Человечество как стая «общественных животных»
Автор предлагает в этой главе чуть «свернуть вбок» от психологии отдельного человека, и поговорить о психологии человеческих сообществ. На глаза автора попалась довольно интересная статья А. Леонидова «Зоодемократия». Ниже приведены выдержки из этой статьи. «Даже человек со скромным образованием, не говоря уж о специалистах вопроса, знает, что в животном мире хорошо поставлен вопрос с ротацией руководящих кадров. Руководящие особи постоянно меняются. Наследственной власти у животных не существует. Турниры за право быть доминирующей в стае (стаде) особью проводятся как регулярно (сезонные), так и нерегулярно (стычки). Побеждает всегда сильнейший, т.е., с зоологической точки зрения — «самый достойный». Мы можем взять любой пример. Возьмем, например, волков. Волки обладают социальной организацией — стаей. Вожаком волчьей стаи является самый сильный самец. Любой из волков в любое время имеет право оспорить его лидерство. Когда волк-вожак дряхлеет, его убивают. Приходит к власти новый доминант — на то время, на какое сумеет оставаться реальным «альфой». Родилась ли идея демократии в человеческом обществе из этих практик? Конечно же, нет. Изначальный смысл идеи демократии у людей заключался вовсе не в ротации руководящих кадров (с чем и животные прекрасно справляются безо всякой цивилизации), а в контроле масс за властью. С какой целью? В теории некий абстрактный народ (население) подозревает власть в возможности злоупотреблений. Теоретики предположили (и в этом с ними невозможно спорить), что всякий представитель власти может злоупотреблять полномочиями. Вот чтобы он этого не делал (или хотя бы делал с опаской, с оглядкой) — надо поставить над ним народный контроль. Народный контроль не пытается подменить власть собой (иначе это было бы волчьим турниром между двумя бандитами за власть над бандой). Он пытается удержать каждого «в его роли», чтобы актеры в театре истории со сцены бы отсебятины не несли. У всякого начальника есть вещи, которые он должен делать, и на какие он имеет право. А есть вещи — которые делать нельзя. Отличить их порой трудновато. Например, как быть с правом начальства сажать и казнить преступников, узурпаторов, представителей «захватного права»? Никакая власть не сможет продержаться и недели, если не будет отвечать насилием на насилие. Но в то же время, если начальник использует машину террора не против врагов общества, а против личных врагов — тогда это будет наиболее распространенное злоупотребление лица властью. Понимаете, в чем дело? Цивилизация отделила собственно власть от обладающего ею лица. Для животного мира это немыслимо и невозможно. Там нет, и не может быть какой-то абстрактной власти, не связанной с особью. Сила особи — и есть единственная власть, единственный закон в зоологии.
Существование абстрактной власти и в мире людей весьма проблематично. Чем примитивнее человек духовно, тем менее понятны ему какие-то обобщенные скрижали, требующие постоянного толкования, постоянной дедукции (приложения общей неизменной священной нормы к конкретному бытовому случаю). И тем лучше он понимает конкретную власть: по словам М. Салтыкова-Щедрина, «путает понятия «Отечество» и «Ваше Превосходительство». Демократия создавалась как технический аппарат идеократии, власти какой-то идеологии! Без диктата господствующей идеологии демократические инструменты и бессмысленны, и разрушительны. Верующий человек, будь он христианин или коммунист, мусульманин или ученик Конфуция — всегда очень остро беспокоится за свою идею. Это и делает его верующим: страх, что идею сметут. Поэтому верующие, особенно фанатики (наиболее накаленные верующие) носятся со своей идеей, как с писаной торбой. Они трясутся над нею, как мать над младенцем. Они постоянно подозревают всех в покушении на «базовые устои» господствующей в их головах идеологии. Видеть это было бы даже забавно (как курица над цыплятами!) — если бы на этом не строились история, культура, цивилизация и вообще все человеческое. Человек, чтобы оставаться человеком, и не превратится в крысу, должен, обязан носиться как с писаной торбой, с какой-то абстрактной идеей, которая превосходит его самого в системе ценностей: Я смертен, она вечна. Лучше мне умереть, чем ей погибнуть! Для нее ничего не жалко — если ей что-то нужно, от себя оторву. Если человек так не мыслит, то он превращается в гладкокожего грызуна и утрачивает способность поддерживать цивилизацию, как прогресс, так и простую стабильность социума. «Доставая» всех вокруг тревогами о судьбе высшей идеи, верующие заподозрили, конечно же, и собственное начальство в возможности измены идеалам. Мол, а что если наш отец окажется «не отцом, а сукой»? Страх перед изменой начальства, условно говоря «делу Ленина» (а за века до этого — изменой символу веры христианских общин) породил собственно-человеческие (то есть сверх зоологии и амбиций альфа-особей) инструменты контроля в виде тех или иных прикладных демократических процедур. Чем они отличаются от волчьих турниров в стаях хищников? Да очевидно же, смотрите: в волчьих турнирах участвуют только те, кто сами хотят занять место господина. Никто никаких идеологических обязательств не имеет, да им и не предъявляют «требований соответствия идее». Только одно соответствие: быть сильнее противника. В человеческих процедурах участвует вся община верующих, и, естественно, не могут все вовлеченные в процесс «народного контроля» занять место вожака. Да они и не хотят, по большей части. Они не себя, а ценности продвигают. И не себя, а идеал выдвигают на первый план.
У всех людей нашего мира считается, что начальство должно заниматься Делом, а не собственными удобствами и удовольствиями. Уберите идеологию (господствующий символ веры, неоспоримые для верующих идеалы) — и все это потеряет смысл, сведется к сваре в волчьей стае. Ну, задумайтесь: как может начальство заниматься Делом, если неизвестно, в чем заключается Дело?! Как может шофер ехать к цели — если цель маршрута неизвестна? Или вот вопрос злоупотребления властью: он же прямо корнесловицей своей требует четкого различения добра и зла! Если вы не сформулировали достигательный идеал добра — то, какое может быть злоупотребление? Когда молодой волк загрыз старого, одряхлевшего вожака стаи — кто из них и чем злоупотребил? Старый волк — тем, что одряхлел по возрасту? Или молодой — действуя в силу инстинктов, вложенных в него, которые он попросту не понимает, как робот не понимает смысла алгоритма? Если крокодил съел обезьяну — то кто злоупотребил властью? Крокодил, в процессе питания? Или обезьяна — тем, что зазевалась? Эти вопросы бессмысленно даже ставить. Всякий народный контроль за властью имеет смысл только тогда, когда имеется идеал поведения власти. То есть правитель правит не сам по себе, а как управляющий от Бога (господствующей идеи). Управляющий может нарушать волю господина, а хозяин не может: потому что у хозяина нет господина! Хозяин сам себе господин, его сила — высший закон, что и доказывают зоологические сообщества, кодексов не знающие. Несоответствие начальства смыслу жизни общества и породило демократические процедуры (кстати, далеко не везде на планете). Если считать, что жизнь случайна и бессмысленна — то, конечно, никакое поведение начальства не может быть несоответствующим. Произвол силы может быть отменен только другим произволом другой силы, в сущности, ничем не отличающейся от предыдущего. Оттого и очевидно вырождение многопартийной толерантной модели общества в самую грубую и звериную «зоократию» образца волчьих стай. Ведь трехуровневая модель власти в таком обществе отвергнута, разрушена. А она была такова: Господствующая идея; Исполнители — начальники; Исполнители — подчиненные. Сувереном в том обществе была именно идеология, все люди считались ее слугами, на том или ином уровне. Только при таком подходе могла возникнуть сама мысль о злоупотреблении начальством властью, которая абсолютно чужда как животным стадам и стаям, так и примитивным, первобытным общинам. Ибо невозможно злоупотребить тем, про что никто не знает — как именно его надо употреблять.
Всякая идея делима на Дух и Букву. Дух невыразим словами — потому что неформализуем. В разных обществах Дух звали то просто Духом, то Благодатью, то «классовым чутьем» (даже и так!). Дух — та субстанция, которая делает слова интересными для человека. Если интереса к словам нет, то любые слова воспринимаются как колебания воздуха. Человек, не желающий услышать — не услышит. Человек, не «имеющий вместить» — не вместит. Поэтому в любой идеологии процесс «стяжания Духа» первичен. «Мне это интересно» — говорит (или не говорит) человек. «Меня это манит». Господствуя над единоверцами, Дух облекается в слова, обряды, ритуалы, формализуется для нужд повседневной практики. Вера становится законами — которые без веры никто выполнять не будет (и принуждать их выполнять без веры тоже никто не станет). Если Дух отошел от социума, то процесс движется в обратном порядке: начинается эрозия слова, выдувание исходного смысла из обрядов и ритуалов, который в них вкладывали их создатели. Как социопатолог, я дал этому имя: «обрядовый аутизм». Это когда деградирующая вера живет обрядом вместо смысла, и оттого отрывается от мира, перестает воспринимать реальность, погружается в собственный мир (как аутисты). В состоянии обрядового аутизма пустосвяту уже не важна жизнь и реальность, ему главное — чтобы ритуалы выполнялись в срок. Это все равно, что изучать по всем правилам меню в ресторане, где нет больше поваров, и кухня закрыта, и нет ничего, кроме меню. Оно имело смысл — когда было связано с практикой. Но теперь какой в нем смысл?! Всякая вера потому и была пламенной, что рождалась как универсальный ответ на самые жгучие вопросы непосредственного человеческого бытия. Отрекаясь от быта, его обустройства согласно идеалу, вера умирает. В мире обрядового аутизма любой ритуал совместим с любой практикой, потому что из ритуала выветрился смысл, вложенный создателями. Это в равной степени касается христианской церкви — если ее перестали волновать вопросы угнетения человека человеком, мерзости капитализма, китайского миллиардера, ритуально поднимающего красный флаг с партбилетом в кармане, либерального демократа, для которого процедура важнее смысла. Поймите, демократию исторически придумали протестанты-фанатики, по-современному говоря, члены тоталитарных сект. Придумали потому, что им казалось, что король, именующий себя «христианнейшим» — на самом деле не тот, за кого себя выдает. И тогда, у истоков, весь смысл процедуры заключался в том, чтобы вероотступник не стал начальником общины пламенно-верующих протестантов. Вот в этом был смысл демократических процедур, а не в том, чтобы регулярно менять «шило на мыло».
Аналогично и антимонархическое, и даже антицерковное движение в России начала ХХ века: царь и его «казенная» церковь отступили от нравственного завета, от скрижалей! Они зло не карают, а благословляют! Они добру не служат — а вредят! За такой решимостью, толкавшей на каторгу, на виселицу и тем более в разные бытовые неудобства пылала вера поколения в особую, непродажную Правду. Человек имел в голове образ — «как нужно» и видел, что делают не так, как он считает правильным. А раз так — человек потребовал ротации начальства самым решительным образом. В либеральной демократии нет одержимости «единственно правильной» идеологией, которая почитаема выше любого из живущих. Следовательно, в ней нет ЭТАЛОНА ОТБОРА, и она превращается на наших глазах в то единственное, во что только и может превратиться безыдейная среда — в звериную деспотию захвативших все криминальных хищников. Это процесс общемировой (собственно, это и есть глобализация по-американски), он идет с разной скоростью, и под разными обличьями. Но суть его везде одинакова: становление зоологической диктатуры, в которой власть опирается на террор, подкуп, а главным образом — на приправленную ложью, как соусом, грубую животную силу. Процесс этот идет независимо от воли и желания отдельных людей (многие из акторов могут искренне верить, что делают доброе дело). Процесс носит объективный характер: загружая в мясорубку чеснок, нельзя получить на выходе мясной фарш. Загружая в общественные процессы цинизм и безверие, приоритет личной выгоды над «предрассудками» нельзя получить на выходе цивилизованное общество. А вся «демократизация» у зоократов-либералов-рыночников не более, чем обрядовый аутизм. Ведь формальный ритуал (например, регулярно проводимые выборы), если он лишен изначального Духа и изначального смысла, можно совместить с какой угодно практикой. Формальный ритуал никогда и никому, нигде и ни в чем не помеха» (Леонидов). В заключение своей статьи Леонидов делает такой вывод: «все формальное бессмысленно». А потому и многопартийный выбор у «общественных животных» — фикция. «Как невозможно изъять из общей лохани помоев бывший борщ или бывший компот, так невозможно и найти разницу между формальными партиями толерантного мира, не различающего добра и зла, не испытывающего ни любви, ни лютой, доходящей до массовых репрессий, ненависти.
Там, где нет представления о Правде — господствует сила и только сила. Вот вам и ответ на вопрос — почему всякое современное движение за демократию заканчивается фашизмом, вроде украинского? Почему с удручающим однообразием всякая революция под демократическими лозунгами порождает в итоге тиранию страшнее предыдущей?» Трудно не согласиться с этими словами. Но больше всего автору понравился подход Леонидова — рассматривать человечество, как стаю «общественных животных». Давайте и мы с Вами попробуем посмотреть на современное человечество с этой точки зрения. И прежде всего, нужно вспомнить известную русскую пословицу: «С волками жить, по-волчьи выть». Эта пословица очень кратко и точно характеризует наше с Вами бытие во времена правления Путина. Однако не стоит забывать и историю о Маугли — если человек попадает в чуждую ему среду (в волчью стаю) и приспосабливается к жизни в ней, то он очень быстро и сам становится волком. Иначе ему просто не выжить. Овцы в такой стае могут выжить только в одном случае, если они окружены достаточно крепким загоном. А это очень сильно напоминает автору Ельцинские времена. После СССР Ельцину досталась страна с достаточно «крепким загоном», потому-то нас и не успели сожрать «волки позорные», однако все к тому и шло. Именно по этой причине Ельцину в свое время и пришлось отдать власть Путину. А тот, в свою очередь, постарался сделать из русского народа волчью стаю, и у него это получилось. Но «все течет, все изменяется», пришла пора «ротации руководящих кадров» и в современной России, а сильного молодого лидера в стране пока что нет. Но даже, если б он и был, то удержался бы у власти только в том случае, если бы был более жестким и авторитарным, чем Путин. «Овца» во главе власти современной России совсем не подходит, нас тогда точно сожрут. Правда, есть и другой способ существования внутри «волчьей стаи», этот способ — стать «тигром». Тигр живет сам по себе, и волки его всегда обходят стороной, просто он значительно сильней любого из них и даже их небольшой стаи. Судя по всему, Путин избрал именно этот путь, и нам с Вами предстоит переродиться в «тигра». И все бы хорошо, но вот незадача, Россия — издревле демократическая страна (вспомните Новгородское вече), а тигр — одиночный хищник. А чтобы стать «тигром», но остаться демократической страной, как очень верно подметил Леонидов, нам нужна идеология, а ее нет. В СССР она была (коммунистическая идеология), в Российской империи — тоже (христианская идеология), а в современной России ее не стало. А потому, либо мы найдем свою идеологию и станем «тигром», либо так «волками» и подохнем. А теперь другой вопрос — нужна ли России объединенная Европа? Совсем не нужна. История учит нас, что всякий раз, когда Европа нападала на Россию, она перед этим объединялась (и во времена Османской империи, и при Наполеоне, и при Гитлере).
Единственный раз в современной истории, когда Россия осталась существовать на политической карте мира, не потому что она была сильнее объединенной Европы, а потому что Европа была разъединена, случился после первой мировой войны (Октябрьская революция, Гражданская война и интервенция Антанты). Объединилась Европа и в наше с Вами время, в том числе, продвинувшись на территорию бывшего СССР. Вам это ни о чем не говорит? Слава Богу, сейчас в Европе преобладают центробежные силы, и «единая Европа» разваливается на части, прямо на наших глазах. Надо сказать Большое спасибо за это, в том числе, и революционеру-президенту США Трампу. Но «раненый зверь опасней здорового», не забывайте об этом. Да, Россия всю свою историю существовала в роли «тигра» внутри волчьей стаи, но сегодня мы, к сожалению, уже не «тигры», а, хотя и обширная по территории, но небольшая «стая волков». Население резко сократилось, смотрите сами: в 1950 году оно составляло 179 млн. человек, в 1960 — 212 млн., в 1970 — 242 млн., в 1980 — 265 млн., в 1990 — 289 млн., в 1991 — 290 млн., а сейчас население России не превышает 146 млн. человек, то есть, в два раза меньше, чем в СССР в 1991 году. Да и территория сократилась с 22 402 200 км2 до 17 098 250 км2. Западные «волки» намеривались отобрать у России и Северный Кавказ, но у них это не получилось, наоборот, Россия присовокупила к себе (фактически, а не юридически) Приднестровье, Абхазию, Южную Осетию, Крым и Донбасс. То есть, как «волчья стая», Россия ведет себя вполне адекватно и успешно, расширяя ареал своего обитания. Но только как небольшая «волчья стая», а не как «тигр». До «тигра» нам еще расти, и расти, и вряд ли мы это сделаем без обретения новой идеологии страны. А какой должна быть эта идеология? По мнению автора, помимо известных лозунгов Прудоновского либерализма (Равенство, Братство, Свобода), на первом месте должна стоять Справедливость, которая и объединяет все остальное. Справедливость — Равенство, Братство, Свобода (сокращенно, С-РБС). Только эта идеология и сможет помочь России обрести прежнее величие «тигра». А что такое величие «тигра»? Если ты такой же «тигр», живи себе на здоровье, только не залезай на чужую территорию, ну а если ты «волк», или, тем более, «овца», не обессудь, ты — моя пища. Понятное дело, что люди не животные, однако не учитывать животную сущность человека, так же неправильно, как не учитывать его Духовную сущность. Ко всему надо подходить диалектически, в том числе, и к человечеству. Вот именно так мы здесь и поступили, рассмотрев его не только с Духовной, но и с животной точки зрения. Ко всему прочему, автор согласен с Леонидовым и в том, что без идеологии «всякий представитель власти может злоупотреблять своими полномочиями». Каждый из власть предержащих — может определять эти полномочия по-своему, ведь нет общих «правил игры».
Да и «народный контроль за властью», к сожалению, возможен в демократической стране только в одном случае — когда власть избирается и переизбирается по воле народа, то есть, самим народом и в любое нужное для этого время (как на вече в Новгороде). Никакое сообщество «представителей от народа» для этого не подходит. Вчера они еще были таковыми, а сегодня они наравне с властью, и «плевать хотели» на народ. А для этого надо отделить выборную систему государства от самого государства, и передать ее независимой от него организации, например, Церкви. Власть на то и власть, чтобы властвовать, ну а подвластный народ должен сам определять — нравится ему эта власть, или нет. Вот для этого и нужна выборная система, а не как сейчас — власть сказала, выборная система ответила «есть» («партия сказала, комсомол ответил «есть»). В этом плане, что в Советские времена, что сейчас, выбора у русского народа как не было, так и нет. Ну а чтобы стать «тигром» мало укрепить свою обороноспособность, надо еще поднять свою экономику. Вот что по этому поводу думает экономист Вячеслав Станиславович Быков («Уроки индустриализации»). В своей статье Быков подробно разбирал, как проходила индустриализация в истории разных стран. «Заметим, что только те развивающиеся страны, кто воспринял политику протекционизма и вмешательства государства, сумели достичь впечатляющего экономического успеха» — писал автор, после этого добавляя: «Ни одна страна в мире не достигла индустриального уровня либеральными методами. Государство — вот кто выступил настоящим локомотивом истории». Предлагаю Вашему вниманию выдержки из второй статьи В. С. Быкова («Либерализм глазами зарубежных «партнеров»). «Не все на Западе разделяют официально принятое романтическое отношение к либерализму, есть трезвые голоса указывающие, что, на самом деле, азиатский путь является настоящим путем успешного экономического развития. Дело в том, что механизмы государственного вмешательства в экономику, что делают сегодня успешными азиатские страны, в свое время позволили также встать на ноги и Западу. Так любой историк экономики подтвердит, что все страны, успешно построившие капитализм, добились этого исключительно через протекционизм и активное вмешательство государства. Первой стала Англия 17-18-о веков, а за ней остальные Западные страны середины 19-о века ввели высокие ввозные пошлины, повышая стоимость зарубежных товаров, что делало конкурентоспособными собственные. От частных предпринимателей не ожидали, что они будут заниматься развитием индустрии сами. Сами собой.
Для этого требовались большие вложения, и сложно было конкурировать с развитой промышленной державой Британией. Для частного капитала это был большой риск, поэтому риски создания промышленных производств государство брало на себя. Государство всегда и везде выступало локомотивом индустриализации. Европейские страны и Америка приняли большие государственные программы по развитию индустрии: по строительству железных дорог, угольной промышленности, металлургии. Государство организовывало смешанные с частным капиталом компании, где оно было главным. Государство также не пожалело средств и создало сеть университетов и высших технических школ и даже засылало шпионов для получения технических секретов у британских промышленников. Самый же показательный случай — становление капитализма в Японии. Там все крупные капиталистические предприятия выросли из усилий государства. А что сегодня? Сегодня американцы во многом поступают так, как они делали раньше: занимаются протекцией и субсидированием собственных производств. Например, десятилетиями квотируют экспорт зарубежных легковых автомобилей, электроники, ограничивают также ввоз различных агрегатов и металлопродукции. Европа идет тем же путем; запрещает ввоз автомобилей, металлоизделий, ограничивает ввоз текстиля, обуви и других товаров из Китая. Специальные правительственные комитеты не допускают под предлогами технической безопасности, нарушения санитарных норм, экологической безопасности и т.п., в обход условий ВТО, наплыв товаров в развитые страны из стран возможных конкурентов. Это политика скрытого протекционизма. Все развитые страны Запада приняли законы не позволяющие покупать активы их стратегических производств Китаем, Россией, Индией и другими возможными конкурентами. Отрасли, признанные ведущими в стране, субсидируются, другие получают дешевые кредиты. Например, субсидируется знаменитая Силиконовая Долина в Америке. Наука и прикладные исследования выводятся из сферы свободной конкуренции; все более-менее крупные разработки субсидируются государством. Государства делают все, чтобы научные достижения оставались в их стране. Каждая сильная страна имеет свое патентное бюро. Лицензии очень дорогие и не все научные разработки подлежат распродаже — приняты законы, согласно которым значительные изобретения признаются важными для безопасности страны и не допускаются к вывозу. За этим следят правительственные органы и парламентские комитеты. Финансовые рынки Запада благоприятствуют только развитым странам, предоставляя кредиты не всем на равных условиях. МВФ, без разрешения которого ни один кредитный институт не выдаст какой-либо стране кредита, внимательно следит, чтобы дешевые кредиты были у Запада, а развивающиеся страны могли получать только дорогие.
Кроме того, кредиты развивающимся странам выдаются только на условиях либерализации экономики страны, т.е. открытости ее рынков. Россия, например, открыла свой рынок, но как не имела от Запада долгосрочных под небольшой процент кредитов, так называемых длинных денег, так и не имеет. Правда, предлог для этого поменялся — теперь это «агрессия» России! Раньше говорили о недостаточной демократии. В середине 70-ых, когда Япония переживала экономический бум, а качество японской электроники и автомобилей было превосходящим во всем мире, велись разговоры о том, что во многих странах под воздействием конкуренции многие национальные отрасли рухнут. Произойдет большая специализация — в мире будут ездить только на японских и немецких машинах, смотреть передачи из японских телевизоров, продукты питания приходить будут с Африки и Южной Америки, а вся одежда с Азии и т.п. Ни к чему такому мир не пришел. Сейчас уже ясно, что к такой картине мир никогда и не придет. Ни одна развитая страна не собирается сдавать конкурентам ни одной своей отрасли. Итак, рынки стран Запада никогда не были особенно доступны для других стран; ни в начале становления капитализма в них, ни впоследствии. Как и прежде условием их успеха, их ведущих позиций, является защита собственных рынков и поддержка государством через субсидии и дешевые кредиты собственных экономик. В истории нет ни одной экономически успешной страны, которая пришла бы к успеху на условиях открытого рынка и отказа от вмешательства государства. Есть ли либерализм на Западе? Есть. Он проводится и существует в форме наступления на права и завоевания трудящихся — сокращения оплаты труда, пенсий, пособий и льгот, урезание дотаций на школы, медицину. Но, главное, политика либерализма проводится для открытости развивающихся стран, для захвата их рынков. Либерализм вначале был очень агрессивен, в моде была особая неолиберальная стратегия — шоковая терапия. Редко какая развивающаяся страна не столкнулась с этим наимощнейшим инструментом Запада. Сегодня о шоковых терапиях нет речи, но методы проникновения Запада на чужие рынки остались все те же. Если читатель думает, что на Западе нет смелых экспертов, кто не боится разоблачать настоящие цели либерализма, то это не так. Держу в руках книгу канадской писательницы Наоми Кляйн (Nаоmi Кlein), которая на русском языке вышла под названием «Доктрина шока». Писательница описывает победное шествие неолиберальной идеологии в последние 30 лет, которое всегда опиралось на катастрофы и насилие. Книга подробная, а приведенная информация как убедительна, так и впечатляюща.
Суть в том, что американский экономист Мильтон Фридман, друг и последователь А.Ф. Хайека, личность харизматическая и исключительно энергичная вывел, что удобнее всего внедрять неолиберальные принципы в экономику через катастрофы. В какой-либо стране, если в ней создалась кризисная ситуация — большая задолженность, инфляция, политический террор и т.д., то можно, пока население в шоке, дезориентировано и в отчаянии ищет спасения, навязать ему очень болезненные неолиберальные реформы. Например, широкую приватизацию, свободные цены, приход иностранного капитала и фирм в страну, которые тут же, по-дешевке скупают ключевые производства, и производят товарную интервенцию. В нормальном же состоянии уговорить страну на такие реформы невозможно, кризис же очень удобная вещь, чтобы под видом конфеты навязать еще больший кризис, заставляя население ждать обещанного на потом благоденствия. Это, так сказать, революция наоборот — раньше левые силы приходили к власти в результате кризиса, а теперь к власти через механизм организации и усугубления кризиса приходит иностранный капитал. Подавление экономической и тем самым и политической самостоятельности страны — в этом состоит вся квинтэссенция неолиберализма, которую раскрывает нам Naomi Кlein. Она цитирует заявление Дависона Вудхоо (Davison Budhoo) руководящего экономиста МВФ, который в 80-ых разрабатывал структурные программы для Латинской Америки и Африки: «Все, что мы с 1983 делали, основывалось на нашей новой миссии, что Юг должен быть приватизирован или умереть. В соответствии с этим с 1983 по 1988 гг. мы разрушительным образом устроили полнейший экономический хаос в Латинской Америке и в Африке». Сильнейшему разоблачению подверглась политика МВФ и в книге Джозефа Стиглица, по которой он получил Нобелевскую премию по экономике; «Глобализация и то, что в ней есть неудовлетворительного» (Globalization and Diskontents), немецкий перевод с английского «Die Schatten der Globalisierung». Он раскрывает, что все международные кредиты выдаются под разорительно-большие проценты с санкции МВФ и только при условии обязательной внутренней либерализации экономики. За эту книгу финансисты назвали Стиглица предателем.
Стиглиц знает, о чем он пишет — он был экономическим советником в администрации Клинтона и ответственным работником Международного Банка. Сегодня никто не говорит о шоковых терапиях. Но ничего не изменилось. Те же методы остались у МВФ: он все также требует в обмен на кредиты либерализации и приватизации экономики. Протекция собственного рынка карается — налагаются санкции и штрафы согласно правилам ВТО. Люди не должны заблуждаться насчет либерализма, надо только немного вспомнить, что он с собой приносит — то и будет нести впредь. Надо видеть, что политика Запада не изменилась, а просто стала более закамуфлированной, и потому не следует идти на поводу его рекомендаций. Существует ли возможность экономически слабым странам успешно развивать свою экономику? Такая возможность есть и заключается она не в открытости экономики, а в разумной протекции своего государства и его активного вмешательства в экономику. В строительстве им промышленных производств и создания им условий для выхода своих фирм на международный рынок. Ни одна страна не будет жизнеспособной, если не научится конкурировать на международных рынках. Различных мировоззрений много, а окружающий нас мир только один — один общий мир для всех живущих в нем людей. Принято считать, что именно этот мир определяет мировоззрение человека. И, по мнению автора, это действительно так, НО имеет место и обратный процесс — мировоззрение человека изменяет окружающий мир. Да, одних мыслей и желаний человека чаще всего недостаточно для изменения окружающего мира, тут требуется еще и руки приложить. Однако чаще не означает всегда. Случается и так, что мир изменяется лишь благодаря мыслям какого-то сообщества людей, объединенных одной целью, или даже одного человека. Не торопитесь возражать, лучше спокойно и не торопясь, подумайте об этом тезисе, и Вы поймете, что автор прав — так или иначе. Ну а если не поймете, попробуйте просто поверить в это, что, впрочем, значительно сложнее. Как бы то ни было, автор уже заложил в Ваше сознание еще один перелом, и перелом этот станет крайне важным для Вас. Теперь Вы наверняка будете обращать свое внимание на то, что раньше не замечали. А раз так, через какое-то время Вы наверняка найдете для себя материальные доказательства данного тезиса. Может случиться и так, что для этого Вам потребуется очень много времени, но, как говорится, «лучше поздно, чем никогда». В любом случае, мировоззрение подавляющего большинства живущих на Земле людей соответствует окружающей реальности, и наоборот. И что тут причина, а что — следствие, не так уж и важно. Важно другое, каким бы мировоззрением человек не обладал, его следствия должны подтверждаться практикой. Если это не так, человеку необходимо поменять свое мировоззрение, либо изменить окружающий его мир. Автор предпочитает второе, ну а что больше нравится Вам — дело Ваше, и только Ваше, уважаемый читатель. Пределы влияния человека на мир зависят, в первую очередь, от самого человека, но не только от него. Они зависят и от самого нашего мира (Земли-матушки).