ПСЫ РУИН
И начнем мы эту главу со статьи Вазгена Авагяна — «НЕЭКВИВАЛЕНТНОСЬ: МАТЬ ВЫГОДЫ И ЖЕСТОКОСТИ». «Идея гарантийного срока для проданных товаров, идея рекламации (т.е. претензии, предъявляемой в связи с несоответствием поставляемого товара условиям договора) содержат в себе много рекламного, но сама их суть в эквивалентности обмена. Продавец никуда не исчезает, и даже если он вас вначале обманул – есть возможность вернуться к сделке и расторгнуть ее. Эквивалентный обмен, основа здоровой экономики, это обмен меры на меру, который устраивает ОБЕ стороны. Причем не субъективно, а именно объективно: допустим, сперва покупателю запудрили мозги, и субъективно он согласился с условиями сделки, но потом понял, в чем обманут, и возвращается к обменному акту, чтобы его пересмотреть. Этим объективная эквивалентность в корне отличается от субъективного согласия (которое, при условии невменяемости, недееспособности одной из сторон может быть получено на что угодно). При всех положительных сторонах ЭКВИВАЛЕНТНОГО ОБМЕНА у него есть одна, весьма ощутимая, отрицательная сторона: низкая прибыльность, малая выгодность. Меняя труд на труд, приходится менять равные объемы труда, то есть затрачивать ровно столько же труда, сколько и тот, кто предоставляет тебе продукт, услугу. Допустим, ты не умеешь и не хочешь делать табуретки, а вот обувь умеешь и хочешь. Ты меняешь обувь на табуретки – но, при эквивалентном обмене, обувь, сделанная за день, может быть обменена только на такое количество табуреток, которое сделали за такой же день. Такой подход исключает не только обнищание масс, но и обогащение ловкачей. Получается, чтобы получить табуретку, нужно отдать за нее равный с ней объем своего труда. Поскольку свой труд ограничен количеством часов в сутках, бесконечное количество табуреток взять нельзя, да и воспринимаются они субъективно как «очень дорогие». Они воспринимались бы «дешевыми» только в том случае, если бы за час своего труда ты получал бы несколько дней (а то и лет) чужого, что, собственно, и определяет понятие «дешевизны» (дешево то, что легко дается). Абсолютная эквивалентность невозможна, да, видимо, и не нужна. Что же касается относительной, приблизительной эквивалентности, то ее второе имя – житейский здравый смысл. Не нужно точной измерительной аппаратуру, чтобы с ходу, на глазок понять: вот это общество более справедливо, а это – менее… «Великая тайна» западного общества, которое плавно переходит из привлекательного состояния в нынешнее «уе**ще» и обратно, на самом деле невелика. По сути, в руках у правителей этого общества «свободных цен» рычаг, вроде того, каким орудует водитель трамвая.
Поворачиваешь этот рычаг влево, повышая эквивалентность обменов, и благодаря этому плавно снижается жестокость общественного уклада: человек устроился на работу, и все, что нужно для жизни, там получил. Если же повернуть рычаг вправо, то так же плавно увеличивается, риска за риской, жестокость. Возникают зоны обделенности, зоны безнадежности, в которых труд дает только нищенское выживание, или даже его не дает. Сама по себе жестокость никому, кроме садистов, не нужна, а про садистов разговор особый. Но и совершенно чуждый садизму человек понимает, что всякая сверхприбыль должна, по закону космического равновесия, компенсироваться сверхубылью в другом месте, и что не бывает богатства без сопровождающей его бедности. Удалить бедных – означает, вместе с тем, и удалить богатых, причем не в каком-то грубом физическом смысле, а исключительно через платежи. Нам не раз уже приходилось обращаться к примеру с кофе (которое в примере можно заменить любым другим благом). Рост уровня жизни у производителей кофе наращивает и издержки потребителей кофе, которое для них становится объективно дороже (то есть не так легко доступно, как раньше). А поскольку «лучше» и «хуже» — сравнительные понятия, то если одни живут не хуже других, то и эти другие – не лучше тех, первых. Теоретически можно пойти путем равномерного роста физического потребления сразу у всех (это советский путь – сравнение среднего потребления в 30-х и 80-х годах ХХ века в нем кричаще-успешно), но на практике это упирается в парадокс: когда жизненный уровень даже и растет, но равномерно у всех, то все им одинаково недовольны. Потому что если у тебя не хуже, чем у всех, то и у всех не лучше, чем у тебя, это же простая арифметика! Психологически «всем хорошо» считывается как «всем плохо»; чтобы стало хорошо по-настоящему, нужен «контрольный образец», позволяющий вывести в свою пользу сравнительный анализ. Потому средневековые короли считаются завидно-богатыми, а советский инженер бедным, хотя у средневековых королей не было и половины тех, в техническом отношении удивительных и сказочных, благ, которыми обыденно пользовался советский инженер. Если производитель обменного блага может позволить себе твою продукцию с той же легкостью, с какой и ты его – то вы живете на одном уровне. И, скорее всего, у вас даже обстановка в доме, на даче, в гараже будет типовая, не во всем, но в основном. К этому ведет оптимизация использования равных по величине расходных средств. Итак, снижая жестокость к «человеку вообще», человеку, как виду – мы вместе с тем снижаем и доходность (средства превосходства) у конкретных, персональных людей. Правители Запада это сделали, когда было нужно, диктовалось советской угрозой, сознательно снизив прибыльность собственного доминирования.
Для повышения прибылей нужно увеличить и неэквивалентность обменов (в свою пользу), а то, что при этом растет жестокость, гуманитарная катастрофа – побочный эффект механизма. Рукоять управления движется вправо не потому, что кто-то хочет повысить уровень жестокости, а потому что кто-то хочет повысить персонализированные выгоды в обменном процессе. В чем же плавность процесса, отсутствие в нем революционных (заметно-революционных) пиков? В том, что неэквивалентность бывает очень и очень разной. Она бывает мягкой, в минимальной форме, и тогда она совсем незаметна в быту – потому что ведь абсолютная эквивалентность недостижима, вы же помните? Следовательно, мягкая и малая неэквиалентность имеет место всегда. Другое дело, что где-то она образуется случайно, а где-то продукт целенаправленных усилий, но в мягкой форме всюду терпима. Проблемы начинаются, когда неэквивалентность обмена, следуя за нуждами обогащения персоналий, начинает нарастать, пункт за пунктом, эволюционно, по принципу «аппетит приходит во время еды». Ни воровство, ни грабеж, ни шантаж никогда бы не возникли вовсе, если бы не содержали в себе высшую, магическую формулу максимальной выгоды: «Нечто за Ничто». Как ни удешевляй покупную вещь – она всегда будет дороже той, что даром досталась (то есть в обмен на нее ничего ценного не отдал). Рост неэквивалентность отношений, рождая феномен личного обогащения, повышает спрос как на все более грубые формы насилия, так и на все более патологические формы психической неадекватности обобранных («диктатура без слез», по выражению О. Хаксли). Я поставлял тонну чего-то, и получал за это миллион каких-нибудь тугриков. Теперь мне очень хочется два миллиона, и по-человечески меня легко понять: денег не бывает много, и они не бывают лишними! Но для получения желанного результата мне нужно или две тонны поставлять вместо одной, или цену на тонну поднять в два раза. И так, чтобы без инфляции, потому что с инфляцией 1 млн. старых тугриков = 2 млн. новых, и я ничего не выигрываю. Поставлять 2 тонны вместо одной, мне, прежде всего, не хочется – это в два раза больше хлопот и заморочек. Потом, может быть, на две тонны и покупателей нет! Может столько, в физическом смысле, и не нужно?! А может быть, у меня нет технической или сырьевой базы, чтобы развернуть 1 тонну в 2. Самый простой и самый выгодный путь – чтобы я давал меньше, а забирал там, где выдаю – больше. Если у меня есть рычаги давления на тех, кто вынужден брать мою тонну все дороже и дороже (относительно своего обменного фонда) – непременно встанет в вопрос: а зачем эта тонна вообще нужна? Она ж, получается, предлог! Главное то – рычаги давления, а не сами поставки!
Так и получается американский долларовый феномен, когда поставки фабрики мира сменяются данью, а фабрика мира за ненадобностью деиндустриализируется. Пираты могли бы быть и торговцами, но они понимали, что просто отобрать у встречного купца товар выгоднее, чем обмениваться, торгуясь с ним, по доброй воле. Машина работает, и вырабатывает персональное богатство (долю конкретного человека в благах и возможностях планеты). Но в качестве выхлопа у этой машины – целый букет смешных и страшных кошмаров, которые буйной кипенью расцветают вокруг нее. Тут вам и «трансгендерные избиратели», и украинские умалишеные, и миллионы наркоманов, и психопатически-дегенеративная масс-культура, и т.д., и т.п. Рост неадекватности на искусственных стимулярорах имеет вполне понятных заказчиков: неадекватность нужна, чтобы снять здравый, трезвый расчет между полученным и отданным у обобранной жертвы неэквивалентного обмена. Например, украинские дегенераты – великолепные (для ФРС США) потребители… ничего. Они не только убивают, кого нужно хозяину, но и охотно самоуничтожаются, перед этим отписав дяде Сэму все свое имущество, органы, жену в бордель, и детей – тоже на органы для «уважаемых господ» неславянского происхождения. При этом они счастливы участвовать в такой «чудо-сделке», в которой бесплатный раб и самоубийца еще и оплачивает орудие самоубийства. Это пример крайней неэквивалентности обмена, в которой изъятие всех материальных ценностей идет безвозмездно, и для пущих гарантий невозвращения обобранных – сопровождается их уничтожением. При этом дегенерату недоступен даже самый простой и приблизительный расчет: что он отдает, что получает взамен, для чего ему то, что он получает, и что стало с теми, кто раньше соглашался на такую сделку. Гриппом можно переболеть много раз, отсечение головы — одноразовая процедура. Чем жестче становится в обмене неэквивалентность (нам – все, тебе – ничего), тем менее совместима ситуация с жизнью, с продолжением истории и бытия. Конвергированный с социализмом строй 70-х в США или Европе мог бы, пусть чихая и кашляя – тлеть столетиями, потому что в тех рамках, в которые были поставлены корпорации, он воспроизводил сам себя. Но частный собственник открыл для себя одну важную истину: если денег может быть бесконечно много, то лет жизни – нет, даже при наилучшей медицине. Хочешь успеть – успевай сейчас. Потом – суп с котом. Способность конвергированного послевоенного соцкапа сохранять историю и цивилизацию оказалась невостребованной у смертных смертопоклонников. А зачем нам замахиваться на многие века – если на наш век и так хватит? – подумали они, и перешли к ОДНОРАЗОВЫМ процедурам «экономического убийства» людей, стран и целых континентов, попутно и экосистемы планеты.
Как современная экономика базируется на невозобновляемых источниках топлива, так и западая экономика базируется на невозобновляемом социальном субстрате: он используется один раз (как Украина), после чего выбрасывается, загрязняя в роли токсичного отхода природные и антропогенные ландшафты. Человек, у которого можно отнять все, не предлагая взамен ничего – или очень запуганный человек, или совсем уж невменяемый. Такими мы и видим людей планеты, оказавшихся под «железной пятой» американской масонерии: или очень запуганными, или совсем сумасшедшими. Иногда и то, и другое, но чаще – психопатам страх неведом, равно как и собственные объективные интересы. Психопаты (что доказала Украина) – уже умом потусторонние, живут в придуманных мирах, где у них свои, придуманные, галлюциногенные страхи и выгоды, порождение психического расстройства, а не верифицированного расчета. Сухой, объективный итог этой пляски смерти весьма прозаичен, и до обидного прост. Повсюду, на всей планете – богатые становятся богаче, а бедные – беднее. Повсюду исчезает «средний класс» — порождение конвергентного соцкапа 50-70-х годов ХХ века. Причем это происходит параллельно, как внутри США, так и снаружи. Бедные нации, вроде африканских, обдираются все больше и больше, впадают совсем в безысходную нищету, но и внутри метрополии идут сходные процессы в гетто. Выжав рукоять на максимальную прибыль – глобалисты выжали ее и на максимальную жестокость. Чем дальше от эквивалентных обменов уходит человечество – тем глубже заходит оно в Зазеркалье психо-террористического ужаса, которое, судя по плодам его последних 20 лет – уже никак не совместимо с продолжением истории человечества и представляет более чем реальную угрозу для существования самого вида «человек разумный». Подвергая этот вид как экономическому, так и (что еще страшнее) психическому геноциду, производя невообразимых умственных и нравственных калек (вроде бандеровцев) в невообразимых количествах. Если будущее оставить за США – то это, в лучшем случае, будущее руин и мутантов на руинах. Причина же до обидного проста: чем больше краткосрочная, сиюминутная прибыль частных корпораций, тем непоправимее наносимый ее выдергиванием из общества ущерб. Предел, за которым всякая коммерческая операция становится одноразовой, и уже не может быть повторена в циклическом режиме, не сможет во второй раз (не говоря уж о десятках циклов) воспроизвести саму себя – Западом уже пройден» (Вазген Авагян, экономист, команда ЭиМ).
Причем неэквивалентный обмен вредит, как эксплуатируемым, так и эксплуататорам. Такой обмен хорошо работает только в краткосрочной перспективе, а в долгосрочной — от него ВСЕМ больше вреда, чем пользы, например, за счет той же инфляции, или по каким-то другим причинам. И в качестве доказательства истинности данного тезиса, автор предлагает Вашему вниманию статью Александра Роджерса — «Польша выбывает». «События развиваются в заложенной логике. Польша начинает депортировать обратно вна украинских беженцев. А это означает, что проект «Уния» провалился. Сейчас поясню. Продвигаемый американцами план «Уния» предполагал, что в какой-то момент конфликта польская армия заходит на территорию западной украины под предлогом «протектората». Дальше это почти неизбежно влечёт эскалацию, потому что с этой территории продолжается антироссийская деятельность, а через «нападение на страну НАТО» вовлекается весь альянс. Ну, примерно так это задумывалось… Ради этого Дуда неоднократно ездил в Киев к Зеленскому, они там обнимались/целовались/еще чем-то занимались. Ради этого в украинские законы вносились изменения, предусматривающие беспрецедентные права для поляков на территории украины. Ради этого польские политики старательно делали вид, что они забыли про Волынскую резню. Ради этого в достаточно ксенофобскую Польшу пустили свыше 3 миллионов украинских беженцев. И так далее. Но (!) для этого обязательным условием являются пропольские настроения жителей украины и проукраинские настроения большинства поляков. Потому что после унии должна происходить полонизация (ополячивание) украинцев на этой территории. А все. Украинцы массово орут про предательство Польши, поляки массово требуют депортации хохлов домой. Специально для дебилов, которые хрюкали в прошлый раз, что я преувеличиваю: «Это значительное число для Украины, потому что этих людей можно мобилизовать и укрепить ряды наших вооруженных сил, тем самым укрепив нашу оборону и безопасность», заявил представитель президента украины в Раде, член парламентского комитета по вопросам нацбезопасности, обороны и разведки Федор Вениславский. Вениславский пояснил, что прокуратура Украины может при помощи международных ордеров начать преследование украинских граждан за рубежом, многие из которых покинули страну нелегально. В польской полиции уточнили, что для экстрадиции уклонистов необходимо, чтобы украинская сторона выдала международный ордер на арест каждого из них (а она их обязательно выдаст). Польские СМИ пишут о том, что в ближайшее время на украину вернут около 80-90 тысяч мужчин призывного возраста (реально меньше, потому что часть попытается сбежать куда-то еще). А те, кто бежал от войны, но кого из безопасности вышвырнут на фронт, уже никогда не будут «пропольскими».
То есть длинная стратегия «унии» похоронена взамен на попытку получения краткосрочного результата в виде набора дополнительного пушечного мяса. — Мы требуем двадцать миллионов и вертолет! — Хрен вам! – Ну, хорошо, восемь тысяч и похмелиться. После такого не видать Польше «Сходних Кресов». А без (хотя бы обещания) Сходних Кресов невозможно втянуть поляков в полномасштабную войну. Нет мотивации. Чтобы поляки гоноровые, шляхтичи с хутора на болоте, матка их курва, умирали за какое-то холопское бидло? Вы шутите, причем шутите не смешно. И, соответственно, без амбициозных целей дальнейшее полномасштабное вмешательство поляков не имеет смысла. Можно констатировать, что Польша из уравнения вычеркивается. ИМХО такой обмен «минус Польша взамен на кучку низкомотивированного мяса» нас вполне устраивает» (Александр Роджерс). А вот Вам еще один пример доказательства неэффективности неэквивалентного обмена в долгосрочной перспективе – «Париж: «верните колониализм, иначе демократии не будет!» (Михаил Кунцев).
В ООН зазвонил телефон:
— Кто говорит?- Макрон!
— Что же случилось, Макрон?
— У меня отвалился Габон!
— Постой, но на прошлой неделе…
— Да! Меня отымели в Ниге́ре!
— Ничем мы не можем помочь, идите из Африки прочь.
Повесьте, пожалуйста, трубку… (Народное коллективное творчество). Демократия на грани фантастики: закончился срок, который новые власти революционно-освободительного Нигера дали Парижу, чтобы французские оккупационные войска (про которые многие вообще не знали, что они там есть – их там с 1961 года «ихтамнет») вышли из страны. Париж встал в позу, к большому огорчению своего МИД, который намекает, что ничего хорошего их там не ждет. Африка – это пороховая бочка, которая перегрелась за годы колонизации и грабежа и скоро взорвется. Глава французской дипломатической миссии больше не обладает положенными ему по статусу привилегиями и неприкосновенностью – сообщили в МВД Нигера. И добавили, что сейчас руководитель французского посольства и его супруга находятся в стране на незаконных основаниях. В Нигере расквартировано полторы тысячи французских военных. Они оснащены тяжелым вооружением. На авиационной базе в столице Ниамее стоят военные самолеты и ударные БПЛА. Это притом, что ФОРМАЛЬНО Нигер – давным-давно деколонизировался и суверенный! Еще тысяча французских бойцов располагаются в соседнем Чаде, откуда недавно вылетел военный самолет, нарушивший воздушное пространство Нигера. Накануне у французской военной базы в Ниамее собрался многотысячный митинг нигерийских граждан. У французского посольства также идут демонстрации, жители требуют от посла уматывать из страны. В руках у них плакаты: «Франция должна уйти». Но посол Сильвен Итте (на самом деле, наместник колонии) отказывается покидать страну и встречаться с людьми, взявшими власть в Нигере 9 августа. А президент Франции Эммануэль Макрон заявил, что аплодирует послу. Митингующие пригрозили взять здание дипмиссии штурмом, если посол Франции не уедет из страны. Это, в свою очередь, может дать Парижу повод на «ответные меры». Впрочем, современному Западу «поводы» давно не нужны! А запросят – на компьютере нарисуют, пробиркой потрясут, и довольно с вас! Министр иностранных дел Франции Катрин Колонна в интервью газете Monde заявила: Французские военные в Нигере из-за отсутствия кооперации с нигерийскими войсками фактически более не могут выполнять свою миссию. (Какую?! – ЭиМ). В то же время она выражает уверенность в возможности Итте продолжать свою работу в африканской стране. И ее заявление звучит, мягко скажем, опасно: Мы не обязаны подчиняться требованиям министра, не имеющего никакой легитимности ни для региональных стран, ни для Афросоюза, ни для ООН, ни для Франции. Это объясняет тот факт, что мы сохраняем нашего посла на посту. Мы уверены, что он в полной безопасности может противостоять давлению мятежников.
Тем временем напряжение продолжает нарастать. Газета Al Jazeera, ссылаясь на источники, сообщила: Военные подразделения Нигера направились к французской военной базе. И будут наблюдать за французскими военными, которые находятся там. Грубо говоря, не дадут им высунуть нос, если те решат пойти в атаку. Еще на прошлой неделе Макрон заявил, что Париж готов поддержать военную активность ЭКОВАС в Нигере. Многие эксперты склонны считать, что Франция на прямое столкновение не пойдет, а ограничится консультациями, разведывательной и авиационной поддержкой. А основная нагрузка по выполнению боевых задач ляжет на Нигерию, которая обладает самой большой (около 150 тысяч человек) и боеспособной армией среди стран ЭКОВАС. Так, во время вторжения Североатлантического альянса в Ливию в 2011 году Франция задействовала 4,5 тысячи военнослужащих. Но в основном это были представители воздушно-космических сил и ВМС. Исходя из вышесказанного можно предположить, что в территориальных водах Нигерии могут появиться до трех десантных кораблей типа Mistral и флагман ВМС Франции – авианосец «Шарль де Голль», который размещает до 30 истребителей Rafale-M. Также для ударов Париж может задействовать многоцелевую подводную лодку Suffren с крылатыми ракетами MdCN с дальностью полета до 1400 км. Это даст возможность французским военным наносить удары по целям в Ниамее из вод Гвинейского залива. Но… Положение французов в Нигере, как говорили в свое время, «хуже губернаторского». То есть нелепое и безвыходное, хотя как раз на выход их отправляют прямым текстом. Смысл пребывания французского посла в Ниамее после отзыва агремана (согласие одного государства на работу постоянного представителя другой страны) стремится к нулю – никаких полномочий в стране у него нет. Народ Нигера кричит: «Оккупанты, вон отсюда!». Но глава Франции включил режим «я в домике, ничего не вижу, пусть все рассосется как-нибудь само». Не рассосется. Позиция Пятой республики – не признавать свержение президента Базума и новое руководство Нигера. Какая прелесть! Коррумпированный Базум для Франции легитимный: «верните его, не признаем военное правительство». А как же Янукович и такая же ситуация в Незалежной? «Это другое, вы не понимаете». Говоря по-простому, фарш обратно в корову уже не провернуть. Если каким-то чудом французам удастся вернуть Базума на должность президента, это не поможет Парижу. Слишком велика ненависть нигерцев к Франции и Базуму. С этим уже ничего не поделать. Черный континент выходит из-под влияния Европы, в том числе, и потому, что Европа перестает быть ориентиром даже для Африки.
Без масштабного вторжения в Нигер военным Пятой республики придется уйти так же, как они ушли из Мали. И такое развитие событий лишь ускорит эффект домино, который последовательно разрушает влияние Парижа в его бывших африканских колониях. Очередным его этапом стал недавнее антиколониальное народное восстание в Габоне. Даже при успешном вводе войск ситуация чревата затяжным партизанским конфликтом. Но для Нигера не все потеряно. Важнейшую роль в противостоянии планам агрессоров может сыграть Алжир. Именно поэтому он столь активно наращивает дипломатические усилия по предотвращению большой войны. Его позиция может стать решающей. Так, Алжир выдвинул инициативу об установлении в Нигере переходного периода. Ожидается, что это займет шесть месяцев и будет осуществляться под контролем гражданской власти для урегулирования кризиса. Алжир готов выступить посредником дипломатического урегулирования конфликта. Это государство Северной Африки имеет огромное значение для формирования многополярного мира, поскольку сосредоточило в своих руках колоссальные запасы природного газа и крупные запасы нефти. Помимо этого, алжирцы – одни из основных покупателей русского оружия. Алжир – важный противовес экспансионистским потугам Франции на Африканском континенте» (Михаил Кунцев, обзор новостных лент для ЭиМ). Короче говоря, один экономический игрок может обмануть другого (без последствий для себя) только один раз. Каждый новый обман будет обязательно вызывать негативные последствия, которые, хочет того обманщик или нет, будут накапливаться. И, в конце концов, вся привычная для него «система обмана» непременно РУХНЕТ. Это понимают и сами игроки-обманщики, однако они успокаивают себя тем, что «на мой век хватит». Увы, в «переходные этапы» время бежит очень быстро, а потому, все подобные игроки на протяжении своей жизни успевают и «погреть руки», и «получить по шапке». Причем, определение: «получить по шапке» сегодня очень быстро трансформируется на более жесткие определения – вплоть до «физического уничтожения». Так что, правы китайцы, когда говорят своим недругам: «Что б Вам жить в эпоху перемен». И главным обманщиком в современном мире являются англосаксы (им-то сегодня больше всех и достанется «на орехи»). Вот что по этому поводу пишет А. Леонидов – «К пониманию жизни»: откуда берутся «псы руин». «(…) Когда, много позже, уже в СССР, меня спрашивали «компетентные органы» — «почему же так получилось», и все время «так получается», и что за тайну знают эти чертовы англосаксы, я старался изо всех сил передать слепок моей непростой и витиеватой жизни. Сомневаюсь, что успешно:
— Нельзя победить фашизм, взяв Берлин или Рим! – настаивал я – Победить фашизм можно, только взяв Лондон! Первоисточник мирового фашизма вовсе не Германия, не Италия или Испания, и не Япония с Сиамом! Первоисточник мирового фашизма – Англия, она сформулировала эту доктрину, которую другие нации получили только в переводе с английского оригинала! На почве совместной вооруженной борьбы у нас, как и в царской России, возникли опаснейшие иллюзии о «народах-братьях», о «братстве меча» с англосаксами. Но еще царские генералы предупреждали, что дружба с англосаксами страшнее даже войны с ними! Всякий, кто садится за стол переговоров с англосаксами, должен помнить, что сел за карточный стол против очень опытного шулера, с семью козырными тузами в манжете, и пытаться обыграть его – мягко говоря, наивно… — А при чем тут фашизм? — Капитализм порождает фашизм с неизбежностью, несмотря на то, что этого не хотим ни мы, ни капиталисты. — Они не хотят?! – изумлялся то один, то другой мой собеседник в Москве. — Да с чего бы им хотеть-то?! – изумлялся я в ответ — Капиталист ведь человек, и ничто человеческое ему не чуждо. Получить над головой своей террористическую диктатуру бесноватых горилл, которые ломают хребты человеческие об колено, и скармливают крокодилам тех, кто этим недоволен – сомнительное «счастье» и для капиталиста! Это не только эстетически гадко, но и просто, по-человечески, страшно: сегодня скормили крокодилам незнакомого тебе человека, а завтра так же вот скормят твоего близкого, или тебя самого! Нет, подавляющее большинство капиталистов, за исключением, может быть, совсем уж одержимых психопатов, такого отнюдь не жаждут! — Вы думаете? — Уверен! Хотите знать, о чем мечтает капиталист? Я вам скажу, я их хорошо знаю, вблизи наблюдал! Среднестатистический капиталист мечтает об эдакой мягкой, плюшевой, уютной, чинной и сугубо-правовой демократии. Ему там очень нравится. Но до известных пределов. — До каких? — До тех пор, пока все делают, чего он скажет, и молчат, пока он говорит. — Но откуда же тогда… — И с неизбежностью? – перехватил я недосказанную мысль в полете. – По-другому у них не получается. Хотят – а не получается. Капиталисты соглашаются с фашизмом только вынужденно, только когда их к этому вынуждают. А вынуждает их к этому их собственное множественное число. — Не очень понятно? — А по-моему очень даже просто! У слова «ножницы» нет единственного числа, а у слова «капиталист» — множественного. Если вы владеете Воловьими Лужками, а я хочу ими завладеть, то появляются два капиталиста, претендующих на одни и те же Воловьи Лужки… И что делать?! Понимаете, если человек при защите своей частной собственности самоубийственно попытается совместить богатство с добронравием…
Я тяжело вздохнул, вспомнив своего любимого тестя, камергера Званьева. Убитого за одну лишь вину: бесхребетную и мягкотелую неспособность защищать унаследованное. –…То собственность у него отберут. И будут рвать друг у друга из рук до тех пор, пока не найдется тот, кто станет ее защищать за собой любой ценой, ни на что не отвлекаясь и не оглядываясь… А когда собственность вот так люто оберегают – это и называется, одним словом: фашизм» (Дилогия «ПСЫ РУИН», издательство «День Литературы», Москва). Вот и получается, что развитие капитализма неизбежно приводит его к фашизму (чрезмерной жестокости по отношению к эксплуатируемым). А эксплуатируемые – такие же люди, что и эксплуататоры, и потому, они отвечают им ТЕМ ЖЕ! В результате чего и возникает «война всех против всех», которая на каком-то этапе перерастает в очередную мировую войну в «горячей фазе». Однако наш мир устроен таким образом, что «большинство в нем всегда право, даже когда оно неправо». А стало быть, результат любой такой войны всегда предначертан – эксплуататоры, причем, в любом случае, будут физически уничтожены эксплуатируемыми. После чего наступает «развилка» — небольшая часть победивших эксплуатируемых превращается в эксплуататоров, и все начинается по-новому. И если мы не хотим такого «повторения», нам необходимо заранее подумать об этом и «подстелить соломки». Чем, собственно, мы с Вами здесь и занимаемся.