Кризис неолиберализма
«Кризис? Какой кризис? Американцы не замечают того, о чем предупреждал их Владимир Путин» (сайт «Ящик Пандоры»). «Еще прошлой весной Владимир Путин говорил о том, что в политической системе США заметен «элемент кризиса». Противники законно избранного президента-республиканца Дональда Трампа ищут для атак на него все новые поводы, «не соглашаются с выбором американского народа, обнуляют результаты» всеобщего голосования 2016 года. «Это и есть кризис политической системы, — сказал российский лидер. — Такого раньше в истории США мы никогда не видели». Каюсь, я тогда не обратил должного внимания на эти слова. Во-первых, они казались самоочевидными. Во-вторых, тогда же Путин сказал об итогах расследования спецпрокурора Роберта Мюллера, что «гора родила мышь», и эта фраза всех отвлекла. В-третьих, как раз из-за провала «Руссогейта» не исключалось, что нападки на Трампа могут и ослабеть. Получилось, однако, наоборот. Ненавистники действующего президента в США наглядно подтвердили, что им в принципе все равно, в чем его обвинять: в сговоре с Россией или, скажем, в попытках политического давления на Украину. Действуя по принципу «не мытьем, так катаньем», демократическая оппозиция во главе со спикером Палаты представителей Конгресса США Нэнси Пелоси раздула скандал вокруг телефонного разговора Трампа с Владимиром Зеленским и 24 сентября начала против хозяина Белого дома расследование для подготовки импичмента — официального предъявления ему обвинений в нарушении закона. Формально Трампа подозревают в том, будто он требовал от властей в Киеве, чтобы те собрали политически выгодный ему компромат на бывшего вице-президента США Джозефа Байдена, борющегося за выдвижение кандидатом от Демократической партии в президенты страны на выборах будущего года. Реальный расчет демократов тоже всем в принципе ясен. Еще в мае один из них, конгрессмен-техасец Ал Грин, публично признал: «Я опасаюсь, что если мы не подвергнем этого президента импичменту, то его переизберут». С тех пор и Трамп, и многие другие не раз ссылались на эти слова. Они были процитированы и в письме, которым юрисконсульт Белого дома Пэт Чиполлоне в октябре официально уведомил Пелоси и других законодателей-демократов об отказе исполнительной ветви власти сотрудничать с ними в их «безосновательном и неконституционном» расследовании, преследующем «сугубо партийные» интересы и чреватом «серьезным долговременным ущербом для наших демократических институтов, для нашей системы свободных выборов и для американского народа».
«Попросту говоря, вы стремитесь отменить результаты выборов 2016 года и лишить американский народ того президента, которого он свободно избрал, — писал Чиполлоне. — Многие демократы теперь очевидно рассматривают импичмент не только как способ обнуления демократических итогов прошлых выборов, но и как стратегию для влияния на очередные выборы, до которых остается чуть более года». Теперь до них уже даже менее года. И официально поставленный Белым домом (!) вопрос о том, как все это укладывается в демократические нормы, — действительно вопиющий. Ответ, кстати, интересно было бы услышать не только от самой американской политической оппозиции, но и от международных организаций, традиционно оценивающих качество институтов демократии и избирательных процессов в разных странах. Например, от Бюро по демократическим институтам и правам человека (БДИПЧ) Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе. Не все же ему смотреть только на восток. США в ОБСЕ — полноправный участник. Конечно, самому Белому дому туда бы и обратиться. Но ему это, уверяю вас, и в голову не придет. Не просить же, в самом деле, каких-то там иностранцев давать нелицеприятные оценки американской демократии. Это же граничит с вмешательством во внутренние дела! Что касается собственных американских оценок, в них меня заинтересовало в основном то, чего в них нет. Как в рассказе про Шерлока Холмса и собаку, которая не залаяла. В прессе США сейчас все наперебой рассуждают, по сути, о политтехнологиях. Увлеченно прикидывают, чем может окончиться попытка импичмента Трампу, и кому она скорее выгодна: оппозиции, которая ее затеяла, или «партии власти» (принято думать, что действия демократов способствуют предвыборной мобилизации возмущенных сторонников президента и что ему в любом случае не грозит осуждение в Сенате, находящемся под республиканским контролем). В целом все это сейчас для американских СМИ, разумеется, тема номер один. Но при этом за исключением ссылок на апрельские тезисы Путина (собственно, тогда-то я о них и вспомнил) никаких свежих упоминаний о кризисе политической системы США я в комментариях не нашел. Ну, точнее — почти никаких, поскольку несколько исключений, подтверждающих правило, все же было.
Так, президент Арабо-американского института (ААИ) Джеймс Зогби опубликовал в эмиратской англоязычной газете Gulf News колонку, которую так и озаглавил: «Демократия в США сталкивается с реальным кризисом». Комментатор агентства Bloomberg, гарвардский правовед Ноа Фелдман выразил надежду на то, что «по меньшей мере, часть судебной ветви власти [в США] готова помочь урегулировать нарождающийся конституционный кризис — путем принятия решений в пользу Конгресса и против президента». Профессор Корнеллского университета Томас Пепински напечатал в журнале Politico Magazine эссе «Почему схватка вокруг импичмента еще страшнее, чем вам кажется. Политологи изучали то, что творится с нашей демократией, и обычно это добром не кончается». Последний текст — самый обстоятельный и любопытный. По словам автора, специалиста по госуправлению, «у политологов есть термин для того, что наблюдается сейчас в США. Это называется «глубоким расколом режима» (regime cleavage), то есть таким размежеванием в населении страны, когда конфликт разгорается вокруг основ всей системы власти, в американском случае — нашей конституционной демократии». «Глубокие расколы случаются только там, где системы власти находятся в состоянии кризиса, — пояснил Пепински. — И с нашей демократией так и есть: она в кризисе». Это подтверждается и эмпирическими политологическими данными. Так, в ходе октябрьского опроса компании Ipsos только 53% зарегистрированных избирателей в США выразили мнение, что выборы 2020 года будут открытыми и честными. 46% опрошенных в этом совсем не уверены. «Сейчас в нашей демократии наблюдается кризис доверия, — сказал, комментируя полученные результаты, президент Ipsos Клифф Янг. — В целом… существуют огромные межпартийные разногласия по поводу того, будут ли открытыми и справедливыми наши очередные выборы». Добавлю, что все тексты, о которых я упоминал, — откровенно антитрамповские. Вина за идейно-политический раскол в американском обществе однозначно возлагается на действующего президента и его партию. Республиканцам, в частности, напоминают, как они в свое время свирепо атаковали и пытались подвергнуть импичменту президента-демократа Билла Клинтона.
У меня, правда, по этому поводу есть вопрос. Клинтон был первым президентом США после прекращения холодной войны между Востоком и Западом. Это было время, когда Америка собирала «дивиденды мира» и чувствовала себя на пике своего могущества. Если резкое обострение внутренних противоречий в стране, в самом деле, начиналось при Клинтоне, то почему? В силу случайного стечения исторических обстоятельств? Или все же потому, что после исчезновения экзистенциальной внешней угрозы власти США решили, что им море по колено, и существенно «ослабили поводья» госконтроля — и внутреннего, и внешнего; и политического, и социального, и экономического? Ведь и истоки финансового кризиса, грянувшего уже при Джордже Буше — младшем, восходят туда же. Ну не верю я в случайные исторические совпадения… Возможна ли в Америке настоящая новая гражданская война, со стрельбой? Недавно на одном телевизионном шоу я твердо сказал, что в это не верю, хотя сам же прежде не раз называл политической и информационной гражданской войной нынешнее противостояние между ветвями власти и ведущими партиями в США. Но знаете что? Как советуют сами американцы, «никогда не говори «никогда». Вот Трампа недавно обвинили в том, что он как раз к такому конфликту страну и ведет. Началось все с того, что один из его сторонников, пастор техасской «мегацеркви» Роберт Джефресс, публично заявил: «Я никогда еще не видел, чтобы христиане-евангелисты были так чем-то возмущены, как нынешней попыткой незаконно отстранить президента от власти, переиначить выборы 2016 года и тем самым обнулить голоса миллионов [верующих]. Они знают, что президент Трамп не совершил ничего такого, за что бы его можно было подвергнуть импичменту, кроме победы над Хиллари Клинтон в 2016 году. Вот этого неискупимого греха демократы ему никогда не простят. Если демократам удастся отстранить президента от власти, то это расколет народ, как в Гражданскую войну, от чего наша страна никогда не оправится». Последнюю фразу Трамп ретвитнул, то есть перенаправил своим подписчикам в Twitter, которых у него 66,6 млн. человек. За что сразу получил от либеральных политиков и СМИ по полной программе.
Сенатор из Калифорнии Камала Харрис, участвующая в президентской предвыборной гонке среди демократов, призвала хозяев Twitter лишить президента США права пользования этой соцсетью. Зогби из ААИ в своей колонке подчеркнул, что «это предсказание/угрозу следует воспринимать серьезно». Сетевое издание Daily Beast напомнило, что предупреждения о возможности гражданской войны и прежде раздавались от правых, в том числе религиозных, американских идеологов. А лидер традиционных СМИ США газета New York Times даже напечатала комментарий «Уйдет ли Трамп когда-либо из Белого дома?», в котором доказывалось, что «это не паранойя», а серьезный вопрос. В подтверждение обильно цитировался профессор Университета Нотр-Дам Дэвид Лидж, представленный как крупнейший специалист по выборам в США. Он напомнил, что Трамп любит хвастаться своими «друзьями-патриотами» среди военных и сторонников Второй поправки к конституции США, защищающей право граждан на ношение оружия, и заявил: «Нам не следует исходить из того, что либо поражение на выборах 2020 года, либо импичмент и осуждение устранят Трампа из Белого дома». Позже журналисты лично пообщались с некоторыми из вооруженных сторонников Трампа и те подтвердили, что готовы его защищать. В частности, некий Лэрри Колдуэлл Пирси из организации «Сыны ветеранов Конфедерации» заверил агентство Reuters, что около 30 тыс. ее членов, «скорее всего, выйдут все как один» для участия в «партизанской войне», а сам он, «наверное, будет в ней офицером». Конфедерацией именовалось объединение рабовладельческих южных штатов в ходе Гражданской войны 1861–1865 годов в США. Reuters напоминает, что другое правое вооруженное формирование – «Хранители присяги» — ранее дало такой ответ на ретвит Трампа: «Это правда. Так и есть. Мы действительно на грани ГОРЯЧЕЙ гражданской войны. Как в 1859 году». Как все это воспринимать, я даже для себя самого пока не решил. Понятно, что и правые, и левые в США занимаются предвыборной пропагандой. Чем-то друг друга пугают, в чем-то выдают желаемое за действительное. В общем, пускают пыль в глаза — и себе, и избирателям. Но все же сводить происходящее к чисто политическим играм тоже, думаю, неправильно. То, что Америка расколота, — это не миф, а явь. У брокера с Уолл-стрит или продюсера из Голливуда одна «американская мечта», а у фермера из Айовы или шахтера из Пенсильвании — совсем другая. Поэтому, собственно, глобалисты из столичного истеблишмента и приняли изначально в штыки националиста и популиста Трампа. И продолжают воевать с ним не на жизнь, а на смерть.
Философ и политолог Пол Гренье, с которым мы сначала познакомились, а потом и подружились в православном Свято-Николаевском приходе в Вашингтоне, посоветовал мне обратить внимание на размышления Майкла Влахоса, преподающего военную стратегию в Университете Джонса Гопкинса и колледже ВМС США. Тот понимает гражданскую войну как следствие «разрушения конституционного порядка», а применительно к сегодняшней ситуации пишет: «Американский конституционный порядок пока еще не разрушен», но он «крошится у нас на глазах». Фактически, по мнению специалиста, этот порядок подрывается обеими «враждующими сторонами», поскольку они навязывают друг другу «два несовместимых представления об американской жизни». Причем обе стороны «крайне ожесточены и готовы почти на все, чтобы добиться своего». И Влахос, и другие специалисты ссылаются на новое и во многом беспрецедентное исследование столичного Джорджтаунского университета. Оно подтвердило обострение «политических, расовых и классовых» противоречий в стране, а также показало, что, «по мнению среднего избирателя, США на две трети прошли путь к грани гражданской войны». Кстати, в ходе этого же опроса 87% американцев выразили согласие с тем, что «целью политических лидеров должны быть компромисс и поиск общего языка» с оппонентами. Но при этом 84% заявили, что им «надоели лидеры, идущие на компромисс в отношении своих ценностей и идеалов», а желанны другие, способные все это непреклонно отстаивать. Вот и пойди, пойми, что им на самом деле нужно. Самое же, на мой взгляд, поразительное во всем этом — то, что накал политических страстей внешне никак не отражается на обычной жизни страны. Я специально спрашивал у знакомых насчет кризиса, но они в ответ пожимали плечами. Мол, экономического-то спада нет, а пока люди в состоянии платить по счетам, кризисная атмосфера не чувствуется».
А вот, что по этому поводу пишут в Le Figaro (Франция): «Конец американской империи?» «Бывший министр иностранных дел Франции Юбер Ведрин и бывший французский посол в Вашингтоне Жерар Аро сказали «Фигаро», что «трампизм» сохранится вне зависимости от результата будущих президентских выборов в США. А Америка, возможно, станет трампистской без вульгарности Трампа. Александр Девеччио (Alexandre Devecchio), Луиз Дарбон (Louise Darbon). «Фигаро»: Господин Аро, в вечер избрания Дональда Трампа вы написали в «Твиттере»: «После Брексита и этих выборов возможно все. Мир рушится на наших глазах. Голова идет кругом». Что вы имели в виду? Жерар Аро: Результат выборов стал полной неожиданностью. В 6 вечера все говорили о победе Хиллари Клинтон. В 2 часа ночи я узнал, что победил Трамп. Я сделал вывод, что после Брексита избрание Трампа было не случайностью, а волной, отражением глубокого кризиса западного общества, который никто не захотел замечать. Я стер этот «твит» через три минуты, но когда в США 2 ночи, во Франции 8 утра… Эти слова получили определенный отклик, но никто не звонил мне, чтобы узнать, что я имел в виду. Я выбрал неверное выражение, но мне кажется — как затем мы увидели на примере «желтых жилетов» во Франции, Лиги в Италии и «Альтернативы для Германии» в ФРГ — что я был прав: в западных обществах был бунт значительной части населения, популистский бунт. Юбер Ведрин: Я наблюдал все это во Франции, а не в гуще вашингтонского котла, и воспринял это как подтверждение давнего явления: глубокого кризиса представительной демократии. В странах, где нет демократии, наблюдается стремление к ней, но там, где она существует, она переживает кризис. На Западе это заметно уже давно, сначала среди менее обеспеченного населения, а затем и у среднего класса, в первую очередь на фоне глобализации и европейской интеграции. Я говорил об «электоральных бунтах» много лет назад. Маастрихтский договор создал определенный разрыв. Брексит и события подобного рода в некоторых незападных демократиях стали предвестниками этого явления. Избрание в США такого человека как Дональд Трамп казалось немыслимым, поскольку было отвратительно всем западным обозревателям, всем благонамеренным людям в мире.
Кризис начался не с Трампа и не исчезнет вместе с ним. Он продолжится в вялотекущей или острой форме. Этот основополагающий протест является частью исторического преобразования: Запад потерял монополию силы, которой обладал на протяжении трех или четырех столетий. Он остался сильным, богатым и влиятельным, но у него больше нет монополии! Появляются другие державы. То есть мы на Западе переживаем болезненный пересмотр многих аспектов: стратегического, исторического, геополитического, демократического… Последствия всего это мы прячем под словом «популизм», которое представляет собой настоящую сборную солянку. — Господин Аро, это стало для вас неожиданностью? Вы прошли через эпоху Обамы, которая казалась периодом счастливой глобализации… Жерар Аро: Никто не ожидал этого кризиса, поскольку все макроэкономические показатели последних лет были просто прекрасными. В 2015 году безработица составляла менее 5%, а в стране был медленный, но стабильный рост с 2010 года. После выборов вся американская машина университетов и исследовательских центров пришла в движение, и все увидели, что неравенство в обществе было на рекордном уровне с 1910 года, и что доходы половины американцев стояли на месте или даже уменьшились за последние 30 лет. На это наложился шок от кризиса 2008 года. Тогда мы поняли, что необходимых социальных амортизаторов нет. Миллионы американцев остались без жилья. За прекрасными макроэкономическими показателями скрывался глубокий экономический раскол американского общества. Не случайно, что победу Трампа обеспечили традиционно демократические штаты, такие как Пенсильвания, Висконсин и Мичиган, где живет много представителей менее обеспеченных слоев населения. Как бы то ни было, худшее нам еще лишь предстоит (американцы всегда на пять-десять лет опережают нас): миллионы рабочих мест (особенно для среднего класса) оказались под угрозой из-за глобализации и искусственного интеллекта. Если вы посетите завод Tesla в Калифорнии, то увидите там всего одного рабочего на 20 кв. метров. Все страховые брокеры были уволены, потому что ИИ работает эффективнее. Разумеется, рабочие места создаются, но, как и во время промышленной революции, на переустройство уйдет 20-30 лет, что может быть чревато серьезной политической дестабилизацией. Дальнобойщики — крупнейшая профессиональная группа в США: сейчас их 4,8 миллиона. Через 20 лет их может остаться всего полмиллиона. Что делать этим татуированным 45-летним водителям?
Юбер Ведрин: Глядя на ситуацию издалека, я предвидел победу Трампа за год до его избрания. Это не было прогнозом или пожеланием, я просто рассматривал такую возможность. Само упоминание этого вызывало определенные чувства. Следует рассмотреть корни этой слепоты, чтобы лучше понять, что готовит нам будущее. Сегодня люди думают, что возможное поражение Трампа позволит вернуться к некой идеализируемой Америке. Это иллюзия. После распада СССР и теорий Фукуямы о конце истории американский имперский триумф был контролируемым при Буше-отце, хитроумным при Клинтоне и привлекательным при Обаме. Как бы то ни было, ни о каком конце истории не было и речи. Для США было трудно или даже невозможно свыкнуться с мыслью о том, что они сохранили лишь относительное лидерство, которому бросил вызов Китай. Что касается европейцев, после распада СССР они поверили в «международное сообщество», в добрый и пушистый мир, хотя на самом деле они находятся в «Парке Юрского периода». Бывший глава СДПГ Зигмар Габриэль сделал очень правильное замечание несколько месяцев назад: «Мы — геополитические травоядные в мире геополитических хищников, а в конечном итоге мы станем веганами и затем жертвами». Это касается не только США. На фоне всех этих вызовов, на которые накладывается сильнейший цифровой шок и экологический обратный отсчет, нам нужно найти средство для эффективной защиты наших интересов, убеждений и ценностей в реалиях завтрашнего дня. Жерар Аро: Люди слишком часто не замечают преемственность между Обамой и Трампом. На самом деле Обама уже начал отход США в международной политике, который Трамп так или иначе продолжил: американцы практически ничего не сделали на Украине и в Сирии. Они не могут полностью отойти от мира, но все же несколько отступают в сторону. Когда они в игре, то защищают лишь свои прямые интересы. Помню, как один француз объяснял Джону Болтону, как плоха ситуация в Идлибе с миллионами беженцев и тысячами террористов. Болтон ответил: «Да, она и вправду ужасна. Для европейцев».
Юбер Ведрин: США были мировым жандармом со времен Перл-Харбора до последних лет. Они никогда не станут полными изоляционистами. Как бы то ни было, они не хотят быть миссионерами, просветителями всего мира. Риторика американского доминирования в мире с навязыванием правозащитнической идеологии больше не поддерживается западными народами, поскольку они устали и разочарованы. Трампу совершенно на это наплевать, а кандидаты от демократов осторожны в этом вопросе. Стремление к этому невелико у демократов и еще меньше у республиканцев. Весь остальной мир задается вопросами о США и думает: повезло ему с этим или нет. В любом случае, у европейцев все это вызывает тревогу. — Господин Аро, вы говорите о конце неолиберального мира. Но можно ли считать это провалом элиты, которая стоит у власти с 1980-х годов? Жерар Аро: Причины того, почему граждане соглашаются уступить власть меньшинству, это одна из главных загадок политического строя. В этом заключается суть легитимности, которая опирается на политическую систему, кажущуюся эффективной всем классам общества. Сегодня часть граждан говорит элите, что та бросила их. Прислушиваться к ним — единственное возможное решение для любой демократической системы. Как бы то ни было, человек не лучшим образом понимает творящуюся у него на глазах историю. То, на что жалуются граждане, возможно, не является сутью проблемы. Кризис связан с экономикой или идентичностью? Вот настоящий вопрос. Мне кажется, что кризис идентичности вызывает горячку, но что настоящая проблема кроется в неолиберализме. Он был очень выгоден для бедных людей из бедных стран (сотни миллионов человек смогли выбраться из страшной нищеты), чего не сказать о бедных людях из богатых стран. Чувствуется, что люди реагируют. Президент сказал мне, что в ближайшие 20 лет в Европе не будет ратифицирован никакой договор о свободной торговле. Технологическая революция представляет собой настоящий вызов. Нужно понять, по силам ли нашему политическому классу ответить на проблему искусственного интеллекта и роботизации, которые уничтожат целые профессии.
Юбер Ведрин: Наш мир с обилием информации и связи больше не имеет ничего общего с тем, в котором была изобретена представительная демократия. Раньше у людей не было никакой информации: они кого-то избирали, он говорил в столице, ему давали работать. Сегодня у нас избирают человека в воскресенье, а в среду возмущаются каким-то заявлением или назначением. Как можно руководить демократиями, где индивидуализм возведен в абсолют, а люди взбудоражены нескончаемым потоком информации? Некоторым талантливым политикам удается приспособиться к этому, но с риском определенного бездействия. Многие лидеры прогибаются под требование прямой и немедленной демократии. Хоть сколько-нибудь важное решение занимает годы. С новыми технологиями мы могли бы потребовать от всех граждан каждое утро принимать решения. Это диктатура всех над каждым без тирана, которого можно было бы убить. Технологически это возможно. Что делают руководители? Они либо становятся «популистами» (если есть народ, и его слушают, возникает нечто вроде популизма), либо, как Эммануэль Макрон, прилагаются немалые усилия, чтобы несколько поумерить требование прямой демократии с помощью большей вовлеченности. Этот кризис подталкивает к тому, чтобы привлечь всех к разным этапам принятия решений — во время, до и после. Как я уже говорил, все это происходит на фоне технологической революции, экологического обратного отсчета и относительной потери влияния Запада. Мы переживаем столько одновременных кризисов, что для противостояния им потребовалась бы эффективная, активная, быстрая и волшебная власть. Как мы приспособимся к этому? Общий ответ на этот сложный вопрос будет во многом зависеть о того, чем станут США. — Трамп стал целью процедуры импичмента. Это начало конца «трампизма»? Жерар Аро: В США появились новые правые на фоне «трампификации» Республиканской партии: та стала партией идентичности, протекционизма, национализма и изоляционизма. То есть, противоположностью того, чем была при Бушах. Быстрота этого явления объясняется близостью Трампа к республиканским избирателям: она гораздо больше, чем у республиканского истеблишмента к своему электорату.
Остается понять, какие новые левые возникнут в ответ. Левые Блэра-Клинтона были левыми-управленцами: речь шла лишь о том, чтобы обеспечить поддержку для тех, у кого не получалось наладить все исключительно с помощью рынка. Сегодня выборы в США — борьба для левых. В демократической партии ведутся споры насчет двух подходов. Одни хотят победить в центре, то есть с помощью клинтоновского синтеза, который говорит избирателям, что они голосуют за демократов, потому что они черные, молодые, геи и т.д. Элизабет Уоррен (Elizabeth Warren) в свою очередь делает ставку на экономические и социальные вопросы: люди должны голосовать за нее, потому что они бедны. Демократический истеблишмент (в том числе нью-йоркские миллиардеры) оказался на грани обморока, поскольку она готова ввести налог на большие состояния. Уоррен проводит впечатляющую кампанию с темами, которые всего лет пять назад сошли бы за большевизм в американской политической жизни: всеобщее медицинское страхование, налог на состояния, отмена студенческих долгов… Сейчас куда меньше говорится об идентичности и правах трансгендеров, на которых выстраивалась кампания демократов в 2016 году. Изменения среди европейских правых очень удивляют меня: они тоже «отрампиваются». И будет ли вообще у нас левое движение, учитывая, что в Европе по-настоящему больше не осталось левых? Думаю, в конечном итоге оно восстановится. Юбер Ведрин: Правительственные левые, которые отстаивали те же идеи, что и Уоррен, пошли на дно в Европе. Всплывут ли они на поверхность? Не ясно. В то же время левацкие течения, в частности в культуре, никуда не делись как в Европе, так и во Франции. Более того, они получили небывалое распространение (через СМИ, НКО, университеты). Мне кажется, США уже не вернутся к идеализируемой Америке 1950-х годов. Не исключено, что они станут трампистскими без вульгарности Трампа». Ну, да Бог с ним – с Трампом. Своих «либерастов» хватает и в России. Вот о них и поговорим. «Культура обмана» (сайт «Мидгард-инфо») «Интервью генерал-полковника Александра Дворникова «Российской газете», в котором он сообщил, что командовал российской войсковой группировкой в Сирии, а также сообщил об участии наших войск в наземных операциях, в сущности, лишь подтвердило то, что и так было известно. И в очередной раз продемонстрировало, что высшее руководство России не считает зазорным лгать своему собственному народу. В октябре президент Путин прямо сказал, что участие российских военных в наземных боевых действиях в Сирии исключено. При этом наличие сухопутных подразделений не опровергалось, и было понятно, чем именно они занимаются — охраной и обороной аэродромов. Однако уже в прошлом году появились фотографии российской артиллерии и целых колонн российской техники, затем пошли сообщения и из других мест, которые с очень высокой степенью уверенности можно было интерпретировать как присутствие именно регулярных, а не добровольческих подразделений российских военных. Теперь заявлено о наличии сил специальных операций.
Видимо, скоро будет признано и наличие общевойсковых подразделений. Один в один ситуация повторяет крымскую: вначале категорический уход в «несознанку» и прямой ответ, что мы здесь не при чем, затем (через год) признание о том, что «зеленые человечки» были именно теми, кем были — российскими военными. В общем-то, дело не в том, что Кремль принял решение об участии армии в том или ином конфликте или событии — на то, в конце концов, она и власть, чтобы использовать имеющиеся инструменты для решения поставленных задач. Вопрос в другом. Создана культура тотальной лжи, когда президент страны совершенно не стесняется лгать своему населению даже в казалось бы, совершенно правильных действиях. А население при этом горячо одобряет и понимающе объясняет само себе, почему оно с удовольствием глотает эту ложь и развешивает лапшу по ушам. Есть простое правило для политика — не можешь сказать правду — так хотя бы не говори ложь. Это твоя работа — придумывать объяснения и уходить от прямых ответов. Но прямая ложь недопустима. Хотя бы потому, что если нам лгут в одном, нет никаких гарантий, что не станут лгать в другом и по другому поводу. И чем больше вранья, тем больше оснований подозревать во лжи и подвергать сомнению все сказанное. Ну, и кроме того, если вас обманывают — вас считают за слабоумного, что само по себе оскорбительно. Тем не менее, стиль общения с народом сформирован — ложь становится вполне официальной идеологией. Стесняться никто не собирается — раз проглотили одно, да еще и с причмокиванием, зачем останавливаться? Сложившаяся практика в очередной раз подчеркивает дикость и архаичность современной России: классическая восточная деспотия, где правитель абсолютно независим от народа и рассматривает его исключительно как еще один ресурс. При этом народ совершенно нормально воспринимает такое положение дел и позволяет лгать ему и дальше. Ничего безобидного в такой ситуации нет. В украинских тюрьмах сидят наши граждане и другие люди, которые защищали интересы нашей страны — и никого сложившееся положение вещей не интересует. Президент страны фактически обнадеживает миллионы людей, гарантируя им безусловную защиту — и с легкостью забывает свои слова, бросая наших людей в топку войны, равнодушно наблюдая за массовыми убийствами русского населения Донбасса и Юга Украины. И совершенно не опасается того, что в итоге будет признан пособником нацистов, развязавших бойню и геноцид. Ложь прикрывает и покрывает эти преступления, возводя их в норму. Называть ее безобидной с таким бэкграундом уже не приходится».
В общем, прав был Фукияма — «конец истории» уже состоялся. Его книга «Конец истории и последний человек», которая была переведена более чем на двадцать языков, подверглась обильной критике, как в научной печати, так и в публицистике. Большинство рецензентов указывали на идейную ангажированность автора, крайнюю приверженность идеям либеральной демократии, избирательность в оценке событий и выборе фактов, а также недооценку значимости таких набиравших силу движений, открыто противостоящих распространению либеральной демократии, как исламский фундаментализм. Но откуда у Фукуямы появились подобные мысли? Конец 1980-х годов был отмечен дестабилизацией второго полюса силы в существовавшем на тот момент биполярном мире. В центральноевропейских странах соцлагеря, сателлитах Советского Союза, на смену тоталитарным, просоветским режимам на волне широких народных движений пришли правительства, ориентирующиеся на демократические ценности. Революционные преобразования в соцлагере и «перестройка» в самом Советском Союзе стали неожиданным сюрпризом для западных интеллектуалов, которые до начала 1980-х годов скептически оценивали шансы США на победу в «холодной войне» и на превращение Америки в мирового гегемона. Такими настроениями, к примеру, были проникнуты работы «После гегемонии» Роберта О. Кеохэйна и «Взлет и падение великих держав» Пола Кеннеди. Опубликованная в журнале National Interest летом 1989 года статья Фрэнсиса Фукуямы «Конец истории?» стала не только весомым контрапунктом в полемике о судьбах Америки, но и уверенным, решительным заявлением о том, что идеологическая борьба завершена, и США с их либеральными ценностями в этом противостоянии одержали победу. «Этот триумф Запада, триумф западной идеи, — утверждал Фукуяма, — проявляется, прежде всего, в полном истощении некогда жизнеспособных альтернатив западному либерализму. … Наблюдаемое ныне — это, возможно, не просто окончание холодной войны или завершение какого-то периода всемирной истории, но конец истории как таковой; иначе говоря, это финальная точка идеологической эволюции человечества и универсализация либеральной демократии Запада как окончательной формы правительства в человеческом обществе». Однако история показывает нам сегодня, что он был не прав в своих оценках. Подходит к концу не «история, как таковая», а история неолиберализма.
По мнению Фукуямы, главной движущей силой истории являются «стремление к свободе» и «жажда признания». Однако это – лишь «красивые слова» и ничего более. Главной движущей силой истории является процесс смены работоспособного поколения людей (поколения «Главного Заказчика будущего») и «отрицание» каждым новым поколением дел предыдущего поколения. Именно по этой причине, мир сначала превратился из биполярного в однополярный (с мировым гегемоном США), затем в нем стали зарождаться новые центры силы (в том числе, и исламский фундаментализм), а сегодня он опять стремится к биполярности, но уже с другими гегемонами (Россией и Китаем). Другими словами, «история, как таковая» продолжается, как ни в чем, ни бывало. С другой стороны, «сколько людей, столько и мнений», а «все люди разные». Так что, история человечества никогда не двигается по прямой — только галсами, как парусный корабль против ветра. И так будет продолжаться до тех пор, пока у человечества не появится единого мнения на происходящее, то есть, вечно. Тем не менее, общее направление развития человечества задается поколением «Главного Заказчика будущего». Каковы мысли этого поколения, таково и наше ближайшее будущее. К сожалению, это поколение людей сегодня в полной растерянности относительно своего будущего, оттого и кризис на дворе. И эти слова в полной мере относятся не только к «загнивающему Западу», но и к современной России и даже к «процветающему Китаю». Только исламские фундаменталисты твердо стоят на своем, но нам их будущее совсем ни к чему. Подумайте над этими словами, уважаемый читатель.