Россия и Запад
Предлагаю Вашему вниманию две статьи на обозначенную тему от совсем разных авторов. Первая статья так и называется: «Россия vs Запад в 21 веке» (Александр Дубровский). «По-моему, есть непроявленная потребность разобраться в корнях противоречий, которые господствуют именно сегодня и привели к жесткому военному противостоянию России и Запада. Выделенное означает всего лишь попытку сузить анализ, отбросив тысячелетнюю историю и то, что сейчас либо несущественно, либо ушло в прошлое и лишь временно затаилось, чтобы, если понадобится, вернуться в подходящее время. Так что, предлагаю не копать со времен царя Гороха, об этом написаны тома, да и у меня есть куча статей: про гены, ментальность, культурные и религиозные традиции, язык и т.д. Тем более, когда все перечисленное относится к исключительно иррациональным категориям, когда как сейчас, на мой взгляд, на первый план вышел жесткий рациональный расчет, диктующий поступать так, а не иначе и, невзирая на издержки. Начну с России, которая много лет терпела и расширение НАТО, и многочисленные провокации, и нарастающие санкции, и выращивание у соседей бадеровско-нацистского режима, откровенно нацеленного на уничтожение русских, когда, наконец, вынуждена была ответить предельно рационально: начать боевые действия, чтобы нейтрализовать растущую угрозу своему существованию как государства. Так вот, имея гигантские территории, во все времена никакой необходимости присоединять дополнительные территории у России не было, нет и сейчас. При этом, по большому счёту, России было все равно, какие режимы у соседей, лишь бы оттуда никогда не исходила опасность, а были бы обычные, нормальные взаимоотношения народов. Тем более, как в случае с Украиной – близких народов, тесно переплетенных историческими, религиозными, культурными и даже родственными связями. Исторический опыт нашей страны показывает: русские могут веками жить в мире как с сотнями разных народов и этносов внутри страны, так и с ближними и дальними соседями, независимо от политических и прочих ментальных разногласий. Да, страна постоянно расширялась в своих границах, что, повторю, диктовалось необходимостью отодвинуть границу опасности, а затем встраивала в свою конструкцию новые народы. Не всегда все проходило гладко, были и кровавые исключения, только подтверждающие правило, зато были и совсем эпохальные случаи, когда целые страны просились под защиту русского государства, иначе им грозило тотальное уничтожение. Таким образом, с моей точки зрения, Россия находится на правильной стороне истории, ибо хочет всего лишь одного: остановить и отодвинуть опасность от своих границ.
Что касается Запада и, в частности, Европы, то территориальный фактор здесь, конечно, играет свою роль, и немаловажную, но в современном мире, в отличии от России, Запад по многим причинам не может действовать также. Смысловая нагрузка здесь совершенно иная: — Россия всегда готова действовать по старинке, поскольку является единой страной и потому может спокойно включать в свой состав новые территории, занося их в свою Конституцию. — Европа, являясь совокупностью десятков государств, вообще не скрепленных единым конституционным документом, не имеет возможности включать в свой состав кого-либо, лишая его государственности, ибо тут же встает вопрос: а к кому из своего списка стран присоединять? В случае с Украиной, правда, есть претенденты на некоторые куски, но здесь тоже масса проблем, которые могут спровоцировать непредсказуемую внутреннюю конкуренцию. Следовательно, здесь присутствует какая-то другая, более глобальная, мотивация, что и попытаюсь раскрыть далее. Так вот, чтобы понять эту мотивацию, надо всего-навсего встать на их место. Ок, легко сказать, нелегко сделать. Однако задача на самом деле вполне решаема. Поскольку водораздел современного мира проходит по Украине и по отношению к ней, то эту тему и возьмем за основу. С точки зрения России, на Украине произошел нелегитимный государственный переворот, когда агрессивное меньшинство навязало свою волю большинству. А так как это впоследствии стало представлять серьезную опасность для России то, с рациональной точки зрения, эту опасность необходимо ликвидировать. Никакие суверенные права, неприкосновенность границ и прочее здесь не играют никакой роли. Ключевую роль играет потенциальная опасность и ничего более. А теперь рассмотрим европейский взгляд на проблему. Если считать, что современный технический прогресс есть благо, то придется признать, что в его фундаменте стоят, прежде всего, европейские или, в общем виде, западные достижения. Хорошо признали, а что дальше? А дальше очень просто: прежде чем Европа стала таковой, она прошла через серию серьезных катаклизмов, названных буржуазными революциями, а некоторые даже получили прилагательные Великие. Однако по сути, если отбросить романтический флер, это были государственные перевороты, которые, так или иначе, привели к современному, условно высокоразвитому, западному миру. Тогда вопрос: почему любой другой переворот за пределами современного Запада не может привести в конечном итоге к тому же самому прогрессу? На мой взгляд, примерно такая логика и формирует европейскую и западную правду, в которой они живут. Украина для них – это, прежде всего, страна, которая, хоть и с серьезным с запозданием, переживает типичную буржуазную революцию, чтобы в конечном итоге встать на путь прогресса. А всякие издержки – это лишь переходный период, а также необходимое и достаточное условие для качественного скачка.
Вот почему, на мой взгляд, мы наблюдаем такое спокойствие на лицах западных элит, которые легко обходят стороной тему сотен тысяч жертв украинцев. Возникает закономерный вопрос, разрывающий логику: а зачем Западу новый конкурент в лице той или иной незападной страны, в которой они провоцируют перевороты? Но тут ответ простой: никакого разрыва нет, все исключительно гармонично. Им нужно всего лишь как можно больше открытых рынков и потенциальных поставщиков необходимого сырья. А все мантры о поддержке демократии и свободы выбора – это, с одной стороны, для обывателя, с другой стороны, для самоубеждения, чтобы обосновать нахождение на правильной стороне истории. Тем более что на это накладывается историческая память о своих собственных переворотах, также сопровождавшихся кровью и гражданскими войнами, после чего Запад стал таким, каким стал. При этом, естественно, ни о каких вековых грабежах своих колоний они стараются не вспоминать, считая, что выполняли миссионерскую миссию, несли им свет цивилизации. Именно поэтому Запад спокойно смотрит, что там внутри украинского процесса, какие переходные идеологии бурлят, ибо это не важно, также как не важно, сколько украинской крови прольется. Правильная сторона истории все спишет. Вот, собственно, и вся западная рациональная логика, основанная на своей истории и своей исторической памяти. Логика, вступившая в смертельную схватку с логикой России, когда обе стороны считают свою правду истиной в последней инстанции и готовы ради нее терпеть лишения и большие издержки. И где проигрыш каждого может навсегда перечеркнуть всю его предыдущую историческую эпоху и многовековой исторический опыт. P.S. Понимаю, что обошел стороной такой важнейший фактор, как экономический и финансовый передел мира, но замечу: во многом это стало следствием военно-технического противостояния России и Запада и лишь придало мощный импульс этой борьбе» (Александр Дубровский, ТГ-канал Спокойно Z Маша). А вот и вторая статья: «Россия и Запад: кто и в чем просчитался?» («Время и Цивилизация Дзен»). «Читаю сейчас интервью западного эксперта, отставного полковника Дугласа Магрегора и не могу сдержать улыбку. «Просчеты Владимира Путина ничто в сравнении с нашими». Хочется тут вспомнить одну историю из детства, как мне мама варила сгущенку. История забавная и трагикомичная одновременно. Как-то вечером мне сказали, что завтра будут сгущенку варить, я тогда уснуть не мог…все думал о том, как это будет. Знаете, еще никогда в жизни меня не ждал такой облом…я уже представлял себе, как открою кастрюльку, возьму ложечку и буду понемногу вылавливать сгущенку из воды и есть.
А теперь представьте, какой облом меня ждал, когда я проснулся и прибежал с ложкой к печке, открыл кастрюлю и увидел там закрытую банку в воде. Был это, может 98 или 99 год. Десяти лет еще не было. Еще никогда не был так удивлен, огорчен и раздавлен. Все планы рухнули. Эх… но зато тортик был вкусным, после бяки борща, разумеется. Слова Дугласа мне живо напомнили этот сюжет. Если для мелкого гаврика, у которого молоко на губах не обсохло, наивность простительна, то взрослым мужам, претендующим на роль всемирных управленцев — нет. Теперь цитата. ДУГЛАС МАКГРЕГОР, полковник армии США в отставке: Наверное. Правда, не думаю, что это кто-то считал «гамбитом». Ведь разница между Путиным и нами заключается в том, что какие бы ошибки в плане предположений он ни делал, по сравнению с ошибками, которые сделали мы, они все равно выглядят, на мой взгляд, пустяковыми. Мы же, как и остальной мир, предполагали о России много вещей, которые оказались совершенно неверными. Во-первых, мы предполагали, что у России отсталая экономика, которая быстро рухнет, если мы введем против нее санкции; у них нет настоящего государства в западном смысле этого слова, нет развитой экономики, и им не выжить. То есть Россию считали своего рода мегаостровом. Шутка про географию и ее изучение в США, Австралию и Австрию, видимо не такая уже и шутка. Конечно, сложно представить, что энергоресурсы можно продавать не только Европе, но и Азии. Еще труднее представить, что можно просто брать и покупать товар у продавца и не пытаться выкручивать ему руки. Выдумывать третьи энергопакеты, четвертые отвертки и пятые кренделя. Заключать долгосрочные контракты, которые обеспечивают одних сырьем, а других работой и исполнять их. Не устраивая представления, время от времени, когда левая пятка зачешется. Воистину это открытие. Ну, примерно, такое, как сгущенка, которую варят в закрытой таре. «Во-первых, мы предполагали, что у России отсталая экономика, которая быстро рухнет, если мы введем против нее санкции; у них нет настоящего государства в западном смысле этого слова, нет развитой экономики, и им не выжить». Отдельно хочу остановиться именно на этом фрагменте цитаты. Тут меня, как правоведа, задело за живое. Что значит «настоящее государство»? Дайте, дайте мне этот учебник теории государства и права, в котором это написано. Дайте! Категорически не ведаю такого определения. Существует понятие — несостоявшееся государство, но настоящего/не настоящего нету. Государство — это не кот Шредингера, который жив и мертв одновременно. Оно (государство) либо существует, либо нет. Нет промежуточных и прочих стадий. Да и термин «западное понимание» доставляет отдельно. Помнится, Сергей Лавров давал интервью, в котором говорил (если память не изменяет, было это еще в доковидные времена) что его коллеги (западные дипломаты) предлагают исходить из терминологической неопределенности.
То есть, что такое терминологическая неопределенность: это когда кот одновременно и кот, и нет. Мы говорим о нем, как о неопределенном создании. Вообще, если говорить об отличительных чертах «порядка, основанного на правилах» — это двойные стандарты. И не просто двойные стандарты, а стандарты, которые исходят из отсутствия терминологической ясности. Когда люди говорят о предмете, но при этом в сам предмет вкладывают разные определения. Или даже больше, неопределенные определения. Примечание: я не нашел интервью Лаврова, так что термин «терминологическая неопределенность» — мой, Сергей Викторович возможно иначе сказал, но суть остается прежней. Говорить можно сколько угодно, но только не договариваться об определениях. Когда белое возможно и не белое, а идентифицирует себя как серо-черное. Думаю, вы уже сами догадались, что такое несовместимо с классической дипломатией, которая пытается договориться именно об определениях. Чтобы избежать конфликтов, недопонимания и прочих проблем. Известно много случаев, когда конфликты начинались просто потому, что люди считали по-разному реки. Все были согласны, что граница пролегает по реке «Ара», но одни считали рекой «Арой» реку «Веру», а вторые «Церу». Парагвайская война тому пример. Теперь, оказывается, здрасьте. У нас и определение государства разное. Что же, сие многое проясняет, но не объясняет, как именно до такого дошли. Мы говорили, что Россию никто не будет поддерживать, что она окажется в изоляции. Но, на мой взгляд, большая часть планеты сейчас как раз встала на сторону России, выступив против нас, а мы и европейцы все сильнее оказываемся сами по себе. Да и распадаться на части Россия не собирается — она, напротив, сплотилась еще сильнее. Это государство стоит на фундаменте православного христианства и русской национальности. В России полно людей, которые не являются русскими по национальности, но к ним относятся очень хорошо — в России их воспринимают как равных партнеров. Посмотрите только на чеченцев. А чеченцы, кстати говоря — превосходные солдаты. Я постоянно слышу от разных людей, что они, мол, не так уж на деле и хороши, но эти люди сильно заблуждаются: чеченский народ — отменные и притом крайне преданные воины. И, кстати, если вспомнить времена царей, в армии каждого русского царя были контингенты из казаков, узбеков, чеченцев, других тюркских народов, татар, и они работали вместе с русскими и вместе с ними сражались против врага, кем бы он ни был, — османом, австрийцем, да кем угодно. В общем, суть в том, что Россия больше сплочена, чем мы сами. Если вам нужны внутренние конфликты, недовольство, силы, работающие на раскол, то такое вы с избытком найдете как раз внутри американского общества, а вот в России ситуация совершенно иная. С этим утверждением спорить не стану.
Россия и США действительно отличаются, как небо и земля. И основой России является Православие, даже для атеистов. Хотят или нет, но воспитаны они в традициях православной культуры и этики. Исключая сверхъестественное, но в остальном то же самое. Удивительно, что такие подробности приходится западным людям объяснять и рассказывать. Да, это камень в огород хваленого западного образования, которое уже не такое и хваленое. И точно не образованное. В основной своей массе, разумеется. Умных людей на Западе более чем достаточно и будет стратегической ошибкой считать иначе. Но это не отменяет того факта, что раз Макгрегору приходится разжевывать базовые вещи, то все не так гладко в датском королевстве. Но если спрашивать меня лично, то я скажу, что в основе проблемы лежит именно «терминологическая неопределенность». Когда вы отказываетесь признавать определения и пытаетесь находиться в состоянии, некой абстрактной сущности. Вы неизбежно оказываетесь в положении, когда ничего не понимаете, что происходит. Теряется логическая и причинно-следственная связь. В конечном итоге, вы оказываетесь проигравшими. Повторяется, к примеру, ситуация с Финляндией, которая, разрывая связи с Россией, внезапно обнаружила, что ей некомфортно. Хотя все годы ее существования, начиная с 1918, вполне себе хорошо было. Действительно, как так? Не может же экономическое сотрудничество с Россией быть настолько важным? Или может? Или Германия, которая построила свою промышленность на дешевых российских энергоресурсах, а после была сильно ошарашена, что без них заводы заболели инфляцией, стагнацией и целым букетом хроноэкономических заболеваний. Аналогично читается в глазах США. Удивление и негодование из-за того, что российская экономика стоит на своих позициях, как вкопанная. И ведь наша экономика действительно вкопанная. В нашу собственную землю, на которой заводы стоят. И из которой получают необходимое им сырье и энергию. От наших рек, атома, ветра. Да, у нас так же есть ВИЭ, но они не являются иконой для поклонения, а экспериментом и дополнением к уже существующей генерации. Называется: развитое промышленное государство. США были такими же, Франция и Германия, другие страны Европы, но постепенно промышленность съехала, как студент из общежития. А новых студентов нет. Институт блистательного Запада закрывается, на смену ему возвращаются старые добрые темные времена. С перьями» («Время и Цивилизация Дзен»). А вот как на этот вопрос смотрит Отец Василий («Общая Теория Цивилизации»).
«Трагедия человечества заключается в том, что львиную долю своих усилий, изобретательности и смекалки люди сознательно и изначально тратят на взаимное уничтожение. Только небольшая часть сил и интеллекта расходуется на всеобщее улучшение, подъем в целом – отчего скорость прогресса такая низкая. Почему, например, XV век не дал таких темпов прогресса, как ХХ век? Люди были другие? Нет, люди были антропологически те же самые, среда, ресурсы и континенты – те же самые. Просто в ХХ веке несколько больше усилий удалось затратить на развитие созидательной, а не взаимо-истребительной деятельности. Люди в перерывах между взаимным убийством, в редкие паузы геноцидов – успели выдумать трактора и станки ЧПУ. Но и в ХХ веке лучшие инженеры и самые крупные ассигнования все равно направлялись в сферу военного комплекса! Следовательно, наш прогресс, научный и технический, прямо и неразрывно зависит от нашей способности (или неспособности) взаимно отказаться от взаимного же истребления. Если мы все силы тратим, чтобы размазать друг друга – то на общий прогресс человеческого вида сил просто не остается. Нужен переход от противопоставления умственных усилий к их сложению. Умственные усилия двух врагов обнуляют друг друга. Один придумал танк, другой противотанковый снаряд, в итоге сгорели и танк и снаряд, нет ни того, ни другого, а единственная продукция – множество трупов. Но если бы мы сложили свои умственные усилия, как друзья, то вместо средств взаимного уничтожения у нас получилось бы общее средство взаимного облегчения. Ведь коллективный разум, в отличие от кошелька, не может быть достоянием одной особи по определению! Его рост – это сложение умственных усилий самых разных носителей мысли, разных времен, разных континентов, разной судьбы и цвета кожи. Вот почему деньги противоположны Разуму. Не делиться деньгами – путь их сконцентрировать, а не делиться мыслями – путь к духовному и интеллектуальному обнищанию. Отдавая деньги – теряешь их, но отдавая мысли – развиваешь свои мысли! Там, где деньги идут на что-то интеллектуальное, инновационное – на них распространяется это свойство мира идей: увеличиваться при делении. Деньги в сфере высоких технологий ведут себя, как мысли, потому что перестают быть в полной мере материальным объектом. Означает ли эта очевидность легкую и быструю победу общего над частным, коллективного разума над личной выгодой? Нет. Коммунизм в СССР забуксовал – не в первый раз. Его много раз вводили, и он много раз буксовал, упираясь в мощь и реакцию звериных инстинктов человеческого существа. А это хищная жажда единоличного владения, захвата предметов общего пользования (хватательно-поглотительный инстинкт). Это порождающий садистские практики инстинкт доминирования. А еще это инстинктивная темная жажда свободы-произвола, альтернативной неопределенности, противопоставленная определенности инструкций разума. Понятно, что наука, пока остается наукой – признает верным только один ответ из множества. Она либо верит в Единую Истину (что связывает науку с религией пуповиной происхождения) либо прекращает свое существование, ибо дискутировать ученым в мире «множества истин» совершенно не о чем. Им нечего искать, не о чем спорить, нечего искать.
Но если наука столь тоталитарна (никаких «альтернативных кандидатов», «свободы выбора» в ответ на «дважды два») – то откуда же взялся весь либеральный плюрализм и толерантность к извращениям, патологиям? Они – инстинкт животного. Животное не хочет ходить по размеченным, пусть оптимально, но другим существом, дорожкам. Животное желает блуждать по собственной воле, какой бы незрелой, глупой или нелепой эта воля не была. Зато своя, не чужая! Либерализм мы не вправе рассматривать как чужое, постороннее, враждебное явление. Мы должны рассматривать его как собственное внутреннее заболевание, родовое, генетическое, связанное с долгим пребыванием человеческого существа в животном мире, наравне с другими животными в силу первородного греха. Либерализм нельзя рассматривать, как вредную идею, которую злой человек внушает извне: либерализм, как испарения, идет изнутри человека, и наиболее беспомощен он именно при попытке оформить его членораздельной речью. А сильнее всего он – когда является неоформленным и неартикулированным, в смешанном и спутанном, первично-зоологическом виде. Не тем он силен, что представляет какую-то интеллектуальную силу, убедительность, а тем – что базовые инстинкты в нас бессловесно, но мощно отзываются на все его соблазны. Куда мы можем деть свое: хватательно-поглотительный инстинкт, доминационный инстинкт и жажду личного произвола? Мы никуда их не денем, мы можем только трезво их осознать, научно описать – и, локализовав средствами разума, держать под разумным контролем. Понимая, что нельзя сделать две вещи: 1) Полностью подавить, ликвидировать инстинкты. 2) Наоборот, дать им полную волю, дать им разгуляться, целиком подчиниться им. Первое попытался сделать советский коммунизм, второе, т.е. во всем потакать инстинктом – связано с либерализмом, капитализмом, частной собственностью. Получается, что у человечества нет иного пути, кроме среднего, между этими двумя крайностями. Потому что вы не можете уничтожить инстинкты – но в обратную сторону это правило не работает: инстинкты-то вполне могут уничтожить вас. Только волю дай! Вы их до конца не раздавите – а вот они вашу человеческую сущность способны выглодать до донышка. А теперь пару слов об Истине и человеческой личности. Цивилизованному человеку вопрос «существует ли объективная Истина?» кажется риторическим. Ведь если бы ее не существовало, как независимого от нашей личной воли и желаний явления, то не было бы смысла в науке (ищущей Истину), дискуссиях (устанавливающих Истину), общественных институтах (объединенных представлением об Истине). Поэтому мы и говорим, что отрицание Единой Истины (существующей для всех, а не только для желающих ее принять) – есть отрицание цивилизации, как таковой. Но немногие сегодня, к сожалению, задумываются о расширяющейся пропасти между Единством Истины и человеческой субъективностью (вкусовщиной). Итак, есть личность. У личность есть желания – личные (субъективные). Если мы к этому добавляем свободу личности, то ее желания становятся высшим законом. И тогда Истина, существующая вне желаний данного человека (или даже вопреки его желаниям) – для него испаряется. Он перестает сверять свои поступки с общим критерием, установленным в обществе.
Возьмем простейший, карикатурный случай. Ехать на красный свет автомобилисту опасно. Это опасно как для него самого, так и для других людей. Поскольку данная истина считается установленной, она становится «тоталитарной» (тотальной – то есть всеобщей). Истина говорит: можно ехать только на зеленый свет. А что на это говорит свобода личности? Она говорит, что личность вольна выбирать, что ей нравится. Может ждать зеленого, а может не ждать, и ехать на красный. Чего личности хочется, то и есть для личности высший закон. Если мы согласимся с таким подходом, то испаряется Истина. Если мы его отрицаем – то испаряется свобода (как доступность выбора любого из доступных вариантов поведения). Это противоречие настолько очевидно, что либералы и леваки-анархисты пытаются из него выйти, выдвигая формулу: «свободному человеку разрешено все, что не вредит другим свободным людям». Но эта формула абсурдна. Если разрешено «все» — то, причем тогда ограничения? А если есть ограничения – то, какое тогда может быть «все»? Любое ограничение уже предполагает, что не «все позволено». Зачем же тогда говорить, что «можно все»? А затем, что это не более чем рекламный завлекающий трюк западного общества, идущий от принципа «обещать всем все, не обращая внимания на противоречия». Тем, кто хочет полноты произвола – обещать полноту. А тем, кто хочет защиты от произвола – обещать защиту. А на самом деле все решит (и уже решает) сила. Кто окажется сильнее – тот и получит или произвол, или защиту от произвола. Эта борьба ведется в теневом секторе, за рамками закона, и сама по себе разрушает цивилизацию, расщепляя коллективное сознание. Ведь получается, что конституционные законы, вопреки всякой логике обещающие всем все, кому чего угодно – номинальны. А решающие силы – беззаконны. Они действуют вне правового поля – которое их не регулирует, и делает вид, что вообще их не замечает. Что нужно, чтобы номинальные законы стали действовать в реальности? Закон есть обобщение множества конкретных случаев по принципу подобия, то есть универсалия поведения разных людей. Понятно, что убийство из пистолета не похоже на убийство ножом, но суть все они убийства (игнорируя уникальность каждого случая). В обыденной речи смешались до неразличимости под словом «закон» два очень разных смысла: 1) Законом называется неизменная, священная норма, обязательная для всех, и не подлежащая пересмотру («Закон Божий», заповеди). 2) Законом также называется ультимативное требование Силы, выставленное по ее произволу, и меняющееся тоже по ее произволу. Узурпаторы власти могут объявить «законом» любой свой, даже самый нелепый каприз, который они записали на бумагу. И требуют этот произвольный каприз, вводимый и отменяемый по их воле, называть «законом». Поэтому в ОТЦ слово «закон» не может использоваться без уточняющей формулировки: идет ли речь о первом типе законов (заповеди, скрижали, нечто сакральное) или о втором (навязывание воли одних людей другим людям, гражданский акт повиновения). Законность – это насилие на основании общего принципа. Этим она отличается от бессистемного произвольного насилия. Единозаконие (единство закона для всех) появляется путем сакрализации какой-либо обобщенной нормы поведения. Мы считаем какую-то норму священной – и потому караем за ее нарушение.
Если мы перестали считать ее священной (произошла десакрализация) – то либо мы прекратим карать за ее нарушение, либо будем вкладывать в карательные действия свою личную выгоду, стремясь не столько норму соблюсти, сколько каких-то своих теневых целей добиться. На этом пути инструменты законности превращаются в свою противоположность: органы правопорядка — в организованную преступную группировку, в криминальный клан, сохраняя лишь вывески. Идейность человека, управляемого не сверху, а изнутри (совестью) – то, что отделяет правоохранителей от мафии. При удалении идейности и ее неприкосновенных святынь (за которые человек идет и на плаху и на костер) два этих понятия сливаются до степени неразличимости. Ибо человек, для которого нет ничего святого – ничто не может защищать бескорыстно. Насилие и право — вот еще два важных термина ОТЦ, которые находятся в диалектическом единстве борьбы. Парадокс в том, что они противоположны, и в то же время неразделимы. С одной стороны, всякое право есть насилие – ведь законность не может заключаться в одних лишь призывах к законности: наивно думать, что преступники прислушаются к воззваниям и лозунгам. С другой стороны, почти всякое насилие само себя полагает законным, и пытается называть свою волю «законом». Чтобы закон был, а не только декларировался, нужна ОИЧ – Обобщенная Идея Человека. Суть ее в обобщении прав и обязанностей. — Есть права для всех. — И есть обязанности – тоже для всех. Только на этом пути можно говорить о вреде или благе «другому человеку». Потому что субъективные представления о вреде или безвредности поведения у каждого человека – свои. И если мы будем идти от личности – то никогда ни к чему не придем и ни о чем не договоримся. С позиции объективной, единой Истины мы утверждаем, что наркоторговец вреден для наркомана. Но с точки зрения наркомана тот, кто продает ему наркотики – высшее благо. Наркоман не только не подаст заявления о вреде наркоторговца, но и наоборот, будет его всячески покрывать. Точно так же будут прикрывать алкоголики спаивателя. В их субъективных представлениях этот человек не наносит им вред, а наоборот, помогает им реализовать их личную свободу. С точки зрения Единой Истины вред другому человеку остается вредом, даже если тот, кому вредят, этого не осознает. Но это тоталитаризм. А с точки зрения плюрализма мнений, сколько людей – столько и представлений о вреде и пользе! Именно поэтому ложна либеральная формула «можешь все, если это не вредит другому человеку». Она разбивается о субъективность представлений о вреде и благе как у вредителя, так и у его объекта. Но и понимание вреда – далеко не всегда ведет к составлению заявления о нанесенном вреде. Например, рабочие прекрасно понимают, как гнетет и мучает их недобросовестный работодатель, но не включаются в профсоюзную борьбу. Почему? Они попросту боятся! Их жизнь висит на ниточке, и если кто-то начнет горланить, то ниточку обрежут. Потому рабочие все понимают – но молчат, и не заявляют о вреде, приносимом им свободой действий работодателя. Они знают, что столкнулись с произволом, но это знание на рынке на хлеб не обменяешь. А наркоманы или сектанты – те даже и не знают: и им легче так жить, в неведении. Оттого обиженный рабочий идет в алкоголики, устраняя не саму обиду, а ее понимание.
Суть расчетов в рамках ОИЧ – изначально принятая, как условие задачи, возможность оказаться на месте любого, и возможность любого отказаться на твоем месте. Если этого изначально не принять – тогда нет смысла ничего рассчитывать. Животные и дикари ничего не рассчитывают. — Если я окажусь на месте «Х» — не будет ли мне слишком больно? — Если «Х» окажется на моем месте – не сможет ли он мне сделать слишком больно? Или мы это принимаем изначально – и тогда это Обобщенная Идея Человека. Или мы этого не принимаем – и тогда итогом неприятия оказывается каннибализм. Закат цивилизации с ее обобщающими нормами, законами и возврат в зоологический уникализм. По формуле «каждому свое», как на воротах Бухенвальда. Есть еще церковное понимание свободы: Свобода от греха. То есть ситуация, при которой общество не провоцирует личность на грех, не толкает ее к преступным действиям. Например, доступность достойного заработка не толкает на воровство от голода и нищеты, и т.п. Но такое понимание Свободы – не имеет ни малейшего отношения к либеральному пониманию свободы личности. Выход из взаимного попрания и уничтожения личностями друг друга только в одном: во взаимном уравнивании. В этой точке религии сходятся с юридическими кодексами, а коммунизм с традиционализмом, консерватизмом. Разные течения мысли приходят к этому просто потому, что вышли из животного мира. Если ты забрал себе все, а другим не оставил ничего – нелепо рассчитывать, что на тебя не нападут. Еще глупее в таком положении – призывать, чтобы не нападали. Мол, смиритесь, ребята и «идите лесом», хотя идти вам некуда, потому что лес я тоже себе забрал» (Отец Василий). И, по мнению автора этого сайта, именно «УНИКАЛИЗМ ЗАПАДА» и лежит в основе многовекового противостояния России и Запада. И избавить Запад от присущего ему на генетическом уровне «уникализма» — не получится, а потому, единственное, что может сделать Россия – это УНИЧТОЖИТЬ Запад, как отдельную и единую цивилизацию (разобрать его на составные части, и присущий Западу «уникализм» нам в этом деле только поможет). Что это даст России? Очень многое – Западные страны станут договороспособными, а стало быть, перестанут быть врагами России. Короче говоря, России необходимо добиться СУВЕРЕНИТЕТА для Западных стран.