Пару слов о свободе
А сначала небольшая выдержка из статьи Ал. Берберова — «Есть такая профессия: бедам Родины радоваться…». «Западная ветвь цивилизации много веков развивалась в особом направлении, которое можно назвать «отделение Истины от Добра». Начало этому положено еще в раннем католицизме с его «теорией двойственной истины», когда истины науки – одно, а истинная вера – другое, и «надо совмещать». До поры до времени получалось, а потом… Дальше – больше, если ум охладел, от добра и совести отвязан, то начинает блуждать сам по себе, а потом и находит себя в служении чистому злу. В конечном итоге мы имеем Интеллект, чьи объемы прямо пропорциональны концу света. То есть ум растет – конец света, гибель человечества приближается. Ум избавляется от функции служение, от этической компоненты, он обслуживает мегахищника, каждый успех которого – это шаг к всеобщей гибели. Сейчас уже очевидно, что Черный Интеллект «мировой власти» оседлывает человеческий дегенератизм, вступает в союз с недоразвитыми выродками, сперва отыскивая их себе на службу, а после и фабрикуя искусственно, через повреждение психического здоровья человека. Это ведь раньше психиатры разрабатывали средства ЛЕЧЕНИЯ психопатий! А на Западе они, чем дальше, тем больше разрабатывают прямо противоположные средства, заражения человека всем букетом психических расстройств и углубления психических патологий. Этика служения вела человека из пустыни в сад – наивном постулате религии об изгнании из райского сада, в который можно вернуться, преодолев грехи. Наивно это или не наивно, сколько тут аллегории, а сколько буквальной правды – обсуждать не будем. Бесспорно другое: человек осознает свою жизнь недостойной, хочет вернуться в рай, и нашел для этого средство: искоренение греха. Меньше греха – больше рая. Больше греха – меньше рая, прямая зависимость одного от другого… В рамках этики служения культу научные изыскания не существуют сами по себе, как опыты доктора Менгеле в концлагере. Они связаны с исходной догматикой и заранее намеченной целью. Только и именно поэтому традиционная наука не разрушает, а созидает своего ученика, несет ему благо, а не зло и смерть. Коли бы ни это – так мало ли что можно внушить доверчивому, маленькому глупому человечку, который уши развесил тебя слушать, и твои рекомендации выполнять… Западная наука ведет человека из сада в пустыню. Даже там, где сады уже расцвели, полностью или частично – они вырубаются, сжигаются, вытаптываются. Ведь как ни крути, но любому же очевидно: те силы, на которые опирается верхушка Запада – ИНФЕРНАЛЬНЫ. И если они многочисленны, и если Запад умело ими оперирует в бою – то роду человеческому только хуже, и ничего больше.
Даже если считать, что они гениальны в разработках своих планов – вам только меньше шансов сбежать с их мясохладобойни, и никакого иного выхлопа с их гениальности! Ибо черный интеллект – будь он хоть на порядок выше нашего – ничего, кроме смерти, с собой не несет. Ну, вот, допустим, штамп фантастики – напали злые марсиане, и у них техника более развита, орудия уничтожения эффективнее земных… Чему в данном случае представителю рода человеческого радоваться? Ну, его же, по чесноку – убивают, изводят, и больше ничего. Где тут место для восхищения марсианской «продвинутостью»? Дегенераты, которые как кони, под седлом черного всадника мировой масонерии, на то и дегенераты, что давно уже забыли, с чего все начиналось, когда они только «разворачивались в марше». Позвольте напомнить?! Начиналось то все с демократии, прав и свобод, собственности и законности, культуры и прогресса – которых, якобы тираны объедают. Недокладывают тигру мяса! Если бы дегенераты не были дегенератами – то они бы увидели то, что всеми прожекторами уже освещено: акценты-то с демократии и свободы давным-давно сместились в зоологическую зверскую диктатуру фашистского типа и организацию геноцидов. Я, может, чего-то в этой жизни не знаю – если считаю, что геноцид и демократические свободы – это разные вещи?! Как писал А. Азимов – «человек бы понял». Если бы был человеком, а не изувеченным психотропным подавлением биороботом… Случись с кем-то из сопротивления Западу беда – тут же поднимается русскоязычный хор восторгов дегенератов по обе стороны фронта: — Ура, Америка побеждает! Так ведь ее победа в том только и проявится, что вы все умрете. Ни в чем другом. Неужели вы доселе этого не поняли? Кто вам построит вожделенную демократию с изобилием – бармалеев в Сирии? Бандеровцы на Украине? Каким образом вы представляете демократию в их исполнении? Как будто бы Америка ведет речь не о том, чтобы вас убить руками дегенератов-садистов, а кого-то другого, кого вы не любите… Нет, дурачки, Америка если придет – то конкретно по вашу душу. Конкретно убить – и больше ни для чего… Главная проблема черного интеллекта – не в уровне его развития (хотя чем он более развит, тем хуже людям), а в отсутствии любой и всякой перспективы для жизни человечества. Это как утка на птичьем дворе: ее перспектива быть скушанной, выйти калом через задний проход и быть смытой в канализацию. А какая еще перспектива у птицы на птичьем дворе?! Когда англосаксы имели дело с хотя бы отчасти вменяемыми людьми, то они выдвигали всякие приманки, заманухи, вроде демократии, многопартийности, прав и свобод человека…
Но ведь нужно же быть слепым, чтобы не видеть: это давно уже пройденный этап! Запад от этого ушел окончательно, невозвратно, он ловит людей и делает из них, если не трупы – то конченных полудурков, зомби… А потом все равно трупы – что, впрочем, зомби не волнует, ибо он и так уже мертвец, у него мозг умер… Теперь-то, в окружении бандеровских садистов и сирийских бармалеев, о чем радеть «радетелю демократии»? Какие ему «права человека» соблюдут в этом застенки с психопатами? Конечно, то мастерство, с которым Запад делает из нормальных людей с нормальными жизненными ориентирами – дегенератов с вывихнутыми мозгами и одержимостью бешенством – наука, и большая наука. Это продукт многовековых лабораторных исследований, это грандиозное техническое достижение черного интеллекта – что не отменяет его цели. Но цель-то его – все человечество под корень извести, вместе со всем, что ценил человек – от астрономии и поэзии до элементарных бытовых удобств ХХ века! Исходя из этого – и нужно строить свои эмоции. Если вы еще не совсем свихнулись…» (Ал. Берберов, команда ЭиМ). А вот, что по этому поводу думает Вазген Авагян — «Взрыв мозга» как подрыв цивилизации». «Цивилизация, культура, познание создали огромное множество приборов, способных приносить человеку явную и очевидную пользу. Эти приборы из века в век прирастали и разнообразием, и внутренней сложностью, и, соответственно, требовали роста компетенции у пользователей. К каждому прибору прилагаются две инструкции: по эксплуатации и по технике безопасности. Сложилась проверенная временем практика: прежде чем использовать малознакомый, новый для тебя прибор – внимательно изучи инструкцию к нему. Именно от этого зависит – удобство ты получишь от прибора, или он тебя убьет, фарш тебе даст электромясорубка, или пальцы отхватит… Очень важно отметить, что условия полезности (или опасности) любого механизма – ОБЪЕКТИВНЫ. Они прописаны директивно, и не зависят от народного волеизъявления, человеческих желаний и вкусов, принятых законодателями актов, и т.п. Нет, конечно, никто не запретит проголосовать, чтобы лампочка светила без источника питания (очевидно же, что так удобнее, можно везде ее использовать!). Но даже за это проголосуют 99% избирателей – лампочка без источников питания светить не будет. Можно избрать парламент, и он примет закон, что лампочка обязана светить без источника питания, под угрозой наказания за привлечение источников питания, как лампочке, так и тем, кто ее использует – но лампочка все равно останется бесполезной. Неодушевленный предмет – она равнодушна к ораторам, митингам, призывам, лозунгам, агитации. Или вы создадите строго определенные условия, когда она станет светить, или она светить не будет. Таков тоталитаризм науки и техники. Тоталитаризм инженера, создававшего лампочку.
Техническая инфраструктура – это совокупность приборов, и сама – тоже большой сложный прибор. Множество совмещенных механизмов создают единый механизм – «комбайн». Поэтому техническая инфраструктура либо работает, либо нет, и никакой свободы людям, своим пользователям не дает. Или вы делаете, как надо, как инструкцией предписано, или прибор выходит из строя. Желанность благ цивилизации входит в жестокое противоречие (и даже антагонизм) с таким, тоже желанным человеку, явлением, как свобода. Вообще сама идея свободы личности – это комбинированный инстинкт, сложившийся из двух зоологических инстинктов: доминирования и экономности действий. В дикой природе инстинкт доминирования нужен, чтобы передавать потомству лучшие гены (доминанты имеют преимущество в оплодотворении самочек). А инстинкт экономности действий – для сохранения пищевой базы. Сытый зверь становится сонливым, потому что если он не будет сонливым – он станет жрать, жрать, жрать, и всю кормовую базу быстро выест. И помрет – а дикая природа рассчитана Богом на долгие сроки. Из сочетания этих двух инстинктов у человека (в частности) возникает очень мощное, и совершенное естественное, врожденное желание: командовать и лениться. Чтобы и кушать досыта и спать без просыпу. Это желание есть в каждом, бояться его не нужно, оно непреодолимо, но его нужно понимать. И через понимание – управлять им. Так, чтобы оно не стало управлять тобой, превратив в агрессивного разрушителя, в «собаку на сене» — которая, и сама не работает, и другим, из ревности, не дает работать. Если мы разберем дегенератов современного либерализма, то отчетливо увидим именно эту комбинацию. Я бы даже сказал – она бросается в глаза. Желание «быть властью» — но при этом не брать на себя никакой ответственности за организацию дел. Чтобы тебя уважали, тебе льстили, кланялись, говорили тебе, что ты источник власти (инстинкт доминирования), но при этом не смели обременять и докучать систематическим тяжелым трудом, ответственностью за результаты управления (инстинкт экономности действий). Ранний капитализм с его «протестантской трудовой этикой» максимально удовлетворял звериный инстинкт доминирования, но жестко подавлял инстинкт экономности действий. Он сделал выбор в пользу одного инстинкта, поправ другой. Но любой человек понимает (только прислушайтесь к себе!), что власть в полной мере сладка, только когда необременительна. Если же ты властвуешь, но при этом не располагаешь сам собой, все время в делах и заботах, не можешь ни толком спать, ни толком покушать, вся жизнь на бегу – то это не слишком лакомо животному в тебе. То есть доминировать всегда приятно, но доминировать лениво куда приятнее, чем доминировать деловито. На уровне инстинктов, подсознания, на самом глубоком и фундаментальном уровне мы воспринимаем свободу как ленивое доминирование.
Только если мы командуем, и при этом ничем не обременены — организм считывает это как «подлинную свободу». «Покой и воля!» Всякое иное понимание «свободы» на подсознательном уровне отторгается нашим организмом (а мы не всегда это понимаем на рациональном уровне). Практикующие политики понимают: чтобы быть популярными, нужно говорить приятные людям слова. Отбор приятных слов идет в ущерб истине. Человеку хочется пользоваться всеми благами цивилизации, и при этом обладать полной свободой личности. Ему это и сулят… Марксизм, например, с первого взгляда кажется сорокой, которая тащит к себе в гнездо без разбора все блестящее, надергав приятных слов со всех идеологий. Чтобы быть популярным, нужно обещать и научно-техничекий прогресс, и развитие производительных сил, и свободу с демократией. И плевать, что логически они несовместимы, о чем мы толковали выше! Все приборы, и общая совокупность приборов работают по инструкции, а не в режиме свободы. Идет ли речь об изобилии колбас или тканей, автомобилей или жилплощади – речь ВСЕГДА идет об отмене свободы правильно поставленным процессом. Марксизм пустился на хитрость, которая его потом и погубила: он стал подменять значения слов. Он, в частности, придумал, что свобода – это «осознанная необходимость». С таким же успехом можно заявить, что еж – это олень. Сказать, конечно, можно, язык не отвалится, бумага не покраснеет, но вы же понимаете, что еж от этого оленем не станет, ни копыт, ни рогов у ежа не отрастет, сколько бы раз его оленем не назвали… Точно так же свобода – никогда не была и не будет осознанной необходимостью. Свобода – это выбор того, чего хочется. Если можно выбрать что угодно – то это полная свобода. Если же выбор ограничен (можешь выбрать 2 или 4, но не 5 и не 7) – тогда это ограниченная, неполная свобода. То есть, уже не свобода, а всего лишь некоторый люфт. Удлинение цепи, на которой сидишь… Если уж так хочется свести «осознанную необходимость» к одном слову, уместно называть так: — разумность, — компетентность, — конструктивность, — рациональность. Более всего мне нравится слово «сознательность». Но что касается термина «свобода» то он явно «из другой оперы». Свободный человек – свободен (тавтология – высшая форма очевидности). Он свободен, читать или не читать инструкцию к прибору. Он свободен, выполнять ее требования или не выполнять. Только так, а иначе он не свободен по определению. Запрет переходить улицу на красный свет и заплывать за буйки – разновидности запретительной несвободы.
Понимают ли это умные практические политики? Да – иначе не стали бы юлить, давая «странные» определения свободе: мол, хоть и с копытами, и с рогами ветвистыми, и без иголок – а так-то ежик! Для того, чтобы жить в Новейшем Времени со всеми его чудесами науки и техники, необходимо пожертвовать наиболее очевидными, первобытными, буквальными формами свободы личности. Прогресс – требует компетентности, причем по возрастающей. Это очень угнетает людей. Компетентность не содержит свободы на стадии получения, равно как и на стадии использования. Если школьникам дать свободу – то в школе начнется бардак (еще не убедились?!). Если дать человеку неограниченный поведенческий выбор (бухать утром в пятницу или в трамвайный парк идти) – собьются ритмы инфраструктуры и все поломается (тоже, наверное, уже нахлебались, с горбачевских времен, досыта?). Но дегенерат не будет, вослед казуистике марксистов, жонглировать словами, тонко подменять значение терминов, изловчившись увидеть в свободе «осознанную необходимость»! Дегенерат видит в свободе свободу. Умственно отсталому человеку очень трудно объяснить «аллегорию» употребления слов «свобода» и «демократия», то, что это лишь отвлеченная метафора, а на самом деле мы имели в виду… — Мне похрен, что вы имели в виду! – говорит недоразвитый. Положено — так давайте! Записано – «свободная личность» — значит, я свободная личность. Записано «демократия» — значит, демократия! А не эта ваша эквилибристика, иносказания, демагогические подмены в погоне за популярностью… Мы уже неоднократно наблюдали, что социальный дегенерат (сочетание крайнего невежества с крайним самодовольством, доходящим до нарциссизма) понимает демократию только как собственное доминирование. Я не знаю, чего имели в виду марксисты, когда внушали народу, что «он здесь власть» (наверное, что-то сложно-компонентное, но сейчас уже неважно). Но чем примитивнее представитель народа, чем он малограмотнее – тем более буквально он понимает такое «приглашение к танцу». То есть – исключительно как собственное зоологическое доминирование: он приказывает, другие подчиняются. А как еще примитивный человек может понять лозунг «ты здесь власть, ты все решаешь»? — Ну если я свободен – то я свободен? То есть могу кинуть камень в витрину на улице, если мне этого хочется? Как не могу?! Значит, вы лжецы, вы мне врали, когда обещали мне свободу?!
Потому весь либерализм состоит из двух фаз, «куколки» и «бабочки», причем переход между фазами – неумолим. Первая его фаза – хаос и разброд с шатаниями, погромы и злостное хулиганство, затем – подавляющий террор и фашизм. Причем одно другому не противоречит: одно из другого вытекает неизбежно, как ни извивайся. Вначале свободны все – и каждый делает, чего хочет, в меру своего дегенератизма. Поскольку поступки свободных людей вступают в противоречие друг с другом (я хочу громко, а он тишины), начинается силовое выяснение, чья свобода важнее. Те, кто проталкивая свой произвол, оказываются сильнее – террором усмиряют всех остальных, и далее начинаются изгаляться над заложниками, в меру своей испорченности. Свобода личности: 1) Выявляет в криминально-террористической схватке самых сильных. 2) Порабощает всех остальных их произволу. 3) Из свободы одного человека автоматически вытекает порабощение другого. 4) И нельзя отменить рабство иначе, кроме как ограничив личную свободу. Игрища либералов со свободой, заигрывание с дегенератами в рамках демократической клоунады проходимцев и временщиков – наносит цивилизации страшный, может быть, непоправимый удар. М. Калашников, известный публицист, сказал об этом поэтично: «Иногда мне кажется, что какой-то злой волшебник поменял местами времена. И 60-е годы прошлого века из нашего кажутся каким-то далеким светлым будущим. А XXI век – мрачным прошлым»… Ну, ведь действительно так! Посмотрите на фотографии из 60-х годов ХХ века из Африки, Азии, на людей, города, обстановку – и сравните с нынешними плясками бармалеев… Со всем этим «новым средневековьем» — которое, будем честны, притянули свобода и демократия, заигрывая с дегенератами, внушая им самодовольное «мы здесь власть, чего хотим, то и делаем, автомат в руки и алга!». Цивилизация Новейшего времени может очень многое в плане удобств, и труда и быта – но она не работает сама по себе. Неодушевленные предметы, какую бы сложную механику в себе не таили – без компетентного пользователя мертвы. Но что значит – компетентный пользователь? Это человек, строго следующий инструкции. Понимающий причинно-следственные связи, движение продукта от сырья до готовности к употреблению, со всеми стадиями полуфабрикатов. Неважно, идет ли речь о производстве сыра или мыла, или чего-то еще, в основе – знание технологии и неукоснительное ей следование, рождающее изобилие искомого продукта. Если у нас плохо с мясом – значит, мы в каком-то звене его производства нарушаем технологию его производства. Если мы будем соблюдать все этапы технологии – то получим в итоге изобилие продукта этой технологии. Только так – а как иначе?! Компетентность сводит человека к однозначности без выбора. Чем лучше вы знаете дорогу, тем меньше сомнений: на какой развилки куда поворачивать. Плутать и вихлять может только некомпетентный человек, который вызвался других вести, а сам пути не знает!
Но идеология свободы ничего не говорит ни о компетентности, ни о сознательности, ни о добросовестности, ни о воспитании промышленной культуры нации! Хуже того, она, чем прямее подана массам – тем больше отменяет все вышесказанное. Свободный делает, чего ему вздумается, а не то, что нужно. Производительной же сфере нужно то, что нужно, а не то, чего дегенератам вздумалось с ней сделать…Такое вот противоречие» (Вазген Авагян, команда ЭиМ). Как видите, уважаемый читатель, «переходная эпоха» потому так и называется, что меняет ВСЕ ВОКРУГ. И мы с Вами живем именно в такую эпоху, ведь даже «чистые экономисты», вроде Авагяна, в последнее время начали понимать, что главную роль в сознании человека играет его подсознание (природные инстинкты и условные рефлексы), а совсем не «чистый и незамутненный разум». Как ни крути, но поведение любого человека довольно легко объяснить доминированием в его подсознании тех или иных инстинктов. А сделать это, используя в своих объяснениях только разум, просто НИКАК НЕВОЗМОЖНО. Понятное дело, что и разум человека играет свою роль, но совсем не главную. А теперь давайте посмотрим, что по поводу СВОБОДЫ пишут авторы Википедии. Итак, «Свобода — это состояние субъекта, в котором он является определяющей причиной своих действий, то есть они не обусловлены непосредственно иными факторами, в том числе природными, социальными, межличностно-коммуникативными и индивидуально-родовыми. При этом свободу не стоит путать со вседозволенностью, когда человек вовсе не учитывает возможной пагубности своих действий для себя и окружающих». Возникает вопрос: «Почему?» Разве «вседозволенность» не является синонимом «полной свободы»? Поехали дальше. «Существует множество различных определений свободы. В этике понимание свободы связано с наличием свободы воли человека. Свобода в философии — универсалия культуры субъектного ряда, фиксирующая возможность деятельности и поведения в условиях отсутствия внешнего целеполагания. Свобода личности в праве — закрепленная в конституции или ином нормативном правовом акте возможность определенного поведения человека (например, свобода слова, свобода вероисповедания). Категория свободы близка к понятию права в субъективном смысле — субъективному праву, однако последнее предполагает наличие юридического механизма для реализации и обычно соответствующей обязанности государства или другого субъекта совершить какое-либо действие. Напротив, юридическая свобода не имеет четкого механизма реализации, ей соответствует обязанность воздерживаться от совершения каких-либо нарушающих данную свободу действий. Так, в «Декларации прав человека и гражданина» (1789, Франция) свобода человека трактуется как возможность «делать все, что не наносит вреда другому: таким образом, осуществление естественных прав каждого человека ограничено лишь теми пределами, которые обеспечивают другим членам общества пользование теми же правами. Пределы эти могут быть определены только законом».
А что такое закон? Чаще всего, и практически повсеместно, закон представляет собой именно «урезание свободы» (ее ограничение). В древней философии (у Сократа и Платона) речь идет о свободе в судьбе, затем о свободе от политического деспотизма (у Аристотеля и Эпикура) и о бедствиях человеческого существования (у Эпикура, стоиков, в неоплатонизме). В средние века подразумевалась свобода от греха и проклятие церкви, причем возникал разлад между нравственно требуемой свободой человека и требуемым религией всемогуществом Бога. В эпоху Ренессанса и последующий период под свободой понимали беспрепятственное всестороннее развертывание человеческой личности. Со времен Просвещения возникает понятие свободы, заимствованное у либерализма и философии естественного права (Альтузий, Гоббс, Гроций, Пуфендорф; в 1689 году в Англии — Билль о правах), сдерживаемое все углубляющимся научным взглядом, признающим господство всемогущей естественной причинности и закономерности. Согласно марксизму человек мыслит и поступает в зависимости от побуждений и среды, причем основную роль в его среде играют экономические отношения и классовая борьба. Способности человека к анализу, самоанализу, моделированию, представлению результатов своих действий и дальнейших последствий, по взглядам марксистов, не делают человека свободным. Спиноза определяет свободу как любовь к Богу и любовь Бога к человеку: «Из этого мы ясно понимаем, в чем состоит наше спасение, или блаженство, или свобода — а именно в постоянной и вечной любви к Богу или в любви Бога к человеку». Некоторые определяют свободу как господство над обстоятельствами со знанием дела, а другие, как Шеллинг, утверждают, что свобода — это способность делать выбор на основе различения добра и зла. Согласно экзистенциализму Хайдеггера, основным состоянием бытия является страх — страх перед возможностью небытия, страх, который освобождает человека от всех условностей действительности и позволяет ему достигнуть в некоторой степени свободы, основанной на ничто, выбрать самого себя в своем неизбежном возлагании ответственности на себя самого. То есть выбрать себя как собственное, имеющее ценность существование. Согласно экзистенциализму Ясперса, человек свободен преодолеть бытие мира в выборе самого себя и достигнуть трансценденции Всеобъемлющего. Согласно Р. Мэю, «…Способность трансцендировать из сиюминутной ситуации является основой человеческой свободы. Уникальное качество человеческого существа — широкий спектр возможностей в любой ситуации, которые, в свою очередь, зависят от самоосознания, от его способности в воображении перебирать различные способы реагирования в данной ситуации».
Такое понимание свободы обходит проблему детерминизма в принятии решения. Как бы решение ни было принято, человек его осознает, причем осознает не причины и цели решения, а значение самого решения. Человек способен выйти за рамки непосредственной задачи (как бы мы ни называли объективные условия: необходимость, стимул, или же психологическое поле), он в состоянии иметь какое-то отношение к самому себе, и уже в соответствии с этим принимать решение. Свободное бытие означает возможность осуществлять добрую или злую волю. Добрая воля обладает достоверностью безусловного, божественного; она ограничивается бессознательным жизненным упрямством простого определённого бытия и подлинного бытия. Согласно экзистенциализму Сартра, свобода не свойство человека, а его субстанция. Человек не может отличаться от своей свободы, свобода не может отличаться от ее проявлений. Человек, так как он свободен, может проецировать себя на свободно выбранную цель, и эта цель определит, кем он является. Вместе с целеполаганием возникают и все ценности, вещи выступают из своей недифференцированности и организуются в ситуацию, которая завершает человека, и к которой принадлежит он сам. Следовательно, человек всегда достоин того, что с ним случается. У него нет оснований для оправдания. Тесно связаны понятия анархизма и свободы. Основой идеологии анархистов является утверждение, что государство — тюрьма для народа. Против этого утверждения можно поставить тот факт, что государство обеспечивает безопасность и другие общие интересы своих граждан, ограничивая их свободу. Иными словами, государство играет роль монополии на ограничение свободы человека. В контексте следует отметить труды таких фантастов как Шекли и Брэдбери, особенно повесть «Билет на планету Транай», описывающую общество с радикально иной моралью. Короче говоря, «сколько людей, столько и мнений». Однако если сравнить все представленные выше определения «свободы» с ее определением Авагяна, то автор этого сайта, безусловно, выбирает последнее: «Свобода – это выбор того, чего хочется. Если можно выбрать что угодно – то это полная свобода. А на уровне инстинктов, подсознания, на самом глубоком и фундаментальном уровне, мы воспринимаем свободу как ленивое доминирование». По крайней мере, это определение является прямым и конкретным, и без всяких «уловок». И в соответствии с ним, самыми «свободными людьми на Земле» являются «автономы», которые не попали во власть, ведь власть не терпит лени. Ну а если вспомнить определение «свободы» Эриха Фромма («свобода есть цель человеческого развития»), то получается, что целью жизни человека является его постепенное превращение в «автонома». Однако такая цель недостижима, по определению.
К слову сказать, примерно так же рассуждал в свое время и Лев Толстой, вот его слова из «Войны и мира»: «То, что не было бы свободно, не могло бы быть и ограничено. Воля человека представляется ему ограниченною именно потому, что он сознает ее не иначе, как свободною. Если бы даже, допустив остаток наименьшей свободы равным нулю, мы бы признали в каком-нибудь случае, как, например, в умирающем человеке, в зародыше, в идиоте, полное отсутствие свободы, мы бы тем самым уничтожили самое понятие о человеке, которое мы рассматриваем; ибо как только нет свободы, нет и человека. Для того чтобы представить себе действие человека, подлежащее одному закону необходимости, без свободы, мы должны допустить знание бесконечного количества пространственных условий, бесконечного великого периода времени и бесконечного ряда причин. Для того чтобы представить себе человека совершенно свободного, не подлежащего закону необходимости, мы должны представить его себе одного вне пространства, вне времени и вне зависимости от причин. В первом случае, если бы возможна была необходимость без свободы, мы бы пришли к определению закона необходимости тою же необходимостью, то есть к одной форме без содержания. Во втором случае, если бы возможна была свобода без необходимости, мы бы пришли к безусловной свободе вне пространства, времени и причин, которая по тому самому, что была бы безусловна и ничем не ограничивалась, была бы ничто или одно содержание без формы. Разум выражает законы необходимости. Сознание выражает сущность свободы. Но, как в астрономии новое воззрение говорило: «Правда, мы не чувствуем движения земли, но, допустив ее неподвижность, мы приходим к бессмыслице; допустив же движение, которого мы не чувствуем, мы приходим к законам», — так и в истории новое воззрение говорит: «И правда, мы не чувствуем нашей зависимости, но, допустив нашу свободу, мы приходим к бессмыслице; допустив же свою зависимость от внешнего мира, времени и причин, приходим к законам». В первом случае надо было отказаться от сознания несуществующей неподвижности в пространстве и признать неощущаемое нами движение; в настоящем случае — точно так же необходимо отказаться от несуществующей свободы и признать неощущаемую нами зависимость». И такое определение свободы («свобода – это неощущаемая нами зависимость»), на взгляд автора этого сайта, является наиболее точным и непротиворечивым. На нем и остановимся. А какой вывод следует из этого определения? Только один – человек тем более свободен, чем меньше у него знаний! А нужна ли нам такая свобода? Подумайте над этим, уважаемый читатель.