Продолжим разговор о локализме
А для начала статья Ростислава Ищенко — «Встреча Путина и Ли Шанфу в рамках большой стратегии». «При использовании термина стратегия люди обычно представляют себе мудрых генералов, размышляющих над картами в штабах противоборствующих армий. Это верно лишь частично. Военная стратегия является лишь частью общей (большой) стратегии, причем частью вспомогательной (подчиненной). И дело не только в том, что война является именно последним и не самым желательным доводом политиков. Так как и политика, и война являются играми с ненулевой суммой, чаще всего война ведет к проигрышу обеих участвующих в ней сторон (и формального победителя, и формального побеждённого). Реже одна из сторон побеждает (чаще плоды победы пожинает третий, не участвовавший в войне или явившийся к её концу). И я не помню ни одного случая, когда война завершилась бы общей победой участников (то есть послевоенный мир стал бы лучше для обеих сторон), хоть теоретически такое возможно. Как видим, оценка эффективности системы «война» дает неутешительный результат. Войну проще проиграть, чем выиграть, даже победив на поле боя. Поэтому политики рассматривают войну как вынужденный шаг, когда все остальные способы добиться решения проблемы исчерпаны безрезультатно. Армии содержатся, как средство, в первую очередь, избежать войны и лишь во вторую — достичь победы на поле боя. Поскольку же, как было сказано выше, победа на поле боя не гарантирует общеполитической победы, военная стратегия и является подчиненной, вспомогательной частью большой стратегии. Главную же роль в достижении победы играет большая (политическая) стратегия и дипломатия как ее раздел. При этом дипломатию нельзя понимать исключительно как работу МИД. Дипломатическое ведомство играет в значительной степени техническую роль — роль большой канцелярии, обеспечивающей взаимодействие и координацию различных структур власти. При этом существует и военная дипломатия, и дипломатия законодательных органов, но главную роль играет политическая дипломатия — дипломатия уровня глав государств, а также глав и членов правительств. Именно на этом уровне происходит основная борьба, обеспечивающая будущую победу одному и поражение другому. При этом успех военных действий, как в количественном (уничтожение вражеских войск), так и в пространственном (занятие территории) измерениях, не коррелирует прямо с результатами политического противостояния.
Например, выдающиеся успехи русской армии (занятие Дунайских княжеств и прорыв на Кавказе в глубь турецкой территории) и флота (уничтожение черноморской эскадры турок в Синопском сражении) лишь ухудшили положение России с точки зрения большой стратегии, поскольку стимулировали вступление в войну на стороне Турции Великобритании, Франции и Пьемонта, при враждебном нейтралитете Австрии и Пруссии. До конца Крымской войны Россия не потерпела ни одного серьезного поражения на поле боя, но провал ее большой стратегии привел к необходимости заключить похабный Парижский мирный договор, серьезно ограничивший военные возможности России в Черноморском регионе. Есть и обратный пример. На первом этапе Северной войны 1700–1721 годов (до 1706 года) Россия и ее союзники проиграли все крупные сражения и большую часть мелких стычек. Но именно большая стратегия Петра, направленная на затягивание конфликта, растягивание шведских сил и подрыв экономики Швеции привела вначале к стабилизации положения, а затем к разгрому основных сил Швеции в битвах при Калуше, Лесной и Полтаве, которые знаменовали перелом в войне. Та же большая стратегия, направленная на оформление европейских союзов и игре на противоречиях европейских держав, не дала Швеции восстановить силы при помощи Франции, а затем Великобритании. Большая стратегия для своей эффективности требует гибкости и умения договариваться на основе общих интересов, вынося за скобки противоречия или оперативно разрешая их на основе взаимоприемлемого компромисса. Непредвзятый наблюдатель легко убедится в том, что переоценившие свои возможности после распада СССР США к концу 90-х годов прошлого века пришли к деградации большой стратегии и исключительной ставке на силу. Некоторые склонны переоценивать американские успехи в сфере так называемой «мягкой силы», указывая на успешность «цветных революций». Но, во-первых, «цветные революции» — прямые потомки революций «бархатных» и являются плодом отношений и взглядов, сложившихся на европейском континенте (и только на нем) к концу ХХ века. Становым хребтом этих отношений была всеобщая (на уровне народов, элит и государственной власти) вера в исключительность США, которая и создавала необходимые предпосылки для успешной работы американской дипломатии (большей частью опиравшейся на общественные /неправительственные/ организации). То есть, успех «цветных» переворотов был заложен десятилетиями раньше, когда американская «мягкая сила» победила СССР и соцлагерь. Это успех большой стратегии США в послевоенные годы, но никак не результат усилий Сороса и Клинтонов в начале нулевых. Эти последние своей ставкой на грубую силу, наоборот, способствовали уничтожению всех достижений предшествовавшей большой стратегии США.
Во-вторых, сами по себе «цветные революции» стали обеспечением военной агрессии. Они должны были окружить Россию кризисной зоной, втянуть ее в войну на всей линии ее сухопутной границы от Монголии до Прибалтики (исключительно) и способствовать не столько политическому, сколько военному поражению России. Американцы в данном случае поставили телегу впереди лошади, заставив большую стратегию обслуживать чисто военные потребности. Это все равно как если Генеральный штаб будет руководить Верховным главнокомандующим, принимая вместо него чисто политические решения. Такая ситуация закономерно привела США к геополитической катастрофе, развивающейся прямо сейчас, на наших глазах. При этом не только Россия и Китай (основные соперники США), но также Индия, Иран, Пакистан, Израиль, Индонезия, Бразилия сохранили классический подход, предполагающий доминирование большой стратегии. Да и остальные государства планеты, включая американских союзников, стараются (пусть всего лишь на региональном или национальном уровне) обеспечить доминирование большой стратегии над чисто военной. Исключение представляют Украина и Прибалтика, полностью подчинившие себя интересам военной стратегии США. Польша близка к тому, чтобы примкнуть к этому лагерю, но пока держится. На этом фоне встреча Путина с министром обороны КНР Ли Шанфу имеет все черты большой стратегии. Понятно, что это была чисто техническая аудиенция. Президент не может обсуждать с министром проблемы его уровня. Для этого есть Шойгу, который присутствовал на встрече президента России с его китайским коллегой. Кроме того, совсем недавно в Москве побывал с визитом Си Цзиньпин, то есть все актуальные проблемы на уровне лидеров были решены, а сам визит министра обороны КНР (как и другие визиты китайских чиновников в Россию и российских в Китай) происходит в рамках реализации договоренностей, достигнутых на высшем уровне. Теоретически Путин мог бы и не принимать китайского министра. Но этим ходом российский президент продемонстрировал, что российско-китайское партнерство в военной сфере развивается быстро, эффективно и является предметом постоянного внимания высшего руководства обеих стран. Это неброский, но сильный ответ на истеричные попытки США давить на Россию, пугая ее «украинским контрнаступлением», которое уже полгода переносится и никак не может состояться. Как я уже писал, американцам необходимо перемирие на Западе (с Россией), чтобы начать активную кампанию против Китая на Востоке, включающую военный кризис вокруг Тайваня. США так и не желают отойти от приобретенной привычки делать ставку на военную силу. При этом перемирие им необходимо не какое попало, а на собственных условиях, чтобы Россия была и дальше связана находящимися в боевой готовности ударными группировками враждебных стран и не могла существенно помочь Китаю, а также чтобы сохранялся плацдарм для возобновления военных действий против России, после того как будет разгромлен Китай.
Многие смеются и говорят, что американцы не могут рассчитывать на то, что находящаяся в выгодной позиции Россия примет их условия. Но такой неадекватный расчет — результат того, что вопреки норме военная стратегия начала доминировать над политической и не политики указывают военным, какие операции и с какой скоростью необходимо провести, а военные требуют от политиков обеспечить им условия для проведения запланированных операцию. Думаю, что для страны, которая сделала извращение общественной нормой нет ничего удивительного в извращенном понимании стратегии. Внедряют же они стратегию воспитания детей гомосексуальными семьями, которые физически не могут родить ребенка. Вот и в данном случае мы имеем нечто вроде военно-политического гомосексуализма. «Ребеночка» американские стратеги родить не могут, но очень стараются. В данном контексте полчаса, потраченные Путиным на дружескую беседу с Ли Шанфу значат больше, чем десяток совместных учений. Они демонстрируют американцам, что провалилась их надежда на слом российско-китайского союза сказками об украинском «контрнаступлении по всему фронту» (и где-нибудь еще), а также о готовности Америки воевать с Китаем за Тайвань. То есть Вашингтон может сдаться прямо сейчас, а может усугубить ситуацию, развязав еще и Тайваньский кризис, а также санкционировав новые военные преступления киевского режима. Пока что речь идет о денацификации только Украины, но ведь совершенству нет предела, и под денацификацию могут попасть не только Прибалтика с Польшей, но и главный оплот нацистов всего мира в Вашингтоне. Воевать-то никто не хочет, но раз начав, приходится доводить дело до конца. Если США, спровоцировав войну, не могут в ней победить, значит, они в ней проиграют. Если они не поторопятся признать свое поражение, значит, их придется заставить. Но чем дольше ведется война и чем больше стран в нее вовлечено, тем выше и российско-китайские издержки, за которые кто-то должен ответить. Сегодня это Украина и ее неадекватное руководство. А кто будет завтра, когда масштаб совершенных преступлений превысит политический вес украинских лидеров?» (Ростислав Ищенко). Вспоминая предыдущую главу, можно сказать, что локалисты взяли верх во власти в США, и весь мир сегодня пожинает плоды этого события. Другими словами, в тамошней властной элите почему-то решили, что локальное военное управление миром является более приоритетным, чем общее концептуальное управление. Кстати, то же самое наблюдалось и в поздние периоды древнеримской империи, а стало быть, и результат для США станет таким же, как и для древнего Рима.
К слову сказать, то же самое, только в профиль, мы наблюдаем и в современной экономике — «Как апологеты экономикс жестко подставили Запад или почему Запад проигрывает» (Александр Дубровский). «В прошлом я довольно часто писал о перекосах в макроэкономике, пользующейся западными лекалами. В частности, святая вера в чудодейственную силу размера ВВП (валовой внутренний продукт) исчисляемого по западным методичкам, закономерно привела в точку невозврата, откуда одним – путь к поражению, другим – к победе. В принципе, пока все шло более-менее мирно, загораясь лишь локально и по периферии, все пользовались тем блюдом, которое подавали. Попытки пересчитать ВВП по «правильному» и показать критические перекосы, ни к чему не приводили, вызывая кривую усмешку, мол, манипуляции цифрами – удел проигравших. В итоге, Запад продолжал (и продолжает, кстати) блуждать в иллюзиях и ложном чувстве безопасности, и с порога отвергает такие понятия, как ВВП по ППС (паритет покупательной способности) и, тем более, ВВП по реальному производству без учета сферы услуг в ее раздутой бессмысленной части. В противном случае таких глупостей, как попытки задавить Россию пакетами «всесильных» санкций вряд ли пришли бы в голову даже поклонникам учебника «Экономикс», выдержавшего, к слову, уже 22 издания. Надо сказать, что ни один метод расчета «веса» экономики не является идеальным, тем не менее, подчеркну: общепринятый способ расчета номинального ВВП – это, прежде всего, политическое жульничество, нежели, более-менее, корректные экономические расчеты и направленны эти махинации на демонстрацию превосходства Запада и ни на что другое. Почему «более-менее» при условии, что разговор идет как бы об экономической науке? Потому что нет такой науки, ибо там, где нет законов, а есть закономерности, науки быть не может по определению. Тем более, когда вмешивается политика, без которой в принципе нет экономики, она как раз и становится прибежищем жуликов и махинаторов. В этом смысле ко всему, что написано выше и будет написано ниже, следует относиться с известной долей здравого смысла и только. Тем не менее, двигаемся далее. Так вот, сегодня мы пришли к тому, к чему пришли: геополитическая напряженность возросла до небывалого пика и неизбежно показала чрезвычайную слабость экономик услуг и финансовых спекуляций. То есть, в эпоху деглобализации и жесткой конкуренции, вплоть до боевых действий, значение приобретают не общий размер ВВП, а та его часть, которая отвечает за базовую жизнедеятельность государства – это промышленный сектор: обрабатывающая и горнодобывающая промышленность, энергетика, строительство и инфраструктура, а также сельское хозяйство.
И здесь мне стало интересно: а кто-нибудь там, на Западе, додумался посчитать производственный ВВП и соотношение стран по этому показателю сегодня, когда услуги, очевидно, играют вторичную роль? Когда на 1 место выходит способность быстро мобилизовать производственные мощности, и не ради самой мобилизации, а ради победы? ВВП по ППС да, встречал в 2019 году даже в The Washington Post (автор Роберт Самуэльсон, уволен в 2020-м), причем даже с правильным выводом относительно того, что все там на Западе обманываются относительно России. Однако повторю: ППС – тоже тот еще лукавый показатель, где общий знаменатель найти трудно до невозможности, ибо идеально приравнять покупательские предпочтения, зависящие от местных традиций и культуры, действительно сложно. Но это уже хоть что-то. В России тоже да, считали и пытаются считать корректней, но также в основном ВВП по ППС товаров и услуг, потому как избавиться от псевдонаучной роли услуг в экономической мощи не позволяет общая экономическая школа. А вот считал ли кто производственный ВВП (по ППС), мне неизвестно, по крайней мере, я не встречал, хотя сам вскрыл эту тему еще в 2018 году и затем не раз возвращался. Возможно, тогда это было несвоевременно, зато сейчас, когда настало время «Все для Победы!», на мой взгляд, в самый раз. И тут внезапно нахожу относительно свежую статью «Геостратегическая оценка экономик России и Китая» (зима 2022 год), автор Жак Сапир (Jacques Sapir), профессор, директор по исследованиям в Высшей школе социальных наук США, журнал «American Affairs», где он приходит к тем же самым выводам и даже формулировки похожие – о бессмысленности многих услуг при подсчете ВВП по ППС. Вот смотрите, что он пишет: «Простая статистика ВВП, возможно, внушила Западу ложное чувство безопасности. По объему ВВП западные экономики кажутся доминирующими, а их способность вводить санкции – решающей. Но зависимость Запада от секторов услуг и относительная слабость непосредственно производственных секторов, таких как обрабатывающая промышленность, горнодобывающая промышленность и сельское хозяйство, создает критические уязвимости в производстве товаров и цепочках поставок. Во времена мира и беспрепятственной торговли такие уязвимости могут показаться незначительными. Однако в периоды деглобализации, геополитической конкуренции и конфликтов между государствами эти недостатки могут оказывать глубокое воздействие, в то время как базовые производственные секторы приобретают все большее значение. Более четкое представление об этих реалиях подразумевает переоценку стратегической позиции Запада».
О важности производственного сектора: «…в некоторых исследованиях предпринимались попытки включить «услуги», связанные с незаконным оборотом наркотиков и проституцией, в расчет ВВП. Возникает вопрос о реальном вкладе некоторых услуг, даже если развитие экономики услуг в мирное время совершенно законно. Но рассуждения меняются во времена войны или квазивойны. В военное время услуги теряют свою важность по сравнению с сельским хозяйством, промышленностью и строительством». Автор приходит к сходным выводам с моими, хотя и сравнивает несколько другие страны: Китай, США, Россию, Германию и Францию (у меня Китай, Индия, США, Япония и Германия), и также выкладывает таблицу сравнений (по состоянию на 2019 год), из которой следует, что сфера производства Германии составляет 90% от российской, а Франции – менее 50%. В свою очередь, производство в США в 3 раза меньше китайского, а Германии – в 9 раз: «Таблицы показывают, что ВВП России и Китая значительно выше, если рассматривать только непосредственно производственную деятельность. Экономика Китая становится в девять раз сильнее экономики Германии и в три раза сильнее экономики Соединенных Штатов. Российская экономика также в конечном итоге опережает экономику Германии и более чем в два раза превосходит французскую экономику. Это полностью меняет наше видение этих экономик, что далеко от заявлений о том, что Россия находится на одном уровне с Испанией или что Китай все еще сильно отстает от Соединенных Штатов». О важности мирового экспорта: «В 2019 году Россия была вторым по величине производителем платины, кобальта и ванадия в мире, третьим по величине производителем золота и никеля, четвертым по величине производителем серебра и фосфатов, пятым по величине производителем железной руды и шестым по величине производителем урана и свинца. Основным продуктом российского сельского хозяйства являются зерновые. Россия является крупнейшим в мире экспортером пшеницы и крупнейший производитель ячменя, гречихи, овса и ржи, а также второй по величине производитель семян подсолнечника. Конечно, Россия является крупнейшим в мире экспортером газа (и обладает крупнейшими в мире запасами) и вторым по величине экспортером сырой нефти. Это дает России, помимо ее промышленных мощностей, центральное положение в торговле сырьем, положение, которое объясняет ее союз с Китаем. Любое прекращение или резкое сокращение торговли с Россией, вероятно, вызовет серьезные сбои на товарных рынках».
Теперь очевидно, почему попытка представить экономики Китая и России исключительно через ВВП, используя метод обменного курса, приводит к созданию ложного представления об экономической мощи этих двух стран — и картины, которая может нанести ущерб процессу принятия решений. Элементы промышленного производства, которые мы выделили, тем более важны в текущей ситуации. Хотя мы не вступили в экономику военного времени как таковую, за пределами Украины экономики по всему миру в настоящее время сильно подвержены влиянию геостратегических реалий. Использование нескольких экономических показателей и систематический поиск показателей, наиболее близких к реальности, должны быть приоритетом, если мы хотим серьезно оценить баланс экономических сил, и принимать соответствующие решения». P.S. Теперь становятся понятными и тупая упертость санкционеров, и совершенно обратный эффект от антироссийских санкций. А главное, четко вырисовывается тот фундамент, на котором базируется неизбежная победа России и такое же неизбежное поражение Запада. В статье Жака Сапира указано на чрезвычайную важность российского производственного сектора для всей мировой экономики ввиду ее специфики, основанной на богатейших энергоресурсах и других полезных ископаемых, а также неизбежность союза России и Китая. Однако, на мой взгляд, опущены или не очень раскрыты несколько моментов, некоторые из которых вообще не относятся к сфере экономики: 1. Полезные ископаемые и энергоресурсы – это как раз та база, которая наиболее востребована в пору масштабного конфликта, так как позволяет быстро нарастить производство ВПК. 2. Традиционная склонность России и русских к мобилизационным рывкам как в военной и производственной областях, так и в социальных процессах. 3. Отсутствует сравнение между производствами России и Китая, где у последнего – это, прежде всего, экспорт готовых изделий и товаров в крайне уязвимом направлении, то есть на рынки Запада. Переориентировать такую массу (в объеме порядка $1,5 трлн.) на другие регионы, на порядки сложнее, нежели базовые энергоресурсы и сырье, спрос на которые растет повсеместно. 4. В случае открытия жесткого антикитайского санкционного режима, Китаю будет несравнимо труднее удержать свою экономику от реального обрушения. 5. Исходя из совокупности представленного материала, наибольшие шансы в одиночестве победить Запад есть только у России, более ни одна другая страна на это неспособна. Шансы у них есть только в тесном взаимодействии с Россией, в том числе используя начавшие формироваться финансовые рычаги, направленные, в частности, на вытеснение из мировой торговли американского доллара и разработку суверенных платежных систем» (Александр Дубровский, ТГ-канал Спокойно Z Маша).
Абсолютно справедливая статья, единственное, о чем Дубровский не сказал, так это о том, что в нашем мире (в том числе, и в экономике) все происходит циклично. А царствующий в современном мире «бандитский капитализм» уже вошел в последнюю, летальную фазу своего развития – в сырьевую фазу, когда сырья не хватает всем, кто желает его получить. И одним из главных факторов, приводящих мир в эту летальную фазу, является рост численности населения, а другим – рост долговой нагрузки, приходящей на одного жителя той или иной страны и всей Земли. Сырья же не хватает на всех как раз для того, чтобы произвести необходимое количество товаров, и расплатиться ими за свои долги. А экономика (а стало быть, и весь мир) не могут нормально функционировать, если каждый объект экономики и мира наверняка знает, что никогда не сможет получить обратно одолженные им деньги и не сможет вернуть свои долги. Это – уже не экономика, а ее профанация. Вот Западу и приходится «замораживать» чужие активы «направо и налево», а остальному не западному миру это очень сильно не нравится, ведь и с их активами могут поступить так же. А если КАПИТАЛ ТО ЛИ ЕСТЬ, ТО ЛИ ЕГО НЕТ, то и капитализм НЕ РАБОТАЕТ. Почему так произошло с миром? Только по одной причине – у руля мировой власти встали локалисты, которые в состоянии решать только локальные и сиюминутные проблемы, но не в состоянии решать стратегические проблемы, так как у них нет для этого никакой КОНЦЕПЦИИ. То есть, мы наблюдаем в современном мире полное отсутствие концептуального управления. Концепция развития осталась лишь у одного игрока – у нашего Мироздания, однако его концептуальное управление ПРЕДЕЛЬНО ЖЕСТКО и нынешним, живущим на Земле людям оно точно не понравится. Короче говоря, если завтра случится мировой потоп, автор нисколько не удивится. А сегодня этого не происходит потому, что кроме умирающего Западного мира на Земле существует и не западный мир, который не желает умирать, и у которого есть концепция, как этого избежать. Да, эти не западные страны еще не знают, что им делать дальше (у них тоже отсутствует концепция развития), зато они знают, как им не умереть прямо здесь и сейчас (у них существует концепция сохранения). То же самое можно сказать и о России. Какова же эта «концепция сохранения» в общих чертах? Она на удивление проста – уничтожить Западный мир! Не людей, там проживающих (в нынешнем положении дел на Земле они, если и виноваты, то совсем немного), а Западную властную модель локалистов, как таковую. Вот именно этим непростым делом они сегодня все и заняты. А потому, не стоит удивляться наличию противопоставления «коллективному Западу» со стороны других международных объединений, вроде ШОС, БРИКС и т.д. и т.п.
И борются власти этих стран не с «коллективным Западом», и не с его властной элитой, а с локалистами внутри нее (с «глубинным государством»). Или с действующими и вышедшими в отставку высшими представителями (генералитет) различных правоохранительных органов с «чрезмерно большим Эго». И такая война очень мало похожа на любые прошлые войны, порой она даже незаметна. И только Россия пришла на эту войну «с отрытым забралом» (ведь она уверена в своей победе), и использует СВО на Украине в качестве катализатора процесса «умирания Запада». Западные локалисты тут же ополчились против России и стали засыпать ее самыми разнообразными санкциями, которые всегда действуют на всю мировую экономику, ну а в нынешней ситуации они этими санкциями больше вредят себе, чем России. А не западные страны тут же начали подстраиваться под новую ситуацию и использовать наложенные на Россию санкции — на пользу себе, тем самым, они тоже участвуют в этой войне, и не на стороне Запада, что является самым главным. Как ни крути, а в нашем мире всегда действует один из основных мировых законов: «Большинство всегда право, даже когда оно не право». А стало быть, и результат этой войны заранее известен. И не понимают этого только «конченные идиоты», коих в нашем мире еще предостаточно. А вот что по этому поводу думают авторы «ИноСМИ» — «The National Interest США: Запад спутал Россию с Италией. Но есть существенное отличие». «Расхожее сравнение экономики России с итальянской, которое озвучивают западные эксперты, подразумевает, что Москва слаба против коллективной мощи Запада, пишет National Interest. Однако эта фраза имеет мало общего с действительностью, отмечает автор Карлос Роа. Это сравнение не только в корне неверно, но и выдает слепоту западных политиков по части материальных реалий. Во всем внешнеполитическом дискурсе едва ли отыщется мем, более укоренившийся или обманчивый, чем избитое сравнение российской экономики с итальянской. Эта фраза, которую впервые обронил сенатор Линдси Грэм еще в 2014 году, стала для западных политиков и комментаторов чем-то вроде словесной кувалды. Подразумевается, что российская экономика слаба и против коллективной мощи Запада ничего не стоит. Увы, эта фраза сформировала наш подход к России, и от нее давно пора отказаться. Будь российская экономика и впрямь столь мелкой и никчемной, как показывает статистика, разве бы она выдержала обрушившиеся на нее санкции? Почему обещание президента Джо Байдена, что российская экономика «сократится вдвое», так и не сбылось? Разве не сказал министр финансов Франции Брюно Ле Мэр в радиоэфире, что цель Запада – «устроить крах российской экономики» и вынудить Москву подчиниться? Как стране с экономикой размером якобы с итальянскую удается оказывать такое глобальное влияние, что даже министр финансов США Джанет Йеллен недавно признала, что западные санкции сами по себе ставят под угрозу долларовую гегемонию?
На бумаге наблюдение сенатора Грэма кажется верным: Россия и Италия близки друг к другу по объему ВВП, который служит излюбленным мерилом размера и мощи национальной экономики со времен Второй мировой. Цифра получается сведением общей стоимости всех товаров и услуг, произведенных или проданных в стране в течение заданного периода времени. По данным Всемирного банка, в 2013 году номинальный ВВП России составлял около 2,29 триллионов долларов, а Италии — порядка 2,14 триллионов. А совсем недавно, в 2021 году номинальный ВВП России и вовсе упал до 1,78 триллионов долларов против 2,11 триллионов у Италии. Однако ошибка кроется именно в сравнении номинального ВВП — при этом не учитывается ни обменный курс, ни и паритет покупательной способности (ППС) с поправкой на уровень жизни и производительность (а следовательно, и благосостояние на душу населения и, главное, использование ресурсов). Известный французский экономист Жак Сапир отметил ущербность этого подхода. По его словам, ВВП России, если измерить его по ППС (3,74 триллиона долларов в 2013 году и 4,81 в 2021 году) гораздо ближе к ВВП Германии (3,63 триллиона долларов в 2013 году, 4,85 в 2021), чем Италии (2,19 триллионов долларов в 2013 году, 2,74 в 2021). Разница самая принципиальная, и одно то, что так много людей повторяют сравнение России и Италии, как попугай, одновременно озадачивает и настораживает. Но даже цифры ППС не показывают истинных масштабов экономической мощи России. Сам Сепир в своем эссе для политического журнала American Affairs отметил, что даже поправка на ППС «может не отражать всей важности российской экономики, когда на карту поставлены стратегические и геополитические вопросы». Сапир отмечает, что последние полвека лет в западной экономике господствует сектор услуг, который, хотя и, безусловно, учитывается при подсчетах ВВП, теряет свое значение в эпоху конфликтов. В такие периоды имеет значение производство физических товаров, и по этому показателю российская экономика не только сильнее немецкой, но более чем вдвое мощнее французской. Кроме того, лидирующее положение России в мировой торговле энергоносителями и сырьевыми товарами как ключевого производителя нефти, газа, платины, кобальта, золота, никеля, фосфатов, железа, пшеницы, ячменя, гречихи, овса и так далее обеспечивает ей существенное влияние на мировые рынки и делает ее менее восприимчивой к санкциям и неподатливой к давлению Запада. Эта реальность не ускользнула от внимания ряда стран Глобального Юга, которые не спешат поддерживать Украину в ее борьбе против России. Хотя сенатор Грэм и допустил существенную ошибку, сравнив Россию с Италией, его несколько извиняет то, что он политик. Однако этого оправдания нет у целого ряда экономистов и внешнеполитических экспертов, которые гнут эту же линию уже много лет и поныне.
Однако учитывая привлекательность сферы услуг на Западе, по-своему живучесть мифа о России и Италии среди этих профессионалов даже неудивительна. Впечатляющий рост капиталоемкого сектора вкупе с его номинальным богатством и производительностью убедил Вашингтон и другие западные столицы не только полностью принять его, но отдать ему предпочтение политически, культурно и идеологически. Так, мы, американцы, особенно гордимся успехом наших технологических гигантов и видим в них моторы инноваций, роста и национального престижа. Интернет и различные приложения для смартфонов многие считают фактором глубоко демократическим, видя в них проводников американских ценностей и средством реализации национальных интересов США. Эта тяготение к сфере услуг приводит к тому, что трудоемкие отрасли прошлого — энергетика, сельское хозяйство, добыча ресурсов и производство — считаются морально устаревшими. Но из-за этой искаженной перспективы мы сделались неподготовленными для жизни в мире, где решающую роль снова играют материальные блага. Свидетельство тому — наши тяготы и лишения на фоне украинского конфликта. Конфликт уже выявил «тревожную нехватку производственных мощностей в США». В Европе Великобритания отметила, что на то, чтобы «пополнить подаренные Украине запасы оружия и восстановить британские арсеналы до приемлемого уровня, потребуется 10 лет». А отрезанный от дешевой российской энергии ЕС, в свою очередь, столкнулся с ужасающей перспективой стремительной деиндустриализации. Настало время признать, насколько сильно мы недооцениваем относительный размер и мощь экономических соперников — особенно России. Политикам также следует пересмотреть свой нынешний подход к управлению государственной экономикой: санкции — отнюдь не панацея, особенно против страны с внушительной экономической мощью. Но прежде давайте поклянемся никогда больше не повторять, что российская экономика «размером с итальянскую» («ИноСМИ»). На этом и закончим.