Человек о двух началах
Как ни крути, а современное человечество на протяжении всей своей истории всегда было очень высокого мнения о себе. Ведь каждый человек уверен, что люди ушли от животных уже очень далеко и без возврата. А между тем, это совсем не так. Да, животные постоянно опасаются за свою жизнь, так как многие другие животные (в том числе, и человек) могут представлять угрозу для их жизни. А как ведет себя в нормальной обстановке сам человек? Да, так же. Вспомните, как Вы переходите проезжую часть, особенно, если делаете это вне перехода. Сначала посмотрите налево, потом направо, и если поблизости нет машин, Вы переходите улицу. Вопрос – почему? Ответ предельно прост – Вы опасаетесь за свою жизнь, точно так же, как и животные. В дикой природе есть своя строгая иерархия (например, в виде пищевых цепочек), однако такая же иерархия существует и внутри человеческих обществ. И если у какого-то человека (в том числе, и у «автономов») появляется возможность «взобраться на гору на горбу другого человека», он обязательно ей воспользуется. Другими словами, все люди на Земле постоянно эксплуатируют друг друга, и обращают свое внимание на этот процесс только тогда, когда эксплуатацией занимается человек из какого-то другого человеческого сообщества, в который эксплуатируемый человек не входит. Внутри же своего сообщества люди просто не замечают эксплуатации, хотя она никогда не прекращается даже на миг. То же самое происходит и в дикой природе. Единственная разница между человеком и животным заключается в том, что человек способен осознать это, а животное нет. Хотя и этот тезис принят человечеством без каких-либо доказательств, люди просто верят в него. А теперь задайте себе такой вопрос – а часто ли Вы осознаете, все то, что происходит вокруг Вас? Увы, совсем нечасто. А ведь только в эти моменты человек и начинает отличаться от животного. Все остальное время человек представляет собой такое же животное, как и все остальные животные в дикой природе. Так что, абсолютна права известная всем фраза: «Человек – это общественное животное», ПРЕЖДЕ ВСЕГО и ЧАЩЕ ВСЕГО! Многие читатели наверняка возразят автору, мол, у человека есть мораль, а у животных ее нет. Во-первых, мораль есть далеко не у каждого человека, а во-вторых, кто Вам сказал, что у животных нет морали? И какие доказательства он Вам привел при этом? Да, НИКТО не говорил и НИКАКИХ доказательств не приводил! Вы попросту верите в это, и каждому человеку такой Веры вполне достаточно. Кстати, примерно такой же Верой обладают и животные (правда, она у каждого – своя, так ведь и у людей — тоже), и тому есть немало экспериментальных доказательств.
А вот фраза: «Человек – царь природы» для нынешних людей совсем не подходит. Ведь главной обязанностью любого царя является защита царства, а не его уничтожение. А что делает нынешний человек – защищает природу или уничтожает ее? Подумайте над этим. Ну а теперь, уважаемое общественное животное, можно прочитать и статью А. Леонидова – «О марксизме: мой вклад в дискуссию…», мы вполне подготовились к этому. «Развернутая на страницах «ЭиМ» дискуссия не могла оставить меня в стороне. Или оставить равнодушным. Полагаю, что презрительное или враждебное отношение к марксизму недопустимо, учитывая его историческую значимость и значимость прецедента. Однако слепая апологетика учения полуторавековой давности тоже неуместна. Люди искали выход? Спасибо. Не нашли? Увы… Разумному человеку не может быть привлекательна безысходная тупость рыночного фундаментализма, который всю жизнь сводит к тавтологии: «все будет так, как будет». При этом понятия не имея, как именно оно будет, и даже не пытаясь предвидеть, и запретив себе вмешательство в «естественный ход событий». Потому мы и говорим, что ликвидация планирования есть ликвидация разума, поскольку разумное движение одушевленного существа отличается от движения гонимых ветром листьев тем, что оно им запланировано. Направление движения определяет не ветер снаружи, а плановый центр внутри, и это называется: «существо наделено разумом». Если же предмет движется по воле стихий (щепка плывет в потоке) – то движение есть, а разума нет. Щепку никто не называет живым существом, как бы быстро или замысловато она не летела по течению. Марксизм привлекал и привлекает людей как бунт разума против безысходной тупой покорности слепым стихиям, включая и зоологические инстинкты. Он поставил задачу обустроить экономику на началах разума, и сама по себе постановка такой задачи – очень дорогого стоит, она дороже всех древних и новых царств египетских, всех погромных шараханий по свету параноиков вроде А. Македонского или Н. Бонапарта. Вид человека разумного должен прийти к разумной жизни – казалось бы, ясно из самого видового имени человека. То есть – сделать так, чтобы его собственное будущее планировалось им по собственной воле, а не возникало неизвестно откуда и неизвестно какое. Только рыночники очень любят это «драматичную интригу»: бах, и кризис, и все банкроты, а зачем и почему – так никто и не понял. Воля богов! Разумному человеку это не нравится. Он хочет иметь у себя в руках ключи от завтрашнего дня – а это значит, ему нужна плановая экономика. Потому разумные люди всегда искали путей преобразования общества, а не «свободы» плыть по течению куском известно чего в канализации. Когда мы говорим о преобразовании общества – то преобразование может быть тем или иным, пойти в ту или иную сторону. Оно может быть продуктивным с точки зрения исходного целеполагания, или контрпродуктивным.
Но если мы отказались от преобразований, если мы запретили разуму корректировать действие слепых стихий, сломали кораблю руль, и отправили его по воле ветра и волн неизвестно куда – то наше будущее абсолютно темно. Хотя, в текущее время, возможно даже облегчение: корабль несет неизвестно куда, но вся команда СВОБОДНА, труд по управлению корабля сменен забавами. Поскольку курс больше держать не нужно, плывем, куда несет – нет и никакой обременительной ответственности на членах экипажа. Убежден: человек создал океанские лайнеры не для того, чтобы превратить их в первобытные плоты без разумного управления. По аналогии с этим, человек создал современную сложнейшую инфраструктуру вовсе не для того, чтобы отказаться от планового управления ею. Не для того, чтобы впасть в рыночный маразм — и плыть неизвестно куда по течению и воле остающихся анонимными злоумышленников… Потому в «идеях», идущих с современного Запада, я не могу разглядеть ничего, кроме тупого животного идиотизма, которое тем гаже, чем самодовольнее и чем самодостаточнее само себя воспринимает. Но если отсутствие всякого плана преобразований общества – хуже не придумаешь, то это не значит, что всякий план преобразований одинаково хорош. Есть и такие формы строительства, которые ничем не лучше отказа от строительства. Мышление – это процесс, по итогам которого особь либо гибнет, хиреет – либо, наоборот, выживает и насыщается. Вот ситуация: хищник продумал план охоты перед тем, как охотится. Если он продумал, с биологической точки зрения, правильно – то будет успешная охота и сытость. Если же он продумал неправильно – то он сдохнет. Потому что в мозгах у него что-то пошло не так… Этот, привязанный к борьбе особей за выживание, процесс – представление об уме и безумии, какие только и могут быть у материалистов. Все в их мире бессмысленно, в том числе и выживание, и нет никакой трагедии в вымирании целых видов живых существ – они всю дорогу пачками вымирали… Но, поскольку имеется инстинкт самосохранения, то разум – это такой аналитический центр при данном инстинкте, и все делает под его руководством. Разумеется, такой тип мышления (а другого у материалиста быть не может) – локализует разум в теле, в биологическом времени и пространстве выживания особи. Всякий выход за пределы этой локации, которой разум служит – воспринимается, как психическое расстройство, порча ума. Если ум начал вдруг думать о каких-то пространствах или временах, в которых нет его биологического носителя – то он изменил своей функции, сломался, как инструмент. Из полезного для хищника приспособления стал бесполезной и вредной обузой, помехой охоте. Оттого материализм воспринимает носителей коллективного разума и наследия цивилизации как дурачков, «блаженных», как свихнувшихся и «не от мира сего». Заимствуя у религии термины – материализм в корне меняет их смысл: например, «убогий» — это уже не тот, кто у Бога, а ущербный, неполноценный. Быть «блаженным и не от мира сего» — плохо, носится «как оглашенный» — безумствовать. «Комфорт» — в средневековой Англии это слово означало молитвенный экстаз, а теперь – бытовые удобства.
Материализм придает положительную коннотацию прежде отрицательным словам. Слово «крутой» ранее означало «жестокий, вредный, гадкий», теперь же «сильный» и «уважаемый». «Стерва» — раньше, как и слово «стервятник» — означало мертвечину, поедание падали – теперь же «сильную, независимую женщину». Такого рода переделка смыслов и понятий в языке – проявление логики материализма в мышлении. Сознание перестраивает себя с коллективного разума общины (единого ума для всех единоверцев-фанатиков) на роль обслуги биологической особи-носителя. Раньше было плохо только то, что плохо общине и ее святыням. А теперь плохо то, что вредит зоологической самореализации особи-носителя мозгов. Всегда ли человек понимает суть «перестройки» (слово-то какое, а?!) такого рода? Марксизм доказывает, что нет, не всегда. Марксисты, как мне кажется, предельно искренни, когда всерьез пытаются совместить прогресс человеческого вида с материализмом, делающим разум рабом своей биологической особи-носителя. Кого должен обслуживать мозг? Того, кто его кормит духовными саркалиями? Или того, кто его кормит в прямом и буквальном смысле слова, всеми питательными веществами, без которых мозг умрет. А мысль – нет. Мысль существует без мозга, в книгах, например. Мыслитель умер, его мозг распался, но мысли и идеи его живут. Но можно ли утешить этим мозг, как биологический орган, сотканный из плоти и крови, из клеточной ткани? Марксисты не понимали (за что и поплатились), что борьба с духовностью лишена водонепроницаемых переборок. Убьете «чувство святого» в человеке, его способность к сакрализации идей – убьете, вместе с идеями ваших конкурентов и собственную идеологию тоже. Потому что цинизм не разбирает, чью святыню жрет – он их все поровну уничтожает. Если мозг примет своим господином не Храм, а своего биологического носителя, то он похерит все абстракции, включая и все ваши «классовые» заморочки. Причем не глядя – верны они или не верны, ему дела до этого нет, как коту, занятому охотой на мышей, нет дела до лекции, которую читает профессор. Кот и в кошмарном сне не додумается опровергать профессора – потому что он вообще не понимает, о чем говорит профессор. Вопрос не в том, прав или не прав профессор, а в том, что коту это не нужно. Мозг кота обслуживает тельце кота, а тельцу кота нужно изловить мышь. Поскольку знания о планете Плутон никак не помогают коту в ловле мышей, они отсеиваются автоматически, без малейшей попытки выяснить, врут тебе про планету Плутон, или там действительно так, как лектор описывает… Потому прежде обсуждения – верно или не верно с точки зрения объективной реальности марксистское классовое учение – нужно отметить, что ЛОКАЛИСТ (человек с локальной психикой) вообще его не примет. Оно для локалиста не ложное, и не истинное, оно – запредельное.
Да, товарищи, кроме лжи и истины бывает еще и запредельность – которая и не то, и не другое. Обезьяна понимает, что такое блоха – потому что блоха конкретна. Что такое «социальный класс» обезьяна не поймет – потому что это запредельная для ее мышления абстракция. Обезьяна отвергает учение о классах не потому, что она его обдумала, проанализировала и отвергла, как неистинное, а по совсем другой причине: она вообще не в состоянии его воспринять. Говоря евангельским языком – «не имеет вместить». И что с этим делать? При общении с локалистами все методы научной дискуссии, отработанные веками научной практики – не работают. Дискуссия с локалистом умирает, не начавшись, всякий диспут с ним – мертворожденный. Сознательное опровержение абстрактной идеи локалистом невозможно по той же причине, что и ее принятие: она выходит за рамки обитания биологической особи, недостаточно конкретна, чтобы быть уловленной умом хищника. Это как радиоволны: их то ли нет, то ли даже они есть вокруг нас, пронизывают пространство своим вещанием – но без радиоприемника с функцией уловителя мы этого никогда не узнаем. Согласно каноническому марксизму, в результате борьбы противоположных классов (эксплуатирующих и эксплуатируемых) наступает эпоха социальной и политической революции. Происходит смена устаревших идеологических, политических, производственных отношений на качественно новые. А кто решает, что они устарели? Марксизм говорит – это не люди решают. Люди могут и не понимать, и даже от слова «совсем». Это решает ткацкий станок, который маниакально жаждет производить больше тканей, и жестоко расправляется с теми общественными отношениями, которые мешают ему производить все больше и больше материи. Фантазия в духе незабвенного фильма «Терминатор», в котором супермашина по имени «Скайнет» посчитала людей недостаточно расторопными для удовлетворения ее машинных алгоритмов… Понимаете, откуда это пошло? Маркс, как умный человек, наверняка догадывался, но не хотел огласить. Тогда бы его материализм прахом рассыпался… Маниакальной страстью делать все больше и больше тканей обладает, разумеется, не станок. Станку плевать, сколько ткани на нем производят, и производят ли вообще. Станок (и все производительные силы вместе с ним) – неодушевленный предмет. Такому предмету, что есть он, что нет его, включен он или выключен – безразлично. Маниакальной страстью делать все больше и больше тканей – обладает не биологический объект. Ни обезьяны, ни кошки, даже если они живут непосредственно в ткацком цеху, и корм получают с прибыли от продажи тканей – не в состоянии «болеть» за рост производства. Нет в их психике такого элемента, который бы эту тему будировал.
Если ткани перестанут производить, то обезьяна и кошка, талисманы цеха, потеряют корма. Они будут страдать, спору нет, но ПРИЧИН своего страдания – не сумеют понять. Не это ли случилось с советскими людьми в 90-е годы?! Я вам скажу, кто обладает маниакальной страстью делать все больше и больше тканей, и кого Маркс попытался закрыть экзотической идеей «Скайнет — производительные силы». Религиозный фанатик. Чтобы сделать коммунистам приятное – скажем чуть шире: идеологический фанатик. Сталинист – в их числе. Фанатику сказано было, что нужно голодного накормить, нагого одеть, бездомного расселить и т.п. Фанатик уверовал (иначе не был бы фанатиком). А верующий ведь все понимает буквально! Надо – значит надо. И он стал – поскольку не лицемер – совершенно искренне кормить голодающих и одевать раздетых ближних (под которыми Христос, да и Сталин завещали ему понимать всех). И тут он сталкивается с проблемой, ввергающей его в истерическое отчаяние: у него недостаточно средств! Раздетых очень много, а ткани очень мало! Он уже и свою рубаху порвал – ходит с голым торсом, но и это не помогло: не хватило. А у фанатика внутри горит – что он не выполняет завет… И вот в этот момент – из фундаментального огня в душе – рождается прикладное. Тканей, говорите не хватает?! Для божьего дела, для священного долга?! И дальше начинается: — Всех рабочих – к станкам! Больше ткани! Всех инженеров – к кульманам! Улучшайте технику, а то тканей не хватает! Всех вредителей и расхитителей к стенке! Тут, понимаешь, тканей не хватает, а они еще и вредят, и расхищают! Эта истерика прогрессизма очевидным образом исходит от идеологического фанатизма. Больше не от чего ей исходить. У богатого тканей – ему лично – хватает. Ему незачем истерить. Бедному тканей не хватает, ему есть с чего истерить – но что значит его голос? Он потому и бедный, что ничего не решает. Если бы его голос чего-то решал, если бы к нему прислушивались – он бы не был бедным. Но пик «странности» (мягко говоря) – когда мы, вослед Марксу, увидим зловещую «Скайнет» в ткацком станке, властно приказывающем людям делать больше тканей. Вот уж кому-кому, а станку совершенно пофиг, сколько ткани на нем произведут! И потому история о том, как производительные силы начинают диктовать производственным отношениям, что им, типа, не худо бы поменяться в сторону повышения производительности – это сюжет для фантастического блокбастера о взбунтовавшихся машинах. Маркс, в данном случае, впереди всех фантастов, он «бунт машин» раньше всех придумал!
Почему и откуда, и кто решил, что практическое положение должно стремиться к теоретической оптимальности? Конечно, теоретически, помещику Обломову, лежебоке и паразиту, было бы не худо засесть за учебники химии. Времени у него полно, денег тоже хватает – изучил бы химию от корки до корки, и стал бы Д. Менделеевым! И обществу хорошо, и Обломову респект с уважухой! Однако Обломов не садится за учебники, и не становится Менделеевым. Он живет и умирает Обломовым, не задумавшись о том, что мог бы быть гораздо производительнее для общества. Маркс предположил в обществе маниакальное стремление повышать производительность при малейшей теоретической возможности оного. Опирался он при этом на фанатиков, которые, действительно, как только завидят шанс реализовать свою священную миссию – так сразу же и бросаются, очертя голову, в любую форточку возможностей. Но для людей более умеренных возможность развития (техническая) вовсе не означает его необходимости или даже желательности. Мы не все можем, чего хотим, и это приводит фанатиков в исступление. Но правило действует и наоборот: мы не всего хотим, из того что можем. Технически я вполне могу сейчас подняться на крышу и прыгнуть на асфальт. Но зачем? Если я самоубийца — одно дело. Тогда понятно. А если нет – зачем мне возможность себя об асфальт расплющить?! Маркс наделил технопарк машин и механизмов волшебной волей. Он приписал им способность самих себя тянуть к повышению производительности, и, мало того, еще и людей на аркане туда вытягивать. Так возникла совершенно фантастическая картина мира, покруче чем в «Хоббите», и благодарить за это нужно «натягивание совы на глобус», то есть идей прогресса на материализм. Вы будете смеяться, но у Маркса получается так: Якобы буржуй в процессе конкуренции должен развивать производительность, чтобы победить другого буржуя. У них что, социалистическое соревнование?! По-другому буржуй буржуя никак победить не может? Убив, например? Только производительность повышать, боле никак? Мне отвечают, что убить буржуй буржуя может, но это запрещают правила поединка. Опаньки! Это что у нас, поединок по правилам? И кто же арбитр над двумя боксерами? Кто это будет в буржуазном государстве следить, чтобы буржуи соблюдали правила поединка? Напомню, что РФ очень больно обожглась, предположив в наивности неофита, что в мире капитализма действуют хоть какие-то правила. А Запад на глазах у дурочки торжественно и последовательно нарушил все те «принципы», которые он же сперва и назвал «священными». Скушала? Погоди, ягодки еще впереди!
Ждите, ждите от капитализма правил! Ужо, будут вам правила! А, кроме шуток, кто следит за тем, чтобы жулик не убивал жулика? Надклассовое государство? То, что марксизм отчаянно отрицает – это оно у вас, товарищи марксисты, арбитр? Я «надклассовое государство» отрицаю так же, как и марксисты. Я твердо знаю, что власть – это распределение благ и распоряжение людьми. А поскольку крупный частный собственник и блага распределяет по своему усмотрению, и людьми распоряжается, вплоть до жизни и смерти, как некий олимпийский божок, то он и есть власть. Что же касается сидящего на зарплате чиновника, то он не может в государстве частных собственников быть от них свободным и независимым. Если его выбирают – понятно, на чьи деньги выбирают. Если же назначают – понятно, каков механизм назначения. Что может удержать человека от грязного зоологического греха? Я вам скажу. Вам не понравится, а я все равно скажу – ибо поклялся говорить правду, даже себе в ущерб. Не разум, нет. Разум, при всех его полезных свойствах – трусоват, и чем более развит – тем отчетливее видит опасности связываться с агрессивными психами, гнущими свой маразм. Премудрые пескари оказываются в норке, и вся их мудрость – в том, чтобы создать эту норку. Единственное, что может в реальной жизни удержать человека от зоологического греха – это вера. Объясню нарочито-грубым примером. Так, чтобы материалистам было понятно – я ведь к ним, в первую очередь, обращаюсь с просветительским словом. Если человеку с детства внушали, что срать в штаны нельзя, и сделали это настоящим образом – то он потом насрать в штаны не может, что и доказано соответствующими экспериментами психологов. Он не может сраться в штаны, хотя его убеждают, что это условия эксперимента, а вовсе не позор. Его просят это сделать. Ему сулят большие деньги, почет и уважение. Умом он вполне понимает, что в сложившейся ситуации он должен переступить через себя, и насрать в штаны. Для этого принято сильное слабительное. А он все равно не может… Если человек с детства пропитался цивилизацией – он не может удовлетворить зоологический инстинкт, даже когда его разум простит его об этом, и вся окружающая выгода к этому подталкивает. Если нет – то нет. И никакие теории не помогут. Исключая пламенную веру, мы получаем трехсоставное человечество: монстры, идиоты, слабаки. Идиот ничего не понимает, и в этом его счастье. Слабак все понимает – и убегает в ужасе, осознавая, чем рискует. Монстр тоже все понимает, и, все понимая – использует свои знания, чтобы ловчее всех сожрать. Ничего этого марксисты не видят, и не хотят понимать, у них мир вот такой: «…меняется способ производства и производственные отношения, а с изменением этой экономической основы, происходит переворот и во всей надстройке (общепринятые правила нравственности, господствующие философские воззрения, политические взгляды и т. д.)».
Или: «На известной ступени своего развития материальные производительные силы общества приходят в противоречие с существующими производственными отношениями, … с отношениями собственности, внутри которых они до сих пор развивались. Из форм развития производительных сил эти отношения превращаются в их оковы. Тогда наступает эпоха социальной революции. С изменением экономической основы более или менее быстро происходит переворот во всей громадной надстройке». «Положение, что сознание людей зависит от их бытия, а не наоборот, кажется простым; однако при ближайшем рассмотрении немедленно обнаруживается, что это положение уже в своих первых выводах наносит смертельный удар всякому, даже самому скрытому идеализму. Этим положением отрицаются все унаследованные и привычные воззрения на все историческое. Весь традиционный способ политического мышления рушится…» (К. Маркс и Ф. Энгельс. К критике политической экономии). О чем это они? А вот о чем: вначале машины стали лучше. Потом люди посмотрели на машины, устыдились, и тоже, вдогонку, стали лучше. Не знаю, как вы – но я не вижу тут никакой логики. Первый вопрос, который возникает у думающего человека: а если наоборот?! Если люди, в условиях своего несоответствия умным машинам, не сами изменятся, а машины поломают? Чтобы, так сказать, соответствовали их низкому уровню? Тогда ведь тоже исчезнет «материальных производительных силы общества с существующими производственными отношениями», но только в обратную сторону. У нас и картинка есть перед глазами: именно так и получилось в ходе «реформ» 90-х годов! То есть: дегенераты поломали «материальные производительных силы», дабы сложная, развитая инфраструктура производства не мешала их управленческой тупости и звериности. И тоже: «С изменением экономической основы более или менее быстро происходит переворот во всей громадной надстройке». Могут сказать, что тут шансы 50 на 50. Либо человек, получивший неизвестно откуда сложную технику, поумнеет до уровня ее пользователя, либо он ее сломает, сводя на свой уровень. Но на практике накапливается именно энтропия, то есть вероятность того, что дегенераты испортят инфраструктуру под себя – кратно выше, чем вероятность, что дегенераты станут подтягивать себя под развитую инфраструктуру. Если мартышка захватила командную рубку океанского лайнера – какова вероятность, что она станет капитаном? И какова вероятность, что она, ведя себя, как положено мартышке, утопит лайнер? Вы можете меня хоть расстрелять (леваки на это скоры) – но я все равно не могу принять за правду причудливый мир, в котором машины создают людей, а не создаются ими (т.е. бытие определяет сознание, а не сознание – бытие).
Воля ваша, как хотите – но это какая-то ерунда (при всем уважении и к Марксу, и к Ленину). Если вы так сильно хотите насадить материализм – то откажитесь от идеи прогресса. Материализм не совместим с прогрессом, потому что в материализме все формы и проявления равны по части бессмысленности. Это лишь разные пути в одну точку, в смерть, которая и является единственным Абсолютом этой безблагодатной Вселенной. Какая разница – каким путем вы туда дойдете? Если конечной целью заявлена смерть – то можно выбрать путь покороче, с точки зрения математической логики. Или путь подлиннее, если с девушкой идешь, по совету из фильма «Девчата». Можно сразу убиться, чтобы не мучиться. А можно, наоборот, помучится подольше – извлекая удовольствие из процесса. Идея прогресса – это отказ от равноправия форм. Это догматически, аксиоматически подчеркнутое превосходство формы над формой! Вот эта форма жизни плохая – и ее нафиг! А вон та хорошая, костьми ляжем, но насадим ее! Вот что такое идея прогресса. Как это совместить с материализмом и атеизмом, у которых, через случайную бессмысленность жизни, все формы равны и равнозначны? Как может материалист внятно обосновать – почему феодалом быть плохо, а коммунистом хорошо? Один живет и другой живет. Один помер и другой помер. В одну яму положили – они там и лежат в обнимку, и уже навечно… В материализме нет «хуже» и «лучше», равно как нет в нем «выше» и «ниже», высокого или низкого. В дарвинизме, например, речь идет о приспособлении организмов к изменившимся условиям среды, причем случайный характер носит как то, так и другое. Климат стал сухим или влажным, кто-то выжил, кто-то не смог. Говорить тут о прогрессе или регрессе – невозможно. То приспособление, которое полезно при усыхании климата – вредно при его увлажнении и т.п. Как можно в здравом уме и твердой памяти говорить о «прогрессивности» или «регрессивности» появления или отмирания жабр?! «Прогрессом» зовется движение от неудовлетворительной реальности к желанному идеалу, то есть это, повторимся, махровый идеализм, неразрывно связанный с храмовой культурой. Зная идеал – можно вычислить и регресс, как помеху идеалу. Но – не материалисту! У него Космос – те самые «пифагоровы штаны», которые «во все стороны равны». Марксизм стремится быть прогрессивным учением, и при этом – материалистическим учением, тут-то и постигает его фатальный разрыв логики. А совместим ли материализм с понятием «ума» и противоположным ему понятием «глупость»? Тоже нет. Ну, подумайте сами, друзья мои: если мысль является лишь случайно сложившейся совокупностью реакций на случайно же сложившуюся совокупность внешних раздражителей, то может ли она быть умной или глупой?
Вы ударили палкой по двум камням: один раскололся, другой нет. Оба камня отреагировали на внешнее воздействие. Но какой из них умнее? Более рыхлый, который раскололся? Или более твердый, который не раскололся? Как ни крути, но человеку придется выбирать между прогрессизмом – стремлением сделать жизнь лучше и материализмом, в котором сама шкала «лучше-хуже» отсутствует по определению. Если же человек, в упорных попытках натянуть сову на глобус, то есть христианские моральные ориентиры на теорию всеобщей бессмысленности Вселенной-трупа, попытается совмещать прогресс и материализм – то случится «перестройка», первым делом в голове. Катастрофа марксистов в 1991 году – это взрыв мозга у тех, кто оказался «свой среди чужих, чужой среди своих». Еще раз, вкратце: идея материализма несовместима с идеей прогресса, потому что в материализме все равно всему по причине одинаковой бессмысленности. И рассуждать, что «мы построим лучший мир»… Лучший – для кого?! То, что вы пытались построить, товарищи – это «лучше для Бога», хоть вы этого и не понимали. Он завещал – вы попытались его заветы сделать былью. Как написано в заповедях – так и жить. Или вы хотите лучше для человека? Ребятки, стоп, стоп, стоп! Люди-то разные, и интересы у них разные. Лучше для одного – хуже для другого. Для аристократа лучше всего феодализм – потому аристократы крючьями под ребра феодализм столько веков яростно поддерживали. Для Чубайса – 90 — е. Можно на это сказать, что Чубайс – не человек, но это, мне кажется, полемическое преувеличение. Увы – человек. Как и фашист, который убежден фюрером, что лучше всего ему – захватить побольше рабов из числе недолюдей для работорговли. Все они – люди. Сделать лучше для них (для человека) – это сделать так, как они хотят? Как им нравится? Содомиту нравится содом. Садисту – истязания. Сделать «мир лучше для человека» — с точки зрения содомита означает больше извращений, а с точки зрения садиста – больше застенков. Можно (хоть и очень трудно) воплотить в жизнь то, что Бог прописал. И все прогрессивные силы истории именно этим и занимались, хоть не всегда это понимали: они пытались реализовать заповеди на практике. Но совершенно невозможно сделать мир «лучше для человека» — по той простой причине, что все люди разные, и хотят противоположного. Как только коммунист начинает говорить «те – не люди», имея в виду чубайсов, пусть вспомнит, что и чубайсы говорят то же самое про него. Для них ты не человек, для тебя они – как в этих условиях сделать мир лучше для человека?! Единственный «мир лучше» — это воплощение в материальной реальности культового идеала. Здесь тоже оговорка: такой мир лучше только для приверженцев культа и близких к ним людей. Но никакого другого «мира лучше», например, с точки зрения материализма – просто логически не существует по определению.
Если человек воплощает не свободные, а культовые желания – то он строит цивилизацию, потому что обеспечивает преемственность и поступательность воплощения: много участников, одна цель. Если же человек воплощает не культовые, а свободные желания – неизбежны разброд и шатания, и крайняя нестабильность: и у одного-то человека, растленного свободой, желания все время меняются, а у большой совокупности людей они кричаще разные. Ситуация «лебедь, рак да щука» — неизбежна. Как и хаос, которым весь их тяни-толкай кончается» (А. Леонидов, команда ЭиМ). Другими словами, главная претензия Леонидова к Марксу – такова же, что и у автора этого сайта. И эта претензия – перевернутость основного тезиса, который утверждает, что экономика определяет сознание человека, а не наоборот. И у Леонидова получилось лучше, чем у Маркса, однако и у него человеческое сознание остается разделенным на животное и человеческое начала. И избавиться от такого разделения можно только одним способом – путем обретения способности к «синхронистическому мышлению» (одновременному и синхронному мышлению всеми составными частями сознания – Верой, разумом и подсознанием). К слову сказать, читая этот сайт, Вы, незаметно для себя, и учитесь именно такому мышлению. Автор уже писал здесь об этом, и потому, повторяться не станет. Если Вы не до конца поняли суть главы, тогда еще раз прочитайте предисловие перед ней.