Пару слов о «коллективном разуме»
Предлагаю Вашему вниманию статью Всеволода Глуховцева — «Изба-читальня. Миг между прошлым и будущим». «Уважаемые читатели! Не так давно, на страницах данного блога, прошел материал, посвященный отсутствию в России внятной идеологии. То есть системы целей, задач, управленческих решений всенародного масштаба, в сумме создающих социальный позитив, надежду, увлекающих массы образами прекрасного будущего – ну, или не так пафосно, будущего с очевидной эволюцией, долговременным стабильным развитием. Надежда – наш компас земной, это сказано замечательно верно, лучше не скажешь, общество в принципе не может полноценно существовать без великой цели. Проблема такая у нас в России, бесспорно, стоит, однако она есть лишь часть куда более глобальной проблемы – о чем я и выскажусь ниже. В сущности, об этом я не раз говорил в рамках рубрики «Опыт коллективного разума», постоянные читатели блога наверняка помнят эти философские пассажи и дискуссии вокруг них. И вот сейчас мне хотелось бы сконцентрировать все то, добавить кое-что еще и вновь представить на публичное обозрение и обсуждение. Почти уверен, что кому-то мои выводы покажутся безумными – и ладно, это привилегия писателей-фантастов, мы можем смело изрекать то, что обычный человек, может, и хотел бы сказать, да боится прослыть сумасшедшим. А нам – нормально, у нас на то и справка есть, чтобы пульсировать идеями. Вот ими я и хочу поделиться, надеясь вызвать взрыв мыслей, эмоций, комментариев; грешным делом заранее усмехаюсь, предвидя чьи-то жестоко опаленные выхлопные патрубки (на диалекте обитателей нынешнего дикого поля данная ситуация называется «вибух и пожежа дупи)… – полагаю, читатели оценили мой утонченный юмор потомственного интеллигента… Ну, впрочем, пошутили и будет. Начнем серьезный разговор. В упомянутых выше моих эссе столбовая мысль была следующая: современное человечество – во всяком случае то, которое я называю «европогенным», и к которому, безусловно, относимся мы с вами, сформированное антично-христианской культурной парадигмой – так вот, это человечество находится в тотальном кризисе, порожденном отсутствием руководящей перспективной идеи. Иначе говоря, общество в целом не знает, куда ему идти. И здесь я, собрав прежние постулаты, намерен максимально концентрированно развить этот тезис с формированием по возможности четких выводов. Начну с положения самого общего: нормальная саморазвивающаяся система (далее – СРС) физически растет, занимает все больший объем пространства – это ее естественный вектор или даже тензор, так вернее.
Всякий здоровый человеческий социум: племя, народ, государство, сверхдержава есть именно такая СРС и увеличивается она именно так, вещественно, в объеме, в массе, определяясь двумя основными параметрами: территорией и численностью населения. То, что мы привычно зовем «всемирной историей», по существу ведь является историей политики, а вернее, геополитики, действий крупнейших и влиятельнейших государств, империй. Да, разумеется, любое государство – сущность, которая рождается, растет, ищет свое место в мире, впадает в кризисы, бывает, что умирает, бывает, что возрождается… Но у империй все эти процессы происходят так мощно, картинно, что ли, особо поучительно, и потому именно их описания составляют львиную долю корпуса исторических источников: империи Александра Македонского, римлян, Карла Великого, Чингисхана, Наполеона… и так далее. Оно и понятно, ведь, прежде всего, действия сверхдержав способствуют объединению разных человеческих сообществ, иным словами – способствуют глобализации. И образующееся в ходе этого процесса единое человечество, конечно, тоже растет, захватывает физическое пространство. Что считать явными маркерами на пути становления глобального человечества? Наверное, можно отметить довольно много таких точек, но для нас наибольший интерес вызывает середина XIX века: когда фактически выявилась физическая поверхность земного шара с населяющими его народами, а технический прогресс, после достаточно долгого становления методов научного познания обозначился как важнейший социальный фактор. Разумеется, технический прогресс в привычном нам понимании существовал всегда, с первобытных времен, но исторически вышло так, что чисто научные алгоритмы и модели мышления (дифференциальное, интегральное исчисления, Декартова система координат и т.п.), привели к открытиям, сделанным «не выходя из кабинета», с помощью головы, гусиного пера и листа бумаги, а эти открытия, в свою очередь, стали трамплином для прогресса, невиданного прежде. Понадобилось порядка полутора столетий, чтобы знания в области механики, термодинамики, гидравлики, электромагнетизма воплотились в машины, концентрирующие и преобразующие массивы энергии, кратно превосходящие прежние. И естественно, что машины середины XIX века по сумме единовременно работающих подсистем стали немыслимо сложнее, изощреннее и, естественно, ценнее всего того, что создавалось прежде, а эти сложность и дороговизна суть адекватная плата за способность концентрировать и направлять в русле, нужном оператору, огромные энергопотоки, говоря проще – давать в руки человека гигантские силы. В некоторых здешних статьях я приводил в пример образ, чрезвычайно симпатичный моему писательскому нутру: всякий технический конструкт есть не что иное как «волшебный технокостюм», надевая который, человек превращает себя во вполне сказочное существо, становясь участником «технокарнавала»: а) шофер+автомобиль = кентавр; б) летчик+боевой самолет = дракон… и т.д.
Словом, технокостюм, пусть даже самый примитивный, вроде защитного панциря, шлема и копья есть принципиальное усиление операционных возможностей человека, а уж паровозы, пароходы, электромоторы (уже в 1839 году было построено экспериментальное электрическое судно, чуть-чуть Пушкин до него не дожил – это для понимания эпохи)!.. – всякому здравомыслящему политику было ясно, какие колоссальные преимущества, прежде всего, в военном плане несет технический прогресс, а справедливее сказать, конечно, научно-технический, НТП, ибо иной базы, кроме научных исследований, в том числе фундаментальных, у эволюции техники нет. Следующий мой тезис, допускаю, вызовет определенные споры, но я в нем убежден: с тех самых пор и до недавнего времени, примерно 150 лет, при всех очевидных издержках (ужасные войны, экологические проблемы…) НТП был главной вдохновляющей идеей человечества, он воспринимался как главный и эликсир роста, и надежда человечества, его Эльдорадо, Беловодье, волшебный берег надежды. Не забудем: человечество есть нормальная СРС, она растет физически, и НТП дал ей как невиданные раньше потери, так и гигантское приращение населения – не буду это доказывать, всяк желающий без труда найдет цифры и графики. Ну а где рост населения, там и рост территории, растущему обществу нужны новые земли и небеса, а вот с ними в последние несколько десятилетий дело обстоит сугубо неоднозначно. В минувшем году ровно полвека исполнилось сильно нашумевшему в свое время докладу группы исследователей под руководством американца Денниса Медоуза «Пределы роста», разработанному под эгидой не менее знаменитого Римского клуба. Доклад стал сенсацией, вызвав взрыв полярных мнений и свирепую полемику. Напомню: тогда, в 1972 году, команда Медоуза спрогнозировала исчерпание ресурсов всей нашей планеты в течение тридцати лет, то есть к 2002 году – при таком потреблении этих ресурсов коллективным человечеством как тогда, в те годы. Но вот прошло двадцать лет после предполагаемого дедлайна. Вселенской катастрофы, слава Богу, нет, ресурсы не иссякли, черпаются и по сей день, но в чем-то Медоуз со товарищи, надо признать, был прав. Возможно, даже в главном. Сегодня мы видим различные социальные меры, направленные на торможение глобального потребления (насколько эти меры спонтанные или осознанные – особая тема): затяжная экономическая рецессия, пандемия, управляемые локальные войны – иначе говоря, видим тотальный кризис, в чем-то подобный Великой катастрофе 1914-1945 гг., правда, имеющий совсем иные причины и существеннейшие отличия, в частности, протекает он несравненно более мягко, нежели столетие назад. Но у меня никаких сомнений, что это глубинный, экзистенциальный кризис европогенного социума. Расти этому социуму, по сути, некуда, тут я принципиально согласен с постановкой проблемы, и берусь это подтвердить.
Итак, нормальное общество растет пространственно. Исходное первобытное племя кормилось от окрестной экосистемы (лес, поле, река, озеро…) в радиусе нескольких километров, а с возникновением скотоводства, земледелия ареал культурного освоения вырос в разы по двум основным причинам: а) технологии требовали территорий, пастбищ, пахотных и паровых земель; б) постоянный запас продуктов привел к демографическому если не взрыву, то сильному подъему, а большему количеству людей, естественно, надо просто больше места, где жить. Ну и так дальше – русские рвались в Сибирь потому, что эти просторы несли драгоценные меха, испанцы в Америку, источник золота и серебра, англичане в Индию, французы в Африку… несколько условно, но по существу так. Все это было до вспышки НТП, а стремительный рывок технологий в конце XIX-начале ХХ веков абсолютно логично привел к идее освоения внеземного пространства. Бешено прогрессирующему человечеству насущно необходимы все новые и новые просторы, и совершенно естественно, что взоры обратились к далеким планетам, туманностям, звездам и прочей романтике, и хорошо, что такая романтика была, поскольку спровоцировала вполне трезвые расчеты. Я готов утверждать, что идея освоения космоса была главнейшим стимулом европогенного человечества в ХХ веке, его блаженной мечтой. Она стала овладевать умами еще в начале столетия («Аэлита» написана в 1923 году, ровно сто лет назад), но Великая катастрофа, конечно, надолго срубила тему, всем стало не до космоса, быть бы живу. Зато после Второй мировой к ней вернулись на несравнимо ином технологическом уровне, и после первых космических полетов люди реально ощутили волнующую близость громадных таинственных пространств, и мечта о том, что вот-вот, и мы помчимся туда, в неизведанные дали, радостно овладела множеством умов. В социальном измерении – общество увидело перед собой пространство великих свершений, одухотворилось мыслью о безграничном освоении Вселенной, что создавало в целом здоровый настрой, ожидание многообещающего будущего, то есть основу глубоко желаемого властями социального позитива. Сейчас мы вынуждены признать, что те надежды не сбылись, уткнувшись в две неразрешимые проблемы, а вернее, это одна и та же проблема в двух обличьях: а) чрезвычайная сложность, следовательно, рискогенность и аварийность космической техники; б) ее разорительная дороговизна. Иначе говоря, со временем выяснилось, что практическое освоение внеземного пространства нереально: технические системы здесь настолько сложны, в них должны одновременно работать столько подсистем, что их безупречная совместная работа крайне маловероятна, хоть где-нибудь, да случится какой-то сбой. А траты на это для бюджетов очень обременительны, естественно, что в космонавтику могут себе позволить играть только сверхдержавы, да и то ограниченно.
И после первых бурных лет прогресса космонавтика затопталась на месте, ни о каком расселении человечества на далекие планеты и речи нет, с огромными усилиями несколько человек лишь побывали на Луне, чем дело и кончилось. Более полувека миновало с той поры, дело не продвинулось ни на шаг, в столь дорогие игрушки даже сверхдержавы играть не стали. Так мечта миллионов постепенно растаяла. Но массы не могут жить без руководящей идеи, это кукловоды знают очень хорошо, даже если твердят про «общество без идеологии». «Никакой идеологии» – уже идеология, да еще какая, а именно: после распада СССР европогенное общество постарались заразить моральным вирусом типа «покупай и развлекайся»; признаем, что нам по нашей человеческой натуре подсесть на эту иглу чрезвычайно легко. Когда ты на самом деле сегодня можешь купить товаров и услуг больше, чем вчера, а завтра больше, чем сегодня – и не потому, что тебе это жизненно необходимо, а потому, что это классно и прикольно, и вообще, жизнь есть игра в шопинг и демонстрацию престижного барахла. Ну, и это, в самом деле, неплохо зажигает, придает вектор жизни отдельному человеку, тем самым стабилизируя общество. Данная негласная идеологема «статусного потребления» работала вполне эффективно – но, разумеется, умные кукловоды прекрасно понимали, что это может взбодрить и структурировать общество временно, что это лишь передышка, за время которой хорошо бы найти настоящую, одухотворяющую идею. А если не выйдет, значит, придется выдумывать нечто, умеряющее потребительские аппетиты. Это, конечно, неприятно, можно вызвать взрыв в обществе, привыкшем к довольству и комфорту – стало быть, здесь тоже нужна толковая социально-психологическая обработка населения, что и осуществляется сегодня, не без скрипа, не без заметной турбулентности, которая коснулась и вас с нами – эпоха пресыщения свернулась, а новое время тревожно замаячило пандемиями и локальными вооруженными конфликтами. И по-прежнему, никакой воспламеняющей идеи не видно: люди живут потому, что жить надо, дом, быт, семья, опять же отголоски статусного потребления – мы уже не представляем, как можно жить без автомобиля, смартфона, интернета, при этом желательно, чтобы это было не хуже, чем у других, чтобы не испытывать душевного дискомфорта… Все это жизнь сегодняшняя, а не будущая. Будущего, по большому счету, нет. Пока нет. Я принципиально считаю, что социум не может существовать без целеполагающей идеи, пусть даже она обманчива, как морковка перед ишаком. И плохим бы я был философом и писателем, если бы не думал об этом и не делал прогнозов. Философия – это «впередсмотрящий» человечества, я это говорил и говорить буду, ну и не забуду повторить, что фантаст может и даже должен продуцировать гипотезы, выглядящие по-хорошему «сумасшедшими». Жизнь покажет, что оправдается, что не оправдается, но одна из задач впередсмотрящего – расшевелить общество, заставить думать, волноваться, спорить, и, глядишь, в споре родится истина.
Прежде всего, хочу обратить внимание, что исчерпанность прогресса, в частности, освоения космоса, касается больших могучих машин, предназначенных для усиления физической мощи человека (как правило, это так называемые тепловые машины, но мне больше нравится термин «огненные машины», он и ярче и даже правильнее, если вдуматься). По сути, классический НТП XIX-XX веков был тому и посвящен: срастить человека с механизмом, чем мощнее, тем лучше. Человек за рулем авто, штурвалом самолета, субмарины, пультом АЭС – все это биотехнологические комплексы, персонажи технокарнавала. И дошло это до максимума, до предельной мощи примерно к 1975 году – примерно, конечно – а потом либо встало, либо темпы прогресса упали, поскольку био-оператор такого комплекса, Хомо сапиенс (далее – ХС), в силу биологической ограниченности просто не справляется с большим объемом и непредсказуемостью физико-химических процессов, чем те, что удалось заключить в огненные машины полувековой давности, так что попытки создать нечто еще более сложное (управляемая термоядерная реакция, космический аэроплан…) стали подобны возне со стадом мустангов: поймать вроде бы поймали, а приручить не очень получается. Поэтому – тупик. Что не тупик за последние лет сорок-пятьдесят – совершенно очевидно, что это средства информатики и связи, машинки маленькие, слабенькие, не столько служащие превращению человека в мощнейшего биомеха, сколько совершенствующие его информационно-аналитические возможности, то есть фокус прогресса заметно смещается из области исполнительной в когинитивно-штабную, так сказать, модернизируется само слабое место технокарнавальной фигуры – био-оператор. И тем более очевидной для меня тенденцией последних лет является смещение эпицентра научных поисков в область биологии, особенно генетики, что намекает на возможность принципиально новой модернизации человека, не прикреплением к нему внешнего технокостюма, а изнутри, генетической модификацией, вплоть до образования нового вида, чей геном достаточно отличен от ХС, и можно предположить, что этот геном совершеннее, его обладатель, условно назовем его Хомо генере мутатио, ХГМ, способен воспринимать больший объем мироздания. Некоторые достаточно убедительные данные (отсылаю интересующихся к трудам знаменитого нейрофизиолога Н.П. Бехтеревой) свидетельствуют о том, что наша сенсорная система очень ограниченна, мы просто не улавливаем многое из вполне существующего. То, что мы привычно называем реальностью, воспринимаемой через фильтр наших пяти чувств, есть всего лишь часть бытия, и, похоже, не очень-то большая. Ну что там говорить, Платон своей «пещерой» описал эту картину две с половиной тысячи лет назад: огромный сияющий мир нам виден урывками из сумеречной пещеры сенсорных коммуникатов («идолов рода» по Ф. Бэкону), и генная модификация может рассматриваться как возможность раскрытия доступа к совершенно реальным резервам пространства-времени, скрытым от ХС, лишь смутно угадываемым за видимой поверхностью событий.
Когда-то меня глубоко задела гениальной простотой мысль В.И. Вернадского, причем впечатление было такое, что сам академик отнесся к ней как-то мимоходно: сказать сказал, а дальше не развил. Может, просто не успел, не знаю; но вообще его очень занимала проблема поиска фундаментального критерия, отличающего живое вещество от неживого. Ясно, что живое и неживое суть радикально различные формы организации материи, и естествоиспытателю исключительно важно выстроить систему признаков, четко отделяющих одно от другого. Сейчас, разумеется, сформулирован устоявшийся ансамбль этих критериев, но мысль Вернадского как бы накрывает их парашютом: по его мнению, различие между живым и неживым – в структуре пространства-времени; то, что мы называем живым, есть многомерный пространственно-временной континуум, значительно более высокоорганизованный, чем неживой. Ну а меня это подтолкнуло к мысли вот какой: косвенным индикатором совершенства той или иной системы является то, что мы несколько расплывчато именуем «красотой». Берусь утверждать, что чем красивее объект, тем более высокоорганизованной системой он является, тем большие энергия и труд вложены в него, если он искусственный. Ну, а самым красивым, я бы даже сказал, прекрасным я, несомненно, объявлю биосферу Земли (вспомните картину Шишкина «Лесные дали»!) – при необъяснимой с устоявшихся позиций уникальности всего этого в космосе (парадокс Ферми). Объяснить же данную уникальность позволяет как раз идея Вернадского: то, что мы видим, как живые леса-поля-небеса есть на самом деле поверхность пока неведомого гиперпространства-времени, сенсорная система и мозг ХС способен воспринимать этот континуум лишь в образе необычайной красоты земных просторов, сильнейшим образом отличающихся от прочего мирового пространства. Я бы сказал, что планета Земля в космосе – это «белая дыра», антоним черной дыры, провала в никуда. Это, наоборот, дорога ввысь, из малоразмерного пространства-времени в просторы светлого живого космоса. И совокупность сказанного приводит нас к гипотезе: генетическая модификация человека в обозримом будущем приведет к тому, что ХГМ сможет увидеть то, что просто не в состоянии видеть ХС, лишь неясно прозревая это в очаровании ландшафтов, горизонтов в легкой дымке, рассветов, отражений облаков в озерной синеве…
Здесь я решусь высказать то, что раньше пробивалось у того же Вернадского, Шардена, у Лема в «Солярисе», да что там двадцатый век! – скажут мне, это все старое доброе тенгрианство!.. Не возражаю и против такого сравнения. А суть такова: планета Земля, включая незримую часть, ноосферу, являет собой разумную субстанцию, мыслящее существо, чей интеллект, очевидно, превосходит человеческий. В принципе, можно полагать, что Земля в одном лице и исследователь и лаборатория, где она выводит в ходе эволюции разные биосущества – как всякий исследователь методом проб и ошибок, создавая тупиковые варианты типа беспозвоночных, динозавров, отказываясь от них, и, наконец, нащупав перспективный проект в лице семейства гоминид, существ, должных эволюционировать до перепрограммирования самих себя, открыть «свернутые» измерения биопространства и биовремени и вступить в полноценный контакт с душой планеты. У Лема Солярис запросто общался с ХС, улавливая человеческие образы и превращая их в некие биогены, ну а с планетой Земля в такой гиперпродуктивный контакт, предположим, способен вступить ХГМ, для которого обитаемый континуум будет имманентным дополнением его самого, то есть личность человека и личность планеты станут если не единым целым, то чем-то близким к этому. Мозг ХГМ и ноосфера находятся в позитивном резонансе, составляя целостную операционную емкость, а иначе говоря, модифицированное человечество и Большая Земля составят живой космос. Я называю эту концепцию неогеоцентризмом, прогнозируя, что пространственно-временные резервы нашей прекрасной планеты, раскрывшись для наших ХГМ-потомков, окажутся куда более просторными, комфортными, богатыми, чем неприветливые мертвые пространства вселенной нынешней. Как это будет выглядеть?.. – ну, здесь даже мое писательское воображение сдает назад. Пока не сделал картины. И вообще я не знаю, прав ли я, творя подобные гипотезы. Возможно, наш грядущий век будет совсем другим. Но в том, что мы живем на перепутье эпох, я уверен. Прежняя выдохлась, новую не видать еще, разве что призраки ее неясно реют где-то за горизонтом бытия. Но это новое должно прийти, должно озарить мир, без грандиозной цели общество будет киснуть и разлагаться, вообще вся история человечества, да и эволюция биосферы говорят о том, что цель совершенно необходимый компонент СРС. Во всяком случае, неогеоцентризм как часть мировоззренческого комплекса ХГМ может стать той базой, на которой развернется дальнейшее развитие. Насколько это оправдается, не оправдается – давайте поживем, увидим. И я бы очень посоветовал всем, интересующимся прогностической, футурологической проблематикой, внимательно следить за достижениями генетики. Призраки грядущего мира – они где-то здесь» (Всеволод Глуховцев, https://colonelcassad.livejournal.com/8074621.html).
Как ни крути, а Глуховцев прав в своей основной парадигме, когда «посоветовал всем, интересующимся прогностической, футурологической проблематикой, внимательно следить за достижениями генетики». Однако все его рассуждения опираются исключительно на уже существующие в нашем мире общепризнанные мысли, именно поэтому, всех подобных «фантастов» и называют «научными фантастами». А между тем, науку вперед двигает не материалистическое большинство с общепризнанными мыслями, а идеалистическое меньшинство с непризнанными мыслями. Автор этого сайта не вполне разделяет взгляды Глуховцева и относительно эволюции человека. Глуховцев «ждет», когда современное человечество одномоментно превратится в человечество будущего, но эти надежды несбыточны. Эволюция любой жизни протекает постепенно и не торопясь, причем, причин у нее всегда две, первая – это всем известный Дарвинский отбор, а вторая (и, по мнению автора, более сильная причина) – это само «СОЗНАНИЕ ЖИЗНИ» (обобщенные желания и мечты индивидуумов, связанных друг с другом «коллективным разумом»). Посмотрите, например, на латы рыцарей из феодальных времен, которые сегодня по размеру лишь детям. И задайте себе такой вопрос: «С какого ляха современный человек стал намного крупнее средневекового человека?». Если отталкиваться только от Дарвинского отбора, то ответить на этот вопрос у Вас не получится. Многие «фантасты-эволюционисты» представляли и представляют будущего человека в виде тщедушного лысого типа с огромной головой (и Дарвинский отбор ведет человека именно в эту сторону). Однако человечество не подчиняется этому движению, и наоборот, люди каждого нового поколения становятся крупней людей предыдущего поколения (при этом разброс в размерах шляп остается таким же, как и в средние века). Так что, без опоры на сознание человека (на идеализм) нам в этом вопросе не разобраться. Увы, но большинство современных людей являются «вульгарными материалистами» (у которых вдобавок никогда не хватает времени сесть и, как следует, подумать), и все свои мысли, которые не укладываются в их головах, они отбрасывают в сторону, как ненужную шелуху. Именно по этой причине они и не верят в существование «коллективного разума», а между тем, его существование никак не противоречит современным научным взглядам (и современным экспериментальным данным психологов). Более того, большинство ученых современного мира согласились с учреждением в своей среде «научных инквизиций», например, в виде «Комиссии по борьбе с лженаукой» — научно-координационная организация при Президиуме Российской академии наук, созданная по инициативе доктора физико-математических наук В. Л. Гинзбурга в 1998 году.
Главной своей задачей комиссия ставит пропаганду научных знаний и противодействие дискредитации науки и лженаучной деятельности. Главным же, чем руководствуются все подобные структуры «научной инквизиции», является «АВТОРИТЕТНОСТЬ» того или иного мнения, а совсем не «чувство красоты» определенной мысли. И если «чувство красоты» у «коллективного разума» — всегда выдает одинаковый результат для всех, входящих в этот коллектив сознаний, то «авторитетность» во многом зависит от личного мнения того или иного индивидуума. Вот и выходит, что все подобные «инквизиции» являются, по своей сути, самыми «антинаучными» организациями внутри научных сообществ. А теперь давайте задумаемся над тем, что же представляет собой коллективный разум? Согласно Википедии, коллективный интеллект или коллективный разум — термин, который появился в середине 1980-х годов в социологии при изучении процесса коллективного принятия решений. Исследователи из NJIT определили коллективный интеллект как способность группы находить решения задач более эффективно, чем лучшее индивидуальное решение в этой группе. В этом отношении коллективный интеллект превосходит по уровню интеллект любого индивидуума группы. Это понятие употребляется в социобиологии, политологии и в контексте приложений, предназначенных для группового рецензирования и краудсорсинга. Понятие коллективного интеллекта может затрагивать консенсус, социальный капитал, и такие понятия, как избирательные системы, социальные медиа и другие методы учета общественной интеллектуальной деятельности. Коллективный интеллект также приписывается бактериям (Микробный интеллект) и животным. Он может пониматься как свойство коллектива, возникающее в результате взаимодействия между 1) данными — информацией — знанием; 2) программным и аппаратным обеспечением и 3) специалистами (как носителями новых идей, так и признанными авторитетами) и заключающееся в способности постоянно учиться, используя обратную связь, вырабатывать информацию, необходимую в данный конкретный момент для принятия решений лучших, чем те, что могут принять эти три компонента по отдельности. Или, в более узком смысле, свойство, возникающее в результате взаимодействия между людьми и методами обработки информации. Понимаемый таким образом коллективный интеллект именуется «симбиотическим интеллектом» и описан Норманом Ли Джонсоном. Это понятие используется в социологии, бизнесе, компьютерных науках и средствах массовой информации. Оно также встречается в научной фантастике. Согласно исследователям Леви и Деррику де Керкхову (Derrick de Kerckhove), оно относится к способности сетевых ИКТ (Информационных и коммуникационных технологий) расширять общий фонд социального знания путем одновременного расширения возможностей для взаимодействий между людьми.
Коллективный интеллект вносит большой вклад в сдвиг фокуса знаний и власти от индивидуального к коллективному. Согласно Реймонду и Херцу, интеллект с открытым кодом рано или поздно начнет производить результаты, превосходящие таковые, произведенные проприетарным программным обеспечением в рамках корпораций (Терри Флю 2008). В то же время Генри Дженкинс рассматривает коллективный интеллект как «альтернативный источник власти медиа», тесно связанный с культурой конвергенции (convergence culture). Он обращает внимание на образование и на то, как люди учатся принимать участие в подобных культурах знаний вне рамок формального обучения. Дженкинс критикует школы, поощряющие «автономных решателей задач и замкнутых на себя учеников», при этом настроенные против обучения с использованием средств коллективного интеллекта. В конечном счете, как Пьер Леви (2007), так и Генри Дженкинс (2008) разделяют мнение, что коллективный интеллект важен для процесса демократизации общества, поскольку он тесно связан с культурой, основанной на знании, поддерживаемой совместным использованием идей, и таким образом, он вносит вклад в лучшее понимание разнородного общества разными его членами. Автор же этого сайта смотрит на «коллективный разум» (общественное сознание) с других позиций. С его точки зрения, «коллективный разум» — это часть мирового сознания (материальным носителем которого, как мы с Вами уже выяснили, является вездесущий эфир). И этот коллективный разум «обслуживает» сознания людей с похожим менталитетом, входящих в какое-то сообщество людей. Именно по этой причине, результаты мыслительной деятельности коллектива всегда превосходят результаты такой деятельности у каждого из участников коллектива поодиночке. Ведь в такой мыслительной работе принимают участие не только сознания отдельных людей, но и, в определенной мере, мировое сознание. И напоследок пару слов об идеологии, которой НЕТ. А между тем, идеология у человечества присутствовала «всегда и везде», и так же всегда и везде эта идеология подразделялась на два вида – «государственная идеология» (целеполагания властной элиты) и «народная идеология» (она же – народный менталитет). Эти два вида идеологии существовали и в Советское время, первая представляла собой коммунистическую идеологию Советской власти, вторая – менталитет «Советского народа». И в те времена эти два вида идеологии были значительно ближе друг к другу, чем нынешние. Ну а «образцовым государством» можно (и нужно) считать такое государство, в котором обе эти идеологии сливаются в одну. В любом случае, к такому образцу можно только стремиться, достичь его все равно никогда не удастся. И мы с Вами, уважаемый читатель, как раз и рисуем здесь подобный «образец», к которому стоит стремиться. И приблизиться к нему можно только одним способом – создав такое государство, в котором реализованы принципы, одинаково полезные, как для народа, так и для власти, им управляющей.