничное и всемогущее, раздается истошный вопль мамы «Кровиночка! Не родился еще Принц, который достоин моей Принцессы! Не смей гулять! Ты маленькая и беспомощная, тебя все обидят (особенно злые коварные мужики, которым лишь бы трахнуть и сбежать)! Не пущу! Сиди в девках до старости!». Что делает девушка в этот момент? Правильно, пытается вырваться и нарушить запрет (намерение правильное, реализация хромает). И, конечно же, для нарушения запрета нужен bad boy (ну не с хорошим же запреты нарушать, честное слово!). А плохой мальчик внезапно оказывается реально плохим – трахает, а не любит, использует, унижает, бьет, тушит сигареты о спину и дальше по списку. Про женские фантазии про «укрощение чудовища» надо будет отдельно написать, они никогда не работают в реальности. После чего девочка в ужасе убегает обратно в башню, пристраивает к ней еще несколько этажей вверх и десяток замков на дверь с бессознательным «Мама была права, все мужики козлы». Дракон берет «левел ап» и отращивает еще две головы. Все это вместо того, чтобы изначально научить девочку, как отличать Рыцарей от тварей… Рыцарь должен преодолеть все предрассудки, стереотипы и страхи, завоевать доверие, доказать, что он «не такой», показать чистоту своих намерений. Рыцарь говорит «Там огромный мир, ждущий нас! Пойдем, покажу! У меня есть щит и плащ». Особенность этого мифа в том, что хотя Рыцарь и вступает в противоборство с Драконом, но победить его должна сама Принцесса. Принять решение и открыться. Рапунцель должна распустить волосы, чтобы Рыцарь смог подняться и освободить ее. Довериться мужчине – женский вариант героизма. Принцесса в Башне – это не единственный женский миф. Но он первый, инициирующий. Если вы не убьете Дракона, то на этом для вас сказка заканчивается (дальше только «сильные одинокие женщины», сериалы и коты). Дадада, я знаю, что «Роджерс все врет» и «на самом деле все не так». Мне это каждый раз рассказывают те, кого девочки обидели, и сильные одинокие женщины» (Александр Роджерс). Сюда стоит добавить лишь одно – и «принц», и «принцесса», рано или поздно, превратятся в «дракона» (в «матерого волка» или волчицу, в терминологии Роджерса), или исчезнут с лица Земли. И происходит это именно из-за «двоякости» человеческой психики – людям не хватает единой «концептуальности».
И вот что по этому поводу пишет А. Берберов: «Концептуальность, как политическая основа цивилизации, состоит из двух частей. Первая ее часть – это какое-либо материальное положение, которое признано сакральной целью. Примеры: «земля – крестьянам» или «каждой советской семье отдельную квартиру к 20** году». Если положение сформулировано четко, недвусмысленно, не как у либералов («честные суды» — и чем докажешь, что они нечестные?!) – то его довольно трудно обойти. Об этом Евангелие говорит: «Да будет же слово ваше «да, да» и «нет, нет», а что сверх этого, – от лукавого» (Мф. 5:33–37). Противопоставляя это фарисеям и прочим «волкам в овечьих шкурах», которых нельзя определить по словам, но только «по плодам их узнаете их» (Мф. 7:15-20). Однако формула вполне может быть (и чаще всего бывает) кантовской «вещью в себе». Я хотел бы, чтобы государство восстановило практику раздачи квартир нуждающимся по месту работы – но я могу этого хотеть до морковкина заговенья, и пока рак на горе свистнет. Что с того, коли я хочу? Разумеется, без формулировки нельзя, просто нечего защищать, нечего поднимать на знамена. Полоумный мир либералов потому и полоумный, что патологически неспособен сформулировать проект будущего, который состоял бы из «да и нет». Универсальная либеральная формула «да, но…», и «нет, но…». То есть вторая часть утверждения либерального политика опровергает первую, отчего фраза, будучи произнесенной, равна собственному отсутствию. Чем такими «формулами» засорять эфир – лучше помолчать, и дать высказаться тем, кто поумнее. «Я хочу, чтобы все поменялось, но при этом ничего бы не изменилось»… Даже самый могучий волшебник из сказки – не сможет нам помочь, если мы не умеем сформулировать, чего мы хотим. Потому четкость формулировки очень нужна. Но категорически недостаточна: автомобиль не может состоять из одного навигатора. Каким бы точным ни был навигатор – это еще не автомобиль. Потому что «Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его» (Мф. 11:12).
Таким образом, концептуальность двуедина: это четкая формула, однозначное утверждение и аппарат его защиты, нечто, не дающее никому стереть записанное нами с доски мироздания. Мы знаем, чего нам нужно (это идеал концепции) и защищаем это (материя концепции). Те, кто не понимают этого строения концептуальности – становятся жертвой проституирования любой концепции. При этом рассуждения о том, хороша она или плоха сама по себе – превращаются в схоластику в худшем смысле слова. Те, кто хулят концепцию в условиях ее проституирования – хулят не ее, а тех, кто проституирует. Те, кто восхваляет – восхваляют не ее, а тех, кто проституирует. В итоге вместо борьбы за жизнь и будущее получаются две группы болельщиков, «фанатов» на футбольном матче. Эмоции обоих групп болельщиков подчинены не делу, а номинальному символу. Одни очень хотят победы «Спартака», хотя в их жизни ничего от этого не изменится. Другие «болеют» за «Динамо» — и будут орать от счастья, если кубок достанется «Динамо», хотя за пределами стадиона это ничего не значит. В условиях либеральной трясины «наша партия» — это не та силовая группа, которая отстаивает священную для нас цель, а спортивная команда, претендующая на кубок чемпиона политтехнологий. Обманывают обе, но кубок достанется той, которая эффективнее обманывала. Чем меньше люди понимают, что такое «концептуальность», тем больше проституируются над ними все и любые концепции. Когда мы говорим, что СССР был разрушен оккультистами-эзотериками, то мы ведь говорим не конспирологию (конспирологией это звучало бы в 1989 году), а прозрачную, всем открытую (теперь уже) очевидность. Ну, а кто, скажите на милость, его разрушил? Предложите иные варианты! Ведь на поверхности лежит, так, что мы умолкнем – камни возопиют: его развалили номинальные коммунисты, не верившие в коммунизм. А это и есть тайная ложа, оккультизм, эзотерика, герметизм, слов много, смысл один. Если вам не нравятся слова – предложите другие, но зачем, коли в науке уже сложился терминологический аппарат? С точки зрения «классовой теории» СССР мог быть разрушен только вторжением иностранной армии, извне, после тяжелой и кровавой, и проигранной войны. По той простой причине, что в СССР уже почти век не было «класса буржуазии», «частных собственников», а все (за редчайшим исключением) его руководители происходили из рабочих и крестьян. Говорить о «классовой борьбе» нелепо уже с 1941 года (когда немецкие пролетарии сполна себя показали), а уж говорить о «классовой борьбе» в 1989 году – совсем нелепо. Ведь очевидно же (теперь никто и не скрывает!) что руководящие посты в КПСС были захвачены тайной ложей масонского типа, члены которой НЕНАВИДЕЛИ ТО, ЧЕМ РУКОВОДИЛИ. При этом поддерживали, продвигали друг друга, отсекали «чужаков» в процессе карьеры – опираясь на внутреннюю солидарность своего тайного заговора. Если это не эзотерика – что тогда эзотерика? Гарри Поттер?!» (А. Берберов).
Ну что тут скажешь? Любая концептуальность, сама по себе, действительно, двуедина. Да вот беда, подобных «концептуальностей» в сознании человека – две (одна – у подсознания, другая – у разума). И если они сильно отличаются друг от друга, то у такого человека происходит раздвоение сознания, что очень близко к шизофрении. И единственным способом приведения их к единому делителю, является процесс «воспитания подсознания» с помощью разума — разум создает свою «идеальную концепцию» и обучает ей подсознание. Как это сделать? Такое обучение возможно только через получение человеком новых условных рефлексов, и никак иначе. Но прежде чем это сделать, надо тщательно разобраться с доминированием в своем подсознании природных инстинктов, выбрать из двенадцати основных инстинктов человека — пять самых приоритетных, и заставить себя попадать в различные ситуации, где эти приоритетные инстинкты будут проявляться наиболее ярко. Например, Вам не нравится, что Вы слишком опасливы (трусоваты). Придумайте ситуации, опасные для Вашей жизни, с которыми Вы можете легко справиться, и время от времени, реализуйте их в жизни. Доминирование инстинкта самосохранения ослабнет, и Вы из труса превратитесь в храбреца. С помощью такого воспитания можно легко достичь перехода из одной психологической категории в другую (например, были «эксплуатируемым», а стали «эксплуататором», а то и «автономом»). Ну, а самое главное – Вам необходимо освоить «синхронистическое мышление» (одновременное и синхронное мышление всеми составными частями сознания – Верой, разумом и подсознанием). Для этого необходимо, как можно чаще, включать свой разум при выполнении автоматических действий (например, при варке каши, нужно думать о процессе варки, а не о чем-то другом), и подключать свои эмоции (подсознание) при разрешении логических задач. Как только это «как можно чаще» превратится в «постоянно», можно смело считать, что Вы освоили «синхронистическое мышление». И помните, «автоном», который освоил «синхронистическое мышление», довольно быстро превращается в «вершителя» (в человека, у которого все и всегда получается, «рано или поздно, так или иначе»). А каждый «вершитель» является обладателем не только «власти действий», как и любой другой человек, но и «власти мыслей» (достаточно подумать о чем-то, и все сбывается, как в сказке). Однако это – не сказка, а быль. И объясняется сие достаточно просто – любой «вершитель» является лидером своего собственного эгрегора, а его подсознание постоянно общается с подсознаниями людей, входящих в этот эгрегор. И эти люди, опять-таки подсознательно, выполняют волю своего лидера. Вот и получается, что сам «вершитель» вроде ничего не делал для реализации той или иной своей мысли, а она все равно реализуется к его жизни. Вот такие причуды есть у человеческого сознания.