Вопрос жизни и смерти
Начнем эту главу со статьи Сергея Баранова — «Мир без Запада». «Россия, Китай, Индия, страны Среднего и Ближнего Востока, страны Юго-Восточной Азии, Латинской Америки должны попробовать жить без Запада — вообще. Создать альтернативный мир без Запада. Совершенно новую архитектуру мира, в котором любая зависимость от Запада будет отсутствовать, а все необходимое будет дублировать в странах других цивилизаций. Мир людей без Запада должен иметь все собственное необходимое для жизни, экономики, техники, культуры; что есть на западе, и обходиться без его помощи и влияния. И сверх того — создать совместную полицентричную сверхцивилизацию будущего как результат суммирования всех самостоятельных цивилизаций в некий общий путь, состоящий из десятков дорог отдельных цивилизаций с новой превосходной технологической и социально-экономической парадигмой. Речь не идет, конечно, об отказе от технических заимствований с Запада, и от сотрудничества с ним. Просто это будет мир, в котором Запад не является ведущей силой. Было ли так в истории раньше? Так было, — и так будет. Выход на мировую экономическую и технологическую арену стран-игроков с крупнейшими экономиками и резервуарами рабочей силы приведет к вытеснению Запада их всех важнейших производственных отраслей и финансов мировой экономики, и создаст основу для конца его геополитического могущества. Более того, новый технологический и социально-экономический уклад будет в основном не западным, а восточным. Что не так с Западом? Почему остальным нужно обойтись без него? Запад — это сегодня огромная система эксплуатации, переработки и утилизации человеческого материала, все больше превращающаяся в антисистему. Это не просто народы западной цивилизации. Причина — та самая неоколониальная парадигма эксплуатации одного общества другим, одним обществом — многих других, от которой Западу в течение всей своей истории невозможно избиваться, и которая неизбежно приведет Запад к концу. Главная проблема Запада не в Закате Европы, все еще не состоявшемся, и не в ужасной трансгуманистической мутации (трансгуманизм гораздо опаснее нацизма, это и есть нацизм XXI века, нацизм будущего), не в отказе от традиционного человека, общества и его ценностей. Запад отравляет миазмами своей цивилизации, мутировавшей по воле глобальной олигархии, весь мир: потребление продуктов его антикультуры и культуронесущих технологий опасно для жизни других обществ, поскольку они разрушают личность и самовоспроизводящуюся общественную структуру, заменяя их уродливыми искусственный мутантами и имитациями видимостей — симулякрами.
Запад — это «западение», — заход культуры и цивилизации за горизонт мировой истории. Все это — лишь разного масштаба следствия главного родового порока, родовой травмы, которая преследует его на протяжении всей истории, которую он хочет навязать всему миру, и от которой мировая история должна избавиться. Избавиться сейчас! Назревающая мировая рецессия, долговой кризис западных стран, геополитические конфликты по линиям Россия — Запад, Китай — Запад, дают такой шанс уже в 2023 году. Почему-то многие люди считают, что мы должны обеспечивать Запад своей энергией… Пусть он лучше сгорит в молнии этой энергии! Падение Запада будет великим благом для человечества. Другие общества не идеальны, они в чем-то уступают Западу, но Запад сделал свою главную проблему проблемой для всех них. Она заложена в его код на ментальном уровне, в сам тип мышления, в сам культ мышления, если хотите. Определенного токсичного самопорождающего и самодостаточного мышления, исходящего из определенной мутировавшей структуры личности в сторону эгоизма и рационализма. Я имею в виду, как инструментальный технологический рационализм, так и критический рационализм западной культуры, — они оба хуже, оба нам не подходят. Поэтому необходимо выйти из этой роковой парадигмы западной и европейской политики, мысли и философии. Конечно, западные люди могут солидарно присоединиться к нам, если смогут или захотят, и сохранить лучшие черты традиционной личности, общества и культуры, обезвредив их от рокового кода «западнизма». Но вряд ли. Они в клетке огромной системы, все более напоминающей антисистему. Запад выстроил сверхэлиту (500 семей), глобальную олигархию, и более массовое сверхобщество в 500 млн. человек (в терминологии А.А. Зиновьева), на котором она «почивает» в качестве опоры верхушки пирамиды. Сегодня первые осколки этого сверхобщества бегут из России. В России должно быть ликвидировано западное глобальное сверхобщество, его филиалы. Так будет и повсюду, в других странах. Представители западного сверхобщества в России, рядовые или титулованные, поставлены перед выбором: либо найти свое место в национальной и цивилизационной структуре, либо покинуть Россию навсегда. Мы не будем о них жалеть, — они пропащие для нас, несмотря на свой профессионализм и интеллект (но, как правило, этого нет, а если есть, то их интеллект скорее вреден для России). Пусть их место займут другие талантливые люди, которые не смогли пробиться через глобалистскую мафию.
Любые обязывающие связи с западным сверхобществом, — отягчающее обстоятельство, за исключением тех, которые полезны для укрепления России. Если раньше, интеграции в западные структуры и их поддержка, опыт работы, известность в них, подсвечивание от них были условиями успешной карьеры в России, то теперь это повод задуматься о профпригодности данного специалиста, если он не поменял свою жизненную позицию. Надо разбираться индивидуально, отбирать ценных «единичных» людей, которые вынуждены были на безрыбьи ради хлеба и профреализации трудостраиваваться в западные коллаборации и их партнеров (постепенно из коллаборантов становясь «коллаборационистами»), чтобы не стричь всех под одну гребенку. Но если он упорствует в своем коллаборационизме и западнизме, значит, он сделал свой выбор. Индивидуально-цивилизационный подход — основа кадровой революции, ведь кадры решают все. «Свалить» глобальную олигархию с ее пьедестала, и ее опору и щупальца в других цивилизациях, — «сверхобщество», — в свою очередь опирающиеся на весь западный мир, можно лишь избавившись от многоуровневого контроля со стороны Запада, и приведя его на то гораздо более скромное место по уровню влияния и потребления, которое он заслуживает. Запад должен пасть. Демонтаж неоколониальной системы неизбежен. «Карта бита» — последний козырь глобальной олигархии — трансгуманистического цифрового контроля, вынутая из рукава ее шулерами из системы цифры и биг фармы во время пандемии. Но у них есть оружие. Однако глобальная олигархия постарается спустить на тормозах и переформатировать свою власть в новую матрицу в полицентричном мире. Нам сложно что-то ей противопоставить, пока мы вынужденно играем по правилам Запада. Скорее всего, ей удастся сохранить свою власть, большую часть ее объема. Однако лекарство против этого есть. Жить без Запада — всему миру. Как будто бы его нет, — он есть в какой-то параллельной реальности. Власть глобальной элиты будет таять. Создадутся новые центры мира, связанный в координирующую сеть. Миропорядок Запада, как и институты, наподобие ООН, должны быть разрушены. Падения этого миропорядка, не надо бояться, и на его месте должно появиться новое справедливое мироустройство, — без единого господина, без миропорядка, диктуемого олигархией сверху. Пришел черед Карфагена XXI века. Ненавидим ли мы Запад? Завидуем ли мы ему, его привилегиям? Нет, нам он просто безразличен. Безразличны его ценности, культура, технологии, знания и т.д. Все это можно найти, воспроизвести, заменить. Нам эти люди безразличны. Я думаю, Запад безразличен основной массе людей на планете. Западные технологии — общее достояние мира и в праве ими пользоваться и развивать их инженерную традицию, не утраивая из них карго-культа. В большинстве своем западное наследие, — это принудительная реальность силы, капитала, привычки. Она не вызывает восхищения. Его как бы нет для нас. Это постмодернистский фантом, но фантом действующий, активный и опасный.
Побег мира от Запада может быть сопряжен с потерями для масс западных народов. Есть, конечно, миллионы реальных и интересных западных личностей. Однако они обретут гораздо больше, самое ценное, — свою традиционную самость, которую у них отнимают. В формуле «Мир без Запада» речь не идет о какой-либо неприязни к личностям и народам Запада, или стремлении уничтожить западную цивилизацию, которая сохранится в том или ином виде как значительная часть мира. Речь идет об отказе жить по правилам западной системы при всех ее неоколониальных проявлениях, ликвидации этой системы в современном виде, и о создании особого мира цивилизаций для них, а не одной западной цивилизации для себя, в ее токсичной разновидности. Россия — европейская страна; говоря шире, — страна индоевропейского человечества, определенного, базового и раннего типа индоевропейского человека; но она изначально не является страной Запада. Это другая Европа, Восточная Европа, которая противостоит Западу на первичном антропологическом и цивилизационном уровне. Вся Восточная Европа, а не только Русский мир, — тоже не Запад! Она колонизирована Западом и заточена в Евросоюз, — братскую могилу народов Европы. Россия — это не только особая Европа, но и Евразия. Это симфония разных народов, этнокультурного разнообразия, умножения достояния цивилизаций под одним общим российским знаменателем. Поэтому мы не боимся потери Запада, его технологии, культуры, мысли и философии. Мы проживем без них, своим умом. Но если у Вас нет своего ума и своего лица, то Вы не увидите ничего, кроме Запада. К сожалению, наша мысль и поведение часто предопределены Западом, теми рамками и формами культуры, которые сложились как специфически западные явления, например, западной философией, ее крупнейшими фигурами, да и просто бытовыми заимствованиями и привычками. Увы, этим страдают даже мыслители, претендующие на роль лидеров сопротивления западной гегемонии. Отказаться от них и начинать вновь с нуля, как русские философы, это непросто. Нужна другая, не западная философия и ее институты, а также не щупальца этого спрута в России и других странах. Вся история России и, в какой-то мере Восточной Европы, — попытка выстроить свою, не западную цивилизацию, и свою историю, отталкиваясь от смыслов оси истории, осевого времени и осевого пути, противостоящего линии бесконечного прогресса. В этом смысл три кита России: 1) евразийской империи России в ее пяти исторических формах; 2) верности Православию, и особой русской версии Православия как аутентичного Христианства; 3) смысл реального социализма СССР, как пути общего дела. Мы — другие, и мы — лучше. Как и большинство людей и цивилизаций мира. Мы имеем право на «свое» наследие, свое будущее, на свою историю. Будет ли она удачной? Или Россия сыграет роль жертвы ради мира?
Поворот от Запада на Восток неизбежен. Это поворот мира, а не России от Запада, как хотят представить, не просто поворот СССР в 1920-е годы, навстречу новому Китаю. Это поворот всей суммы человеческих цивилизаций — к себе. Некоторые эксперты считают, что переход к не-западному миру будет сопряжен с антропологическим переходом, то есть с изменением человеческой личности и общества во всех цивилизациях в направлении большей творческой свободы и целостности я, самоопределения развития сообществ. Но это не будет мир рационализма, материализма, эгоизма, изоляции, потребления, человека-машины! Это мир личностей коллективного соборного типа, — способных к добровольному коллективизму сверхличностей, — коллективных личностей, связывающих отдельные личности. Эта связь не будет носить характер управляющей машины, — сверх компьютера, и не характер древнего традиционного рода. Это устойчивые сети малых групп и корпорации под управлением государства и разных духовных центров цивилизаций в том духовном облике, в котором они у них сложились. И вот, — он придет этот воистину чудный мир! Скоро ли, долго ли, но придет. Он рождается в муках, и может не быть таким «розово-лампово-мимими-шным», как выражаются напуганные им цивилизационные трансвеститы. Уже угрожают и мерещатся сполохи ядерного оружия как очистительной грозы над миром, которые пока проходят где-то мимо нас, за горизонтом. Но надо выбирать. С кем Вы? Нам нужно духовно «мобилизоваться», проснуться. В тектоническую притирку между движущимися континентами истории в качестве «смазки» оказалась втянута Украина, даже не в качестве «серой зоны», а именно смазки. Такова цена ее идейно-цивилизационных прозападных иллюзий. Жертвы исчисляются десятками тысяч, даже согласно официальной статистике, а реально — сотни тысяч. Мы считаем их каждый день, но скоро перестанем. Есть угроза и для России быть «засосанной» в эту воронку. Нам нужно иметь свой вектор движения и ударную массу, чтобы этого избежать. Совершенно четкое понимание того, что мы хотим — куда, и зачем? Уже сегодня ясно, что нам нужен мир без Запада, без его подсказок и указок, его цифровых ошейников. Но это мир, где Восток и Запад, север и юг будут переплетены, но при этом самостоятельны. Мир, в котором мы не будем игрушкой в руках внешних случайных сил. (Сергей Баранов). Примерно так же думают и умные люди на Западе, прочитаем, например, статью Джозефа Масада — «Сад построенный на грабеже».
«Развивая расистскую метафору, которую бывший премьер-министр Израиля, уроженец Литвы Брог (он же Эхуд Барак) сочинил в 2002 году, когда описал Израиль как «виллу в джунглях», глава внешней политики ЕС Боррель заявил на прошлой неделе, что «Европа — это сад. Мы устроили сад…Остальной мир, большая часть других стран мира – и вы знаете это отлично, Фредерика (Могерини) — это не совсем сад. Большая часть остального мира – это джунгли, а джунгли могут совершить вторжение в сад». Боррель — испанский социалист из Барселоны и доброволец в 1969 году в колонии (кибуце), основанной в 1946 году еврейскими колонизаторами из Польши, похоже, полностью согласен с бывшим премьер-министром Израиля. В 19 и большей части 20 века излюбленной метафорой европейских расистов-колонизаторов про остальной мир была: Европа — это «цивилизация», а прочие «дикари» и «варвары». Туземцев Америк с самого начала называли дикарями. Любое сопротивление колониальному геноциду Европы тогда или позже считалось варварством, как французы называли сопротивление порабощенных африканцев в Санто-Доминго, алжирцев, канаков Новой Каледонии, и многих других. В том же духе Теодор Герцль, основатель сионизма, предположил, что будущая сетлерская колония евреев в Палестине будет «частью бастиона Европы против Азии, аванпостом цивилизации против варварства». Звезды европейского либерализма как Джон Стюарт Милль утверждали, что «страны, которые до сих пор остались варварскими, не вышли за период, когда это будет скорее полезно для них, если их завоюют и удержат в подчинении иностранцы». В 1848 году Алексис де Токвиль в своих писаниях был больше всего озабочен судьбой белых американцев в случае освобождения рабов. Он надеялся, что участь белых на Гаити и на остальных островах Карибского моря будет отлична от белых колонизаторов в Соединенных Штатах: «В Вест-Индии белая раса, кажется, обречена на подчинение, на континенте – черная раса». Он добавил с большой тревогой, что «Возможно, то, что стало с маврами в Испании, случится с белой расой на юге». Боррель выблевал свою империалистскую и расистскую метафору в речи в Европейской дипломатической академии в Брюгге, обращаясь к итальянской эксперту по исламу бывшей коммунистке Фредерике Могерини, ректору Европейского колледжа.
Боррель использовал мальтузианский жаргон ограничения рождаемости, когда он выразил Моргерини свою озабоченность, что «джунгли могут быстро расти, и никакая стена не может быть достаточно высокой, чтобы защитить сад». Как де Токвиль, и даже как бывшая израильская премьер-министр уроженка Украины Голда Меир, которая страдала бессонницей от беспокойства, скольких палестинских детей зачинают и рожают каждую ночь, Боррель прежде всего озабочен тем, что обитатели джунглей могут вторгнуться в сад. Боррель считает, что «Есть большая разница между Европой и остальным миром – ну, остальным миром, понимаете, о чем я, нет: — это сильные структуры. Большая разница между развитыми и неразвитыми не в экономике, а в структурах». Он добавил, что не может «пойти в развивающиеся страны и устроить для них структуры – они должны сами их устроить. Иначе, это будет типа неоколониализма». Самое поразительно в речи Бореля не его невежество по вопросу колониализма и неоколониализма, о чем, он, очевидно, знает, но то, что он думает, что они влияют только на «джунгли», но не на «сад». Похоже, для него европейские колониальные и неоколониальные структуры – не то, что позволило устроить европейский «сад» – труд мигрантов из «остального мира» и украденные богатства «остального мира». Скорее, для Борреля и прочие европейских белых расистов, дело в выдуманной изобретательности самих европейцев. Это касается не только его страны – Испании – построенной на руинах Америк и геноциде туземцев, но и Британии, чьи пираты украли значительную часть золота и серебра, украденного испанцами в Америках, и перенаправили в Англию. Это колониализм и рабство построили европейский «сад» — от Португалии до Франции, Бельгии и Голландии – а не европейская изобретательность и добрая воля. Беспокойство Бореля о возможном новом европейском неоколониализме – не больше, чем дымовая завеса реальному и продолжающемуся европейскому неоколониализму в Азии и Африке. Де Токвиль, влюбленный в рабовладельческую республику США, которую он окрестил «демократией», писал, что у белых американцев много «национального тщеславия». «В своих отношениях с иностранцами американцы оказываются нетерпимыми к любой критике и постоянно жаждут славословий… они неотступно преследуют вас своими ожиданиями похвал, и, если вы не уступаете их настоятельным просьбам, они хвалят себя сами. Словно сомневаясь в своих собственных достоинствах, они жаждут постоянно иметь перед глазами их изображения. Их тщеславие отмечено не только жадностью, но также беспокойством и завистливостью». Европейцы, похоже, страдают сходным недугом. Боррель, например, выдает такое: «Миру нужна Европа. Мой опыт путешествий по всему миру: люди глядят на нас как на маяк. Почему столько людей едет в Европу? Где волны законной и незаконной миграции в Россию? Их мало. Нет, они едут в Европу, и с полным основанием».
Борель, похоже, не понимает, что, в отличие от России, Европа украла и продолжает воровать ресурсы в Азии и Африке и держать их в Европе, делая жизнь невыносимой для жителей ограбленных стран. Африканцы и азиаты, бегущие в Европу, и которые сумели перескочить высокие стены, просто следуют за украденными у них богатствами, чтобы выжить. В отличие от Борреля они не влюблены в предполагаемые европейские «свободу» и «демократию», которые причинили им и продолжают причинять им много страданий и в Европе, и за ее пределами. Все более узаконенный расизм Европы против небелых, в Испании и в Германии, Италии и Франции, Англии и Голландии, если перечислить наиболее вопиющие примеры, явно не достаточен, чтобы Боррель увидел, какова его Европа на самом деле. Империалист и антисоциалист Черчилль понимал положение Европы куда лучше, чем социалист Борель, не говоря о бывшей коммунистке Могерини. В 1914 он заявил: «Мы не молодые люди с чистой совестью и скудным наследством…Мы захватили себе совершенно непропорциональную долю богатств мира. Мы получили, что хотели, территориально, и наше безмятежное наслаждение огромными и блистательными богатствами, приобретенными в основном насилием, в основном охраняется силой, которая другим часто кажется более нерезонной, чем нам». Призыв Борреля к юным европейцам «ухаживать за садом, быть хорошими садовниками. Но ваш долг не только заботиться о самом саде, но и о джунглях за стеной сада», в самом деле, не что иное, как еще один приказ быть лучшими расистами и колонизаторами. В это нет ничего нового. Чем больше все меняется, тем больше остается тем же самым! (Джозеф Масад, https://colonelcassad.livejournal.com/7933397.html). Западный мир до последнего времени вполне устраивало такое положение дел на Земле (не только его властную элиту, но и всех остальных западных жителей). Однако привычный для них «финансовый капитализм» сегодня достиг последней, летальной фазы развития капитализма, как такового – «сырьевого капитализма» (когда при существующих технологиях и «производственных отношениях», стало не хватать ресурсов для всех). Вот они и «тянут одеяло на себя», но это явно не по нраву всему остальному не западному миру («джунглям» в терминологии Борреля). И если раньше эти «джунгли» ничего не могли противопоставить силовому воздействию Запада, то сегодня силы Западного и не Западного мира сравнялись, а по некоторым показателям (например, по общей численности населения, по военной составляющей у России и по экономической у Китая и Индии) силы «джунглей» и вовсе превосходят силы Запада. А стало быть, доминировать, как прежде, у Запада уже не получится.
Увы и ах, но жить по-другому, Запад просто не умеет (западные жители привыкли «жить в саду»), и у них сегодня осталось только два выхода из создавшейся ситуации – либо научиться жить в джунглях, либо умереть. И понимание данного обстоятельства постепенно приходит в головы простых западных жителей (но не их властной элиты), а потому, в современном западном мире назревает «революционная ситуация», или, как выразился в свое время Маркс, «призрак коммунизма бродит по Европе». И пик этого процесса придется на нынешнюю зиму, которая станет очень суровой для западных жителей, ведь они просто не умеют «зимовать в джунглях». И в этом состоит огромное преимущество не западного мира – мы умеем жить в джунглях, а западные жители — нет. А потому, исход этой битвы не вызывает у автора никакого сомнения – Запад обязательно капитулирует, ведь его уже сегодня накрывают джунгли (а без должной обработки «сада», дикорастущие растения всегда вытесняют культивируемые там растения). А на «должную обработку своего сада» у Запада уже не хватает сил, ведь на дворе наступил кризис под названием «сырьевой капитализм». И в заключение этой главы предлагаю Вам небольшую цитату из интервью Андрея Фурсова – «В котлах гибридных войн». «Илья Титов. Андрей Ильич, на пути России не раз встречались исторические ловушки. Благодаря чему мы из них выбирались? Андрей ФУРСОВ. Если говорить о серьезных и очень опасных ловушках, то их было три: в начале XVII века, после Смуты; во второй четверти XVIII века, после петровских реформ; в начале ХХ века после Мировой и Гражданской войн. И каждый раз Россия выскакивала из ловушки в условиях, а отчасти благодаря европейским и/или мировым кризисам, совпав с которыми наш кризис порождал новую элиту. Она-то и вытаскивала страну. После Смуты, в 1620-е годы, Россию можно было брать почти голыми руками: экономика в разрухе, армии почти нет. Однако в Европе шла Тридцатилетняя война (1618–1648 гг.), и было не до нас. Россия получила «пространство для вдоха»: к концу 1640-х годов было восстановлено самодержавие с новой господствующей группой, победившей в Смуте, и в 1650–1660-е годы мы уже били поляков, а по соглашению 1667 года взяли Левобережную Украину и Киев. После петровских реформ Россия оказалась в тяжелейшем положении: экономика в развале, население сократилось чуть ли не на четверть (перемерло, разбежалось), флот сгнил. П.И. Ягужинский пишет Екатерине I, выражаясь современным языком, аналитическую записку: «Петр был велик, но реформы его продолжать нельзя». Восстановилась Россия только к середине XVIII века, но Европе все это время было опять же не до нас: войны за наследства — польское (1733–1735 гг.), австрийское (1740–1748 гг.), — другие конфликты.
Ну а во второй половине 1750-х годов Россия, ведомая единственным реальным наследником Петра — гвардией как ядром армии, уже била считавшегося непобедимым Фридриха II. После Гражданской войны армия разваливалась. 1920-е годы — разруха, НЭП, а в Европе — полмиллиона белогвардейцев и казаков, готовых при помощи Запада вернуться и вернуть их Россию. Но только Западу после Великой войны и «испанки» было не до России: британцы, американцы, французы грызлись между собой, давили на немцев; условные Ротшильды вели игру против условных Рокфеллеров, затем кризис 1929–1933 годов. А к 1937 году СССР, проведя индустриализацию, обретает военно-промышленную автаркию по отношению к Западу. Да, с помощью, прежде всего, США, решавших свои экономические проблемы и готовивших в лице СССР одного из участников грядущей европейской, а затем и мировой бойни, но руки-то были наши. И цели мы реализовывали наши. А самое главное, новая — сталинская — правящая элита использовала кризис и, оседлав его, как опытный серфингист волну, выскочила из ловушки, став при этом сверхдержавой. Сегодня мы тоже погружаемся в кризис. Причем, во-первых, он с явным военным «акцентом». Во-вторых, по силе и масштабу его не сравнить с теми кризисами, во время которых Россия выскакивала из прежних ловушек. Те кризисы были структурными, нынешний — системный кризис капитализма: капитализм как система умирает, практически умер. А поскольку капитализм — мировая система, кризис носит глобальный характер, за «стеной» не отсидишься. В нынешний кризис мы входим с правящим слоем, сформированным на фундаменте 1990-х годов, на ельцинщине — это и его генезис, и способ появления на свет этих выходцев из «ельцинской шинели». В большинстве своем это прозападная властная элита. Для того чтобы выйти из кризиса целыми и самими собой, нужна элита другого типа. Как это ни парадоксально, нынешние события способны стать фактором не просто национализации (этого мало) элиты, а ее перерождения. Чтобы выскочить из такой ловушки, как нынешняя, нужна элита на порядок круче прежних российских и нынешних постзападных, элита другого типа — по сути, военного или, если угодно, военно-опричного. Пока что нынешняя борьба в мире идет как борьба кланово-олигархических режимов различной силы за посткапиталистическое будущее, за то, кто кого отсечет от него и сделает своей почвой, в лучшем случае — чашей из черепа.
Похожая ситуация была во время Первой мировой войны — схватка империалистических государств, которая стала ловушкой для России. Но чтобы выскочить из той ловушки, России пришлось прекратить быть империалистической, квазикапиталистической и превратиться в принципиально иную (в том историческом контексте — социалистическую) посредством революции, которую А. Тойнби определял как поиск новых элит. Будучи слабым звеном в «империалистической цепи», тогдашняя Россия могла спастись, только разорвав эту цепь и выйдя из того мирового порядка и создав свой. А для этого нужна была новая элита. Она и возникла при активной роли части старой элиты, прежде всего из военных и разведки, выварившись в котле Мировой, а затем Гражданской войны. Слабый империалистический режим не может победить более сильный. Победителем может быть только социально иной режим. Аналогичным образом обстоит дело и с кланово-олигархическими режимами агонизирующего капитализма. РФ — вовсе не самый сильный из них, нас спасает лишь СССР, прежде всего ядерное оружие «имени Сталина и Берии». Слабый кланово-олигархический режим не может успешно противостоять более сильному, такие не побеждают в мировой борьбе. Более того, хозяевами мировой игры они рассматриваются как «консервы» во время «побега» из одной системы в другую. Слабый кланово-олигархический режим, чтобы преуспеть в борьбе с сильным, должен перестать быть кланово-олигархическим, должен переродиться. Парадоксальным образом спровоцированный Постзападом и навязанный нам конфликт с укронацистским режимом предоставляет нынешнему российскому властному строю не просто шанс, а условие для перерождения. Условие непростое — это условие выживания некоего слоя, который должен сбросить прежнюю социальную шкуру, а еще точнее — нырнуть в три котла Иваном-дураком и, не сварившись, вынырнуть пригожим добрым молодцем-победителем. Иного не дано. Иначе, как уже пригрозил Франк-Вальтер Штайнмайер, — трибунал, Гаага» (Фурсов). Именно сейчас в войне России с Западом на Украине и формируется новая Российская элита. Ну а нынешней элите, какой бы она ни была (хоть коммунистической, хоть квазикапиталистической), Запад не оставил другого выхода для ее выживания, кроме как победы в этой войне. А вопрос выживания является самым главным вопросом для любой власти (вопросы управления стоят лишь на втором месте). А стало быть, она будет «драться» до самого конца. И русский народ будет охотно помогать ей в этом, ведь и для него это «вопрос жизни и смерти»! Да, западные народы тоже хотят жить, но, в отличие от нас, они просто не умеют этого делать в условиях «джунглей». Так что ПОБЕДА БУДЕТ ЗА НАМИ.