Жизнь по закону и по совести
Автор предлагает Вашему вниманию, статью Ал. Берберова — «Правовое государство: у реалистов и у номиналистов». «Сила, сама по себе, и использование силы не тождественны. Ситуация, при которой имевшаяся сила не была использована – довольно часто повторяется. Иногда за это хвалят («мог полоснуть бритвой по лицу, да не стал»), иногда ругают («проворонил все, как Горбачев»), но в целом понятно, что потенциальная сила и ее кинетическое использование – разные вещи. Возможность не есть действие. Иногда люди «выжимают» возможности до конца, до упора. А иногда нет. Идея правового общества как раз в том и заключается, что сильная сторона договаривается со слабой, игнорируя свое текущее силовое превосходство, как бы на равных. Такой подход многие критикуют. Во-первых, за переменчивость жизни: «ты не расстрелял его, когда мог, а он тебя, как только получил возможность – повел расстреливать». Во-вторых, за упущенную прибыль: «пользуясь их отчаянным положением, ты мог бы взять гораздо больше, чем взял». В-третьих, с точки зрения дарвинизма: «если сила не убивает слабость, то не отсекаются тупиковые ветви эволюции, не пресекается размножение неполноценных». Давайте самокритично признаем, что все эти упреки к идее правового общества – справедливы и обоснованы. Если бы это было не так, то правосознание восторжествовало бы в начале истории, и навсегда. Безусловное превосходство электролампы над лучиной привело к тому, что ни одного добровольного перехода обратно от «лампочки Ильича» к лучине нигде не случилось. Если «реформаторы» заставили – другое дело, но сам по себе менять лампу на свечу не станешь, так ведь? А правовое общество – не так безусловно хорошо, как электричество. С одной стороны правосознание – акушер цивилизации, но, с другой, очень часто, и ее могильщик. Очень многих исторических трагедий удалось бы избежать, если бы кое-какие деятели поменьше бы возились бы с правовыми нормами, и более решительно применяли грубую, первобытную силу, прямое и террористическое насилие… Есть такая поговорка «уговор дороже денег», есть такое человеческое достоинство – «верность данному слову», и в полном соответствии с ними правосознание – есть верность предыдущей договоренности в изменяющейся в твою пользу ситуации. Никакого достоинства в том, чтобы следовать договору, пока он тебе выгоден – разумеется, нет: он тебе выгоден, ты ему и следуешь. Ты бы то же самое делал, если бы его и вовсе не было! Но очевидно достоинство, когда верность духу и букве ранее достигнутой договоренности, верность данному обещанию – сохраняется человеком, когда текущая выгода от этого, мягко говоря, сомнительна.
Что такое «цивилизация»? Если дословно (а философия корнесловиц очень важна для понимания их исходного смысла!) это «минимизация насилия», потому что слово «цивильный» — синоним штатскому, гражданскому, НЕВООРУЖЕННОМУ. Которое противостоит военному, вооруженному, содержащему в себе прямое и непосредственное насилие. Переодеть человека из военного мундира в «цивильное» платье – значит, лишить его оружия, автоматически прилагаемого к мундиру. А в этом заключено упование, что человек сможет осуществлять функции, не размахивая саблей и не стреляя из пистолета. Иногда оно наивно, несбыточно – но ведь очевидно! Философия правосознания такова: сошлись, к примеру, два человека. У одного в кармане револьвер, у другого нет. В ситуации «беспредела» тот, у кого револьвер – навяжет свою волю, не сообразуясь больше ни с чем. А правосознание создает состояние, при котором текущее, ситуационное обладание оружием как бы и ничего не значит. Потому что есть какая-то норма, для верности записанная, и размноженная тиражом, и надо ей следовать, независимо от обладания револьвером. Скажем, понятно, что США сильнее Югославии, или Ирака, или Ливии – но с точки зрения международного права (которое американских гангстеров никогда не волновало) – они не вправе просто в силу своего желания взять и разбомбить эти страны. А США их разбомбили. Это яркий пример уголовного «беспредела», или отказа от правосознания на уровне международных отношений. Наверное, даже у матерых рецидивистов предложение совсем отменить законы, и «забить» на них болт тотально – вызовет оторопь. Наверное, даже и такой контингент скажет: «ну, где-то в конкретной ситуации еще ладно, но везде и совсем?! Это что ж тогда начнется?!». Где-то на интуитивном уровне КАЖДЫЙ человек (кроме совсем уж отмороженных психопатов) понимает, что правосознание – штука нужная и хорошая. И что обладание силой не должно приводить к ее немедленному и безусловному использованию: владение пистолетом не означает, что из него нужно все время стрелять, в кого ни попадя. Это и объясняет, почему идеи создать правовое государство симпатичны людям, начиная с древнейшей эпохи Хаммурапи. Жизнь не ринг, на котором побеждает сильнейший боксер! В жизни люди должны сходится на каких-то иных основаниях, не так, чтобы сразу друг другу морду бить или стволы ко лбу приставлять, не так ли? Но если мы примем идею правосознания, то с законами происходит интересная аберрация. Допустим, их сперва навязала сильная сторона, исходя из своих корыстных интересов. Но если их стабильно зафиксировать, то по ходу жизни их действие может смениться и на противоположное.
Например, в свое время США силой навязали принцип самоопределения наций через референдумы. Так был развален СССР-Россия, и в тот момент это устраивало США. Но если принцип самоопределения наций зафиксировать – то получим право осетинского, абхазского народа, жителей Крыма и Донбасса войти в Россию на том же самом правовом основании (через референдум), на каком Грузия или Украина от России отделялись! Это же касается и сербов Краины или Республики Сербской в Боснии, что США уже считают невыгодным для себя… А раз невыгодно – то США применяют бандитизм, ломают тот самый правовой принцип, который они же сперва и навязали (когда выводили Хорватию из Югославии, Украину из России и Южный Судан из Северного). То же самое происходит на микросоциологическом уровне, когда буржуазия сама же и топчет те законы, которые она же сперва и зафиксировала… Почему так происходит: принцип правосознания имеет свойство входить в конфликт с сознанием выгоды сильной стороны. Устойчивое, надежно стабилизированное право фиксирует ОБЕ стороны, сперва, может быть, и в пользу сильной стороны, но потом возвращается к ней бумерангом упущенной прибыли. Одно дело, прикрываясь законом, попирать чужие интересы – и совсем другое, когда тот же самый закон, в силу его универсальности, начинает вдруг попирать твои интересы! Потому кризис правосознания происходит не тогда, когда законы вводятся, а тогда, когда они «вдруг» начинают ущемлять интересы сильной стороны отношений. И вдруг становится совершенно очевидно, что если применить голое, прямое, террористическое насилие – то можно избежать упущенной прибыли, которая вытекает из норм законодательства… Собственно говоря, весь фашизм – есть реакция на избирательные права, которые, с точки зрения лидеров фашизма, «не тех» приводят к власти. Когда очередной Франко или Пиночет понимает, что по имеющимся правилам игры их замысел не сработает – они отбрасывают всякую тень законности и действуют грубо, напрямую, первобытно-зоологическим насилием. Причем отрицание закона в этот момент становится не только очевидным, но и формально признаваемым. «Законы нас не устраивают, потому мы их отменяем» — говорит очередной Колчак-Франко-Пиночет, и вся эта публика. Отношение к «генералам-гориллам», ко всем этим «каудильо» со стороны буржуазного либерализма двойственно. С одной стороны, найдите такого либерала, который не сочувствовал бы Пиночету. С другой – попробуйте его не осудить, тогда получится, что каждый генерал, заполучив в свои руки пушку, имеет право путч устраивать?! Тоже как-то жутко… Поэтому либерализм к Пиночету «и так, и сяк» — и, как юный Володя Ульянов, говорит – «мы пойдем другим путем». Примитивный подход к правовому государству заключается в бинарности «да/нет». То есть, принято считать, что оно либо есть, либо его нет. Исходя из этого заблуждения, наивные люди боролись за тот или иной закон, полагая, что как только он будет принят – вопрос решен.
На самом деле вопрос о правовом обществе отнюдь не сводится к «да/нет», «есть/отсутствует». Учитывая, что в основе европейской цивилизации лежит основной вопрос философии в виде противоборства реализма и номинализма (с раннего Средневековья!), правовое общество получает третье состояние, когда оно «есть», но его нет. Проще говоря, «диктатура закона» существует НОМИНАЛЬНО: она заявлена, декларирована, воспета пропагандой, но в реальности, в быту отсутствует. Это неспроста. Это связано с диалектическим отношением человека к закону, которое имеет объективный характер. Мы рады закону, когда он нас защищает, но нас раздражает закон, когда он нас стесняет. Человеку (да вообще любому живому существу) хочется, чтобы у него не воровали, но хочется, чтобы при этом ему самому не мешали воровать. Американский президент Буш-младший, имеющий справку о дебильности, и знаменитый многими дебильными афоризмами, однажды выболтал это так: «Своим все, чужим закон». Он, конечно, не сам это придумал – он просто видел это с детства вокруг себя, проживая в цитадели капитализма. Если Франко или Пиночет – просто беззаконники, которым на закон накласть, и которые «законом» называют все, что сами из себя выкакали, то стандартный частный собственник не таков. Он является правовым нигилистом лишь наполовину. Он очень любит и уважает закон, который защищает его права. О чем регулярно распинается – вы, наверное, не раз слышали эти трели капиталистов о том, как им дорого «правовое государство». Но он не любит и не уважает законы, если законы защищают ОТ него. Например, участники воровской приватизации, как и участники английских «огораживаний», как и участники геноцида коренного населения США очень любят заповедь «не укради», постоянно подчеркивают, что воровать нехорошо, что частная собственность священна и неприкосновенна. При этом они – как будто страдают раздвоением личности – решительно не хотят говорить, откуда у них у самих появилось все то, что теперь у них нельзя и незаконно воровать. Именно о таком писал наш великий сатирик М. Салтыков-Щедрин: «Горе — думается мне — тому граду, в котором… безнужно скулят о том, что собственность священна! наверное, в граде сем имеет произойти неслыханнейшее воровство!». Ненависть к социализму вытекает именно отсюда: потому что в исходном замысле социализм задумал реально заставить людей жить по закону, равными перед законом – а не только «скулить» о законности, декларировать и декламировать ее параграфы.
Но если люди станут реально перед законом равны – тогда каждый почувствует на своих плечах и его тяжесть, иго. Тысячелетиями, например, с амвона зачитывают Евангелие: «если кто не хочет трудиться, тот и не ешь» (2 Фес 3:10). Казалось бы, паразитам, которые ни дня в жизни сами не трудились – было бы выгоднее вычеркнуть это карандашиком цензора, чтобы не сеять в рабах смуту… Но паразиты 2 тысячи лет громче всех это декламируют, изображая свою набожность, потому что, если этот закон Божий к себе не применять, то он кажется очень правильным, логичным, убедительным, конструктивным и т. п. И паразиты вполне искренне полагают, что не нужно этот закон убирать, вычеркивать – потому что он вообще-то правильный (они на этот счет хоть на Библии присягнут, хоть детектор лжи пройдут). — Ну, просто, понимаете, лично для меня надо сделать исключение… А остальные – пусть вот именно так, по написанному, и живут! Поскольку Англия – родина капитализма, именно англосаксы цинично составили максимальное количество гимнов трудолюбию, адресованных тюрьмам «работных домов», про которые можно сказать словами поэта «как начнет – хоть плачь заране…». Только в наши дни, выродившись до совсем животных (хоть и очень хищных, опасных) англосаксы рискуют честно признаваться, что труд, по их мнению, удел неудачников и проклятие недостойных. На чем, мы надеемся, и свернут себе шею. Но, за исключением последних десятилетий своего крайнего разложения, они веками (!) трубадурили про святость и ценность труда, постоянно вкрапляя цитаты из Святого Писания, да и вообще отовсюду, откуда можно. Ибо язык-то без костей, а у мошенника – особенно! — Все правильно, все правильно! Вот так и живите, по закону, строго по закону… Только для меня исключение, а вы все – носу от закона не смейте воротить! Номинально-правовое государство – самая коварная и, с точки зрения теории цивилизации, опасная форма тоталитаризма, потому что всякий формально заявленный тоталитаризм вынужден как-то ограничивать свои рамки, а если его формально не существует – то кто и как может ограничить рамки того, чего нет?! На нет ведь и суда нет! В номинально-правовом обществе, с одной стороны, лютый террор и произвол верхушки делает общественную борьбу крайне опасной, а с другой, номинальная полнота прав населения выставляет борцов нелепыми шизофрениками. С какой стати они сражаются за «всеобщее избирательное право» — если оно уже лет сто как якобы действует?! Они ломятся в открытую дверь, или что? От какой колониальной зависимости освобождался Нигер в этом году, если формально он независим (номинально) с 1960-го года?! Они что с ума там сошли – недоумевает обыватель – с 1960-го независимые, и вдруг в 2024 подняли революцию за независимость?!
В связи с этим напомню забавный случай, описанный историком Ольденбургом: в 1917 году хитрые домовладельцы сами выставляли на входных дверях табличку «Дом реквизирован Советом рабочих и солдатских депутатов», чтобы к ним не заходили революционные матросы. Это, конечно, курьез, но он очень хорошо описывает природу НОМИНАЛЬНЫХ ВЫВЕСОК. Идею правового общества в свое время весьма афористично выразил философ Платон: «Закон — владыка над правителями, а они — его рабы». Звучит, может быть, и красиво (хотя смотря для кого), но как этого достичь?! Закон – это текст (Скрижаль), и в силу своей природы не имеет ни рук, ни ног, ни оружия, ни боевого искусства. Брошюрка с текстом Конституции не может прийти домой к нарушителю и побить его. Брошюрка – продукт бумажно-целлюлозной промышленности, такой же, как стул или тумбочка, то есть неодушевленный предмет. Брошюрке совершенно безразлично, какие руки на нее ложатся, и с какой степенью искренности они произносят при этому присягу. Если брошюрку (да и Талмуд) выбросить в сырой подвал, она оттуда никогда не поднимется сама. Сгнить там может, а вот выйти собственными ногами (в силу отсутствия оных) – нет. И вот, понимая это, перечитайте формулу Платона: закон – владыка? А правители – его рабы?! То есть живые люди, обладающие мускульной и оружейной силой, свободой воли и хитростью – согласятся законопатить себя навечно в рабы? И у кого? Ладно бы у великого монстра, который за малейшее ослушание их тут же напрямую покарает! А ведь речь идет о рабстве у неодушевленного предмета, у доски (если это Скрижаль), о рабстве у духа и буквы текста, совокупности буковок – условных значков! Как сказал бы герой анекдота Платону на такое – «ну и задачки вы задаете!». С точки зрения теории (вы можете меня проверить по ЛЮБОМУ учебнику правоведения) правовое государство – это такая умозрительно предположенная машина управления, вся деятельность которой: 1) подчинена нормам права, 2) а также фундаментальным правовым принципам, направленным на защиту достоинства, свободы и прав человека. Второе нужно для стабилизации – потому что: 1) если ограничится первым (подчинение законам), 2) а законы менять каждый день, 3) то это все равно, что законов вовсе нет. Верховенство закона правоведы признают одним из основных компонентов правового государства. Идея правового государства, прежде всего, противоположна произволу во всех его разновидностях.
Правовое государство устанавливает стандарт легитимности как живых руководителей так и их методов. Это правило «мертвой руки» — по сути, мертвые (усопшие законодатели, например, Моисей с его заповедями) командуют живыми людьми. Живым чего-то хочется, а мертвая рука запрещает. Живым чего-то не по нраву, но мертвая рука их принуждает… Далее, правовое общество, пишут теоретики, есть охрана устоявшихся общественных представлений о морали, справедливости, свободе и равенстве, а также защита достоинства и прав граждан согласно этим представлениям. Дальше: из песни снова не выкинешь, и я их за язык не тянул: правоведы пишут про «равенство перед законом, так, что все граждане получают одинаковые права, защиту в рамках закона, а нарушители правопорядка подлежат соразмерному наказанию, независимо от их положения». Погодите, но если наказание соразмерно, независимо от положения, то ведь и вознаграждение тоже? Логично же? Чего по закону разрешено – разрешено всем. Что им запрещено – запрещено всем… Если эти нормы (подробно, с каким-то даже садизмом по отношению к буржуям расписанные в учебниках их же правовых ВУЗов) принять не просто НОМИНАЛЬНО, а воплотить в РЕАЛЬНОСТЬ (то есть относится к тексту не как Оккам, а как Фома Аквинский) – то что же это получится?! Это же будет конец не только капитализма, но и вообще всякой частной собственности! Если закон распоряжается ВСЕМ, и согласно единому для всех стандарту – то ЧЕМ ТОГДА распоряжаться частному собственнику? Если все случаи подвести под типовые нормы закона – то тогда просто не останется места для ЧАСТНЫХ случаев. Вообразите этот ужас: вы частный собственник, но вы ничем не можете распоряжаться по своему личному произволу. Вы хотели снизить рабочим на якобы вашей фабрике зарплату – пришел прокурор и запретил. Вы хотели уволить половину этих «дармоедов» — пришел прокурор, потрясая КЗОТом, и снова запретил. Далее вы попытались удлинить рабочий день – опять прокурор. Вы решили, что санитарно-гигиенические нормы слишком уж роскошны для быдла по найму – и снова прокурор… И постепенно (если вы тупой, то постепенно) из этих ЧАСТНЫХ случаев у вас складывается понимание, что фабрика, якобы ваша – на самом деле вам не принадлежит. Ибо – на кой черт (и как?) мне владеть (т. е. осуществлять власть) тем, чем я не могу сам распоряжаться? Я могу заявить, что мне принадлежит планета Плутон, и, учитывая его отдаленность, вряд ли со мной станут сильно спорить. Мне даже бумажку могут выдать шутовскую – короля Плутона. И что мне с этой бумажкой делать?! Совершенно очевидно, что если мы строим правовое общество с верховенством закона, то мы ликвидируем частную собственность. Потому что ее главный признак – верховенство над ней имеет никакой не закон и не толпа законодателей, а конкретный частный собственник.
Подчиняться закону – значит, служить. Владеть – значит, господствовать. Так что мы с вами не понимаем разницы между терминами «служить» и «господствовать»? Не умеем понять, в чем разница между слугой и хозяином?! Как можно господствовать – и при этом подчиняться? Или уж ты господствуешь, но тогда не подчиняешься (а только тебе подчиняются). Или наоборот, подчиняешься – но тогда уж и не господствуешь. Поэтому мы и говорим, что: 1) из европейского номинализма вырастает буржуазная демократия, 2) а из европейского реализма – социализм. Если их рассматривать по словам, по документам – они говорят об одном и том же (и сводят с ума, ибо в бумагах не найдешь причины их многовековой вражды). Что сталинская конституция, если читать ее вне контекста, просто как текст – «самая демократическая в мире». Что англосаксы про эту же демократию поют до хрипоты. Ребята, а вы тогда на какой почве поссорились?! Вы же все время об одном и том же говорите! И никогда не понять, пока не изучишь расщепление европейской философии (с XI века) на реализм и номинализм. Оттого про все (а не только про правосознание) у европейцев с XI века нужно строго спрашивать: — Вы говорите о сущности или это только имя? Когда вы говорите о Шаре – вы говорите о шарообразном предмете, или о собаке, которую вы просто назвали «Шариком»? Если господство закона номинально – то оно никому и ни в чем не мешает. Но если вы хотите РЕАЛЬНО господства закона – то нужно убрать всех других господ. «Я Господь, Бог твой…да не будет у тебя других богов пред лицом Моим» (Исход 20:2-5). Но если господство закона лишь НОМИНАЛЬНО, то возможны любые комбинации: бумага не краснеет, и все стерпит. Для номинально-правового общества нет никаких проблем называть себя «правовым», и сохранить весь паноптикум частных собственников. Иногда даже с верховным, т. е. монархом, как в неконституционной Англии, потому что монархия отличается от собственности только величиной. Если собственность очень большая, то ее называют «империей», а если маленькая, то вроде как смешно так называться, но других отличий нет. В частности, собственник – монарх в том смысле, что свои решения он принимает один, в пределах своей власти-владения, и никакие выборы-перевыборы ему не указка (о чем мудро и прямо говорил Т. Маколей). Это что же, соберутся Иван да Петр, Петр да Иван, и будут голосованием решать, куда Ротшильду деньги вложить?! В силу того, никакого верховенства единого гражданского права быть не может, пока сохраняется феодальная раздробленность частных уникальностей. Как можно применить единый стандарт к пестрой асимметрии владений, совладений, скопищ неимущих, когда в каждом случае какой-то свой владыка и свой решальщик?
В таком случае законодатель может предстать только в виде проповедника, каким он и был в раннехристианскую эпоху: ну, то есть он ходит с книжкой между графами и герцогами, показывает им, как в книжке написано, и УМОЛЯЕТ поступать так. А приказать он не может: как он им прикажет, если каждый герцог сам себе господин, и «вассал моего вассала – не мой вассал»? Можно попробовать припугнуть божьим судом: когда срабатывало, а когда и нет… Закона в том принудительном смысле, который имеет в виду современное правосознание – сперва вообще не было. Закон был в качестве Заповедей, имеющих форму призыва, и действовал, только если его поддержал конкретный громила, владеющий конкретной территорией по праву меча. Если сильному это нужно – книжка действует. Передумал сильный, другую книжку нашел – старая не действует… Именно поэтому выделяют две основные концепции правового государства. Трактовка номиналистов (она так и называется – «формальная») связана с теорией правового позитивизма и фокусирует свое внимание на эффективности и предсказуемости правовых процедур. Трактовка реалистов иная. Учебники называют ее «содержательной». Она связана с теорией естественного права и ставит вопрос о справедливости самих законов, при этом провозглашая фундаментальные права человека высшей ценностью. На этом построен забавный анекдот: «если человека накормить, то он будет сыт один день. А если назвать Сытом, то он будет Сыт всю жизнь». Этот анекдот объясняет разницу между реализмом и номинализмом лучше толстых монографий. Если у вас есть собака, которую зовут Еж, которая откликается на кличку Еж – то есть у вас еж или нет? У вас нет ежа в том смысле, что у вас нет животного из рода евразийских ежей семейства ежовых. Но собака по имени Еж у вас есть – получается, что у вас есть еж! Переходя ближе к нашей теме реального и номинального правовых государств: Вот у меня есть автомобиль. Но он не ездит. Значит, у меня нет автомобиля? Но как же нет — когда вот он, стоит во дворе! Значит, есть. Но он стоит без колес. Стало быть, его – как авто, в роли авто — нет?! Но руль с кабиной есть, в кабине даже можно посидеть – значит, есть? Считать ли автомобиль, который не ездит – наличием или отсутствие автомобиля? – вопрос, согласитесь, хоть и не праздный, но сложный. Гораздо легче было бы рассуждать, если бы «просто был», или «просто не было». Если конституции нет, то можно сказать, что так и надо, а можно бороться за конституцию, это понятный выбор. Но если она есть, да не работает? Бороться за нее? Так она есть! Махнуть рукой? Тогда ее никогда и не будет… Открываем конституцию, берем первое попавшееся право человека. Например, прописанное во всех конституциях, как под копирку, «право на жилище». Реалист понимает это так: раз у человека есть конституционное право на жилище, ему должны обеспечить жилище. А номиналист всего лишь в том смысле, что человек имеет право КУПИТЬ себе жилье. Если деньги есть… Номинальное право – оно такое: тебя не накормили, чтобы ты был сыт, тебя просто назвали Сытом, и теперь ты Сыт!» (Ал. Берберов, команда ЭиМ).
Берберов, как обычно, написал все очень правдиво и доходчиво. Однако человек устроен так, что он во всем ищет ЦЕЛЕСООБРАЗНОСТЬ, а потому, когда ему выгодно быть реалистом, он – реалист, а когда — номиналистом, он становится номиналистом. И виной тому – НАЛИЧИЕ весьма развитого РАЗУМА у человека. Впрочем, животные поступают точно так же, просто они никогда не задумываются, что такое реализм, и что такое – номинализм. А человек, в силу наличия у него разума, бывает, и задумывается, но целесообразность, в любом случае, берет верх. Даже если Вы, уважаемый читатель, считаете страну, в которой живете – «правовым государством», а самого себя – «законопослушным гражданином», Вы наверняка нарушаете законы, и делаете это довольно часто. Например, Вам нужно перейти на другую сторону улицы, а разрешенные законом для этого переходы находятся в пятидесяти метрах позади и впереди Вас. Как Вы обычно поступаете в таких случаях? А вот как — если поблизости нет автомашин, Вы запросто переходите улицу в неположенном месте, то есть, нарушаете закон в угоду целесообразности. Вот и выходит, что ни статус «правового государства», ни Ваше «законопослушность», не являются достаточными стимулами, чтобы побороть ЦЕЛЕСООБРАЗНОСТЬ, присущую сознанию каждого человека. Другими словами, человек беспрекословно исполняет ЗАКОНЫ только тогда, когда они подходят для него в данный конкретный момент времени. А что может заставить человека исполнять законы всегда? Автор видит только два варианта ответа на этот вопрос. Первый – это СТРАХ НАКАЗАНИЯ со стороны государства, и второй – МОРАЛЬНЫЙ ЗАПРЕТ самого человека. Причем, если первый вариант человек может нарушить через проявление своей воли, то второй вариант является для него вынужденным за счет действия АБСОЛЮТНО НЕПРЕОДОЛИМОЙ для него СИЛЫ. А раз так, то любой человек в состоянии обойти какие угодно законы, кроме тех, которые поддерживаются его моралью (или совестью). Короче говоря, всякий человек ВСЕГДА И ВЕЗДЕ ЖИВЕТ ПО ПОНЯТИЯМ (по совести), и лишь иногда – ПО ЗАКОНАМ (тогда, когда эти законы поддерживаются его моралью или страхом наказания за их неисполнение). Если вернуться к нашему примеру с переходом улицы, то Вы, уважаемый читатель, перейдете улицу в положенном месте только тогда, когда она будет полностью забита автотранспортом, причем, именно из-за страха наказания, ведь в противном случае можно запросто попасть под колеса машины. А потому, все вопли различных политологов о «правовом государстве» и «законопослушных гражданах» для автора этого сайта, как разумного человека, являются лишь «словесной шелухой». Ибо целесообразность в сознании каждого человека ВСЕГДА БЕРЕТ ВЕРХ над любыми другими обстоятельствами (так уж он устроен). И если люди хотят очутиться в «светлом будущем», они должны, в первую очередь, заняться МОРАЛЬНЫМИ ВОПРОСАМИ, и четко обозначить, «что такое хорошо и что такое плохо» и для себя, и для своих детей!!! И только потом можно заниматься законами. Ибо законы диктуются моралью, а не наоборот.
Ну а нынешнее человечество «перевернуло все с ног на голову», и современные люди постоянно внушают и себе, и всем окружающим их, в том числе, и своим детям, что законы первичны, а мораль вторична. Именно это САМОВНУШЕНИЕ и является первопричиной нынешнего Цивилизационного кризиса. Вместо того чтобы заняться своей собственной МОРАЛЬЮ, люди пытаются воспитывать совесть у окружающих их людей, в том числе, и у властной элиты, причем, зачастую делают это с применением силы, невзирая на то обстоятельство, что сил у властной элиты всегда больше, что называется, по определению. Короче говоря, все революции на Земле происходят не потому, что «верхи не хотели, а низы не могли», а вследствие отсутствия надлежащей морали и у тех, и у других. А потому, всякая РЕВОЛЮЦИЯ АМОРАЛЬНА (любая «революция снизу», в том числе, и Великая Октябрьская революция). Высокоморальными могут быть лишь «революции сверху», да и то, совсем необязательно. И в этом плане, эволюция всегда предпочтительней революции, так как она всегда происходит под действием каких-то моральных побуждений внутри того или иного человеческого сообщества. И действующие в нем законы, в том числе, и неправедные (коих всегда больше, чем праведных), не оказывают на эволюцию никакого влияния. Ну а на вопрос: «Почему праведных законов всегда меньше неправедных?» хорошо ответил Берберов в своей статье. Потому, что законы всегда принимает лишь «сильная сторона, исходя из своих корыстных интересов». А любые корыстные интересы отличаются от общечеловеческих (моральных) интересов тем, что они всегда ЛОКАЛЬНЫ. А стало быть, мораль – это общечеловеческое свойство, присущее ИНФИНИЗМУ («логики бесконечной прямой») в противовес ЛОКАЛИЗМУ («логики короткого отрезка»). Именно «логикой бесконечной прямой» и обладает Мировое сознание, и если люди научатся прислушиваться к нему, то они станут одновременно и объектами, и субъектами общечеловеческой морали, которым, вследствие этого, и ЗАКОНЫ будут НЕ НУЖНЫ. Другими словами, такие люди научатся «не делать другим то, что они не хотели бы получить в отношении себя». И «правовое государство» «канет в лету», хотя само государство должно остаться, ведь никакое человеческое сообщество не способно существовать без УПРАВЛЕНИЯ им со стороны «наилучших его представителей». А стало быть, «стать моральным человеком» и «научиться прислушиваться к Мировому сознанию» — это одно и то же действие. Подумайте над этим, уважаемый читатель.