Homo Argenteus: Новое мировоззрение

О культе, его появлении и сохранении

О культе, его появлении и сохранении

«Хочу, могу, умею» как фундамент социализма» (Николай Выхин). «Для алгебры нет разницы, идет ли речь о строительстве коммунизма или, скажем, о баскетболе: разумеется, выглядят дела эти очень по-разному, но АЛГЕБРАИЧЕСКАЯ формула у них одна. Что социализм построить, что мяч в корзину закидывать: это сочетание трех основных элементов: Целеполагания. Целеобеспеченности. Целенаправленности. Если я хочу забросить мяч в корзину, что, разумеется, многократно проще, чем выстроить справедливые и разумные отношения в обществе, то (несмотря на простоту операции) это будет невозможно без энергии, прицеливания и моего желания. Наиболее распространенная ошибка большинства социальных проектировщиков, мечтающих вывести общество из первобытных джунглей с их звериным естеством взаимопожирания – перекос в сторону одного из элементов формулы, при игнорировании других. Так, например, тренер 1 наивно полагает, что для баскетболиста нужна сила и только сила. В итоге он натренирует так, что спортсмен расплющит мяч об стену – но… противоположную корзине! Сила многократно превосходит ресурсную потребность проекта, в результате гол не засчитан, и спортивный инвентарь испорчен. Хорошо, если еще стена спортзала не обвалилась! Тренер 2 напротив, видит свою цель в развитии точности у спортсмена. Спортсмен натренирован так, что горошину в наперсток закинуть может с десяти шагов – но дистрофик. Ему метнуть настоящий мяч на настоящую высоту попросту не под силу. Тренер 3 умнее предыдущих, он чередует тренировки силы и тренировки точности. Он понимает, что цивилизация отмечена одновременным, диалектически связанным развитием силы и точности всякого своего оборудования. Возрастание мощности силовых машины не отменяет ювелирной тонкости манипуляций, и наоборот. В чем тут ошибка? Речь идет о машинах цивилизации, но не о людях. О механике, но не об органике цивилизации. А что, если человек попросту не захочет кидать мяч в корзину? Тренер так его «достал», что он с огромной силой и огромной точностью метнет мяч, но не в корзину, а тренеру по лбу (что с СССР и вышло)? Потому мы и говорим, что коммунизм – пересечение трех линий: возможностей, умения и желания. И в этом качестве он не одинок. Это алгебраическая формула любой человеческой деятельности, хоть баскетбола, хоть стрельбы. Пуля не полетит без пороха, но избыток пороха не компенсирует отсутствие точности прицела. А еще есть и стрелец, спускающий курок, и если он не хочет стрелять – то не помогут ни лучший в мире патрон, ни лучший в мире прицел. Потому что никакой снайпер (если речь не о зомби украинского типа, но про них отдельный разговор) не стреляет без собственной воли. Желание бить врага для него не менее (впрочем, и не более) важно, чем обладание снайперской винтовкой.

При максимальном обобщении практик цивилизации мы увидим (легко!) что их суть – в целенаправленной энергии. То есть берется какой-то энергетический вектор и направляется в какую-то точку. Такого рода формула и обуславливает постоянные поиски новых и дополнительных источников энергии, которые мы замечаем на всех этапах цивилизации, а особенно в периоды ее бурного развития. Ей, совершенно очевидным образом, нужны все более и более мощные силовые машины. Потому и говорят, что Разум – самое энергоемкое, что только можно придумать! Потребности Разума в энергии неисчерпаемы, ему всегда мало силы, научившись конструировать планеты, он замахнется на конструирование галактик, и т.п. Но давайте не будем все сводить (как делают материалисты) к развитию «производительных сил». Производственные мощности важны, но не сами по себе. Хуже того, сами по себе они убийственны для цивилизации. Потому что – цивилизация (напомним) прилагает энергию в определенную точку, использует ее строго — целенаправленно. Например, в бочонке с порохом сокрыто немало энергии, но если поджечь его, на нем же сидючи, то счастья не будет ни тому, кто сидит на бочонке, ни его близким и ближним. Выжившие будут грустить, что такой запас энергии достался тому, кто не умеет с ней управляться. Они будут думать: как хорошо, если бы бочонок был пуст, если бы в нем не таилась такая огромная сила, оказавшаяся разрушительной! Цивилизация для своего развития нуждается в производственных мощностях, но сама по себе не является производственными мощностями. Точно так же автомобиль нуждается в бензине, но не является бензином! Наивные надежды материалистов – что, мол, можно копить бочки с бензином, и по мере их накопления они станут автомобилем – очевидно неадекватны. Нагромождение таких бочек увеличивает риск громадной катастрофы (которой не могло бы быть, оставайся бочки пустыми) – но транспортного средства не создает. Если общество зациклилось на развитии производительных сил, не понимая даже приблизительно, для чего они нужны, то оно идёт не путем прогресса, а к катастрофе. Приведу пример: христианской цивилизации нужен трактор вместо сохи, чтобы трагический недостаток хлеба превратить в изобилие для общины единоверцев. Если создать трактор вне этого цивилизационного контекста, то он станет, скорее, орудием геноцида, чем счастья. Соха больше не нужна, нерентабельна, из сотни, кормившихся сохой, в трактористы нужно не больше одного, а остальных куда девать?! Напомню, что Англия справилась с геноцидом своего крестьянства и без тракторов, одними лишь огораживаниями, посчитав, что овцеводство рентабельнее хлебопашества… Это – не спекулятивные домыслы теоретиков, а описание того тупика, в который зашла западная ветвь цивилизации, умножая мощности и утратив целеполагание. Если мы, наращивая производительные силы, потеряем исходный смысл, который наша культура вкладывала в их наращивание, то они превращаются в раковую опухоль цивилизации.

Материалисты, например, марксисты, полагают, что суть цивилизации в росте производительных сил и возможностей научного познания. Их наивность в том, что они от техники ждут подсказки, куда теперь им двигаться дальше – мол, техника подскажет. Но это все равно, что спрашивать советов у собственного отражения в зеркале! Техника обслуживает то, чего тебе надо – так ты определись, чего тебе надо, причем заранее, еще ДО появления техники. Иначе угробишь и ее, и себя, ибо точность, выверенность маршрута важнее, чем его скорость и грузоподъемность. Получится, как на Западе: гигантский паровоз разогнался до чудовищных скоростей – на дороге, ведущей в пропасть… Вопрос: «что нужно производительным силам?» — нелеп по сути своей. Им ничего не нужно. Они – неодушевленные предметы. Они не испытывают радости от своего появления, или печали от своей поломки. Правильно поставленный вопрос – что нужно человеку от производительных сил? Потому что человек, пока не сошел с ума – НАЧИНАЛ поиск производительных сил с какой-то, УЖЕ ИМЕВШЕЙСЯ целью. Вначале ему нужно было больше хлеба – и только после этого он выдумал трактора, сеялки, веялки, удобрения, и т.п. Марксисты убеждены, что развитие производительных сил – это развитие цивилизации. Сама жизнь их в этом опровергла (и очень страшно). Потому что в реальности «50х50», развитие мощностей может служить как развитию цивилизации, так и ее самоуничтожению. Если утрачен главный принцип цивилизации – целенаправленное употребление энергии, то тогда запасы энергетической мощности могут перерасти во взрыв чудовищной силы. От угрозы которого примитивное общество было избавлено собственной тупостью… Никакого счастья нет в постоянно возрастающих технических возможностях человека – если речь идет о злодее или сумасшедшем. Если такому в лапу достанется «кнопка уничтожения миров», то он ею охотно воспользуется. И далее уже останется «планета, завещанная тараканам»… Если вы можете со страшной силой расплющить мяч об стену – это еще не делает вас баскетболистом. Кроме силы броска нужны умение и желание забросить мяч именно в корзину (что, кстати, ограничивает и силу броска мотивами целесообразности). Вышесказанное объясняет, почему состязание либеральной инфернальности и хрущевского «гуляш-коммунизма» превращалось год от года в битву сумасшедших. Ведь оно шло ВНЕ ЛОГИКИ ЦИВИЛИЗАЦИИ, по производительным силам, а в таком случае победитель уже не важен, ибо в обоих случаях мировой культуре хана! Цивилизация стремится к строго-определенному образу жизни, а не к безумному в своей бесконечности росту возможностей… чего?! Если вы движетесь в Никуда, то какая разница, с какой скоростью вы туда движетесь? Успеете до обрыва раньше других – раньше них и свалитесь. А за них не волнуйтесь – догонят, и за вами последуют…

В любой цивилизации, какую мы бы ни взяли (даже если берем тупиковые ветви с изуверскими культами) – важнее всего первообраз, Идеал Культа, определенная конфигурация общественных отношений. Она включает в себя сакральный образ человека и сакральный образ отношений. В силу сакральности (священного статуса) ни то, ни другое менять нельзя. Никак, а тем более по произволу. Человек должен оставаться человеком, а не превращаться в мутанта, мало похожего на первоисточник. Отношения должны оставаться неприкосновенными в основах: Например, семья — семьей, собственность – собственностью, государство – государством и т.п. А что же делают наука и техника? Обслуживают сакралии! Наука делает все, что в ее силах, чтобы облегчить человеку бремя человечности, а обществу – сохранность священных идеалов. Так происходит наполнение изначальной идеи материальным содержанием, подобно тому, как дом наполняют мебелью, бытовой техникой, бытовыми удобствами. Если удалить из сердцевины прогресса неприкосновенность первообраза – то не останется ни проблем цивилизации, ни самой цивилизации. Ибо какие проблемы – «выкормить дураков маком», чтобы они, в силу слабоумия, наркотической зависимости были всегда счастливы и улыбчивы? Цивилизация жива лишь тогда, когда пресекает моментально любые поползновения «чистого познания» свернуть с колеи первообраза, антропологического и социального изначального идеала. А у поползновений такого рода имя – «Легион», и доктор Менгеле в концлагере отнюдь не одинок в своей пытливости извращенного ума. Соблазн сделать из людей «идеальных рабочих», биороботов – всегда велик. И останавливает его только то, что тогда люди исчезнут. Пока останавливает… Соблазн сделать людей беспробудно счастливыми – тоже велик. Тут даже можно словоблудно подвести гуманистические идеалы (что регулярно и делают). Мол, нам больно смотреть, как люди все время мучатся и корчатся, страдают и пребывают в депрессии – отчего бы нам, всего одной таблеткой, не сделать их навсегда радостными, радующимися всему на свете? Чем больше развиты производительные силы, неотделимые от мощи научного познания – тем больше «материальный базис» у таких соблазнов. Первобытный человек мог найти наркотики лишь случайно – а со времен «опиумных войн» англосаксы целенаправленно пытаются осчастливить «град и мир» наркократией. Они пытаются и своих, и чужих подданных подсадить на наркотики – чтобы сделать безвольным придатком к воле наркоторговцев… Если вы еще не поняли, то подчеркну: единственным результатом постоянно возрастающих потребительских возможностей человека станет только то, что человек… лопнет.

И не надо спекулировать на том, что голодному человеку плохо! Никто не спорит, что ему плохо, но если он лопнет от бессмысленного и бесконечного обжорства, ему не станет лучше! Нелепо и безумно одной крайностью оправдывать другую, страданиями нищеты оправдывать бессмысленное и беспощадное потреблядство в материалистических тупиках цивилизации. Ведь если мы боимся ожога, это не значит, что мы должны стремиться к обморожению, и наоборот. У нарастания производительных сил и технических возможностей, взятых самими по себе – нет ни смысла, ни перспектив. Такой путь не только не может двигать прогресс, но не сохранит даже и уже достигнутые культурой рубежи. Что, собственно, мы и видим сегодня на практике, когда техника все «умнее», а ее пользователь, рядовой обыватель – все глупее. И тут нужно вспомнить о диалектике: крайности смыкаются! Технорай для дегенератов обрушится в зоологическую первобытность не по желанию дегенератов, а сам по себе, в силу неспособности дегенератов поддерживать его параметры. Ярким примером здесь выступает украинство, начинавшееся с воплей о «развитии демократии», якобы стремясь ко все более утонченным ее формам – а закончившее (и быстро) отменой не только выборов, но и вообще всех прав человека и всех политических свобод. Очевидно, что такой финал не был целью украинских дегенератов (их воображаемой «целью» было блаженство в буфете Венской оперы) – но он стал единственно-возможным и неизбежным результатом их умственной недостаточности и психической неадекватности. Наука, любая – всегда имеет два лица: слуги цивилизации и убийцы цивилизации. Переход от обслуживания к убийству свершается легко и просто – через утрату ориентиров первоначального идеала. Вам нужно было попасть из точки А в точку Б. Вы стали перебирать виды транспорта: поезд быстрее телеги, самолет быстрее поезда… И так увлеклись, что когда вам сказали, что самолет вообще не летит в точку Б, вы отмахнулись: неважно, куда он летит, главное, что быстро! Может быть, опоздание в точку Б (если выбрали телегу) и неприятность, но миновать ее вовсе – катастрофа для цивилизации. Ведь задача баскетболиста не в том, чтобы кидать мячи, а в том, чтобы кидать их в корзину. Если он начнет метать мячи в рожу публике, то это уже не баскетбол, а злостное хулиганство. А если он начнет метать с огромной силой – тогда уже убийство. Если мы возьмем исходные социальные ценности христианской (впрочем, и другой монотеистической) цивилизации, то это «теозис», «обожение», в рамках которой развитие мощности, точности и моральной устойчивости не разделены, воспринимаются как разные грани одного и того же процесса. Если мы будем правильно использовать динамит в шахтных работах, то сила, заложенная в динамите, примененная точно в нужном месте, обслуживает нравственную задачу: дать людям больше минерального сырья, чтобы им легче было строить идеальную жизнь, идеальные семьи, чтобы их лодка взаимной любви не разбилась о быт. Но если повсюду разбрасывать динамитные шашки с хулиганской или террористической целью – то сила динамита уже не благо, а недостаток.

Чем слабосильнее средство в руках террориста – тем менее опасен террорист, и наоборот. Если мы говорим о цивилизации – то это общество, которое религиозный буклет превращает в трехмерную реальность, разворачивает образ из головы в материальную данность. Но для этого нужно, чтобы человек не просто копил силы, а ясно видел проектную цель и, кроме ясного представления о ней, страстно ее желал. — У меня есть сила, чтобы забросить мяч, даже если корзина на 10-м этаже! — У меня отработана точность броска – даже в такую далекую корзину я могу закинуть мяч (а не просто зашвырнуть его на крышу небоскреба). — И, самое главное, с чего все началось – мне это интересно, я ХОЧУ туда попасть мячом, для меня это очень важно… Крах советского проекта, крах позорный, практически без борьбы, когда попросту «все встали и разошлись», будто и не было величайших жертв ХХ века, принесенных человечеством на алтарь справедливости – связан вовсе не с недостатками экономики, производительных сил и т.п. Их (экономические трудности) вообще не стоит драматизировать: они вещь наживная. Если чего-то не хватает, нужно просто взять и достроить. Без истерик, вне беснования, буднично, по инженерному прикинув. И с пониманием, что экономики, в которой всем всего бы хватало — нет в реальности. Человеку, который ясно видит цель цивилизации и лично желает ее добиваться – производительных сил всегда мало, но при этом всегда достаточно. Такой вот парадокс, который вовсе не парадокс! Я, конечно, хотел бы жить в огромной квартире, где комната отведена под библиотеку, комната под столовую, и комната под мастерскую. Но МЕЧТАТЬ об этом я вполне могу и в однокомнатной квартирке! Если у меня не помутилось сознание, если я в здравом уме и твердой памяти, то любая материальная цель у меня раскладывается на простейшие элементарные носители: столько-то кирпичей, столько-то раствора, столько-то каменщиков, столько-то штукатуров, такие-то сроки и т.п. К 90-м годам СССР подошел далеко не в самом худшем экономическом состоянии: ни с точки зрения мировой истории, ни с точки зрения собственной. За недолгий срок его бытия у него случались экономические ситуации куда жестче, чем в 1985 или 1989 годах. А уж то, что мировая история переполнена чудовищными кризисами, голодовками, гуманитарными катастрофами, массовыми вымираниями, человеческими страданиями – знает даже школьник. Но идеологическое окормление «советиан» было построено таким образом, что к 1990-му году начисто пропал в их головах, как образ, так и смысл конечного назначения их пути. Они не понимали, куда идут, и уж тем более не понимали – зачем туда идти?

Дело в том, что, будучи очень радикальной христологической сектой, коммунизм поставил задачу обустроить «праведную жизнь», взяв за идеал коммуниста монастырскую аскезу подвижников. Таковым – монахом-аскетом – рисовало коммуниста советское искусство, такового ждало от него общество. До сих пор коммунисты хвастаются, что при царе бордели действовали легально, а «безбожный коммунизм» настрого запретил проституцию. Так кто же мол, ближе к Богу? Ну, допустим, вы. Но вы же его отвергали – и вопрос: тогда зачем?! Радикальная христологическая секта «христиан без Христа» в принципе не могла удержать образ аскета-праведника мира достаточно мотивированным и обоснованным. А раз так, что и мотив «жизни по правде» довольно быстро растворился в мутной воде потребительских вожделений. А ведь наше поведение зависит от цели! Если нам нужна праведная жизнь, для совести, то у нас одни действия, а если нам нужна сладкая жизнь, для радости – то совсем другие. Для человека уже в 1980 году (и тем более 1990-м) мотив «праведной жизни» с прицелом на монастырский идеал угодника, бессребреника, который все делает «не для себя, а для людей» — стал уже непонятен до нелепости и насмешки. Образ безбожного монастыря, в котором образ жизни «срисован» с монашеского, а при этом служат Никому, Вселенской Пустоте – действительно, для всякого логичного сознания проблематичен. Но раз так – то и понимание Свободы смещается. В Православии высшая форма Свободы – «Свобода от греха», то есть образ жизни, который не провоцирует на преступления голодом, нищетой, слезами близких и т.п. В атеизме «Свобода» — это максимальная самореализация, ненасытная в произволе своих желаний. Это когда не дом, а домище, не трапеза, а оргия, не лодочка, а яхтища и т.п. Либеральной свободе атеиста явно тесно в узких рамках «всего лишь» свободы от греха, которая ограничивается чистым бельем, сытным обедом и теплой постелью. Эта монашеская свобода не может быть либералом воспринята, как свобода, она воспринимается как «убожище» (что весьма точно, ибо это и есть убожество, но только в смысле «У Бога», а не в ругательном). Атеизм привел к тому, что мотив «праведной жизни» стал не просто не нужен, но даже и непонятен. О чем вообще идет речь? – недоумевал советский молодой человек. Для того ли попов прогнали, чтобы теперь по их лекалам жизнь кроить?! А цель определяет путь. Если намерен идти к праведной жизни – то идешь одним путем, а если к разнузданной оргии с вакханалией, то совсем другим. Что же касается «гуляш-коммунизма» с его «догоним и перегоним» — эта секта стремилась совместить праведность и оргию, что изначально обреченная на неудачу задумка.

То, что в итоге вылепливается – лишено и достоинств праведности, и достоинств оргии. Быть «немножко праведником и немножко блядью» — все равно, что быть «немножко беременным». Хочешь правды – иди налево, хочешь оргии – иди направо, но определись, для начала, куда ты вообще хочешь! Немудрено, что христологическая секта без Христа, компартия, стала разлагаться изнутри. Причем для ее руководства было куда более очевидно, чем для народных масс, что с организацией оргии Запад, капитализм справляется куда лучше «гуляш-коммунизма». По мере эрозии христианской начинки Запада идеологические противоречия все более стирались, в итоге, к 1980-му году воспринимались уже как недоумение. Если мы все хотим оргии, блистательно пиршествовать и наслаждаться расширенным потреблением, то чего мы тогда друг на друга в прицел смотрим?! У атеизма, материализма, эволюционизма, дарвинизма есть вполне конкретный и очевидный социально-материальный продукт: социал-дарвинизм. Этот продукт вытекает из всей логики их учения железно и неопровержимо, тогда как социализм оттуда не вытекает от слова «никак». Очень ловкие софисты пытались вывести идеалы социализма из слепой эволюции бессмысленно и случайно возникшей жизни – но даже и они не преуспели, сколь бы ни напрягались в эристике. И вопрос вовсе не в том, у кого более развиты производительные силы! Они у СССР были нешуточные, раскинувшиеся на полмира, и вполне подлежали дальнейшему росту, так что проблема вовсе не в этом! Еще Ч. Дарвин указывал на логику своего учения: в борьбе за существование побеждает не самый сильный, не самый умный, не самый красивый, не самый «х» — а лишь тот, кто… выживает. Тавтология? Да. В основе слепой эволюции борцы за существование меряются не умом или силой, а… жребием бессмысленной случайности! А раз так, то кому, какое дело до уровня развития твоих производительных сил? Если цивилизация – это спор Сократа с другим Сократом, со всей культурой доказательного мышления, то эволюция – спор Сократа с гориллой, которая бьет дубиной по черепу. Чпок! – и нет Сократа, равно как и всех его аргументов: да горилла все равно бы их не поняла, даже если бы Сократ и успел их высказать… Кратко итожа: если общество потеряло образ своей цели и желание туда прибыть «через тернии к звездам», то мощности, располагаемые этим обществом, уже не имеют никакого значения. Цивилизации нужна не абы какая энергия, а целенаправленная энергия, строго ориентированный на сакральную цель поток энергии. Если же колоссальные запасы энергии бахнули, жахнули, во все стороны равны, как пифагоровы штаны – то это не цивилизация, а термоядерный апокалипсис… Какая уж там цивилизация?! Зверь, обретший мышление, нашел в нем не помощника выживанию, а заветное орудие самоуничтожения, которого – пока зверь был тупым – ему так не хватало…» (Николай Выхин, команда ЭиМ).

Как ни крути, но в одном Выхин, безусловно, прав – человеческая жизнь, как и жизнь человеческих сообществ, должна иметь цель. Если жизнь имеет цель, то она и заканчивается, если не ее достижением, то, по крайней мере, приближением к ней, и только потом смертью, ну а если не имеет, то только смертью, и ничем более. Для человеческих сообществ такая цель заключается в каком-то общем для всех КУЛЬТЕ. А культ, в свою очередь — это идеология, в которую искренне верит большинство людей из данного сообщества. И придумывают этот культ не священники (они его лишь сохраняют), а коллективное сознание того или иного человеческого общества. А главной БЕДОЙ руководства КПСС и СССР как раз и являлось отсутствие в их рядах таких СВЯЩЕННИКОВ. А кто лучше всех других людей ПОНИМАЕТ коллективное сознание? Правильно «вершители» («автономы», которые хорошо освоили «синхронистическое мышление»). Вот именно их и нужно «запускать» во власть, причем, в достаточном количестве. Только в этом случае, такое сообщество людей будет «ВЕЧНО» и прочно, «как камень». Причем, ЦЕЛЬ жизни данного сообщества должна быть предельно высока (лучше всего, недостижима), однако каждое поколение людей из него должно обязательно видеть «невооруженным взглядом» явное ПРИБЛИЖЕНИЕ К ЦЕЛИ. При этом ни в коем случае нельзя забывать о цикличности развития любого человеческого сообщества, ведь каждое новое поколение людей частично отрицает дела и мысли предыдущего поколения. А стало быть, необходимо периодически видоизменять уже установленную цель на обновленную цель. Именно по этой причине, Конституция страны должна стать временной, и после проведения общенародного референдума она должна изменяться в соответствии с реальным положением дел каждые 24 года. А вот что по поводу культа и его приобретения человеком думает Сергей Александрович Бабичев – «Философские концепции народов мира, которые учат управлять своей жизнью». «Озвучу всего лишь несколько японских философских концепций, понимание и применение которых поможет вам лучше контролировать свою жизнь и принимать более обоснованные решения. 1. Сю‑ха‑ри. Этот термин берет начало из японского боевого искусства айкидо. «Сю‑ха‑ри» — метод обучения и освоения новых практик. Он состоит из трех основных компонентов: «Сю» — соблюдать. На этом этапе мы послушно изучаем основы и следуем нормам. «Ха» — прорываться. После того, как мы усвоили базовые знания, мы можем начать экспериментировать и создавать свои собственные правила.  «Ри» — выходить за пределы. На этой ступени мы подключаем креативность и применяем свои умения на практике.

Вот как мастера айкидо описывают эту концепцию: «Во время «сю» мы повторяем все основные приемы и техники, чтобы наше тело их усвоило в том виде, в котором они были созданы до нас. Мы сохраняем верность этим основам. На следующем этапе «ха» мы добавляем свои новшества. Здесь допускается разрушать и игнорировать основы. И, наконец, на стадии «ри» мы отбрасываем базовые знания и используем свою креативность, чтобы действовать по воле сердца и разума, не переступая границ». 2. Кайдзен. Эта концепция основана на идее непрерывного совершенствования с помощью небольших позитивных изменений. Японцы начали широко применять такой подход в период восстановления после Второй Мировой войны. Считается, что впервые его внедрили на производстве Toyota, а затем практику подхватили и другие японские компании. В бизнесе кайдзен приносит пользу на самых разных уровнях: от производства до работы с командой и клиентами. Для личностного роста кайдзен можно использовать, изменяя свою жизнь к лучшему маленькими шагами, например, постепенно усваивая полезные привычки. 3. Икигай. Этот японский термин состоит из: — «ики» — «жизнь», — «гаи» — «смысл, ценность». В сочетании они подразумевают что‑то, что делает нашу жизнь достойной того, чтобы ее проживать. Вот что говорят об этой философской концепции японские мастера: «Чувствовать икигаи обычно означает чувствовать внутреннюю наполненность и глубокое удовлетворение, которые сопровождают нас, когда мы занимаемся любимым делом. Обязанности не дарят нам икигаи. Его можно получить, только если сохранять спонтанность и делать то, что хочется нам самим. Поэтому икигаи индивидуален, и зависит от личности человека». Считается, что именно философия икигаи может быть одной из причин долголетия жителей Окинавы. 4. Омотэнаси. Это философия гостеприимства, которая гласит, что любая забота должна идти от сердца. Омотэнаси — жизненно важная часть японской культуры, прочно укоренившаяся в обществе. Люди, которые практикуют такой подход, получают удовольствие, когда проявляют участие и помогают другим, и не требуют ничего взамен. «Кто не желает поднять упавшего — сам упадет»! 5. Омоияри. Омоияри можно описать как восприимчивость к чувствам и личным делам других людей, включая связанные с ними обстоятельства. «Это форма бескорыстного участия, когда вы ставите себя на место другого человека, смотрите на мир его глазами, стараетесь предвосхитить его потребности и ведете себя так, чтобы ему было легко, комфортно и радостно». Кассиры в японских магазинах — отличный пример омоияри. Если они заметят в руках покупателя несколько пакетов из других магазинов, то дадут ему один большой, чтобы он смог все туда сложить, пусть даже в их магазине он купит какую‑то мелочь. Берите от жизни самое хорошее и отметайте, ненужный мусор. Не отвергайте праведных и правильных учений и поучений. От этого зависит не только ваша жизнь, но и счастье ваших детей и внуков, которых вы программируете до седьмого колена — здесь и сейчас…» (Бабичев).

Если внимательно прочитать текст Бабичева, то можно заметить, что все представленные им философские концепции имеют в своей основе один и тот же принцип – принцип «единства сознания», исполняя который, люди одновременно используют все составные части своего сознания – Веру, разум и подсознание. Короче говоря, строго следовать этим концепциям может только тот человек, который освоил «синхронистическое мышление» (одновременное и синхронное мышление всеми составными частями своего сознания), и у которого в подсознании доминируют социальный инстинкт и инстинкт доминирования (но не соревновательный инстинкт). Что четко соответствует авторскому определению «вершителя» — «автоном», который хорошо освоил «синхронистическое мышление». Единственная разница между японскими философскими концепциями и авторским мировоззрением заключается в том, что автор не так «поэтичен», как японские философы, и он всегда стремится «называть вещи своими именами», то есть, «говорить без экивоков». А восточные мудрецы, в том числе, и японские, очень любят украшать все свои мысли поэтическими сравнениями. Что очень красиво, но менее понятно. Ну а сознание западных политиков устроено так же, как и авторское, и они уже давно поняли, что лучшим средством для реализации «оранжевых революций» является молодежь. Причем, не потому, что молодые люди глупее пожилых, а потому, что они изначально призваны Мирозданием «частично отрицать дела и мысли предыдущего поколения». Именно поэтому, западные политики довольно успешно используют свои знания для развязывания революций в неугодных им странах. Основным же способом появления какого-либо культа в человеческом обществе, является приверженность любой государственной идеологии (неважно, старой или новой) женской половиной населения. Ибо именно матери, прежде всего, и занимаются «ранним базовым воспитанием» своих детей, которое и формирует их характер, а, следовательно, и коллективное сознание нового поколения людей. Ну а мужская часть населения (и, прежде всего, «автономы») заняты сохранением этого культа в коллективном сознании общества. Причем, мужчины предыдущего поколения пытаются сохранить свой культ, а мужчины нового поколения – свой. Именно поэтому, данный процесс и называют проблемой «отцов и детей». «Отцы и дети» — роман И. С. Тургенева, написанный в 1860-1861 годах и опубликованный в 1862 году в журнале «Русский вестник». В обстановке «великих реформ» книга стала сенсацией и привлекла к себе всеобщее внимание, а образ главного героя Евгения Базарова был воспринят как воплощение нового, пореформенного поколения, став примером для подражания молодежи 1860-х гг. На этом и закончим.