Парадигма большого пространства
Продолжение статьи Петра Акопова — «Крепость Россия» будет больше России». «Исторически Россия — например, в границах середины XIX века — уже обладала «большим пространством». При Николае I мы располагались на трех континентах, от Варшавы до Калифорнии, и это была не колониальная империя, а естественно расширявшееся пространство русской цивилизации. Но оно было настолько огромным, что мы не поспевали за его освоением. А начавшаяся во второй половине XIX века глобализация и растущая конкуренция со стороны западных держав (в первую очередь англосаксонских) привели к тому, что мы сначала продали Калифорнию и Аляску, а потом дважды за последнее столетие погружались в смуту, при выходе из которой восстанавливали лишь часть нашего «большого пространства». Исключением стал период 1945-1989 годов, когда мы сначала установили контроль над Восточной Европой (а в 1950-е еще и находились в союзе с Китаем), а потом построили целую систему стран «социалистической ориентации» в Азии и Африке, но растеряли все это в ходе перестройки. Сейчас Россия восстановила свои внутренние силы, однако ни нынешние границы, ни менее чем 150-миллионное население нашей страны не дают нам возможности говорить о «большом пространстве». Не только потому, что в русской истории оно было куда большим, но и потому, что для строительства нового миропорядка требуются большие силы. Естественно, Россия не может построить его в одиночку, но для полноценного участия в строительстве нам нужны другие силы. Какие? Обычно экономисты говорят о необходимости наличия рынка минимум в 300 миллионов человек, хотя некоторые поднимают цифру и до 500 миллионов. Но понятно, что дело не просто в численности населения. Нигерию уже сейчас населяют 220 миллионов, к середине века будет почти вдвое больше, но это не означает, что она станет империей, играющей глобальную роль, или хотя бы займет место среди тех, кто действительно определяет правила игры. Количество населения, то есть объем рынка, — это лишь один из показателей наряду с творческим духом народа, территорией, природными ресурсами и прочим. У России есть огромная территория и все необходимые природные богатства, но именно поэтому численность населения имеет для нас важнейшее значение. Без достаточного населения мы не сможем, как минимум, освоить, а как максимум удержать даже нынешние земли — удержать не столько в военном, сколько в цивилизационном плане: произойдет постепенное замещение русского народа на его исторической территории.
То есть нам в любом случае нужно не просто вылезать из демографической ямы — нам необходим настоящий прорыв в демографии: большие семьи с минимум тремя детьми должны стать нормой. Но быстро это в любом случае не сделаешь, в идеальном варианте это вопрос двух-трех десятилетий. А строить-восстанавливать империю нужно сейчас: мир вошел в стадию глобального переформатирования, и опоздавший проиграет. Если бы у нас сейчас было 300 миллионов населения и перспективы роста до 500, мы могли бы считать даже нынешнюю Россию «большим пространством» и использовать автаркию как рецепт для укрепления империи. Но у нас другая ситуация, и нам нужно обрести «большое пространство» в краткосрочной перспективе. Где его взять? Ответ лежит на поверхности: это бывшее постсоветское пространство. Собственно говоря, Владимир Путин всегда и исходил именно из этого, все его усилия по строительству Евразийского экономического сообщества и были направлены на воссоздание исторического «большого пространства». Но реальные процессы по его собиранию начались во второй половине нулевых годов, а Запад к тому времени уже посчитал постсоветское пространство своим и не был готов оставить его в орбите России. В первую очередь речь шла об Украине, перетягивание которой и привело к нынешнему конфликту. Сейчас ЕврАзЭС насчитывает под 190 миллионов населения, а с учетом сближающегося с ним Узбекистана будет 220. После того как Россия вернет в свою орбиту Украину (то, что от нее останется), в Евразийском союзе будет уже четверть миллиарда — это достаточно для основы «большого пространства». Для «большого пространства» необходимо не просто цивилизационное, историческое, экономическое единство или тяготение — для него необходимы и созревшие исторические условия. Сейчас как раз такой момент: англосаксонская модель глобализации провалилась, и мир начинает расходиться по своим квартирам. Но не национальным, а региональным и цивилизационным. В течение пары десятилетий сложится новая модель баланса сил в мире, в которой все будут определять до десяти крупных держав-цивилизаций и региональных блоков. Китай, ЕС, Индия, США, АСЕАН (организация стран Юго-Восточной Азии), Сообщество стран Латинской Америки и Карибского бассейна, Африканский союз, Лига арабских государств — и в этом же ряду Россия с Евразийским союзом. Да, мы окажемся там самыми маленькими по населению (следующими за нами с конца будут США), но в качестве лидера «большого пространства» у нас будет больше возможностей, чем просто у государства-цивилизации. А такие ведь тоже сохранятся и будут иметь влияние на мировой баланс сил: Турция, Иран, Япония…
При этом «большое пространство» России будет обладать потенциалом как к росту (например, за счет Восточной Европы — ее нахождение в Евросоюзе далеко не вечно), так и к плотному союзу с отдельными сильными игроками. Тот же Иран и даже Турция вполне могут стать очень близкими партнерами Евразийского союза, что усилит позиции России при формировании нового миропорядка. А как же с закрытием «большого пространства», как же с протекционизмом и прочими мерами по формированию единого рынка и общей экономики развития? Все это необходимо и неизбежно, но только после того, как это самое «большое пространство» будет сформировано физически. То есть на земле, в том числе и путем военных побед. Действующая глобальная финансово-торговая система (англосаксонская по рождению и управлению) все равно уже вступила в стадию фрагментации и развала — основные не западные мировые игроки (в первую очередь Китай и исламский мир) уже сделали ставку на ее ликвидацию через вытеснение и замену новыми механизмами. Да, продвижение новых механизмов и инструментов в торговле и финансах будет идти медленнее, чем хотелось бы, но они все равно придут. России нужно одновременно и строить свои (в том числе в партнерстве с такими потенциальными участниками расширенного «большого пространства», как Иран), и участвовать в глобальных не западных проектах (китайских и исламских). Но самое главное — возвращать физический контроль над западной частью русского мира. Только после завершения этого процесса можно будет начать практическое обсуждение вариантов и форм автаркии — иначе, закрывая дверь, мы оставим за ней часть даже не большого, а своего коренного пространства» (https://ria.ru/20230819/rossiy…). Как видите, уважаемый читатель, главной парадигмой такого подхода к истории России от Петра Акопова является парадигма «большого пространства». Возникает вопрос: «А можно ли сделать какие-нибудь выводы, не опираясь на ту или иную парадигму?». Ответу на этот вопрос посвящена статья Ю.В. Карякина — «О возможности апарадигмальной науки». «1. Что означает «научное познание»? Придание глаголу «познавать» (в традиционном интуитивно-бытовом употреблении его) специфического оттенка «научно» познавать, полезно подкрепить неким обоснованием в форме раскрытия смысла науки. При попытке раскрыть смысловое содержание актуального термина мы располагаем двумя приемами: обзором сложившейся практики употребления термина и обращением к толкованиям этимологической направленности. Ценность первого позволяет нам «держаться наплаву» в потоке эволюционирующей лингвистики, а обращение к корням этого процесса гарантирует некую устойчивую целостность нашего развивающегося миропонимания. Не вредно упомянуть, что пара названных противоположностей (актуальная ситуация и происхождение термина) являет в статусе частного случая закон двойственности как причину развития мира, да и движения вообще.
Смысл науки, как представляется, лежит на поверхности и заключается в познании чего-либо, но в отличие от «познания вообще», как-то иначе, по- научному. Обратимся к нашей двойственной процедуре раскрытия смысла термина «наука». Первый прием акцентирует содержание термина в форме дистанцирования от прочих специфических вариантов познания, как-то обыденного, религиозного и т.п. Этимологический путь толкования обращает нас к истории праславянской культуры, к зарождению образования на основе овладения грамотой и изучения различных текстов. Итак, с одной стороны мы умеем отличать научное познание от других форм познавательной деятельности, а с другой – осмысливаем содержание научного познания опосредованным другой формой деятельности – обучением, научением. Устраивает ли такое положение? Нет, ибо совокупность внешних отличительных признаков вкупе с указанием некоего посредника происхождения термина не приближают нас к раскрытию сути научного познания. В поиске иного способа раскрытия сути научного познания обратимся к импульсу, формирующему взгляд на познание изнутри. Что такое познание? – Это деятельность индивида, обладающая определенной внутренней структурой. Структура включает ряд элементов: субъект, объект, предмет, внешние условия, процедура, продукт. Конструктивное указание всего лишь первой тройки элементов названного ряда представляет значимый шаг к осознанию сути познания. Ключом в этой тройке является предмет познания, извлекаемый из «объекта» через проявление актуальной потребности, в нашем случае – одного из аспектов рассмотрения объекта, – познавательного аспекта. Суть научного познания проявляется через указание предмета деятельности, предмета познания. Следует особо отметить, что указание на предмет должно специфически проявлять его, но не описанием внешних признаков, как зачастую бывает, а достаточно конструктивно, так, чтобы предмет проявлялся не только в автономии, но и встроенным в целостную картину мира. Испытанным способом такого определения предмета деятельности является онтогенезное определение понятия, включающее три атрибутивных признака: указание родовой принадлежности и видовых отличий и перечня генетических признаков. 2. Легитимность и парадигмальность, как соотносятся? В практике создания и прочтения текстов научной направленности полезно не пренебрегать понятиями легитимность и парадигмальность как критериями, способствующими оценке текста степенью пригодности или непригодности к построению диалога, поскольку такой пригодностью или непригодностью можно оправдать или отвергнуть его порождение. Легитимность, что это? Легитимность как характеристика излагаемых текстом суждений из позиции признания их законности, соответствующей неким принятым соглашениям и понятиям, есть условие приятия суждений определенным кругом читателей. Согласен или несогласен читатель с авторскими суждениями при чтении текста научного содержания, зависит от неявно обозначаемого множества факторов, но интегральный параметр, отражающий пригодность текста к порождению диалога, может быть выражен качественной оценкой в форме «согласен-несогласен».
Так от чего же зависит согласие или несогласие читателя научного текста с его автором? Другими словами: чем, каким критерием можно охарактеризовать концептуально-легитимную готовность читателя к пониманию авторского текста? В смысловой структуре текста актуально присутствуют два вида конструктивных элементов: понятия и законы. В практике научной коммуникации интуитивно полагается, что автор и потенциальный читатель владеют если не идентичными, то условно близкими множествами этих элементов. Частные отклонения от идентичности при сопоставлении авторских и читательских составов множеств являют как раз наличие подходящих условий для развития диалогового режима научной коммуникации. Критичными являются крайние точки: полное совпадение множеств делает текст для читателя комфортным, а пустое множество общих элементов – непонятным. В чем заключается полезность обращения к понятию «легитимность» в теме актуализации технологии построения научных диалогов в форме текстовых публикаций? Легитимность как установка на создание научного текста, ориентированного на приятие текста читателем определенного образовательного уровня выступает в статусе неявного соглашения между автором и потенциальным читателем и служит развитию культуры научных коммуникаций. По отношению к тексту в целом легитимность есть его внутренняя характеристика и в соответствии с законом двойственности соотносится с некой внешней характеристикой его. Что же это за характеристика? Парадигмальность, как внешняя характеристика научного текста есть неявное обязательство автора не выходить из границ представления актуальной темы, обозначенных определенной парадигмой. Парадигма актуальной темы, это ее концептуальное толкование, в котором зафиксировано современное авторское видение, модель рассматриваемого фрагмента мира или мира в целом. Пара противоположностей «легитимность-парадигмальность» своим взаимодействием являют механизм встраивания содержания научного текста в некую модель целостного научного видения мироустройства. 3. О смысле диалога. Что такое диалог? Это коммуникативный механизм, исполнитель воли Творца. Диалогу предписана задача претворять в развивающемся мире действенность принципа единства. Диалогизируют все части мира, обладающие автономией, диалогизируют в разных формах. Мы обращаемся к научному диалогу в форме текста. Научный текст обладает автономией, порождаемой авторским проявлением собственного образа мира на некой избранной тематике. Научный текст обладает специфическими коммуникационными элементами.
Это уже упомянутые парадигмальность и легитимность. Парадигмальность ответственна за встраивание фрагмента авторского образа мира в его целостную картину, а легитимность ориентирована на моделирование автономных фрагментов мира от авторского научного миропонимания. В процессе диалога могут изменяться элементы образа мира читателя в результате взаимодействия с авторским образом мира. 4. О построении диалога. Гарантирован ли диалог в процессе чтения научного текста? Практика показывает – нет, не гарантирован! Каковы условия осуществления диалога? Видимо, их можно выявить, анализируя структуру научного текста. Какие информационные автономии присутствуют, проявляются в теле научного текста? Назовем их: знания, понятия, законы и испытаем каждый вид на статус структурного элемента, иначе – информационной автономии. Законы, как установленные и закрепленные научным сообществом понятийно-логические конструкции из понятий, являются некими константами при построении авторского поисково-творческого маршрута научной мысли. Понятия обладают двойственностью своего статуса: с одной стороны они входят в состав законов, с другой – проявляются в ходе построения поисковых суждений как автономные элементы. Знания же, скорее следует отнести к особому виду структурных элементов, как не наделенных стабильностью при поисковом построении новых конструкций, а лишь претендующих на этот статус. Допустимо считать, что знания, хоть и обладают структурой из понятий, подобно законам, но имеют существенное отличие в том, что проживают более короткий период признания и использования. С учетом отмеченных свойств знаний, понятий и законов как структурных элементов научного текста, можно вернуться к вопросу об условиях зарождения диалога между автором текста и читателем. Для этого нам потребуется рассмотреть диалог как средство коммуникации с акцентированием его внутреннего устройства, с выявлением механизма развития диалога. С позиции внешнего наблюдателя диалог, это взаимодействие двух автономий, двух сознаний. Он актуализирует некий фрагмент мироустройства, некую тему. Сознание индивида также наделено некой структурностью и это позволяет нам выделить в его структуре часть, ответственную за диалог. Даже поверхностное знакомство с исследованиями этой темы в современной психологии позволяет наделить такой ролью понятие «образ мира» по А.Н. Леонтьеву. Образ мира, представленный множествами знаний, понятий, законов и их связей, условимся считать органом, ответственно участвующим в организации диалога. Структуру образа мира условимся считать двухуровневой, включающей множество понятий, представляющее базовый или первичный слой и два множества производного слоя: множество законов и множество знаний. Концептуальную модель диалога можно представить в форме взаимодействия двух образов мира, замещающих собственно автора научного текста и читателя.
В этой позиции можно использовать для отображения условий зарождения диалогового процесса язык диаграмм Венна и оценивать возможность или невозможность зарождения его в зависимости от мощности множества пересечения множеств понятий в исходных образах мира. 5. О продуктивности диалога. Изменение в процессе диалогового взаимодействия элементов образа мира читателя свидетельствует о продуктивности диалога. Важно иметь возможность определить априори, до запуска диалога, будет ли он продуктивен. По каким признакам? Их можно оценить, сопоставляя пары соответствующих элементов образов мира. Рассмотрим последовательно пары видов: парадигмальность, легитимность, законы, знания, понятия. Парадигмальность – наиболее весомая, внешняя характеристика образа мира. Несовпадение парадигм, культивируемых вступающими в диалог, ставит под вопрос не только какую-либо продуктивность диалога, но его возникновение. Например, попытка взаимодействия в режиме диалога в парадигме диалектического видения мироустройства с одной стороны и тринитарного – с другой оказалась тотально не реализуемой. Легитимность как авторская установка строить свои суждения с опорой на признаваемые в современном научном сообществе законы открывает возможность диалога, следовательно наделяется статусом обязательного требования к авторскому тексту и одновременно – в статусе предпочтительного требования при отборе читателя. Законы и знания, актуальные в рамках обозначенной темы, как отмечено выше, отличаются между собой лишь статусом обладателя. Закон как суждение, признаваемое научным сообществом в качестве основания для построения поисковых суждений, проявляется в научном тексте от имени сообщества. Знания же, проявляемые как результат следования законам в частном тематическом пространстве, напротив, выступают в авторской вариации применения законов. Таким образом, множество законов и знаний, являющееся пересечением таковых в авторском и читательском образах мира, образуют собственно реактор, в котором генерируются новые суждения, способствующие развитию образов мира диалогизирующих исследователей. Понятия, актуализируемые в авторском научном тексте, суть фундаментальная платформа диалога. Пересечение множеств понятийного состава в образах мира диалогизирующих, полностью определяет своим составом возможность или невозможность диалога. Чем ближе мощность этого множества к мощности понятийного множества читателя, тем комфортнее развивается диалог. Если множество пересечения пусто, то невозможны ни диалог, ни комфортное прочтение текста.
- О возможности апарадигмальной науки. С того исторического момента, когда научное сообщество познакомилось с исследованием науки, ассоциируемым с именем Томаса Куна, мы не знаем науки, которую можно было бы назвать апарадигмальной, то есть свободной от определенных ограничений, в совокупности именуемых парадигмой. Излагая историю развития науки, в принципе, можно построить ряд из сменяющих одна другую парадигм. Каков получится этот ряд в исторической перспективе: конечным или бесконечным? В ходе соответствующего исследовательского посыла полезно иметь в виду, что доступный современнику отрезок ряда парадигм иерархичен, ибо приходящая на смену уходящей, парадигма не отрицает предшественницу, а содержит ее в своей, более развитой структурности. Следовательно, парадигма несет признак зрелости науки на эволюционной шкале истории. Из обозначенной позиции просматривается взгляд на понятие конца мира или невозможности его. Вопрос выбора одного из двух – вопрос веры, ибо в обозримом современнику пространстве доказательств неизбежности того или другого, не обнаруживается научных инструментов. Однако такая ситуация не уникальна, наоборот, ее можно считать постоянной спутницей поисковой мысли исследователя. Из актуализации статуса научной парадигмы как показателя духовной зрелости социума легко сделать шаг к поиску ответа на вопрос выбора варианта понимания конечности или бесконечности жизни. В частности, возможна такая постановка исследовательской задачи. Если жизнь как космическое явление не прекращается никогда, если она есть вечный циклический и развивающийся процесс, то, как должна выглядеть парадигма этого развития? Может, понятие парадигмы как временного, периодически возрождающегося ограничителя роста сознания на каком-то этапе, обретет статус рудиментарного органа развивающегося социума? Или развивающийся процесс жизни подарит обществу парадигму иного типа, скажем, выполняющую роль не ограничителя, а направителя эволюции? В ходе предварительной ориентации поиска ответов вспомним, что мы располагаем принципиально лишь двумя начальными ориентирами (внутренним и внешним): эмпирическим, основанным на аппроксимации наблюдаемых закономерностей и эзотерическим, заимствующим представления об эволюции из прочих источников. Анализ эмпирики говорит о том, что перспективный ряд научных парадигм демонстрирует возрастание общности положений при переходе от предыдущей парадигмы к последующей. Можно считать, что ранг положений, формирующих парадигму, мигрирует при этом от закономерностей, законов и других положений «договорного» происхождения к положениям большей емкости, к принципам, как обоснователя законов.
Сохранится ли в дальнейшем эволюционном процессе понятие науки как развивающегося познания с верхним ограничителем творчества в статусе научной парадигмы или наука обретет новый статус, сочетающий две противоположности (исследование сотворенного и собственно творение) – вопрос, как видится, достойный внимания исследователя. В аспекте внимания к этому вопросу, в частности, проявляется культивируемое автором онтогенезное мышление, синтезирующее гармонический процесс «познание-творение» с опорой на понятие обратимости процессов вообще. Зачатки такого синтетического процесса мы можем актуализировать в повседневной нашей деятельности и не обязательно – научного содержания. Любая наша созидательная деятельность представима в двухфазовой идеальной модели, включающей творческую фазу, синоминизирующуюся с «изобретать», «фантазировать» и практико-исполнительную фазу, наполняемую действиями по реализации задуманного. Не отражает ли такая модель зародыш творческой потенции человека, мыслимого как «дитя Творца»? Не ассоциируется ли межфазовый переход в процессе научной познавательной деятельности с латентным переходом путника на ленте Мебиуса, не пересекающего ее края? Что касается современного корректно-этимологического толкования термина «наука», то можно отклонить попытку его ревизии с учетом лишь расширения в исходном выражении «овладение грамотой и изучение текстов» и толковать грамоту и тексты как «познание вообще» и «источники вообще». Такая расширенная интерпретация исходных посылок расширит представление о поле научной деятельности в приближении ее статуса к божественному. Заключение. Краткий экскурс в перспективу науки как поисково-творческой компоненты развивающегося общественного сознания, не ориентировался на конструктивное проявление ее будущего. Скорее, он лишь проявил определенный посыл исследовательского взгляда в этом направлении. Тем не менее, актуализация технологии сотворения научных текстов, приводящая к детализации заложенного Томасом Куном взгляда на раскрытие структурно-понятийного портрета науки, может внести в современность некий дополнительный взгляд, способствующий его дальнейшему исследованию» (Ю.В. Карякин). Ну а теперь, попробуем перевести парадигму «большого пространства» в более общую парадигму. И, по мнению автора этого сайта, самое неправильное слово в существующей сегодня парадигме является слово «пространство». Ведь никому не понятно насколько это «пространство» является «большим», причем, не ясно, то ли по площади, то ли по объему. А может, нужно использовать большее количество измерений, например, еще и количество жителей. Не ясен и вопрос с расширением «большого пространства», ведь наше земное пространство строго ограничено объемом планеты, а все что имеет предел, не может расширяться бесконечно.
А потому, автор предлагает использовать в дальнейшем вместо парадигмы «большого пространства» — парадигму «растущего влияния». И с этой точки зрения, современная Россия «бьет все ранее установленные ей же рекорды» – сегодняшнее влияние России на нашей планете растет со значительно большей скоростью, чем, в свое время, росло влияние царской России или Советского Союза. И для этого ей вполне хватает и своей территории, и своих жителей. Более того, рост влияния на Земле ничем не ограничен, и может продолжаться сколь угодно долго. А главное, даже неограниченный рост влияния совсем необязательно должен заканчиваться «мировой гегемонией», ведь «зависимость» и «влияние» — совсем разные сущности. «Зависимость» — это, как правило, психическое расстройство, вызванное функциональными нарушениями, которое может включать в себя проблемы с абстиненцией. Употребляя этот термин, люди обязательно используют и прилагательное (слабая или сильная зависимость), то есть, данная категория сразу же определяет и свою интенсивность. А «влияние» (не важно, сильное или слабое) в данном контексте – это, прежде всего, социальное влияние, или процесс, во время которого происходит изменение поведения, чувств, эмоций или мнения индивида или человеческого сообщества, вследствие того, что совершают в его отношении другие люди, в том числе, в результате целенаправленного воздействия и манипулирования. Социальное влияние может принимать разные формы и может быть принято в рамках общественного договора, может иметь форму давления, быть поводом и результатом послушания, руководящего воздействия, убеждения, а также результатом маркетинга. «Оказывать влияние» на объект, и «принуждать» его к определенным действиям (с целью появления у него «зависимости» от принуждающего) – совсем разные процессы. Любое принуждение, рано или поздно, ведет к гегемонии принуждающего, а влияние на объект лишь изменяет его мнение по определенным вопросам, в той или иной степени. Та же разница просматривается и с точки зрения объекта влияния (принуждения) одно дело, когда этот объект зависит от субъекта, и совсем другое дело, когда он лишь внимательно прислушивается к его мнению. Вот и выходит, что парадигма «большого пространства» достаточно хорошо подходит для нынешней Западной «островной империи», и совсем плохо для «континентальных империй» (России, Индии и Китая). И произошло это по той простой причине, что западные жители разучились понимать разницу между двумя совсем разными глаголами – «влиять» и «принуждать». Да, принуждать иногда приходится и континентальным империям (вспомним, например, пятидневную войну России по принуждению Грузии к миру), однако «континентальные империи» (даже Китай со своими «восточными хитростями») всегда называют вещи своими именами – они не любят врать, ни себе, ни другим. А Запад уже давным-давно, буквально, погряз во вранье, или, если использовать дипломатический язык, «в двойных и даже тройных стандартах».
А потому, чем мы быстрей забудем про парадигму «большого пространства», тем лучше будет и нам, и всему остальному не западному миру. Ведь экспансия «континентальных империй» — это, прежде всего, расширение их влияния, и только потом «родовая» и все прочие виды экспансии. А у Запада во все времена на самом первом месте стояли территориальная и финансовая экспансия, причем, чем ближе к современности, тем сильней проявлялась именно последняя. Ну а чтобы оказывать влияние на другие страны мира, недостаточно иметь большую территорию или большое количество жителей. Основным в таком деле является исторически сложившийся и закрепившийся в коллективном сознании народа ИМПЕРСКИЙ МЕНТАЛИТЕТ. Такой менталитет есть и у народов современной Западной «островной империи», однако он очень сильно отличается от менталитета народов «континентальных империй». И тут уже ничего не поделаешь, как говорится, «каждому – свое». В любом случае, огромное значение имеет и количество жителей в империи, ибо в нашем мире «большинство всегда право, даже когда оно неправо», и размер территории, особенно во времена финальной сырьевой фазы того или иного общественно-политического строя (когда сырья не хватает для всех, желающих его получить). В последнем случае мелкие страны становятся зависимыми от крупных стран. Короче говоря, как ни крути, а «в нашем мире нет ничего случайного, и все зависит от всего». И новая парадигма совсем не отменяет прежнюю, а лишь развивает ее и дополняет, то есть она полностью соответствует требованиям Карякина. А сами требования Карякина никак не противоречат авторскому мировоззрению. А потому, будем считать, что нам удалось заменить одну парадигму на другую.