И наконец, поговорим об идеальном государстве
«Правда социализма и неправда капитализма для христиан» (russkiy-malchik). «Правда социализма» виделась церковным авторам, прежде всего, в его непринятии «неправды капитализма». «Никогда еще в истории не проповедовалось и не проводилось в жизни такое безбожное, беспринципное служение золотому тельцу, низкая похоть и корысть, как ныне, и хотя мир не видал еще такой хозяйственной мощи, но к чему же она теперь привела? — писал С.Н. Булгаков. — К мировому пожару, к капиталистической войне всех против всех! Если по духовной природе своей капитализм в значительной мере является идолопоклонством, то по своему общественному значению для социальной жизни он покрыт преступлениями, и история капитала есть печальная, жуткая повесть о человеческой бессердечности и себялюбии. Одним словом, мы должны, не обинуясь, сказать, что социализм прав в своей критике капитализма, и в этом смысле надо прямо и решительно признать всю правду социализма». Однако «правда социализма», по мнению того же автор, была относительной: «Социализм верит вместе с капитализмом, что человеческое общество построится только на экономическом интересе, известным образом регулированном, и что иных сил не существует. Социализм разделяет с капитализмом неверие в духовную природу человека, и это несмотря на то, что он же предрекает для него такое радужное будущее». «Он сам с ног до головы пропитан ядом того самого капитализма, с которым борется духовно, он есть капитализм навыворот», — заключал Булгаков. О том же годы спустя писал и протопресвитер А. Шмеман: «Правда социализма в его ненависти к «наживе» как основному двигателю жизни. Неправда — в идее коллективной наживы, то есть в «материальности» конечной цели, в подчинении ей человека, в отрыве его от вечности. <…> Христос учил не тому, что мир есть коллективная собственность, а тому, что он, мир, — Божий». Протоиерей Е.П. Аквилонов видел одну из причин успеха социалистической пропаганды в том, что богатые люди, «вопреки естественному и божественному законам», стали забывать о своем долге по отношению к бедным. «Вот вам, хотя и неоправдываемое нравственно, однако понятное психологически происхождение «социальной ереси», — заключал священник. Митрополит Владимир (Богоявленский) также отмечал, что критику социалистами установившегося в Российской империи социально-экономического порядка во многом приходилось признать справедливой. «Вопиющую несоразмерность между богатыми и бедными видит каждый, кто хочет видеть, и только все притупляющей силе привычки можно приписать то, что христианство терпит в своей среде такие явления, — отмечал владыка, придерживавшийся отнюдь не левых, а правоконсервативных взглядов.
— В самом деле, может ли не возмущаться христианское чувство человеческого достоинства и чувство братской любви при виде принижения человека до положения раба и даже до положения вьючного животного? Да — это тяжелое и грустное явление, что в христианском мире возможна такая несообразность. Здесь нельзя не сказать: «это не так, это должно быть иначе». В связи с этим, обращаясь к пастырям Церкви, владыка призывал их не ограничиваться огульной критикой социализма, а прежде тщательно разобраться, что есть в этом учении «ложного и что справедливого». В противном случае, предупреждал он, доверие простого, страждущего народа к Церкви и духовенству будет только падать, и искать своих заступников он будет не в церковной ограде, а за ее пределами. Содержащиеся в статьях и брошюрах, написанных церковными авторами для простого народа, утверждения о незыблемости частной собственности, об уважении к богатству, о необходимости неимущим терпеть свое положение и призывы к бережливости к тем, кому нечего сберегать, считал митрополит Владимир, были абсолютно недостаточны, так как приводили лишь к усилению позиций социалистов. По словам владыки, там, где во время Первой российской революции социал-демократы захватывали церковные кафедры и с них обращались к клиру и народу, они «большей частью держали проповедь на те места Священного Писания, на ту главу послания апостола Иакова, где бичуются грехи богачей и защищаются права бедняков. <…> Резюмируя, митрополит Владимир приводил следующие слова «одного из служителей Церкви»: «Когда присматриваешься к тому, что вокруг нас происходит, то стыдно становится за наше современное христианство. В то время как такие даже безбожные люди, как социал-демократы, требуют улучшения быта бедных, обездоленных, меньших братий наших, у нас, в христианском обществе, находятся еще люди, которые подвергают сомнению, можно ли и должно ли содействовать осуществлению этих требований. Еще стыднее становится за Церковь, которая видит, какая непроходимая пропасть образовывается между богатыми и бедными, и как первые беспощадно попирают права последних — и, однако, молчит, боясь открыть уста свои против сильных и своим молчанием как бы одобряет эту несправедливость». Протоирей И.И. Восторгов, ближайший сподвижник и помощник митрополита Владимира (Богоявленского) в деле миссии среди рабочего класса Москвы, написавший целый ряд статей, в которых обличал социалистическое учение и, так же как московский владыка, принадлежавший к правому, черносотенному лагерю, тоже признавал наличие в социализме «доли правды», «немало доброго и желательного». Однако, по словам священника, «в этой видимой правде и привлекательности заключается страшная опасность ложного учения», поэтому «относительно социализма во всех его различных учениях можно с полной справедливостью сказать, что он великую ложь преподносит людям, завернутую в малую правду; больше того, он дает смертельный яд в позолоченной и сладкой пилюле.
О людях, исповедующих такое учение, можно сказать словами апостола: они содержат истину в неправде». Богослов и библеист И.И. Галахов, посвятивший в своей брошюре вопросу, касающемуся «правды социализма», целый раздел, отмечал, что помимо заблуждений в социализме содержится и правда, «с которой должен согласиться всякий исповедующий учение Господа Иисуса Христа». Обличая несправедливость установившихся капиталистических отношений, напоминавших притчу о богатом и Лазаре, пастырь указывал, что социализм прав, когда протестует против превращения бедняков в орудие капиталистического производства. Говоря о таком положении вещей, когда они, пребывая в бедственном положении, нещадно эксплуатируются ради сверхнаживы других, священник писал: «Не нужно удивляться тому, если явилось сознание, что так жить нельзя, что пора свергнуть кумир Молоха, пожирающий человеческие жизни, пора положить предел власти чудовища — капитала. В капиталистическом строе достоинство человека определяется не тем, что он есть, умом, характером, добрыми качествами души, а тем, что у него есть. Общество ценит в человеке собственность, капитал, средства, известное положение, а самого человека не ценит и не видит… Никогда еще не было такого поклонения хамству, как в капиталистическом обществе, никогда прежде нельзя было всего купить за деньги. Социализм хочет освободить личность от гнета вещей и предметов, дать человеку возможность обнаружить свое действительное внутреннее содержание, свои силы и качества — и в этом правда социализма». «Правду социализма» священник видел и в том, что тот, так же как и христианство, установил труд в качестве источника права на жизнь и стремится к правильному разделению труда на пользу общества. «Мы… очень мало придавали значения проблеме насущного хлеба и считали ниже своего христианского достоинства заниматься решением таких вопросов, как земных, случайных и временных. В социализме в этом отношении что-то приоткрывается. В его конечном итоге есть какая-то правда, может быть, не вся и не всецело, но, во всяком случае, большая доля правды… Великая и в то же время христиански элементарная правда социализма в том уже одном, что он учит людей перестать властвовать над людьми посредством капитала, перестать владеть чужими вещами, перестать быть капиталистом и буржуа — и сделаться человеком». Поэтому, полагал пастырь, христианину «в известном смысле нельзя не быть социалистом», правда, делал он важную оговорку лишь в части, в которой социализм говорит «только о хлебе насущном».
О сильных сторонах социализма писал и епископ Андрей (Ухтомский). Посвятив критике социализма целый ряд статей и публичных выступлений, владыка также указывал на причины живучести этой идеологии. С одной стороны, признавал он, социалисты «сильны нашей слабостью»: «Они сильны нашей ленью и бездельем… Одним словом, они грехами нашими кормятся, как о подобных людях говорит Библия. Сильные стороны социализма, на которые указывали церковные публицисты, старавшиеся противодействовать этому идейно-политическому учению, заставляли их искать более эффективные способы для борьбы с ним. Как отмечал митрополит Владимир (Богоявленский), Церковь «не должна нападать на то, что есть в этом социал-демократическом движении справедливого и основательного», так как «протестовать против правды и истины она никогда, ни при каких обстоятельствах не может». Она не должна считать стремление низших сословий к улучшению своего тяжелого быта «дерзостью и беззаконием», но ее обязанность заключить эти справедливые желания в надлежащие рамки и направить борьбу за их осуществление на законный путь. «Устраняя и подавляя в этом движении все противное Богу, все вредное и преступное (например, насилие, забастовки, экспроприация, посягательство на чужую собственность), мы в то же время не должны осуждать справедливые желания и домогательства рабочих», — писал архипастырь. На то же обращал внимание и протоиерей Е.П. Аквилонов, указывавший противникам левых, что «по совести» необходимо согласиться с тем, что такие вопросы, как развитие рабочих профессиональных союзов, совершенствование фабричного законодательства, о гарантированном воскресном отдыхе, о помощи нуждающимся, действительно требуют неотложного решения, и они не должны отдаваться на откуп социалистам. Епископ Андрей (Ухтомский), протестовавший против «социализма брюха», но приветствовавший «социализм духа», видел главный способ ослабления атеистического и материалистического социализма в возрождении в Церкви соборного начала и приходской активности, так как православный приход, считал он, при правильной его организации содержит все необходимое для того, чтобы «утолить жажду правды» и реализовать на практике все лучшее, что есть в социализме». Отчасти эти идеи пытался воплотить в жизнь архимандрит Виталий (Максименко), осуждавший социализм как идеологию и политическую практику, но при этом широко использовавший методы социальной работы с населением, чтобы вырвать местных крестьян из-под влияния социалистов.
«Если бы мы, христиане, не только в мыслях и словах, но и на деле, в жизни всегда были верными и ревностными последователям закона любви христианской, никакие другие учения, помимо христианства и вопреки ему мечтающие устроить общественное благо, не только бы не могли иметь между нами никакой силы, но не имели бы даже повода к своему появлению. Если бы в обществах современных, как выше объяснено, существовал истинно социальный — христианский дух любви, взаимного участия и деятельной помощи, не мог бы иметь тогда никакой силы, не мог бы и распространяться в христианских обществах никакой другой фальшивый и вредный социализм», — справедливо заключал протоиерей А.М. Иванцов-Платонов. «Правы социалисты в своем протесте против экономического закрепощения человеческой личности, но жестоко заблуждаются, когда желают устроить мир помимо Бога и против Бога», — вторил ему И.В. Лелюхин. Из книги «Православная церковь и социализм». Вторая половина XIX — XX век» (https://russkiy-malchik.livejo…). Социализм закончился, однако куда идти дальше, никто не знает. Более того, об этом не знают и те страны, которые остались после распад СССР и всей социалистической системы – социалистическими. Например, в Китае — «В преддверии «нового дивного мира». Цифровой погост» (Vladimir Kouprin). «В.К. На портале «Сталинград», небольшую заметку об этом ноу-хау, под общим заглавием «Деньги и жизнь» назвали «Китайский стартап». Однако, это не китайский, а общемировой стартап, реализуемый уже довольно давно и практически по всему миру. В том числе и в России, под ни о чем не говорящей для большинства граждан, но пропагандистски ободряющей вывеской «цифровой экономики», следствия чего уже невозможно скрыть никакой пропагандой. И это к слову о той утопической формуле «контроль+свобода», которую я разбирал в прошлой своей публикации. Истинная алгебраическая любовь к человечеству — непременно бесчеловечна, и непременный признак истины — ее жестокость. Этот заголовок взят из романа Е. Замятина «Мы», который будет и дальше цитироваться в данной заметке, так как прекрасно отражает происходящее сейчас в мире.
Из-за нехватки земли на кладбищах Пекин переходит на цифровые захоронения. Теперь прах помещают в отсек, похожий на сейфовую ячейку в банке, а вместо надгробия устанавливают электронные экраны с фотографиями и видеозаписями умершего. Это позволяет экономить землю на кладбище и снизить затраты на похороны. На площади в 20 кв.м. вместо 6 традиционных могил можно разместить целых 150 ячеек. Средняя стоимость цифровых похорон на одном из кладбищ в Пекине составляет примерно 56 тысяч юаней (около $4300), что составляет примерно треть от затрат на обычные похороны. Сплошная выгода, особенно если сделать следующий шаг и размещать такие цифровые могилы в многоэтажных зданиях. Вообще, если задуматься, цифровой мир близкого будущего впечатляет. Сразу после рождения человек получает номер (или становится нумером), который будет нести всю свою жизнь, причем его цифровой образ будет более важен, чем он сам. Ведь именно цифровой образ является всем средоточием информации о человеке, его родственниках, друзьях, здоровье, поведении, достижениях и проступках. Когда наступит нужный момент, образ по команде искусственного «интеллекта» отправит человека на цифровое кладбище. Цикл завершен. Именно цифровой образ будет определять, что человеку можно, а что нельзя из-за того, что его социальный кредитный рейтинг не дотягивает до нужной величины. Но ведь такого же не будет. «Каждое утро, с шестиколесной точностью, в один и тот же час и в одну и ту же минуту мы, миллионы, встаем как один. В один и тот же час единомиллионно начинаем работу – единомиллионно кончаем. И, сливаясь в единое, миллионорукое тело, в одну и ту же, назначенную Скрижалью, секунду, мы подносим ложки ко рту и в одну и ту же секунду выходим на прогулку и идем в аудиториум, в зал Тэйлоровских экзерсисов, отходим ко сну…». Если же кто-то все-таки позволит себе высказать хоть что-то, несоответствующее генеральной линии, а в дальнейшем вообще допустить хоть какую-то подобную мысль, то он может быть легко подвергнут цифровому забвению – современной форме остракизма, полностью или частично исключающей его из всей финансово-экономической и социальной жизни дивного мира Новой Швабии. Он становится изгоем, обреченным на ликвидацию. По сути человек уже близкого оцифрованного будущего перестает быть человеком разумным, а должен стать нумером, исполняющим предписанную кем-то или чем-то вроде искусственного «интеллекта» функцию. Он будет избавлен от сомнений и вопросов. «Там вас — вылечат, там вас до отвала накормят сдобным счастьем, и вы, сытые, будете мирно дремать, организованно, в такт, похрапывая, — разве вы не слышите этой великой симфонии храпа?
Смешные, вас хотят освободить от извивающихся, как черви, мучительно грызущих, как черви, вопросительных знаков». Для этого нужно совсем немного. «Свобода и преступление так же неразрывно связаны между собой, как… ну, как движение аэро и его скорость: скорость аэро = 0, и он не движется; свобода человека = 0, и он не совершает преступлений. Это ясно. Единственное средство избавить человека от преступлений — это избавить его от свободы». Именно по этому пути идут сейчас современные цифровизаторы под руководством Всемирного экономического форума и стоящими за ним мировыми «элитами». Несмотря на их силу и практические неограниченные ресурсы, у меня нет сомнений, что это им не удастся, и мне хотелось бы закончить эту заметку цитатой из того же романа Е. Замятина: «Я уверен, что мы победим. Потому что разум должен победить» (https://t.me/lezhavamoney/2111). Автор этого сайта согласен с данным мнением, однако победить должен не разум, а единая и неразделимая друг от друга сцепка «разум – подсознание — Вера». «Чистый же разум» — это Сатана, и нам с ним не по пути. Что же касается коммунистов, то им для построения «идеального государства», действительно, не хватило именно разума. И главной причиной этого послужили ошибки Маркса и Энгельса в разработанной ими теории, которую коммунисты воспринимали, как «истину в последней инстанции». Вот что по этому поводу пишет Матвейчев – «ЛГБТ-ленинизм». Православные коммунисты — всегда звучит, как гетеросексуальные геи. Радикальная левая идеология, которой является марксизм-ленинизм, всегда боролась и борется с традиционными ценностями и религиями. Так что, сегодняшний фрейдомарксизм с его активной борьбой за привилегии геев, лесбиянок и трансов — логичное развитие идей Маркса и Ленина. Молодой Советский союз стоял по главе (гомо)сексуальной революции. В Российской Империи гомосексуализм был вне закона, ибо Россия была страной христианской и законы ее мерялись по национальным интересам и библейским заповедям. После революции большевики отменили все царское законодательство, включая закон о мужеложестве. На конгрессе «Института сексуальных наук», проходившем в Копенгагене в 1928 году, СССР был объявлен образцом сексуальной терпимости. В книге американского историка Дана Хили «Гомосексуальное влечение в революционной России», со ссылкой на очевидцев, приводятся случаи однополых свадеб матросов Балтийского флота в начале двадцатых годов. Ключевой же прецедент случился в 1922-м. Жительница Ленинграда подделала документы и, выдавая себя за мужчину, зарегистрировала брак с другой женщиной. Фальсификация раскрылась, и лесбиянок отдали под суд, обвиняя в «противоестественной связи». В суде, тем не менее, их оправдали, после чего наркомат юстиции выдал постановление считать этот брак законным. Женщины продолжили жить вместе и даже усыновили ребенка.
Также, в советской же России с 1917 по 1933 годы достаточно свободно практиковался гражданский однополый брак. Ленин и Троцкий стремились создать нового советского человека, для чего они хотел уничтожить все прежние нравственные нормы, включая сексуальные. В 1911 году Ленин получил от революционера Льва Троцкого письмо следующего содержания: «Несомненно, сексуальное угнетение есть главное средство порабощения человека… Семья, как буржуазный институт, полностью себя изжила». Ленин отвечал ему: «Не только семья… даже запрет на однополую любовь должен быть снят». Важную роль в большевистском движении играла также Александра Коллонтай, которая стала позднее народным комиссаром общественного призрения и советским послом сначала в Норвегии, а потом в Швеции. Она сосредоточила свое внимание на теме сексуальности и призывала к полной свободе: к легализации абортов и превращению брака в формальность (ее концепция предполагала, что развестись должно быть проще, чем заключить брак). Она требовала полностью разрешить аборты, которые ограничивают «свободу» женщин. Кроме того она прославилась как автор теории «стакана воды»: сексуальный контакт, по ее мнению, должен был стать максимально простым и ни к чему не обязывающим действием, которое не ведет ни к каким обязательствам, и которым можно заниматься с кем угодно, когда угодно и как угодно. Советская власть, созданная Лениным после революции, считала семью пережитком прошлого. Были упрощены требования для брака и развода. Также предлагалось создание «коллективных семей»: совместное проживание 10 — 12 мужчин и женщин. Поскольку дети были непригодны для труда, после рождения их сразу же отдавали в интернат. Свернуть эту большевицкую ЛГБТ-революцию в СССР удалось лишь при Сталине. Тому есть несколько причин. Во-первых, среди первобольшевиков было много геев и извращенцев, так как, многие из них были выходцами из нацменской богемной среды, где все это было популярно, а не пролетариями и крестьянами. А, когда, в 1937 году первобольшивиков Сталин проредил репрессиями, их место в партии и власти заняли уже молодые русские уроженцы села и глубинной России, которые принесли с собой патриархальные убеждения, включая гомофобию. Россию от гомосеков спасла определенная русификации партии и правительства. Во-вторых, сам Сталин был намного консервативнее своих соратников, плюс он готовился к большей войне с капиталистами, для которой ему была нужна хорошая демография. Ради нее он свернул ЛГБТ-реформы Ленина-Троцкого, ввел запрет на аборты и вернул наказание за мужеложество. Впрочем, Каиновы семена, подорвавшие фертильность русского народа, были уже посеяны» (https://matveychev-oleg.livejo…).
Понятное дело, что СВОБОДА для любого человека – это всегда ХОРОШО, но лишь ограниченная. Безграничная свобода характерна лишь для животного мира, в котором «кто смел, тот и съел». Но и там она является ограниченной в рамках какого-то одного стада или стаи (общества). И это понятно, ибо «свобода одного индивидуума всегда ограничена свободой всех других индивидуумов», и наоборот. Другими словами, СВОБОДА устроена так, что она сама же себя и ограничивает. Налицо наличие отрицательной обратной связи (ООС), при которой изменение выходного сигнала системы приводит к такому изменению входного сигнала, которое противодействует первоначальному изменению. Иными словами, ООС — это такое обратное влияние выхода системы на вход, которое уменьшает действие входного сигнала на систему и делает систему более устойчивой к изменению параметров. А потому, ЧЕМ БОЛЬШЕ СВОБОДЫ, ТЕМ ЕЕ МЕНЬШЕ. Увы и ах, но этого не понимали ни Маркс с Энгельсом, ни наши отечественные коммунисты (кроме Сталина). Однако и Сталин ее понимал не совсем верно, считая, что ЧЕМ МЕНЬШЕ СВОБОДЫ, ТЕМ ЕЕ БОЛЬШЕ. А между тем, с точки зрения логики, тезис – это утверждение, которое нуждается в доказательстве, антитезис – утверждение, противоположное тезису и обычно используемое в доказательстве от противного. В сущности, любая теория или концепция представляют собой тезис (или систему тезисов) и совокупность доказывающих его аргументов. Поэтому иногда понятие тезиса используется как синоним понятия «теория», а иногда – в качестве некоего основополагающего принципа. Различие в логическом и диалектическом понимании тезиса и антитезиса состоит в следующем: Логический антитезис является «чистым» отрицанием тезиса и не несет никакого положительного содержания, в то время как диалектический антитезис не просто отрицает тезис, но и содержит в себе некое утверждение, которое, объединяясь с утверждением тезиса, порождает содержание объединительного суждения – синтеза. Например, если имеется тезис: «человек – существо духовное», то его логическим антитезисом будет суждение: «человек не является существом духовным», а диалектическим: «человек – существо физическое». Согласно логическому закону исключенного третьего, если тезис истинен, то антитезис ложен, и наоборот. Согласно диалектическому закону отрицания отрицания, истиной тезиса и антитезиса является их синтез: «человек – существо духовное и физическое». В нашем конкретном случае: ЛЮБАЯ СВОБОДА ОБЛАДАЕТ ООС. А потому, увеличивая или ограничивая свободу, нужно всегда помнить об этом. А коммунисты, то резко «отпускали все гайки», то, наоборот, «резко их затягивали», не понимая, что напрямую такое их воздействие на общество никогда не сработает. По тому же пути пошли и нынешние «либерасты», а потому, и результаты схожи. Откуда можно заключить, что и Советский социализм, и нынешний либерализм – это тупиковые пути развития общества.
А в качестве объединяющей силы, по крайней мере, у нас в России, может выступать лишь ОБЩИННОСТЬ, причем, и по родовому признаку, и по производственному, и по месту проживания. А что такое общинность? Это ОГРАНИЧЕННАЯ СВОБОДА, ОТНОСИТЕЛЬНОЕ РАВЕНСТВО (и то, и другое можно выразить одной фразой: чем больше обязанностей и ответственности за их исполнение, тем больше и прав). И БЕЗГРАНИЧНОЕ БРАТСТВО (чем больше «Любви к ближнему», тем лучше). А не «Свобода, Равенство и Братство» без определения этих терминов. Кстати, Википедия трактует общину, как традиционную форму социальной организации общества. Так что, можно добавить в приведенное выше определение общинности еще и СОЦИАЛЬНЫЕ ТРАДИЦИИ. Вот и получается, что общинность – это ограниченная Свобода, относительное Равенство, социальные Традиции и безграничное Братство. Второй Силой, которая может объединить русских, является СПРАВЕДЛИВОСТЬ, точнее одинаковое толкование данного термина. Согласно Википедии, справедливость — это понятие о должном, содержащее в себе требование соответствия деяния и воздаяния. В частности, соответствия прав и обязанностей, труда и вознаграждения, заслуг и их признания, преступления и наказания, соответствия роли различных социальных слоев, групп и индивидов в жизни общества и их социального положения в нем. В экономической науке — требование равенства граждан в распределении ограниченного ресурса. Отсутствие должного соответствия между этими сущностями оценивается как несправедливость. Уже с Античности философы поняли, что справедливость касается всех сфер нашей жизни, как общественных и важных вроде системы правосудия и гражданских прав, так и повседневных (кто сегодня платит за пир с Платоном?). А потому и назвали ее самой главной добродетелью, подчиняющей себе три другие — мудрость, мужество и умеренность, — которым должны следовать не только отдельные люди, но и государства. «По-моему, кроме тех свойств нашего государства, которые мы рассмотрели, — его рассудительности, мужества и разумности — в нем остается еще то, что дает возможность присутствия их там и сохранения. И мы утверждали, что остаток, после того как мы нашли эти три свойства, и будет справедливостью» (Платон, «Государство»). В любом случае, главным вопросом справедливости является «распределение ограниченного ресурса». «Мы делили апельсин. Много нас, а он один»: как поступить справедливо? Вариант первый: делим апельсин поровну: даем всем одинаковое количество долек и не паримся философскими вопросами. Такое решение кажется легким и понятным, его часто применяют и для решения более сложных вопросов: все люди равны, а потому пусть всем все достается одинаково. Такая справедливость руководствуется принципом равенства, которого мы придерживаемся в вопросах гражданских прав: например, когда утверждаем, что женщины равны мужчинам.
Что не так? Хотя принцип равенства отлично действует в некоторых случаях (например, в борьбе против расовой и прочей дискриминации), он сталкивается со множеством проблем в других ситуациях. Например, когда мы задаемся вопросом, а нужно ли нам экономическое равенство или стоит ли платить всем одинаковую зарплату. Где в таком мире место для индивидуальности и развития? Следование принципу равенства может привести к «уравниловке», в которой не учитывается, что у меня может быть аллергия на апельсины и лучше бы мне дали вместо этого пару лишних яблок. Вариант второй: отдаем апельсин тем, кто заслужил. Поделить апельсин справедливо можно, подсчитав усилия тех, кто работал, чтобы его вырастить. Больше долек — тому, кто поливал его каждый день, меньше — тому, кто ухаживал за деревом всего пару раз в неделю. Такая справедливость руководствуется принципом заслуг (desert-based principle): приложивший больше усилий должен получать больше тех, кто ничего не делал. Например, зарплаты зависят от этого принципа: тот, кто имеет больший опыт работы и занимается более сложным трудом, получает больше денег, чем те, кто выполняет неквалифицированную работу. Это кажется нам вполне справедливым. Что не так? Проблемы этого типа справедливости начинаются, когда он сталкивается с реальным миром, где уже существует неравенство: мне может не повезти, и я могу родиться в холодном климате, где попросту не растут апельсиновые деревья, или мои родители не смогли обеспечить мне достойное образование по апельсинологии, а потому я не получил хорошую работу. К тому же философы, которые поддерживают справедливость, основанную на заслугах, спорят между собой, как эти самые заслуги измерять. Например, британский философ Дэвид Миллер предлагает распределять блага по вкладу, который работники внесли в общий продукт. Апельсин следует отдать непосредственно тому садовнику, кто занимался тем самым деревом, с которого этот апельсин сорвали. С ним не соглашается современный польский философ Войцех Садурски, который, наоборот, считает, что усилия важнее результата. А потому нам не нужно знать, кто вырастил конкретно это дерево, важнее понять, кто больше всех работал в апельсиновом саду — ему-то и достанется большая часть апельсинового урожая. Современный австралийский философ Джулиан Ламонт спорит с обеими позициями и предлагает давать больше апельсинов тому, кто больше всех потратился на апельсиновый сад — необязательно в денежном эквиваленте. Можно измерить, например, кто потратил больше времени или даже здоровья, и наградить его соответственно.
Вариант третий: помогаем нуждающимся. Еще один вариант поступить справедливо — дать больше апельсиновых долек тому, кто в них нуждается. И совершенно неважно, как много он работал. Такая справедливость основывается на принципе нужды (need-based), и к ней часто обращаются, когда пытаются решить проблемы голода и бедности. Мы хотим помогать страждущим, и кажется справедливым, что если кому-то не хватает еды или доступа к образованию, то мы пытаемся эту нехватку восполнить. Что не так? Проблема, на которую натыкается этот тип справедливости, — это критерий нужды. Все люди разные, и всем нужны разные вещи в разном количестве. Кто-то нуждается в свежей еде, а кто-то — в автомобиле последней модели. Если измерить их нужду, вполне можно обнаружить, что второму автомобиль будет-таки нужнее и сделает его более счастливым, чем первого — еда. Значит ли это, что справедливее будет потратиться на автомобиль, а не на еду? С похожей проблемой сталкивается и утилитаризм — философская теория, которая считает справедливым все то, что ведет к максимизации всеобщего счастья. Как измерить нужду? И как измерить счастье? Если мой сосед Петя будет счастливее, чем я, когда получит больше апельсинов, утилитаристы их ему и отдадут. Таким образом, философия утилитаризма допускает страдание, если оно ведет к счастью для большинства. Но так ли это справедливо — заставлять меньшинство страдать ради благополучия части общества, пускай и большей? Очевидно, что справедливой дележкой апельсинов может стать такой способ, который учитывает все варианты, перечисленные выше, в определенных пропорциях. Таким образом, справедливость — это общее понятие о должном, содержащее в себе (в определенных пропорциях) принцип равенства, принцип заслуг, принцип нужды и принцип соответствия деяния и воздаяния. Идеальное же государство, по крайней мере, в России, можно построить только тогда, когда его строители опираются в своей работе на общинность и справедливость. Более того, построенное «идеальное государство» можно будет бесконечно улучшать, изменяя оптимальные пропорции различных принципов. Ведь, как ни крути, а «меняются времена, меняются и люди».