Про капитализм и коммунизм
Предлагаю Вашему вниманию статью Александра Леонидова — «ЕСТЬ ТАКАЯ МОДЕЛЬ!» ИЛИ «ПРАВОСЛАВИЕ, САМОДЕРЖАВИЕ, НАРОДНОСТЬ». «Наш вдумчивый читатель и постоянный комментатор Ъ1959 спрашивает: «Испробованная коммунистическая модель — путь или в общество неограниченного насилия или в социальное небытие. Другая есть?» Вопрос этот очень глубок, актуален, и ответить хотелось бы не только одному читателю, но и всем. Сейчас ведь очень многие спрашивают – есть ли какая-то новая модель социализма (или капитализма), взамен отработанных, себя исчерпавших? Суть метода, который я нескромно дерзаю называть «методом Леонидова», или «общей теорией цивилизации» — как раз и заключается в том, чтобы не создавать НОВЫХ концепций, а осуществить рафинирование старых, «холодный отжим» опыта цивилизации, начиная с древнейших времен. Что такое рафинирование? Как получают, например, сахар-рафинад? Изначально имеется какая-то масса, в которой смешаны и сахар, и не сахар, и еще черти что. И нам нужно выделить из этой массы в концентрированном виде определенный чистый продукт. Человечество же постоянно этим занимается: берет руду – и расщепляет ее на чистую сталь и шлаки. В процессе брожения получает чистый спирт. Ну, вы поняли, о чем я! Тот опыт цивилизации, который дает нам академическая история – это огромная куча дерьма вперемешку с мармеладом, навозная куча, нашпигованная жемчужными зернами. И в чем наша задача: отсеять, отфильтровать из большой кучи все вредное и бесполезное, отсеять концентрат полезного. Этот концентрат полезного, собранный со всей истории, автор и называет «социализмом». Главное, говорит автор, не нужно ничего выдумывать, выдумки опасны, возьмите лишь то, что УЖЕ работало, и УЖЕ проявило себя, уже известно своими свойствами! Правильный ход истории – это когда опыт поколений фильтруется, все более и более концентрируя крупицы общественного блага: у одного поколения была одна крупица, у второго их уже две, и так далее (если не терять). А что будет, когда концентрация разумного, доброго вечного, сцеженного из общего котла с неразумным, недобрым и краткосрочным, достигнет определенного уровня? Это и будет «коммунизм нормального человека». В идеологической формуле, которую Россия вывела из веков своего опыта, самым простым и понятным советскому человеку является «народность». Народность – это то, чем лучшая часть советских людей думала ограничить свои искания: то есть коллективизм, при котором межчеловеческие отношения берут за основу семейные. Когда гражданин относится к гражданину, как брат к брату, отец к сыну, мать к дочери, дядя к племяннику и т.п.
Только тогда – а не в условиях губительной взаимной вражды-конкуренции возможно общее дело без подставы и «двойного дна». Но если вы думаете (как советские наивные люди) думаете выехать на одной народности – то никуда не приедете. Народность, даже самой высшей пробы (когда все друг друга любят) – взятая отдельно, сама по себе – беззащитна до слабоумия. Попытки ее отдельного применения и привели к краху, создали улыбчивое общество, трагически беззащитное даже перед одиноким волком (а уж тем более их стаей). И здесь мы подходим к «самодержавию», которое правильно (исторически верно) трактовать как суверенитет, самостоятельность страны, порвавшей с вассальной зависимостью от Орды. Народность может существовать только под защитным колпаком самодержавия, а в виде свободных самоуправляемых общин быстро поедается агрессивной внешней средой. Только дурачок, не выросший из детского сознания, может думать, что если он не будет себя сам держать, то заботливые папа с мамой будут и дальше водить в ходунках великовозрастного детину. Самодержавие – это уже не мармеладная доброта, а железная воля. В широком смысле, это ответственность и сознательность каждого за рубежи священных границ Отечества. Сами держим. Не удержим, — другие заберут. Самодержец – верховный вождь, но не единственный. Он больше символ народной решимости, чем реальный человек. Самодержавие – это принцип единоначалия в армии, а при условии народности народ и армия едины. Как говорили американцы, пока не рехнулись: «демократия есть власть вооруженных мужчин». С самодержавием проблема та, что оно может принимать (и неоднократно принимало) вырожденные формы капризного деспотического слабоумия, безответственного и глупого произвола. И это очень печально – ну, а кто сказал, что в жизни только смех?! Если народ не имеет идеалом самодержавия – то такой народ ничто, кроме пищи для хищников. Никакая народность, сколь бы ни полна была любви, не спасет, когда ворвется очередной Батый или Гитлер! Самый сложный уровень формулы – высший, то есть вопрос о Православии. Если народность, как общинность – понятна всем от коммуниста до монархиста, если с самодержавием уже возникает много недовольства, потому что оно не столь пряничное, как народность, то Православие вообще сложнейшая из наук, синтез всего научного познания мира человечеством. К нему малограмотному и подходить-то сложно, не то, что понять! Если попытаться сформулировать максимально просто, то Православие содержит в себе ответ на вопрос «зачем?». Оно потому и стоит в начале формулы, хотя мы его, как самое сложное, отнесли в конец рассуждения, что с него начинается строительство и народности, и самодержавия в невырожденных, конструктивных и прогрессивных формах.
Умные люди понимают, что вопрос «зачем?» — очень страшный, и попросту повторяя его много раз, можно до смерти загнать ум человеческий. В частности атеистов вопрос «зачем?» при многократном повторении доводит до самоубийства… Понимаете, в чем дело? Вот я, безусловно, могу слепить из глины куб. А могу пирамидку. И слепить цилиндр из глины тоже могу. Встает вопрос, почему я этого не делаю? Может быть, у меня нет глины? Есть. Тогда почему? Почему профессор Преображенский, который сочувствовал детям Германии и не жалел полтинника – тем не менее не купил журналы? Ограничившись странным «не хочу»? Правильный ответ: я не леплю прямо сейчас пирамидку из глины (хотя глины у меня завались) – потому что не вижу ответа на вопрос «зачем?». Но ведь и про мармеладную народность, и про стальные доспехи самодержавия можно сказать то же самое! Что у тебя, мертвец, кроме смерти есть серьезного, настоящего и не являющегося галлюцинацией? Какая тебе, мертвец, разница, как построены отношения между людьми, любят ли они друг друга или поедом жрут? Стоит твоя империя или не стоит? Вот Римская империя рухнула – а планета вертится, и Дунай не потек вспять! А на планете Плутон вообще не было империй ни разу, и что, он с орбиты слетел?! Только Православие и может обеспечить народности и самодержавию достаточный уровень серьезности намерений, погруженности в общественное дело, как в личное – потому что иначе вопрос «зачем?» все развеет, как труху по ветру… Да и развеял уж, не помните, конец 80-х? Вопрос «зачем?» и вопрос «как?» — имеют очень существенное различие. Я знаю, как пальнуть из пушки – но не факт, что пальну. Умение стрелять еще не означает стрельбы: сперва нужно найти смысл в стрельбе. Мы можем в мельчайших деталях расписать справедливое общество, создать самые подробные чертежи его обменов и взаимосвязей – но все напрасно, пока мы не ответили на вопрос, откуда взялись наши представления о справедливости, добре и т.п.? Если я спроектирую дом с очень низкими потолками, в котором всем придется передвигаться только на четвереньках, то технически такой дом вполне возможен, вопрос же «зачем?» останется. Если это какой-то культ, в котором ползать на четвереньках есть сакральное служение – тогда понятно (в рамках культа). А если просто так, то я смешон и жалок с такой конструкцией. Мы хотим отношений, которые вытекают из сакралий нашего культа. Мы видим, что русский социализм пытается, как гироскоп, вернуться к православному набору ценностей даже при усиленной атеистической обработке. Как ни отклоняй человека – а идеал он все время видит, возвращаясь к привычным ему сакралиям. Человек откуда-то знает, что «человекам вот так жить должно, не иначе» — и если это русский человек, то он знает это из Православия. Сколько бы мы не говорили про общечеловеческие ценности (а я и сам люблю о них порассуждать) – мы не уйдем от очевидной истины: у каждой веры свой рай. Иноверец, попав в наш рай, не увидит в нем рая, а может быть, даже и нечто противоположное в нашем рае увидит!
Когда КПСС взяла православные представления о рае (идеальном образе жизни и отношений между людьми) и оторвала его от первоисточника, наполнявшего эти представления смыслом – получилось нечто весьма противоречивое (хотя и величественное). Возвращение в рай требует от человека очень многого, и раздражает своей требовательностью, если не отвечает на вопрос «зачем?». Надо вот и то, и это, и пятое и десятое, вынь да положь – а с какой радости я тебе все это должен?! – сердится демотивированный человек. Как горько сетует Сергей Кара-Мурза в книге «Советская цивилизация» (кстати сказать, после рассуждений этой книги он и пришел, через ностальгию по СССР к Православию): «Очень плохо, что власти СССР были нечувствительны к тому важному факту, что у студентов и интеллигенции колхозная повинность вызывала отвращение. Нельзя было продолжать, не выявив причины этого отвращения и не сняв их. Но — властей этих уже нет, подумаем о людях. Мне кажется, что многие из новых поколений молодежи не желали идти в поле потому, что боялись взглянуть правде в лицо — их тело не желало работать, делать усилия, радоваться усталости. Оно от этой усталости страдало. И это был признак какого-то угасания. Люди не хотели видеть, как что-то отмирает в их молодом теле. Как угасает воля к жизни, какой-то важный инстинкт. Может, странно покажется, но в этом было угасание и советского строя. Эти люди хотели, чтобы этот строй сгинул, чтобы не ездить им в колхозы, не трогать рукой землю и сено, не служить в армии. Эти люди хотели такого строя, чтобы он оставил их в покое, дал расслабиться у дешевого телевизора с бутылкой дешевого плохого пива в руке. Чтобы он дал им умереть. И после 1991 г. люди стали быстро умирать. Это, конечно, результат реформ — бедность, безысходность и т.д. Но я думаю, есть и еще одна невысказанная вещь — этот строй разрешил умирать. А советский строй этого не разрешал. Но тогда, конечно, никто ничего такого не думал». Проще говоря – мало знать, как выстроить определенную модель отношений: надо на сакральном уровне, на уровне религии понимать – зачем ты ее выстраиваешь? Иначе встанет во весь рост вопрос Смерти и Бессмысленности Жизни: зачем именно это? Почему не другое? Чем это лучше другого, чем жизнь, та или иная, лучше смерти? Итак, только Православие, глубоко и правильно понятое, идущее от многовековых корней нашей государственности и нации может придать нашим общественным делам «сакралиты», камни сакральности, подобные камням механических часов. Только самодержавие (сталинизм, «орден меченосцев») – опять же, глубоко и правильно, аутентично лучшим образцам, понятое – может защитить наши смыслы от иноземных нашествий и геноцидов. А народность (она же общинность, она же советская власть, как власть советов на местах) является практическим продуктом: яблоком от яблоньки. Это образ жизни, во многом (но не во всем) напоминающий лучшие образцы советских взаимоотношений, образ повседневной бытовой реальности, логически выведенной из святынь и державной возможности: временное, сиюминутное из вечности.
В таком виде идеи социализма представляются мне жизнеспособными, потому что они в таком виде опираются на концентрат многовекового исторического опыта и традиции нашего народа. Тут ничего не выдумано из дурной головы, а просто взято из чаяний, мечтаний, идеалов десятков колен предков. Если мы будем жить так, как наши предки мечтали, чтобы мы жили – то и получится настоящий коммунизм. Но, как говорится, опасайтесь подделок: и слева и справа вам постоянно будут подсовывать фальсификат, как Православия, так и Коммунизма, симулякр породивших их некогда глубинных смыслов прогресса и цивилизации» (Александр Леонидов, команда ЭиМ). А вот еще одна статья Леонидова на ту же тему – «ВОПРОС СОЦИАЛИЗМА – ДЕЛО НЕ ВКУСА, А ВЫЖИВАНИЯ». «Люди любят употреблять выражение «нормальная жизнь», но гораздо реже расшифровывают, что под этим понимают. Хочется, мол, «нормальной жизни» — а какая она? Ведь известно из классики – «кому и кобыла невеста»… Если говорить не обывательским языком, а научным, давать технически точное определение, то «нормальная жизнь» в нормальном понимании (садистов и мазохистов отсекаем) – это «консенсус благоустройства». Исходная мысль очень проста, и романист Морис Дрюон, биограф французских королей, выразил ее грациозно: «монархи бывают дураками, но не бывают предателями». Смысл в том, что верховной власти, кроме как саму себя, предавать некого! С точки зрения простой логики, очевидного здравого смысла государство, как институт — не заинтересовано в нищете и бедствиях своих жителей. Во-первых, это подданные, а какие подати они будут платить, если их от голода ветром качает, и крова над головой нет? Или, во-вторых, возьмите общественные работы, общественные нужды – разве полезны для них истощенные, слабые, больные, физически и психические покалеченные люди? Еще один аргумент, который любят приводить державники – рекрутчина. Государству (да проще говоря, царю, чего уж там) нужны солдаты. А если они — изнуренные недоеданием недомерки (какими расстрелянный большевиками монархист М. О. Меньшиков описывал призывников эпохи Николая II – то какие же из них бойцы, воины? У них ни физической крепости для боя, ни моральной устойчивости: за что им воевать, за собственное вечное недоедание? В четвертых, нищета и бедствия кратно умножают криминальную угрозу обществу, подпитывают уголовщину, плодят от безысходности воров и бандитов. Да и из соображений гуманизма – никто не хочет, чтобы в стране расползались нищета и бедствия, потому что страдания людей нормальному человеку видеть неприятно.
Отсюда рождается представление о «нормальной жизни» как о консенсусе благоустройства. Только ненормальные, думает обыватель, какие-то маньяки и психопаты могут сознательно желать ухудшения жизни народа! Ухудшение жизни – думают ценители «нормальной жизни» — следствие несчастных случаев, катастроф, наконец, добросовестных заблуждений (когда верили не в то, да искренне) – но никак не сознательная воля управляющих экономикой людей. Если человек наг, бос, бездомен и голоден – это плохо не только для него, но и для всех окружающих. Это вредит и государству, в котором нищие мыкаются, и делу прогресса, науки и культуры, словом, кажется, всем инстанциям цивилизованного общежития. В 1947 году И. Ильин, философ, вообще сильно оторванный от реальности, написал очередные свои наивные строки: «Известно, что народные массы тем резче поворачивают влево, чем сильнее снижается их жизненный уровень… нищета производит прямо-таки левый психоз… умиротворение и высокая конъюнктура в мире коммунистам совершенно ничего не сулят; в то время как хроническая нищета и новые войны — обещают многое… ». Судя по логике, Ильин предлагает отменить закон об обязательном, принудительном обнищании масс. Упс! А нет такого закона! Всякая власть будет тебе кивать и поддакивать насчет благоустройства жизни народа – откуда же тогда берется нищета и к тому же вместо притупления – год от года еще и обостряется? Никто не спорит, что жить год от года лучше – лучше, чем жить год от года хуже. Казалось бы – «наши цели ясны, задачи определены», бери да созидай «прекрасное светлое завтра»! Ан нет… Век за веком, получается через пень-колоду, или вообще не получается. Что за странный, невидимый враг точит изнутри «консенсус благоустройства», который, вроде бы, каждому нужен, и никому не противен? На словах все за благо народа – от короля до последнего дворника, а на деле… «Куда ни глянь — повсюду нищие» — так выразила свои впечатления английская королева Елизавета (1533-1603 гг. ) от поездки по своей стране, в которой бурно развивался капитализм и образцовые отношения в области частной собственности. Раз королева так говорит – то она, видимо, не понимает, откуда берутся нищие. Она-то точно указа не издавала – чтобы всем быть нищими. Она как-то сами собой завелись, как мыши в куче грязного тряпья…
Или, может быть, Николай II сознательно ставил перед собой цель «максимально снизить уровень жизни своих подданных», за что непонятно кому, но кажется – ему, царю, пеняет И. Ильин? Если все на словах против – «а кто это сделал?!» Повторяя пустопорожнюю демагогию царского времени, И. Ильин (мы часто его поминаем, потому что ныне у властей он стал популярный) много пишет о «национальных задачах России», об отношениях любви, которые должны связать всех русских ради общего дела, великих национальных задач, и т. п. В чем ключевая ошибка Ильина? В том, что он, будучи страстным защитником частной собственности – и ставя всякие «национальные задачи», распоряжается не своим. И, бедняга, даже не понимает этого… Понимаете, частная собственность (которую отстаивает Ильин и его «белые рыцари») – предполагает, что в пространстве домена есть Хозяин (доминант), и поскольку это его собственность – то он там и распоряжается, как сам считает нужным. Ни Ильин, ни мы с читателем, не Петя Петров и не Ваня Иванов, а только Хозяин, частник, владелец. Ильин может болтать что угодно – но Хозяин будет делать не то, чего хочет Ильин, а то, чего хочет сам. И если Хозяин посчитает, что ему не нужны русские – то хана русским. Если посчитает, что ему не нужно Православие, и вообще христианство – то хана церкви. Если бы Ильин не был так сильно оторван от реальности, то он понимал бы, что перед постановкой каких-то там национальных задач нужно сперва изгнать хозяев, ликвидировать их власть над владениями – и только потом уже наводить там свои порядки. А иначе как? Ты предпишешь частному собственнику быть добрым – а он тебя по матери… И получится – что или хозяину не быть, или твоим предписанием подтереться! Неоднократно приходилось писать, что частная собственность – явление зоологическое, естественное в том смысле, что базируется на инстинктах биосферы, и враждебное государству, всем иным институтам цивилизации. Вся та аргументация, которую мы выше приводили – о вреде и бесполезности нищеты масс – относится к государству и обществу, науке и культуре, производству – но не к частной собственности. Прежде всего, рыночное общество – это общество, в котором богатыми людей делает экономия на людях. Если толпы нищих для государства (даже для дурочки королевы Елизаветы) – не дают ничего, кроме проблем и неприятностей, то для частного собственника толпы нищих: 1) Источник дешевой рабочей силы. 2) Источник экономии (другим не дал – себе больше осталось). 3) Источник покорности, дрессировки (работающих запугивают судьбой безработных). 4) Источник бритоголовых фашистских боевиков-террористов, на все готовых за грош. То, о чем говорила Елизавета I, удивляясь происходящему под ее скипетром, на языке науки называется: «Самогеноцид народа в условиях неопределенного дохода (сколько вырвешь у других – твоё, что другие вырвут – потерял)». Понимаете?
Не какой-то страшный враг извне, не марсиане с неба, даже не банда Ельцина (демонстрировавшая чудеса непотопляемости при всеобщей к ней ненависти)… А САМИ ЛЮДИ, в условиях неопределенности распределения благ, начинают видеть в ближнем добычу! Стремясь к личному обогащению, каждый норовит сожрать соседа, а если и объединяется с соседом – то только для нападения на «третье лицо». Капитализм, с одной стороны, развивает производительные силы, о чем говорят и его враги (например, марксисты). Но, кажущийся парадокс: вместе с развитием производительных сил почему-то растет и количество зла в обществе. На самом деле противоречия тут нет: человек был неинтересен, как жертва грабежа, пока он вырабатывал мало. Зачем тебе рабы, которые, чтобы выжить, съедят столько же, сколько они и выработали? По мере того, как росла производительность труда, росла и мотивация для порабощения человека человеком. Именно способность капитализма много производить – развязывает руки криминальным сообществам, захватывающим власть. Где много муки — там можно быть и множеству мучных червей. А где нет муки — откуда возьмутся паразитирующие на ней мучные черви? Криминал, как паразит производства, растет и усиливается вместе с производством, вослед производству, на хвосте у производства. А возрастая до глобальной мафии — меняет все. Буржуазная демократия оказывается не властью народа, а властью криминала, властью преступных сообществ, причем всегда – потому что такую систему люди выводят из самих себя. Она не падает им на голову с Луны, личная алчность всех порождает успех в реализации этой алчности у некоторых, самых жестоких и расторопных. Когда народ погружается в самогеноцид, вызванный неопределенностью распределения благ – он не всегда понимает суть процесса, воет от боли и ужаса, отчаянно ищет каких-то врагов, устроивших ему «такую жизнь» — находя их то в рептилоидах, то в евреях. То в коварном Западе, а то и в вездесущей «руке Москвы» (это когда америкосы сами себе пытаются объяснить, почему у них жизнь год от года все хуже). На самом деле, механизм самогеноцида нации очень прост и запускается по мере высвобождения частной собственности из-под авторитарного контроля царей, КПСС или Рузвельтов. Есть материальное благо, и оно тебе нужно. Но другому человеку тоже нужно. Или ты его вышибешь – тогда тебе приз: обладание этим благом. Или он тебя – тогда с тебя штраф: потеря блага. Люди начинают толкаться все более и более остервенело, не только из алчности хапнуть но и из страха все потерять (который постепенно становится доминирующим мотиватором). Люди убивают друг друга, поедом друг друга жрут – но им кажется, что это делают какие-то рептилоиды, потому что ответ на вопрос Достоевского «кто убил? Вы-с и убили» для них слишком мучителен и неприятен.
Будут ли люди в такой кровавой давке слушать Ильина с его «национальными задачами»? Тут будьте покойны: нет. У людей, ежедневно напрягающих все силы в борьбе за личное существование – нет, и не может быть никаких абстрактных, общих для миллионов задач, и не только национальных, а вообще любых. Многие наивно верят, что лекарство от самогеноцида народа, вызванного войной всех против всех за материальные блага неопределенной (до схватки) принадлежности – свобода и демократия. Такие люди подобны тем, кто намеревается тушить пожар керосином. Казалось бы, у наивных есть логика: мол, если дать народу свободу личности каждого, и демократические рычаги воздействия на власть, то народ не будет сам себя убивать. Ложная схема в их голове содержит некую чуждую народу тиранию, которая мучает народ, и сам народ-страдалец. Но на самом деле в рыночном самогеноциде нации нет никакой чуждой народу тирании (кроме духовной: власти невежества, злобы и зоологической тупости, несознательности масс). Народ в конкурентной борьбе сам себя жрет, потому что не в состоянии подняться до абстракций собственного единства. Это для теоретиков он – «народ», монолит, а на практике это скопище особей, пребывающих в самой жесткой, внутривидовой конкуренции (самая жесткая конкуренция, отмечал К. Лоренц – у самых близко подобных существ). Это азы онкологии: клетка, став раковой, пытается размножится без предела. И она дает «метастазы» — то есть пожирает другие клетки собственного организма, чтобы самой становится все больше, больше, стать в итоге единственной… И чем больше свободы, выбора получает в таких условиях личность – тем свирепее ее разбой. А кого ей боятся? Жертву своего нападения, которая потому и жертва, что сочтена слабой? Или Бога, про которого научили, что его нет? Раньше разбойник боялся царя или Сталина, запрещавших людям взаимное пожирание, бивших за людоедство. Но теперь свобода и демократия – то есть сверху за это никто не бьет! А жизнь одна, и прожить ее хочется красиво, и так, чтобы твои дети стали бы господами, а дети твоего конкурента – их рабами, и т. п. От западной демократии наивные люди ждали чуда «благорастворения воздусей» — а она обернулась адом террористической власти преступных мафий, властью животного страха и животного насилия, все более разбавляемой дегенератизмом и наркократией (это когда мафия, чтобы избавится от человека-борца, избавляется собственно от человека, превращая его в полоумное животное). Но упрек-то к нам с тобой, друг-читатель! Зачем мы ждали от самогеноцида нации чего-то другого, кроме наркократии и власти гангстеров? С какой стати мы от самогеноцида нации ждали светлого будущего? Не это ли наше безумие – породило инфернальное безумие всего последующего?
Если нет плановой экономики (при всех ее недостатках, особенно острых на первом этапе ее становления, дальше которого СССР пойти не смог) – то принадлежность благ неопределенная, понимаете?! Принадлежность блага не расписана, не втиснута в единую тарифную сетку: например, в зависимости от твоей агрессивности, у тебя может быть и 10, и 100 квартир – а может быть и ни одной. Как потопчешь ближних — так и полопаешь. Это не тот случай, когда типовые квартиры раздаются по одной в одни руки – но каждому. Сражайся – и за тобой запишут дом девятиэтажный. Сдайся, сложи оружие – и умрешь бомжом в канаве… И когда жизнь людям это растолковала прямым текстом, с примерами и яркими иллюстрациями – вы хотите, чтобы народ не занялся самогеноцидом взаимоистребления людей? Щаз-з-з! Разбежались оные дружной колонной решать «национальные задачи» по Ильину или еще по кому! У них схватка, не на жизнь, а на смерть, у каждого с каждым, а вы хотите, чтобы они вам общенациональные задачи решали?! Разумеется, и цивилизации (как порождению Коллективного Разума), и государству (как институту организации совместного проживания) удручающе повторяющиеся английские «огораживания» крайне вредны и невыгодны. Ведь только слепой не заметит, что приватизация в РФ, в 90-е годы, один в один повторила «огораживания» в Англии, с тою только поправкой, что основным производственным ресурсом в ХХ-м веке были уже не пахотные угодья. А в остальном, снова и снова: изгороди, перечеркнувшие общинное владение, кучка сверхбогатых собственников, загребших себе по итогам кровавой свары, ВСЕ, и толпы нищих, которые так досаждали королеве Елизавете в ее путешествии по ее стране. Немудрено поэтому, что и цивилизация, в лице интеллигенции, культурного слоя, и государство, когда немножко выйдет из контузии и начнет осмыслять свои державные интересы – пытаются обуздать и оседлать неистовство частного собственника. Отчего борьба за цивилизацию и государственность оказывается борьбой против частной собственности, как института свободного владения производительными силами никем не избранных и не назначенных, захватным правом явленных самозванцев – частных владельцев общественно значимого производственного комплекса. Производительные силы капитализма –хорошие, по крайней мере, человечество еще не придумало ничего лучше них. Крупносерийное фабрично-заводское расширенное воспроизводство ширпотреба – очевидным образом умнее и перспективнее ремесленничества, натурального хозяйства, первобытных охоты и собирательства и т. п. И только очень глупые коммунисты, которые не знают собственной теории – покушаются на производительные силы капитализма, как таковые (например, ломают машины луддитами и т. д.).
Задача вовсе не в том, чтобы разрушить производительные силы капитализма, а в том, чтобы убрать из них криминал, вымести оттуда бандитизм и воровство, мошенничество и террор, шантаж, обман и надувательство, наконец, формы прямого и косвенного каннибализма! Мы выходим, говорим, что надо строить жизнь по закону и очистить капитализм от криминала: все нам рукоплещут. В первых рядах нам рукоплещет сам криминал, и отчасти даже искренне. В теории то ведь и умный бандит понимает, что бандитизм – не есть, языком Канта говоря, «максима всеобщего поведения»… Беда происходит только если «декриминализатор» от слов переходит к делу. Вот тут взрывается внутри человека зоология, взрываются протестом все его низшие инстинкты, все естество выстроенной на взаимном пожирании биосферы… Кратко говоря, если очистить капитализм от криминала, то он перестанет быть капитализмом. Он утратит частную собственность, как свою основу основ. Частный собственник растворится в общественном регулировании, как в едкой кислоте. Поэтому, кроме всего прочего, частный собственник (государство в государстве) идет на опережение: он сам возглавляет «движение за демократию», в какой-то момент осознав, что именно либерально-демократические механизмы дают криминалу наибольшую полноту власти и влияния, могущества. Интересы же любого государства – сделать так, чтобы народ не вымирал, чтобы граждане не жрали граждан, чтобы наличие налогоплательщиков и рекрутов умножалось, а не таяло, чтобы они были здоровыми и состоятельными (и это лучше, чем когда они бедные и больные). И вот, исходя из очевидностей государственнического мышления, такое государство начинает теснить частных собственников. Оно живо жизнью своих подданных, и потому насаждает жизнь квадратно-гнездовым способом. Вот у тебя есть квадрат, который включает в себя все необходимые для жизни блага, но и у твоих сограждан должны быть такие же квадраты жизненного пространства. Если государство не идет этим путем, если оно, вместо того, чтобы плодить одомашенных – плодит бездомных, то оно плодит дичь во всех смыслах. Если оно, вместо того, чтобы использовать для своего развития каждый человекочас созидательного труда – плодит выгодные частным собственникам армии безработных, откуда рекрутирует своих бойцов криминал и все антисистемные движения – то оно кто? То, что в моральном смысле такое государство – говно, понятно, но даже не это главное. Аморализмом в наше время никого не шокируешь! Главное же то, что чисто техническим языком говоря – оно убивает само себя, разрушает себя изнутри. Бессильное скрепить людей внятным и убедительным ориентиром общей пользы, оно все более и более скрепляет их террором. А, поскольку на одних штыках сидеть колко, оно убивает подданным мозг, травит его наркотиками и лудоманиями, разрушает образование и культуру, чтобы убить связное мышление (вместе с возможностью протеста убив в человеке вообще всякую мыслительную возможность).
Свободу и демократию капитализм использует не для того, чтобы дать блага народу, а наоборот – чтобы все отнять и выставить дело так, что «вы же сами за это проголосовали». Этим самым капитализм загоняет себя в ловушку, в которой вслед за сладкой наживкой следует острый крючок в губу капиталиста. Сделав своей опорой низменные инстинкты доразумной, дочеловеческой, иррациональной зоологии, капиталист превращается в их заложника. Вначале он их использовал – но потом уже они начинают использовать его (и не вырвешься). Свобода и демократия, скрещенные с капитализмом в противоестественном соитии – порождают мутанта, главная цель которого – уничтожение институтов государственности, гражданского долга и цивилизационных общечеловеческих ценностей. Опираясь на зоологический эгоизм все более превращающегося в животное человека, капитализм использует свободу и демократию для расширения и углубления конкурентной ненависти между людьми, свободно и демократически выводит на пьедестал почета и подражания обманщика, мошенника, которые, с точки зрения растленной толпы «умеют жить». В такой ситуации уже не жадность движет капиталистом (она отходит на второй план) – а железные закономерности отсева «сатане непригодных» персон. Внутри звериной свободы и пропитанной низменными страстями демократии власть начинает держаться на подкупе, на армиях наемных вышибал. Финансовый капитализм на наших глазах подверг опустошению производительные силы традиционного капитализма, опираясь на которые марксисты мечтали выстроить свой коммунизм (но их атеизм убил замысел в самом начале). Традиционный капитализм обслуживал разумные потребности потребителя, а дегенеративный мутокапитализм обслуживает извращения, создавая дегенеративные потребности, и потом (создамши) заставляя их оплачивать. Это как если бы вас сперва отравили – а потом заставили платить за противоядие. В итоге мутокапитализм поставил большой могильный крест на самом понятии «нормальная жизнь». Он не только не может ее создать в реальности, но он даже и сформулировать ее, мыслительно сконструировать представление о том, как она может выглядеть – не в состоянии. На вопрос «готовится ли современный мутокапитализм заменить людей биороботами? » следует мрачный ответ: «уже». Но наше спасение – в наших руках. Если вы дочитали досюда – значит, у человечества, в вашем лице, есть еще надежда. Сделаем же все, чтобы она сбылась!» (Александр Леонидов, команда ЭиМ).
Как видите, уважаемый читатель, у Леонидова такое же отношение к коммунизму, как и у автора этого сайта: «коммунистические отношения – это семейные отношения, масштабированные на все сообщество людей, в котором эта семья проживает». И на защите такой семьи от негативных взаимодействий с окружающей средой должен стоять самодержец (государство). Главной же Целью существования «Большой Коммунистической Семьи» должна быть та же цель, что и у большинства всех существующих в обществе «элементарных коммунистических ячеек» — отдельных семей. И все возможные цели таких ячеек достаточно хорошо прописаны в Мировых религиях (за исключением Иудаизма), в том числе, и в Православии. И лишь одна единственная Мировая религия (Иудаизм) ставит знак неравенства между различными человеческими сообществами (между евреями и всеми остальными людьми – гоями). Именно по этой причине большинство людей на Земле недолюбливают евреев, и называют нынешний финансовый капитализм или «мутокапитализм», в терминологии Леонидова – иудейским или сионистским. Согласен автор этого сайта и с тем, что нынешний капитализм обречен на гибель, ибо в последнее время он стал не только «финансовым», но и «сырьевым», а «сырьевая фаза» развития любой общественно-политической формации является ее агонией (предвестницей смерти). Что подтверждается и резким обвалом нравственности у жителей Западного мира (люди, находящиеся в агонии, не соблюдают нравственные принципы, им просто не до того). И, наконец, главная авторская мысль, неупомянутая в представленных выше статьях: «Коммунизм можно построить только в одном случае – при его построении не следует опираться на запретительные меры (запрещать можно и нужно лишь негативное влияние «окружающей среды»), фундаментом такой стройки должны стать меры какой-то, «не обязательно прямой выгоды для всех членов общества». При этом не стоит забывать, что в переходный период изрядная доля наших отечественных богатеев понесут серьезные убытки. И как ни странно, но чем больше будет подобных богатеев, тем спокойней они переживут свои убытки, ведь «все познается в сравнении». Однако и «перебарщивать» с размером этих убытков не стоит. А главное, надо всегда помнить, что если в какой-то стране ПЛОХО, то главными виновниками этого безобразия являются сами жители этой страны.