Поговорим о жизни и смерти
«Наследуя Ироду: либерализм как ненависть к детям» (А. Леонидов, команда ЭиМ). «Если говорить о глубинной психологии, то корни либерализма – в ненависти к собственным детям. Скажут: как так?! Кто же это может ненавидеть собственных детей? Это же противно природе человеческой! Нормальному человеку трудно принять диагноз глубинной психологии, однако факты должны его убедить. Либеральное общество радикально сокращает количество детей в семье. Оно разрушает и саму семью – количество разводов и матерей-одиночек в либеральном обществе беспрецедентно, относительно всех иных типов общества. Либеральное общество поощряет «безопасный секс» (дети в самой конструкции термина представлены «опасностью»). Либеральное общество поощряет детоубийства в виде абортов, и называет право на детоубийство «свободой личности». Либеральное общество создало такую идеологию как «чайлдфри» — в итоге ВСЕ (!) европейские политики бездетны. Либеральное общество живет «здесь и сейчас», оно не хочет думать о будущем, всякая попытка обустроить будущее через планирование – для либералов «тоталитаризм», «несвобода». Есть и много умеренных либералов, которые чураются своих радикальных единоверцев. Такие скажут вам, что «чайлдфри» — извращение, патология. И что они, умеренные либералы, СВОИХ детей любят. Вы их, правда, быстро поймаете на том, что, педалируя это «своих», они ненавидят ЧУЖИХ детей. Своим – все, чужим – рабство и черный труд в суровых лишениях. Либеральное общество ненавидит равенство, в равенстве тоже видит «тоталитаризм», «уравниловку». Поощряя неравенство, либеральное общество доводит его до лютости, до гомерических размеров, порождает ненависть ЧУЖИХ детей к СВОИМ. В итоге умеренные либералы толкают (через неравенство и зависть) своих детей под топор мстителей, создают своим потомкам огромные проблемы в перспективе будущего. Для религиозного человека отнюдь не сенсация, что ненависть к чужим детям – это опосредованная ненависть и к своим тоже. То есть все эти проделки либералов по самовозвышению и унижению ближних создают колоссальные, и, по большому счету, ненужные проблемы, как для носителей спеси превосходства, так и для униженных ими. Если вы спросите у дарвинистов (чье мнение для нас не самое авторитетное, но ради объективности должно быть учтено), в чем исходные, первичные корни добра и зла, то они вам ответят: никакого секрета тут нет! Все очень просто и даже примитивно. Первичный источник зла – плотоядность. Животное никаких абстрактных идей не имеет, а имеет только желание сожрать другое животное. Оно нападает, убивает, расчленяет, пожирает, насыщается.
Так в голове у животного возникает связка между нападением и сытостью, кайфом. Если предположить, что животное умственно развивается, то у него (теоретически) возникают абстрактные идеи, склонность к обобщению. И тогда плотоядность трансформируется из типа питания в некую абстракцию, диалектически трансформировавшуюся хищность, принявшую сложные, непрямые, и порой весьма удаленные от первоисточника идейные формы. Первичный источник добра у дарвинистов – родительский инстинкт. Говоря шире – любовь. Кот ловит кошку не для того, чтобы сожрать ее. В итоге им обоим приятно (чего не скажешь о мыши, настигнутой котом). Потом у кошки появляются котята, и кошка их любит. Почему – дарвинисты никогда объяснить не смогут (да мы их и спрашивать не будем). Но то, что любит – факт. Она их кормит, защищает, заботится о них, обретает смысл своей жизни в служении котятам. Теоретически эта любовь может принимать более абстрактные формы. Если у кошки украсть котят, и подложить поросят, даже крысят – в иных случаях кошка начинает и их любить. Этот инстинкт заботы о потомстве трудно понятным образом переносится на иной объект. И представьте себе ситуацию, что в силу ряда провоцирующих факторов любовь к потомкам раздувается, расширяется, включает в себя все больше и больше объектов. Родительский инстинкт переносится на другие живые существа, разгорается, как пламя от спички. Из любви к детям рождается любовь к роду, из любви к роду – любовь к народу, оттуда – ко всему человечеству, пока, наконец, не воплотится в идее вселенской любви и гармонии. — Вот отсюда идея Бога – хулиганят дарвинисты – Он же породил мир, и относится к миру, как кошка к своему котенку… А поскольку он дух бесплотный, то ему кушать не надо – и он чужд всякой плотоядности… Мы полагаем, что дарвинисты перепутали причину со следствием (Бога произвели от любви, а не любовь от Бога, как на самом деле). Но связь – отдадим им должное – они осознали. Мы знаем, что у животных любовь к потомству – чужеродна, внедрена извне, она не может быть самим животным объяснена или понята. Иногда она отключается – и тогда хомячиха или крольчиха вдруг пожирают свой приплод. Хомячиха или крольчиха в обоих случаях не понимают, что делают: ни когда заботятся о приплоде, ни когда пожирают его. Просто у них в голове что-то переключается, щелкает, переводит, как автомат, из режима в режим. Это как рубильник «вкл – выкл». В одном режиме – забота, спасение ближнего. В другом – его пожирание. Если культивировать любовь к детям, то она, через аналоговое мышление, перекинется и на чужих детей. Человек методом аналогового мышления создает универсалию «ребенок», которая позволяет ему к чужому ребенку отнестись, как к собственному.
Разрастаясь далее, эта универсалия (обобщенная идея, приоритет подобия над нетождественостью) распространяется и на взрослых. Чужой ребенок не мой, но похож на моего. А взрослый – понятно, что уже не ребенок, но похож на ребенка. И вообще всякий носитель разума похож на другого носителя разума. А далее отсюда — «Блажен, иже и скоты милует…» (Притч.12, 10). И далее – «…сердце же нечестивых жестоко». В этом мире ничто не тождественно ничему. Но многое подобно многому. И если мы имеем приоритет подобия, то оно расширяется и расширяется до все более и более обобщенных подобий. Если же имеем в голове приоритет тождества, то сводим все к абсолютному собственному одиночеству. Ибо до конца нам ничто не тождественно, даже и родные дети – все же другие люди, мы, но не совсем мы. Плотоядность, проходя в голове через обобщение, универсализацию, теряет свой исходный смысл, который был в насыщении. Если конкретный хищник убивает, чтобы жить, то абстрактный хищник живет, чтобы убивать. Размерами своего желудка (надо сказать, довольно скромными) абстрактный хищник никак не ограничен. Одно из главных отличий человека от животных – способность понять и принять бесконечность, вечность. Без такой способности идея бесконечного зла тоже невозможна. Плотоядному зверю нужна пища – а не реализация принципа «всех убить, все отнять». Зверю вообще чужды принципы, он прирожденный оппортунист, стоит найти корма попроще – тут же из охотника превращается в паразита. Библия связывает появление зла в человеческой жизни с грехопадением человека, а первое после грехопадения – появление плоти в ее современном понимании: «и сделал Господь Бог Адаму и жене его одежды кожаные и одел их» (Быт. 3:21). Если говорить грубо, то без плоти (в современном понимании) невозможна и плотоядность. И если дарвинисты говорят, что плотоядность – источник самой идеи зла, то мы не будем с ними спорить. Нет современного типа плоти, нет и плотоядности, а нет ее – нет и никакого источника для зарождения зла. Есть такое понятие «эдемизация» жизни. Звучит оно религиозно (от слова «Эдем»), но отражает весьма прагматичное явление: увеличение удельного веса духовных и интеллектуальных ценностей (науки и культуры) в жизни. И тут нет ничего мистического и таинственного: создавая умную машину, мы избавляем ближнего от необходимости тяжкого черного и монотонного труда, мы делаем это с помощью мысли, а мысль относится к духовному миру. Человек (зачастую инстинктивно, не вполне понимая) хранит память об Эдеме и стремится воссоздать Эдем. Если бы человек считал все в падшей природе правильным, то он не создал бы никаких «антропогенных ландшафтов», никаких ухищрений искусства против естества.
Но человек чует, что природа вокруг «неправильная» (интересно узнать у дарвинистов – откуда он это взял?) и упорно пытается ее исправить: сделать светло там, где темно, сытно там где голодно, превратить пустыню в сад – потому что ОТКУДА-ТО он знает, что пустыня – плохо, а сад – хорошо. Поскольку родительский инстинкт и плотоядность очевидным образом противостоят друг другу как прямые противоположности (там накормить, а тут сожрать) – сочетаясь в одной голове, они ведут постоянную борьбу. Плотоядность у животного – всего лишь источник пищи, а вот абстрагируясь в идею, она превращается в универсалию ненависти ко всему, что не есть «Я», всему, что за пределами биологической особи. В крайнем пределе это будет «никого не кормить и всех сожрать». А даже если и кормить, то только откармливать, прикармливать, с прицелом потом сожрать. Когда мы видим, с какой непринужденной легкостью либерализм превращается в чудовищную, садистскую жестокость и кровожадное помешательство – к примеру, на Украине, мы должны понимать всю обманчивость его «легкокрылой свободы». Удаление из жизни любви, даже в самых животных и примитивных формах – то есть любви к собственному потомству (либералы, и особенно либералки-феминистки видят в детях конкурентов, претендентов на свои материальные выгоды) – расчищает почву для сатанинской, неугасимой, вселенской ненависти. Безлюбье – ноль, пустота, но природа не терпит пустоты. С силой вакуума пустота засасывает в себя противоположнсоть тому, от чего избавилась, чтобы стать пустотой. Писатель Пелевин мудро назвал либерального человека «оранусом» (ротожопом). Но это лишь первая стадия. За примитивным и пассивным потребительским оранусом довольно быстро следует «омниофаг» (всепожиратель). Омниофаг уничтожает все вокруг себя, а в пределе функции переходит и к самоуничтожению, к самопожиранию. Кто хочет увидеть, как это выглядит на практике – посмотрите на Украину. Там либерализм прошел все этапы. И породил Нечто, ненавидящее все люто и кровожадно — дальних, близких, своих, чужих, собственные корни, собственное будущее, самое себя. Ненависть к собственным детям, которую демонстрирует Запад своей стремительной депопуляцией (к тому же называя это «свободой» и «развитием») – обречена сочетаться со смертопоклонничеством. Если человек любит только себя, и никого, кроме себя, окуклившись в предельном эгоизме, то, по сути – он любит собственную смерть, служит ей и приближает ее. Ведь человек смертен, правда? И если он порвал с предками и потомками (как очевидным образом сделали либералы, презрев и традицию и размножение) – то он нянчит собственную смерть, и ничего больше. Он кончится – и все кончится. Дай Бог, чтобы только для него, а не для всех!» (А. Леонидов, команда ЭиМ).
Согласно Википедии, смерть (гибель, кончина) — прекращение, полная остановка биологических и физиологических процессов жизнедеятельности организма. В медицине изучением смерти занимается наука танатология. В естественной среде после смерти тела умерших организмов начинают разлагаться. Смерть всегда несла отпечаток таинственности и мистичности. Непредсказуемость, неизбежность, неожиданность, неизвестность и подчас незначительность причин, приводящих к смерти, выводили само понятие смерти за пределы человеческого восприятия. Многие религии воспринимают смерть как божественную кару за греховное существование либо как божественный дар, после которого человека ожидает счастливая и вечная жизнь в загробном мире (чаще всего понятие «смерть» люди применяют по отношению к своему виду). В природе большинство живых существ погибают в результате непрерывно идущей борьбы за существование, в том числе межвидовой и внутривидовой борьбы, включающей в себя изменения условий обитания. В частности, все без исключения прокариоты и одноклеточные эукариоты, колониальные организмы (полипы и гидры) погибают именно таким образом, поскольку биологически они бессмертны (не стареют). Из других многоклеточных практически бессмертными является медуза Turritopsis nutricula, некоторые морские ежи. Лишь очень незначительный процент живых существ на планете (сложно организованные) подвержены старению, и потому в принципе могут умирать от старости. К ним относится и человек. Однако в природной среде особи (опять-таки вследствие старения либо связанных с ним заболеваний) почти всегда проигрывают борьбу за существование и погибают насильственной смертью (обычно оказываясь съеденными). Лишь небольшой процент крупных животных, таких как слоны, китообразные, осьминоги, крупные хищные рыбы, а также рептилии, птицы и звери, могут умереть от старости. У человека эта причина смерти, хотя и определяет максимальный срок жизни, в медицинских списках (список причин смерти) не фигурирует. Эволюция предполагает непрерывную смену поколений, которая необходима для видовой изменчивости в условиях смены условий жизни на планете, а также в зависимости от конкуренции с другими видами организмов. Таким образом, абсолютно бессмертные существа остановили бы эволюцию, вследствие которой они и возникли; но пока этого не произошло. У многих народов существовали представления о смерти как о моменте, когда бессмертная душа человека расстается с телом и направляется к душам предков. Также имелись и обряды поклонения смерти.
Говоря об изучении смерти, академик В. А. Неговский в «Очерках по реаниматологии» писал, что …ход естествознания приостановился перед изучением смерти. Веками это явление было столь сложным и непонятным, что, казалось, находится за пределами человеческого познания. И лишь постепенно накапливающиеся робкие и вначале довольно элементарные попытки оживить человека и случайные успехи при этом разрушили эту непознаваемую стену, делающую смерть «вещью в себе». Конец XIX и особенно XX век внесли в проблему смерти коренные изменения. Смерть перестала нести на себе отпечаток мистики, но тайна ее сохранилась. Смерть, являясь закономерным завершением жизни, стала таким же объектом научных исследований, как и сама жизнь. Один из основателей экспериментальной патологии, стоявший у истоков танатологии, знаменитый француз Клод Бернар в «Лекциях по экспериментальной патологии» писал: «…Чтобы знать, как живут организмы животного, человека, необходимо видеть, как множество их умирает, ибо механизмы жизни могут быть вскрыты и обнаружены лишь знанием механизмов смерти». Альфред Нобель, учредитель Нобелевских премий, рекомендовал особое внимание обратить на изучение вопросов старения и умирания организма, фундаментальных проблем современной биологии и медицины. Изменение научного отношения к смерти, низведение смерти до естественного физиологического процесса, требующего квалифицированного физиологического анализа и изучения, пожалуй, особенно рельефно проявилось в высказывании И. П. Павлова: «…Какое обширное и плодотворное поле раскрылось бы для физиологического исследования, если бы немедленно после вызванной болезни или ввиду неминуемой смерти экспериментатор искал с полным знанием дела способ победить ту и другую. Таким образом, уже в начале XX века смерть из мистической «вещи в себе» превратилась в объект научного поиска, требующий специальных исследований и анализа. Объект, который позволяет не только понять причины прекращения жизнедеятельности, но и «вступить в непримиримую борьбу» со смертью и даже изучить саму жизнь, понять первоосновы, отличающие живые объекты от неживых. Французский историк Филипп Арьес, анализируя происхождение массовых представлений о смерти, выделяет пять этапов в развитии представлений о ней: С архаических времен и вплоть до XI в. — «нормальное» (т. н. «прирученная смерть»). Представление о том, что все люди когда-нибудь умрут, то есть смерть — это обыденное, неизбежное явление, которое не вызывает особого страха. Умершие рассматривались как уснувшие («усопшие») «до конца времен». Поэтому кладбища были не только местами захоронения, но и местами жизни (местом собраний, встреч и т. д.).
Начиная с XII века — «смерть своя» (la mort de soi). Это представление о смерти появилось под влиянием роста индивидуального сознания и утверждения в обществе между XI и XIII столетиями идеи Страшного Суда. Значение ритуалов, связанных с предсмертным состоянием и захоронением, возрастает. Близость живых и умерших прекращается — кладбища выносят за городскую черту (территорию живущих). Вместе с тем, смерть находит активное выражение в искусстве. В эпоху Просвещения — «смерть далекая и близкая» (la mort longue et proche). Смерть представляется как нечто дикое, необузданное. Это реакция на утрату механизмов защиты от природы. В эпоху романтизма — «смерть твоя» (la mort de toi). Смерть другого человека переживается тяжелее, чем близость собственной смерти. Феномен смерти эстетизируется. В XX веке — «смерть перевернутая» (la mort inversée). Появляется страх перед самим упоминанием смерти, эта тема становится запретной. Происходит сокращение сроков ритуалов, связанных со смертью (похороны, траур). Трупам умерших стараются придать вид живых. Один из основоположников танатологии М. Ф. К. Биша говорил, что жизнь — это совокупность явлений, противящихся смерти. Классики диалектического материализма подвергли эти представления критике за их метафизический подход к решению сложной проблемы. Так, Ф. Энгельс в «Анти-Дюринге» написал, что «жизнь есть способ существования белковых тел, и этот способ существования заключается по своему существу в постоянном обновлении их химических составных частей путем питания и выделения» и далее сформулировал следующий тезис: «Жить — значит умирать». Но если сопоставить представления Энгельса и его оппонентов, которых он критиковал, то окажется, что принципиальных различий между ними не существует. Более того, все они подходили к трактовке жизни только с позиций единственной известной им белковой формы. Все они считали свой субъективный язык единственно возможным инструментом описания реальности. Совершенно иной взгляд на смерть имел философ Артур Шопенгауэр, который создал теорию палингенезии, представляющую собой философскую альтернативу религиозной реинкарнации. С другой стороны некоторые философии и религии рассматривают смерть не как противоположность рождению, а как неотъемлемую часть воскрешения. Это имеет отношение ко всем авраамическим религиям, к религии Древнего Египта. Несмотря на сложность проблемы смерти, в медицине уже давно существует четкая конкретная классификация, которая позволяет врачу в каждом случае наступления смерти установить признаки, определяющие категорию, род, вид смерти и ее причину.
В медицине выделяют две категории смерти — смерть насильственную и смерть ненасильственную. Вторым квалифицирующим признаком смерти является род. И в той, и в другой категории принято выделять три рода смерти. К родам ненасильственной смерти относятся — смерть физиологическая, смерть патологическая и смерть скоропостижная. Родами насильственной смерти являются убийство, самоубийство и смерть в результате несчастного случая. Третьим квалифицирующим признаком является вид смерти. Установление вида смерти связано с определением группы факторов, вызвавших смерть, и объединенных по своему происхождению или воздействию на организм человека. В частности, как отдельный вид смерти, отличающийся от классической смерти с первичной остановкой кровообращения, рассматривают смерть мозга. Одним из сложнейших этапов классификации смерти является установление причины ее наступления. Независимо от категории, рода и вида смерти, причины ее наступления делятся на основную, промежуточную и непосредственную. В настоящее время в медицине не разрешается использовать термин «смерть от старости» — всегда нужно устанавливать более конкретную причину смерти. Основной причиной смерти считается нозологическая единица в соответствии с Международной классификации болезней: повреждение или заболевание, которое само стало причиной смерти или вызвало развитие патологического процесса (осложнения), приведшего к смерти. Все основные религии имеют учение, описывающее, что происходит с человеком после смерти. Поскольку большинство религий утверждает существование души, они, в основном, полагают смерть человека. лишь гибелью тела и описывают различные варианты дальнейшего существования личности в виде духа или последующего возрождения в новом теле, либо вечного, либо заканчивающегося достижением нирваны (в буддизме) или жизни вечной (в христианстве). Реинкарнация в индуизме предполагает, что нематериальная душа человека после смерти воплощается в новом теле. При этом допускается, что прожитая ранее жизнь может повлиять на выбор последующего тела. «Как человек, снимая старые одежды, надевает новые, так и душа входит в новые материальные тела, оставляя старые и бесполезные» (Бхагавадгита, II.22). О реинкарнации также идет речь в почитаемом буддистами «Тибетской книге мертвых», служащей своего рода инструкцией для умирающих. В буддизме существует, однако, Анатмавада — доктрина, согласно которой души не существует. В христианстве смерть — это следствие грехопадения человека. Согласно поучениям христианских святых смерть бывает телесной (прекращение жизнедеятельности тела) и душевной (нечувствие души при живом теле). Кроме того, для бессмертной души смерть — это еще и граница между земной жизнью и небесной. Поэтому многие христианские мученики принимали свою смерть с радостью — для них день смерти на земле становился днем рождения на небесах.
В Откровении апостола Иоанна Богослова написано, что смерть прекратится после Страшного Суда, в грядущем Царстве Бога: «Отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет» (Отк. 21:4). Несмотря на неестественность смерти, она допускается Богом, чтобы зло не стало бессмертным: «По сей причине, дабы не увековечилось поселившееся в нас зло… сосуд на время разрушается смертью, чтобы, по истечении зла, преобразовалось человеческое естество и, чистое от зла, восстановилось в первоначальное состояние» (св. Григорий Нисский). Но такое восстановление возможно только при условии воскресения из мертвых: «Ибо, если нет воскресения, природа всего человека не сохранится». Согласно учению свт. Афанасия Великого, поскольку Божие милосердие не могло допустить, «чтобы однажды сотворенные разумные существа и причастные Слова Его погибли и через тление снова обратились в небытие», Бог-Слово стал человеком, чтобы «людей, обратившихся в тление, снова возвратить в нетление и оживотворить их от смерти, присвоением Себе тела и благодатью Воскресения уничтожая в них смерть, как солому огнем». Синтоизм предполагает, что дух человека продолжает существование после смерти, хотя вовсе не обязательно реинкарнируется. Духи умерших, по представлениям этой религии, могут оказывать помощь живым родственникам, и часто являются объектом поклонения. В исламе после смерти человек попадает в барзах (от араб. — перешеек) — состояние, где он пребывает в могиле до Судного Дня, после которого будет воскрешен во плоти, и будет спрошен о своих деяниях, после чего определен либо в ад, либо в рай. Короче говоря, постепенно развивая свое сознание, люди стали все сильней и сильней понимать один из главных мировых законов – «закон сохранения». Который гласит: «Если в нашем мире существует какая-либо сущность (без разницы, материальная или нематериальная, ибо материя и сознание составляют единое целое – раз есть одно, есть и другое), она может видоизменяться и трансформироваться, но в любом случае, навечно продолжит свое существование в мире, в том или ином виде». Или иначе: «Любая жизнь, за исключением нашего живого Мироздания, имеет свое начало, но не имеет конца». Ну а само наше Мироздание не имеет ни начала, ни конца, как в пространстве, так и во времени. Вот и получается, что любая смерть – это всего лишь ТРАНСФОРМАЦИЯ. И нагляднее всего, это обстоятельство прослеживается в истории человечества. Например, когда люди говорят о смерти Римской империи, они прекрасно понимают, что тогдашние ее жители не умерли одномоментно, умер лишь привычный для них общественный строй, путем трансформации в нечто иное. Короче говоря, один общественный строй сменился другим, вот Вам и вся смерть. А сами люди, как рождались и умирали, так и продолжали это делать, невзирая ни на что.
При этом каждое новое поколение людей, используя полученный ими опыт предыдущего поколения, строили что-то свое, получали свой собственный опыт и передавали его своим потомкам. Другими словами, «жизнь продолжалась», хотя империя и погибла. Как очень верно подметил в свое время Антуан де Сент-Экзюпери: «Вожатый покажет мне путь, но пройду его я сам, он оставит меня в одиночестве, уверив, будто я сам открыл Вселенную. Я шел за ним, но нашел свое». И в роли такого вожатого всегда выступает предыдущее поколение людей (ведь детей всегда воспитывают их родители). И раз уж мы здесь говорим о жизни и смерти, никак не обойти вопрос о мужчинах и женщинах. В любом случае, главным в воспитании детей является «раннее базовое воспитание», которое осуществляется матерями. Именно матери, в самую первую голову, и занимаются передачей жизненного опыта следующему поколению людей. Таким образом, матери являются основной силой продолжения любой жизни, именно они рожают детей, именно они их любят больше своей жизни, и передают им свой жизненный опыт. Короче говоря, именно матери являются тем самым «вожатым», который показывает путь каждому человеку на Земле. И вот что думают о мужчинах женщины – «Мужчины выше среднего» (morena-morana). «Недавно совершенно случайно обнаружила одну странную вещь. Это непринятие сильным полом информации о среднем мужчине. Вот смотрите, если составить портрет средней женщины, перечислив ее средний рост, вес и зарплату, а также некоторые привычки, взятые из статистических опросов, это всегда вызывает позитивную реакцию. — Да, мы такие! – отвечают женщины. — А у меня такой рост! И вес! И зарплата! — Попадание 8 из 10! Мужчины тоже не возражают, мол, женщины такие и есть. Средние. Но все меняется, если взять статистику из тех же мест, и составить портрет среднего мужчины. Мужчины возмущены средним ростом 176! Как это! Выше, выше! Если вас такие окружают, меняйте окружение автор. Мужчины возмущены средним размером зарплаты. Откуда я ее взяла? Да просто посмотрела медианную по своей области. Даже накинула чутка, чтобы учесть гендерный разрыв. Но джентльмены все равно не довольны. 45 тысяч? У мужика? Да вы издеваетесь. Не бывает таких мужиков, автор, срочно смените свое окружение! Как мне его менять? Переехать в Москву? Так средний мужчина и не москвич… Не устраивает их факт, что мужчина среднего возраста, скорее всего, окажется с алиментами, судя по статистике разводов. Не устраивает и средний вес, и средний неспортивный образ жизни (в залах даже одну пятую мужиков не найдешь), и средние болячки (хотя с женскими болячками все согласились), и средний размер хвоста… Нет, мы не такие!!! Срочно перестаньте это писать! А еще лучше мужика себе найдите нормального (универсальный совет). И вот возникает вопрос – что это за явление? Мне только одна в голову приходит параллель. Знаете, иногда женщины, когда резко поправляются, начинают отрицать своей размер. Мол, что это вы мне дали. Я всегда носила 42-й. Зачем вы мне 50-й в нос пихаете?
Короче говоря, не хотят средние мужчины признавать себя средними. Блогер врет. Статистика… обманывает. Все вокруг слепые. На самом деле все не так. На самом-то деле по улицам ходят богатыри, все по два метра ростом. А кто высокий – те и по три. Вернее даже не ходят, а летают, потому что сотни тысяч мужчин у нас в такси не работают. Все как раскинут свои широкие крылья, да как полетят. Зарабатывают мужчины мульоны. Серебро и злато. Кто победнее, держит магазины, автосервисы, закусочные. Кто побогаче – становятся владычицами морскими. Нос у этих мужчин с горбинкой, хвост дубинкой, потенция никогда не подводит, оттого они и улыбаются белозубыми улыбками. А женщины… что женщины? Ходят такие кулемы на среднюю работу за среднюю зарплату, средне весят, средне отдыхают, тянут детей. Как вы думаете, с чем связано это удивительное явление?» (https://morena-morana.li…). А ответ на этот вопрос удивительно прост – в подсознании любой женщине, как продолжательнице Жизни (рода) и «хранителю семейного очага», обязательно доминируют природные инстинкты «первой очереди» — инстинкт самосохранения, инстинкт продолжения рода, инстинкт Веры в авторитетное мнение и социальный (альтруистический) инстинкт, плюс к этому переходный инстинкт «собирание материальных ценностей». А у мужчин – инстинкты «второй очереди» — инстинкт сохранения достоинства, инстинкт свободы, инстинкт доминирования и исследовательский инстинкт, плюс к этому еще один переходный инстинкт – соревновательный. И, слава Богу, что последний инстинкт доминирует далеко не у всех мужиков. Ведь все «свободные эксплуататоры» как раз и отличаются от «автономов», прежде всего, доминированием в их подсознании именно этого соревновательного инстинкта (вместо социального инстинкта). Понятное дело, что доминирование каких-то инстинктов совсем не означает отмену всех остальных природных инстинктов, а потому, «свободные эксплуататоры» и «автономы» встречаются и среди женщин, однако значительно реже, чем среди мужчин. И изменить сие никому не под силу, мужик навсегда остается мужиком, а женщина – женщиной. Какие бы «гендерные истории» ни придумывали бы на Западе. Придумывая их, они лишь приближают свою собственную смерть. Короче говоря, Западная англосаксонская островная империя доживает свои последние дни и вскоре последует примеру Римской империи. И наша с Вами задача — избавить ее жителей от ненужных страданий и ускорить, по возможности, срок наступления естественной смерти (от дряхлости и старости).