Поговорим об англосаксах
И поможет нам в этом Николай Выхин, точнее, отрывок из его книги «ИСТОКИ И СМЫСЛ АНГЛИЙСКОГО ФАШИЗМА». «Если мы посмотрим на карту, то увидим, что английский остров – напоминает «блоху на собаке», нечто на Евразии и над Евразией. Геополитически остров расположен так, что он не может быть для Евразии «своим», но не может быть и «чужим». Сама география обрекает ТАК расположенный остров быть спутником, «Луной» для куда более массивного, богатого и обладающего куда лучшим климатом земного тела. Впоследствии англосаксы будут копировать таких «блох континента»: Гибралтар, Сингапур, Гонконг и т.п. То есть нечто, не являющееся ни органичной частью большой сущности, ни чужеродно-посторонним для нее. Аналог в мире животных – паразит, который и не орган, и не другое животное. В чем экономический смысл действий геополитического паразита? В том, чтобы получать с большого материка к себе на маленький остров все ценное на условиях, как можно более выгодных. Приведу пример: вы покупаете крахмал (с чего бы мне это вздумалось?). Купить крахмал за 100 рублей кило выгоднее, чем за 150. Это ведь и ребенок понимает! А за 50 рублей выгоднее, чем за 100? Вопрос риторический! А за 30 рублей – выгоднее, чем за 50? Опять же, поспорить с вполне понятным, общечеловеческим желанием получить более выгодные условия обмена – трудно (мягко говоря). Ну не хочу я брать крахмал за 100 рублей, если имею возможность взять вполовину дешевле! Не желаю! Но возникает интересный вопрос: ПОЧЕМУ контрагент делает мне такую скидку?! Почему у всех крахмал по 100, а у него вдруг 50? Может, он технологии передовые внедрил, резко снизил себестоимость продукта – тогда хорошо. А может быть, он в беде, с ним что-то случилось, вынуждающее распродавать свое имущество по дешевке. И тут я как раз нарисовался – как говорят в народе «чужой бедой воспользовался», «на чужом горбу в рай поехал». Геополитический паразит, остров, устраивает на континенте-доноре всяческие несчастья, безобразия, фигурально выражаясь, «поджигает склады», чтобы погреть руки на пожаре. Если так делать на континенте – то огонь может и твой дом сожрать. Но если так делать с острова, отгороженного широким морским каналом, то огонь не того… Не перекидывается… Понимаете мою мысль? Многовековая стратегия Англии, а затем США – отсиживаться за морем, когда в мире полыхают пожарища. Дотошные экономисты подсчитали, какие колоссальные барыши дает такое отсиживание (в деловом смысле очень активное) – потому что партнеры в условиях войн, революций, катастроф, смут – становятся очень покладистыми и принимают самые выгодные для другой стороны контракта условия. Такие – какие никогда бы себе в ущерб не приняли, если бы увереннее себя чувствовали, и не находились бы на краю могилы.
Само собой разумеется, что островное положение, тем более не удаленное, в форме «клеща континента» провоцирует на формирование талассократии (власти моря), а не теллурократии (власти земли). Главная особенность талласократии – мобильность, подвижность, возможность «сесть на корабль и уплыть», равно как и наоборот: вдруг приплыть, возникнув как бы из ниоткуда, в весьма отдаленной точке, где вас никто не ждал. Суша держится на крепостях, и формирует «комплекс коменданта» крепости, вместе с «крепостным правом», основанном на земельной реальности. Море формирует «комплекс капитана» — то есть хозяина жизни сверхмобильного, «нынче здесь, завтра там», человека в плохом смысле свободного, потому что связь коменданта с монархом, несравнимо мощнее, чем связь монарха с капитаном в дальнем плавании, в неведомых краях. Если для теллурократий стадия монархии необходима, то талассократии могут ее полностью или частично обойти. Именно поэтому ВСЕ античные или средневековые города-республики базируются не на земледелии, а на морской торговле, что объединяет такие непохожие и далекие друг от друга города, как финикийские Тир или Карфаген, Венеция, Новгород и т.п. В некоторых талассократиях монархии вовсе не было, в других (как в Англии) – она носит ублюдочный, недоделанный характер, представляет нам некий продукт коррупции и криминала, недокоролевскую «странную» власть. Это когда король, вроде как, помазан – но лично ты от него свободен. Поскольку трон есть, но ты свободен – начинаются сложнейшие коррупционные схемы взаимного влияния и лоббирования. «Просто приказать», как русский царь – английский король не может, уже с XII века. Ему нужно как-то заинтересовать, «подмаслить» подданного-исполнителя его замыслов. Дать взятку за сотрудничество – часто в прямом и буквальном смысле слова: наемники получали деньги, зарабатывая на королевских войнах, и часть добычи при мародерстве в занятых королевскими войсками местах. Судьба античной и раннефеодальной Англии весьма печальна. Европа рассматривала этот северный (для Европы) остров примерно как мы Колыму или иное Заполярье, т.е. как гиблое место для ссылки преступников. Континент обладал очевидно-превосходными климатом, урожайностью по сравнению с «островом неудачников». Это с самых первых веков истории вырабатывало в жителях Англии комплекс неполноценности, ощущение собственной ущербности, второсортности. Далекая, холодная, неудобная для жизни и отсталая провинция – такой видели остров в Римской Империи, а затем в раннем Средневековье.
Англия считалась местом, в котором никто не захочет жить по собственной воле – только по нужде. Как это всегда бывает, комплекс неполноценности населения острова породил сперва повышенные ненависть и жестокость в отношениях между людьми, а потом и всегдашнего спутника комплекса неполноценности – манию величия. Ущербные люди мечтают отомстить полноценным – и эта мечта отомстить процветающему континенту стала с веками основой «национальной идеи» англоязычного мира. И до нормандского завоевания Англии общество в ней было – относительно современных ему европейских аналогов – изуверским (например, куда шире было распространено рабство). С завоеванием Англии нормандцами мы получаем ПЕРВЫЙ ОБРАЗЕЦ ФАШИСТСКОГО ГОСУДАРСТВА в истории мирового фашизма. То, что получилось у Вильгельма-Завоевателя, не было, разумеется, капитализмом (для капитализма слишком рано), но не было и классическим феодализмом. Если и можно говорить о феодальных отношениях в Англии после прихода Вильгельма, то только как об очень и очень «специфических». В сущности, нормандцы построили в Англии именно то (даже в деталях), о чем мечтал в ХХ-м веке Гитлер на завоеванных Германией землях. Причем Гитлер никогда не скрывал, что образец для подражания его – британская колониальная империя, и ее методы колонизации. Но для самой этой Империи образцом послужила колонизация собственно Англии нормандцами. Что же получилось у норманцев и их предводителя Вильгельма? Собственно-английский феодализм был уничтожен и выкорчеван под корень. Власть нормандцев в Англии опиралась, главным образом, на военную силу народа-завоевателя против порабощенного (и гораздо более многочисленного) народа-раба. Эксплуатация носила ярко выраженный национальный характер, а не сословный (как бывает при феодализме). Уже в декабре 1066 г. началось перераспределение земель в пользу нормандских рыцарей, которое после «Опустошения Севера» 1069-1070 гг. приобрело всеобщий характер. К 1080-м годам коренная англосаксонская знать была полностью уничтожена как социальный слой (за единичными исключениями) и замещена нормандцами-завоевателями. Полностью изменился характер земельных держаний, который потерял классические феодальные черты. Вся страна покрылась сетью королевских или баронских мощнейших укреплений, рассматривавших как главного врага население собственной округи, национально чуждое завоевателям, прячущимся в мощнейших крепостях.
Ряд областей Англии (Херефордшир, Чешир, Шропшир, Кент, Суссекс) были организован как военизированные территории, отвечающие за оборону границ. Особое значение в этой связи имели Чеширская и Шропширская марки, созданные Гуго д’Авраншем и Роджером де Монтгомери на границе с Уэльсом. Для гитлеровцев они служили примером при организации «рейхскомиссариатов» на завоеванных территориях (типа рейхскомиссариата «Украина» и т.п.). Захватив Англию, Вильгельм разделил ее территорию на около 60 тысяч земельных ленов, разделив их между своими ветеранами-сослуживцами. Специфика распределения земельных владений в Англии после завоевания заключалась в том, что практически все новые бароны получали земли отдельными участками, разбросанными по стране, которые, за редким исключением, не образовывали компактных территорий. Эта особенность колониальной организации земельной собственности нормандской Англии не позволила возникнуть феодальным княжествам по типу французских или немецких, что сыграло огромную роль в последующей истории становления английского фашизма, в котором угнетателем выступало не сословие, а господствующая нация-военный победитель. Завоевание создало «расу господ» — рыцарей и баронов нормандского происхождения. Новая знать была обязана своим положением завоеванию. Главными из обязанностей «нации господ» были военная служба, участие три раза в год в Большом королевском совете, а также замещение различных должностей в системе государственного управления (прежде всего шерифов). После завоевания и уничтожения англосаксонской традиции обширных эрлств роль шерифов (гауляйтеров) резко усилилась: они превратились в ключевой элемент королевской администрации на местах, а по своим владениям и социальному статусу не уступали англо-нормандским графам. В отношении организации центральной администрации завоеванной страны король Вильгельм сосредоточил всю власть в руках «королевской курии», которая представляла собой собрание наиболее близких королю баронов и должностных лиц. Курия стала центральным элементом королевской администрации, хотя ее заседания часто носили неформальный характер. Для приведения традиционных норм обложения в соответствие с современным состоянием хозяйства и новой системой земельных держаний в 1086 году была проведена всеобщая оценка земель, чьи результаты были представлены в «Книге Страшного суда». В социальном плане нормандское завоевание привело к уничтожению англосаксонской военно-служилой знати (тэнов) и формированию нового господствующего слоя правящей элиты фашистского образца (первый такой опыт в Европе). На смену полунезависимым традиционным феодалам англосаксонской эпохи пришли «гауляйтеры» оккупированных земель, нормандские бароны.
Европейская линия закрепощения крестьянства была подменена на формирование народа-раба: налогом облагались и лично свободные англосаксы, что превращало свободную ранее общину в крепостную. Возникновение социальной системы, основанной на земельном держании, которое обуславливается исполнением держателем строго определенных обязанностей военного характера, чей объем зависел не от размера участка, а от соглашения с вожаком всей стаи завоевателей, является безусловной новацией нормандского завоевания. Ярко выраженный военный характер земельных держаний также стал одним из главных последствий нормандского завоевания. Об этом свидетельствует проведение всеобщей переписи земельных владений, результаты которой вошли в Книгу Страшного суда, беспрецедентного и абсолютно невозможного в феодальных европейских государствах предприятия. Новая государственная система достаточно быстро приобрела высокую степень специализации и формирования функциональных органов управления, таких как Палата шахматной доски, Казначейство, канцелярия и другие. Древнеанглийский язык был вытеснен из сферы управления, а языком администрации и общения господствующих социальных слоев стал нормандский диалект французского языка. Англо-нормандский диалект господствовал в стране около трехсот лет, и оказал большое влияние на формирование современного английского языка. Вильгельм Завоеватель, связавший личной унией Английское королевство с герцогством Нормандия, стал могущественным правителем Северо-Западной Европы, полностью изменив баланс сил в этом регионе. На много веков вперед нормандское завоевание Англии и становление протофашизма в качестве господствующего строя (имеющего куда больше аналогов с гитлеровскими оккупационными планами, чем с классическим феодализмом) предопределило облик и менталитет «острова неудачников». Они и раньше воспринимались как окраина Европы и отребье европейской культуры, теперь же они стали всем народом еще и юридически рабами нации-господина. Для фашистского режима совершенно не подходит римское право, даже в его языческой версии, не говоря уж о кодификации Юстиниана, поставившего римские технологии судопроизводства на службу христианской идеологии. В римском праве преступление рассматривается как факт, действие. В альтернативной (и ныне действующей!) английской правовой системе преступление – не факт, а оценочное понятие. Один и тот же факт, ничуть не меняясь сам в себе, может быть истолкован уполномоченным оценщиком как преступление, или пустяк, или подвиг, потому что английское право не предусматривает кодификации поступков.
Кратко говоря: не важно, что было, а важно, что об этом сказал уполномоченный оценщик (который, как верховный суд в США и сегодня ничуть не стесняется фактами, противоположно оценивая одни и те же события). Нам, воспитанным на римском праве, трудно понять, почему Косово можно отделять от Югославии, а Крым от Украины нет, почему Чехословакия легко и без крови делится на Чехию и Словакию, а Грузия – неделима в вердиктах американских судов (а Судан делим, и это приветствуется ими). Но нужно осознать коренное отличие английского права от римского! Римское устанавливает факты объективной реальности, английское устанавливает мнение уполномоченного оценщика. В первом случае никого не волнует чье-то мнение, во втором – какие-то факты. Свободу можно понимать двояко: 1) Как личную защищенность правилами (правовая свобода, действует закон, и он меня защищает на единых со всеми другими людьми основаниях). 2) Как личную инициативу в формулировании правил поведения (то есть вольницу, отсутствие закона, бандитизм и атаманщину). Для человека из раннего средневековья правовая культура, правосознание были не только чужды, но и вообще неизвестны, непостижимы. У человека в кровавом месиве средних веков было две защиты: монарх или собственноручно. Защищаясь собственноручно – не избежать самоуправства, линчеваний. Потому правосознание формировалось через единственно-возможные для него зачаточные формы: через монархизм. Или – не формировалось. Корни шокирующего нас сегодня ПРАВОВОГО НИГИЛИЗМА АНГЛОСАКСОВ, их удивительно циничного отношения к писаному праву, к договорам и законам, к духу и букве юридического текста – лежат очень глубоко. Правосознания у запредельно криминализированных (в течение ряда поколений) англосаксов нет – потому что ему неоткуда было взяться. Ведь свободу они понимали в том единственном смысле, в каком средневековый человек мог ее понять – как самоуправство и вольницу, по образному выражению американцев – «власть вооруженных мужчин» (наиболее раннее и наиболее честное определение демократии в США). Важным актом на пути становления КРИМИНАЛЬНОГО СТРОЯ в Англии, перехвата мафией власти у правоохранителей, с подчинением последних власти уголовных «авторитетов», когда государственная власть стала обслуживать криминал – т.н. «Великая хартия вольностей» 1215 года. Ее выдал баронам (то есть атаманам вооруженных банд) король Англии Иоанн Безземельный (с характерным именем он вошел в историю!) и главной ее целью было соблюдение прав и привилегий баронства, ограничение власти и зоны ответственности королевской администрации.
Ряд статей Хартии содержал правила, целью которых было ограничение королевской власти путем введения в политическую систему страны особых государственных органов — общего совета королевства и комитета двадцати пяти баронов, обладавшего полномочиями предпринимать действия по принуждению короля к восстановлению нарушенных вольностей феодальной атаманщины. Много позже, в период подготовки и проведения фашистского путча Кромвеля (т.н. Английской революции) Хартия приобрела значение символа политической свободы. Она воспринималась, как знамя борьбы криминальных авторитетов против королевской власти и неприкосновенности вождей банд королевскому суду. Красивые слова, которые много веков демагоги говорят в адрес «Великой Хартии вольностей» — не имеют никакого отношения к реальности. Реальный аналог «ВХВ» — «ельцинизм», который в 90-е годы освободил криминал от преследования государственной властью, отдал всю власть олигархам, магнатам, сделал остатки госуправления запредельно коррумпированными и попросту продажными. Ельцин, разумеется, не оригинален, он просто попытался привить на русской почве идеи ВХВ, чего, собственно, никогда не скрывал, как и его сподвижники. Все, что у нас случилось в 90-е годы ХХ века, в Англии началось в XIII веке, когда королевскую власть сделали условной, и через то заставили искать систему «сдержек и противовесов» заигрывая и заискивая с криминальными вожаками, с олигархами на местах. Так рождалось специфически-английское отношение к закону – как удобному инструменту для произвола крупных частных собственников, попросту богатых людей. Если для дикаря закона нет вообще (он чего вздумалось – то и сделал), если Хаммурапи или Моисей понимают под словом «закон» скрижаль завета, неизменный камень небесного происхождения, для которого человек, покорный богам, служитель – то… Англосаксы стали видеть в законе не камень, но бумагу. Нечто гибридное между совсем беззаконием и правовым строем. Грубее говоря, для бедных закон есть, а для богатых его нет. При этом сохранился даже принцип равенства всех перед законом – то есть любой может обойти закон, если ему на это денег хватит. Любое требование бумажного закона должно быть либо выполнено, либо выкуплено. Закон и деньги в английской традиции взаимозаменяемы. Закон есть – если нет денег. Закона нет – если деньги есть. Право, как и булка, может быть съедено после покупки, но – реализованное без денег – ведет на виселицу, за воровство.
В понимании цивилизации Закон существует сам по себе, независимо от практики. Закон может быть соблюден или нарушен, но при этом он остается самим собой. Если закон нарушен, то мы фиксируем нарушение. Если большинство не поддерживает закона – мы говорим о порочности этого большинства. Главная черта закона в цивилизации – его неизменность. По той простой причине, что если законы все время менять – это ничем уже не будет отличаться от произвола. «Великая Хартия Вольностей» закладывала в английском обществе основы КРИМИНАЛЬНОГО СТРОЯ, с присущим ему правовым нигилизмом, демагогией и лицемерием, двуличием, с приоритетом формы над содержанием, а выгоды, частного интереса – даже и над формальностью. Английские бароны, укоротив руки своему королю, наловчились законы все время переделывать под себя, и при этом не соблюдать даже таковых, когда времени на процедуры изменения закона ситуация не отпускает. Именно поэтому во все последующие века британская демагогия о законности и правах так легко монтировалась (и монтируется) с работорговлей, опиумными войнами, грабежом колоний, и т.п. Причем британская корона не только не пыталась пресечь эту явь беззакония, но и вовлекалась в нее в качестве пайщика, акционера, получая свою долю от грабежей и мошенничества частных компаний-банд, говоря современным языком, «крышуя» их. Это и рождает наше взаимное непонимание. — Мы изумляемся, видя, как цинично англосаксы вертят законом. — Англосаксы изумляются, что мы этому изумляемся. Они не могут понять, чего мы от них хотим. Для них за много веков стало очевидно, что воля живого хозяина важнее воли мертвого, и потому им странно, когда волю действующего хозяина пытаются оспорить, тыча в какую-то книжечку, называя оную «кодексом». В понимании англосакса книжечка написана в определенных условиях, под определенную выгоду, конъюнктура изменилась, книжечка устарела, зачем в нее тыкать?! Кратко говоря, британская субкультура «трактования» законов позволяет повернуть их в любую сторону, и находится в руках самых богатых членов общества. Как они трактовали норму, так ее и следует понимать. Потому никого в Англии не удивляет, что вчера за содомию топили с камнем на шее, а сегодня за нее ордена на шею вешают. У мертвых хозяев в прошлом была их воля, но воля живых, нынешних – важнее ее.
Правосознание, правовая культура не возникает из пустоты! Истории хорошо известна динамика ее становления. Вначале рабство всех у монарха, уравнивающее всех перед лицом одного, конкретного человека. Затем, по мере развития духовной культуры, персоналия монарха в сознании изымается и заменяется абстрактными нормами права. И все снова одинаково рабы – но уже не у монарха, а у закона, которому обязаны рабски следовать, не отклоняясь от его предписаний. Но в Англии, как и вообще в талассократиях, ничего такого не было. Там очень рано возник культ свободы личности, предполагающий, что личность не раба закона, а его… госпожа?! Получается, да! То есть не она служит закону, а закон у нее на побегушках, проституируя себя, всякий раз выворачивается к выгоде данной, свободной личности. Для развития континентальной, римской культуры права в Англии изначально не было ни условий, ни почвы, ни настроений. Там возникла своя псевдоправовая субкультура, известная в теории права как «английское право», решительно и последовательно, и официально противопоставившая себя римскому праву. Очень способствовало созданию субкультуры «права по вызову», проституированию идеи права нормандское завоевания Англии, в которых норманны вели себя в полном соответствии с доктриной «нации господ» и «сверхчеловеков», позднее поднятой на знамена Гитлером. Но и без норманнов талассократия (власть морей и капитанов судов) весьма склонна проституировать право. Смысл подмены в то, что англосакс делает, чего ему нужно, и называет это как ему выгодно. Вместо того, чтобы зафиксировать свое беззаконие – он нагло называет его «новым законом», таким образом, не себя организует в соответствии с нормами права, а нормы права – в соответствии с собой» (Николай Выхин, команда ЭиМ). Ну а теперь вернемся в настоящее — «Медведев и Трамп. Два бывших дали интервью. Одно форма, другое содержание. Но оба не случайны!» (ДМИТРИЙ МАТВЕЕВ). «Буквально друг за другом вышли в свет два интервью. Главными героями которых стали бывшие президенты. Трамп предпочел дебатам в эфире Fox News компанию бывшего ведущего этого канала и самого популярного ведущего в США Такера Карлсона. Бывший российский президент Дмитрий Медведев побеседовал с не особо известными журналистами РТ и Тасс. Не так часто делюсь рекомендациями. Но это точно стоит послушать! Любопытно, что в некоторой схожести (в обоих случаях бывшие президенты, остающиеся в центре внимания) это две совершенно разных истории. В одной (как и принято в США) важна форма. В другом, как принято в России — содержание. Поделюсь своим взглядом на два этих интервью, каждое из которых по своему, но предвосхищают и в некотором роде сигнализируют о грядущих изменениях. Истинным насаждением для меня является и эстетика в организации таких интервью. С точки зрения производства контента. Но это уже личное.
В соответствии с хронологией выхода начну с первого. Поскольку внутриамериканские дела нас интересовать особо не должны, не стану заострять внимание на содержании. Тем более что оно и не имеет большого значения. Трамп не сказал ничего принципиально нового. За исключением, пожалуй, первого вопроса. Ответ на который перекликается и с нашей политической системой. Такер спросил почему Дональд отказался от участия в дебатах. На что бывший и, возможно, будущий президент США ответил, что не видит смысла дискутировать и отвечать на реплики оппонентов чей рейтинг находится на том уровне, когда сама претензия на участие в выборах вызывает сомнения. Тогда как у самого Трампа он в среднем выше 50%. Дело в том, что неучастие в дебатах — один из упреков из уст так называемой «несистемной оппозиции» в адрес российского президента. Конечно, подаваемый под «своим соусом» (боится острых тем и т.д.). Можно сказать, что Трамп ответил за обоих, хотя положение у них, конечно, сильно различается. На днях в шутку Трамп уже грозился уехать в Россию к Путину. Представил себе эту ситуацию. Не знаю, где бы нашлось применение одному из героев фильма «Один дома 2», но уверен: он бы точно не стал отсиживаться на дачке под Ростовом. Но вернемся к «форме». Больше 255 млн. просмотров набрало это интервью за первые несколько часов и только на страничке самого Такера. Что является новым абсолютным рекордом и совершенно недостижимой цифрой для любого самого популярного телеканала. Собрать такую аудиторию у экранов это просто невозможно! (возможно, Китай и Индия исключение). Многие назвали это концом традиционных СМИ. И это важно, потому, что именно они (СМИ) на протяжении многих лет определяли общественное мнение и «политическую погоду». Являясь основным инструментом в руках политических сил. Общество устало от всей этой неестественности. Но не только в этом дело. Собственно, даже наш нынешний президент стал таковым в результате очень успешной медиакомпания. Другое дело, что организовавшие ее ожидали иного эффекта. Трамп хотя и представляет республиканцев, все же не является классическим «системным» кандидатом от партии. И не имей он той популярности, конечно, республиканцы бы давно от него открестились. По сути, мы становимся свидетелями формирования совершенно новой политической системы США. Слома прежних устоев, прежних механизмов и «правил игры». Вся история Трампа — сплошные исключения из правил. И это разговор не про то хороший он для нас или плохой. Это про фундаментальный перелом внутри самих США, где имена и фамилии уже не имеют решающей роли, но именно они двигают этот процесс.
Не знаю что там сейчас с акциями компании Маска. Но, похоже, он снова ухитрился попасть в цель. В этом смысле особенно символично, что «внесистемный», но самый популярный кандидат пришел на интервью к самому популярному, но изгнанному из эфира ТВ канала (где имел наибольшие среди всех в США рейтинги, собирая у экрана более 4 млн. зрителей). И все это на площадке соцсети «Х» (бывший Твиттер) владеет которой Илон Макс. Человек прямо скажем неординарный и отчебучивающий много таково, что сложно представить в современных Соединенных штатах. Кстати, одна из последних новостей связанная с ним гласит о том, что он намерен подать иск против фонда Джорджа Сороса. Одного из известных представителей того самого мирового «дипстейт». Если это не переломный момент, то, что тогда? Если Такер и Трамп беседовали у потушенного камина. То Анатолич, по всей видимости, принял журналистов в одном из своих шато с панорамными окнами на ухоженный садик. Дмитрий Анатольевич Медведев в своем интервью сказал, что раскол в США может привести страну и к более драматичным последствиям. И все же интервью это было больше о другом. И, если в случае с Трампом большее значение имеет форма. То в случае с Медведевым все внимание к содержанию. Есть разные формы ведения интервью. В зависимости от личности и роли ведущего. В данном случае было важно осветить вполне конкретные темы. Тема приурочена к годовщине признания независимости Абхазии и Южной Осетии. Тот конфликт является прообразом или «пробным шаром» того, что в последствии устроили в другой бывшей советской республике. «Первый блин комом» получился для Запада. А вот Россия сумела вынести из этого вполне позитивный опыт. Медведев юрист и с этой точки зрения смотрит на многие вещи. А вопрос правоприменения и субъектности в таких деликатных вопросах играет особую роль. Например, он пояснил, что для создания нового государства важен факт его признания кем-то. Неважно кто и сколько. Устав ни как это не регламентирует. А ведь у нас хватает любителей порассуждать на тему, кто признал или не признал. Опыт Южной Осетии и Абхазии не уникален по своей сути. В мире есть несколько схожих регионов. Будь это Северный Кипр или то же Косово. Да и вообще территория бывшей Югославии. Это важно с точки зрения прецедентного права.
И, если «Запад» говорит: это незаконно, это ставит вопрос и по другим территориям. Несмотря на многолетний конфликт в регионе. Ведь события 2008 года случились не на пустом месте. С того времени там не слышны звуки оружия и протекает достаточно спокойная жизнь. Что круто контрастирует с теми многочисленными регионами, где к конфликту прямо или косвенно имеет отношение США. Все это сказано не случайно и имеет явную отсылку к событиям вероятного будущего той территории на которой сегодня разгорелся мощный конфликт. Имеющий экзистенциальное значение и для России, и для Запада. Хотя здесь у нас это признается открыто. А вот там стараются сделать вид, что их это не касается. Любопытна и тема судьбы бывшего грузинского президента. С которым часто проводят параллели между ним и нынешним «команданте». Эпитеты и характеристику личности я опущу. Это не столь важно. Куда важнее три тезиса. Первый. Эта судьба человека. То во что он превратился без непосредственного участия России. Можно сказать: не пришлось даже марать руки. В этом смысле вопрос о будущем трибунале для Михайло очевидно предполагает отношение российской власти к потенциальному трибуналу в отношении понятно кого. Медведев говорит: став изгоем и осужденным собственным народом, что может быть большим наказанием? Если проецировать на соседей: пусть сами вершат судьбу своего пока еще «лидера». Если, конечно, такая возможность будет представлена. Тезис третий касается ответственности. Безусловно, во всех этих процессах принимают участие разные люди. Внутри и на внешних контурах. Советники и советчики. Но конечное решение принимает президент. С него и спрос. Спасибо всем, кто дочитал до конца!» (ДМИТРИЙ МАТВЕЕВ). Как видите, с одной стороны, налицо продолжение «старых добрых Британских традиций», заложенных еще, Бог весть, когда, а с другой, их полное неприятие со стороны России. Англосаксы очень любят называть все страны Западного мира – правовыми государствами. Однако фокус в том, что с точки зрения России и других не западных стран, ПРАВА у них, как никогда не было, так и теперь нет, ибо все действующие там законы можно трактовать, только так, как «захочется властвующему в настоящий момент джентльмену». А потому, законы вроде и есть, но на самом деле их НЕТ, есть лишь исторические примеры, которыми можно воспользоваться, а можно и нет. А «на вкус и цвет, как известно, приятелей нет». Из чего следует только один вывод – англосаксы всегда были и остаются недоговороспособными субъектами, а стало быть, ВРАГАМИ ВСЕГО ОСТАЛЬНОГО ЧЕЛОВЕЧЕСТВА, так как все мы живем на одной планете, и интересы у всех общие. А врагом для любого человека становится каждый недоговороспособный субъект, попавший в зону его интересов.