Homo Argenteus: Новое мировоззрение

«Автоном» — это «Мы» с упором на «Я»

Автору часто задают вопрос – почему «автономы», обладающие ярко выраженными доминирующими «инстинктами второй очереди» (инстинктом сохранения достоинства, инстинктом свободы, инстинктом доминирования и инстинктом исследования), никогда не отказываются от работы? А «эксплуататоры», у которых слабее всего лишь два из четырех инстинктов — инстинкт сохранения достоинства и инстинкт свободы, работать не желают? Ответ на этот вопрос как раз и скрывается за фактом ослабления у «эксплуататоров» инстинктов сохранения достоинства и свободы. Дело в том, что человек является «общественным животным», и потому, он предпочитает жить не независимо ни от кого, а взаимозависимо. Это человеческое свойство обусловлено так называемым «альтруистическим инстинктом». И у русских людей он значительно сильнее, чем у западноевропейцев. Другими словами, результаты любой работы, которую делает человек, используются не только им самим, но и окружающими его людьми. «Автономы», как и «эксплуататоры», не являются исключениями из этого правила. Однако взаимозависимость, которую можно обозначить местоимением «Мы», подразделяется на две категории: 1. «Мы» с упором на «Я» и 2. «Мы» с упором на «Ты». В первом случае основную работу выполняет сам человек, а ее результатами пользуются все окружающие люди, а не только выполнивший работу человек. Такое положение вещей хорошо отображается всем известным выражением: «Сам не сделаешь – никто не сделает». И во втором случае основную работу выполняет какой-то один человек, а результатами этой работы пользуется не только он сам, но и многие другие люди из его окружения. Однако если у этих людей ослаблены инстинкт сохранения достоинства и инстинкт свободы, то у них очень быстро возникает «условный рефлекс эксплуататора», когда эти люди вдруг начинают понимать, что можно иметь все, не делая ничего! Данный рефлекс имеет положительную обратную связь с инстинктами сохранения достоинства и свободы – чем сильнее этот рефлекс, тем больше ослабевают инстинкты, чем больше ослабевают инстинкты, тем сильнее становится «рефлекс эксплуататора». Чтобы Вам стало понятней, положительная обратная связь — это такой тип обратной связи, при котором изменение выходного сигнала системы приводит к такому изменению входного сигнала, которое способствует дальнейшему отклонению выходного сигнала от первоначального значения, то есть знак изменения сигнала обратной связи совпадает со знаком изменения входного сигнала. Положительная обратная связь ускоряет реакцию системы на изменение входного сигнала, поэтому ее умышленно используют в технике в ситуациях, когда требуется ускорение реакции на изменение внешних параметров.

Например, положительная обратная связь всегда присутствует в цепных химических реакциях и цепных реакциях деления ядер тяжелых элементов при ядерном взрыве. Если коэффициент усиления положительной обратной связи (в разомкнутой системе, или разомкнутом контуре), больше 1, то в системе либо возникают автоколебания, либо система переходит в одно из устойчивых, квазистационарных состояний, например, как в нашем случае — в квазистационарное состояние «эксплуататора». Так что можно смело назвать «эксплуататоров» — «автономами с положительными обратными связями» с коэффициентом усиления больше единицы. При коэффициенте усиления в разомкнутом контуре меньше 1 – система остается устойчивой (и это обстоятельство касается как раз «автономов»). В нашем случае коэффициент усиления положительной обратной связи можно рассчитать из соотношения силы условного «рефлекса эксплуататора» и силы инстинктов сохранения достоинства и свободы. Ну а у «эксплуатируемых» и «козлов отпущения» доминирующими являются «инстинкты первой очереди» — инстинкт самосохранения, инстинкт продолжения рода и альтруистический инстинкт, и появление «рефлекса эксплуататора» им никак не грозит. Ведь у них, наряду со всеми остальными особенностями, очень сильно ослаблен и «инстинкт доминирования». Главное не забывайте, что «все познается в сравнении». Когда автор говорит о преобладании одних инстинктов над другими, он производит их сравнение не только для какого-то одного конкретного человека, но и сравнивает их с соответствующими инстинктами у всех окружающих его людей. Не стоит забывать и то, что все условные рефлексы, приобретенные человеком, пока он живет, оказывают большое влияние на его инстинкты. Эти рефлексы всегда имеют с ними обратную связь, как положительную, так и отрицательную (в зависимости от особенностей и соотношения условных рефлексов и прирожденных инстинктов). Именно это обстоятельство и позволяет человеку воспитывать в себе те или иные нужные ему качества. Вырабатывая в себе какие-то новые условные рефлексы, человек может ослабить или усилить любой из своих прирожденных инстинктов. Так что, даже если Вы сегодня являетесь «козлом отпущения» для окружающего Вас социума, ничто не сможет помешать Вам завтра стать «автономом», в том же самом социуме. Для этого нужно лишь Ваше желание и настойчивость. Например, если Вы достаточно часто будете делать что-то с риском для своей жизни, каждый раз выходя победителем в этом сражении, то Вы довольно быстро ослабите свой самый первый инстинкт – инстинкт самосохранения. И этого Вам наверняка хватит, чтобы не стать внутри окружающего Вас социума «козлом отпущения». Ну а если у Вас начнет получаться захватывать лидерство среди той или иной даже небольшой группы людей, то Вы и не заметите, как перейдете из категории «эксплуатируемых» в категорию «эксплуататоров» (подробнее об инстинктах написано в главе «Еще раз о евреях, и не только»).

Правда, чтобы стать «автономом», Вам придется изрядно «попотеть», ведь Вам придется выводить на первые места два инстинкта из «инстинктов второй очереди» — инстинкт сохранения достоинства и инстинкт свободы. А заполучить условные рефлексы, которые усиливают эти инстинкты, будет совсем не просто. В любом случае, «автономом» Вы станете только тогда, когда все окружающие Вас люди станут относиться к Вам, как к человеку с «железным характером» и будут всегда уверены, что Вы никогда не уступите им ни в чем, и будете идти в этом стремлении до конца. Причем, «до самого конца», другими словами, вплоть до физического уничтожения своих соперников. Поймите автора правильно, никого уничтожать не надо, надо лишь сделать так, чтобы люди о Вас так думали. И это – очень непростая задача, но все же выполнимая. Чтобы Вам стало понятней, автор расскажет, как он добивался этого в школе. Если к Вам подошел здоровяк и известный в школе хулиган, и дал Вам затрещину, надо тут же ответить «кулаком по морде», невзирая на последствия. А последствия абсолютно предсказуемы – хулиган «пошлет Вас в нокдаун». Нокдаун (от англ. knock-down, образовано от to knock — «ударять» + down — «вниз») — положение, при котором боксер или боец ММА после тяжелого пропущенного удара (ударов) падает на настил ринга. После чего Вы обязаны встать и ответить «ударом на удар», и так, до тех пор, пока он от Вас не отстанет. Если Вам удастся (даже не до конца) сделать это хотя бы один раз, Вы тут же переквалифицируетесь в «автонома». Понятное дело, что поддерживать свое реноме «автонома» в любом другом социуме, например, в производственном коллективе, не так просто, как в школе. Но СУТЬ ОСТАЕТСЯ ВСЕ ТОЙ ЖЕ! Достаточно стать победителем лишь в одном каком-нибудь конфликте, и можно смело считать, что «дело сделано». Другими словами, окружающие Вас люди начнут практически всегда «уступать» Вам в конфликтах самого различного рода. Как видите, категория того или иного человека зависит только от его подсознательных качеств (от его инстинктов), однако каждый человек в состоянии изменить устоявшееся положение дел с помощью своего разума. Главное, разумно совершать нужные в том или ином деле поступки и воспитывать в себе необходимые условные рефлексы. А последнего можно достичь лишь одним способом — используя всем известную аксиому: «повторение – мать учения», которая одинаково действует не только на Вас, но и на всех окружающих Вас людей. И никогда не забывайте главного: «Сам не сделаешь, никто не сделает!». Вот, собственно, и весь ответ на поставленный вопрос – надо всегда действовать, как «Мы» с упором на «Я».

Согласно Википедии, Автоном (др.-греч. Αὐτόνομος — «живущий по собственным законам, автономный, независимый, самостоятельный; свободный, вольный», от др.-греч. αὑτός — «сам» + др.-греч. νόμος — «закон») — мужское имя. Однако мы с Вами говорим не об именах, а о психологической категории людей. И об этом хорошо написано у Нэнси Мак-Вильямс, которую перевела на понятный все язык наш отечественный психолог Демина Мария Сергеевна – «Автономность. Признак психического здоровья». «Автономность – способность ощущать себя отдельной личностью со своими особенностями, потребностями и границами. Главным показателем автономности считаю такую мысль: «Я отдельный человек. Мое счастье и благополучие зависит от меня». В детстве ребенок заявляет об автономии, когда говорит: «Я сам(а)!», ну или просто проявляет самостоятельность. На мой взгляд, способность к автономии – способность быть в отношениях с самим собой. Это одна из главных способностей человека, на почве которой развиваются остальные. Ее составляющие – 4 структурных способности личности: восприятие, регуляция, коммуникация, привязанность. Человек с развитой автономией способен: — видеть свои способности, потребности, реакции, то есть собственное устройство; — считать себя хорошим, достойным, не смотря на наличие ресурсов и ограничений; — договариваться с самим собой, «мыслить последствиями»; — регулировать свое поведение и влияние внешнего мира на себя; — определять себя, самостоятельно делать выбор. Автономия – не про полную независимость, а про умение опираться на себя в разных жизненных ситуациях. Сложно это делать, если: — не знаешь, какой ты, — видишь в большей степени ограничения, — думаешь о собственной плохости, — испытываешь сложно выносимые чувства, — пытаться в таком состоянии регулировать свое поведения, хоть как-то объясняя себе происходящее крайне трудно. Автономность помогает проживать сложные жизненные ситуации. Как это выглядит? — Ну, например, при проживании серьезных неудач или жизненных катастроф, когда помощь близких не доступна, человек с развитой автономией ищет способы самопомощи. — Или в ситуации отказа легко принимать его, без обид и поисков подоплеки. — Или будучи в отношениях с человеком, чувствовать себя спокойно и уверенно, ощущая и уважая границы обоих. В каждой из этих ситуаций человек остается живым, он испытывает чувства, возникшие в ответ на произошедшее, но развитая автономия служит опорой, которая позволяет сохранить внутреннюю целостность. Автономия – не замкнутость. Человек не отгораживается. Мне кажется, автономный = самодостаточный. Есть люди, у которых автономия развита слабо, в связи с этим они испытывают определенные трудности.

Распространённый случай из жизни: Мужчина рассказывает, что его настроение зависит от настроения любимой, желание за собой ухаживать, хорошо выглядеть, поддерживать тело в тонусе, достигать каких-либо результатов зависит от похвалы или «пинков» той же любимой и/или родителей. В магазине человек не может определить того, чего хочет, в конфликтах постоянно обесценивает свои потребности и чувства, планы на будущее, если они есть, то, продиктованы общественными стереотипами, а не личными интересами. Создается впечатление, что он сам себе не принадлежит, что качество его жизни полностью зависит от близких людей. Это пример крайне низко развитой способности к автономии. Такие люди часто строят отношения по зависимому типу. Есть распространенный пример дефицита автономии – родители и дети, находящиеся в той части жизни, когда дети покидают родительский дом. Родители находятся в кризисе, их жизнь в течение многих лет была практически сшита с их чадом. Тут вспоминаются сразу женщины, которые кроме материнства нигде не реализовались. Им проживать расставание крайне сложно, и они пробуют способы отсрочить этот процесс. Поэтому временами приходится слушать истории о трудностях взрослых людей в отношениях с их родителями. Крайний дефицит автономии можно наблюдать у людей, заболевших депрессией, совершивших попытку суицида на фоне расставания с близким человеком (развод/смерть). Уровень погружения в личность другого настолько сильный, что человек теряет свое Я, а когда партнер уходит, то чувство пустоты, которое возникает крайне невыносимо. В конце я хотела дать рекомендации о том, как развивать автономность, но вот в чем сложность: самому ее развивать крайне сложно, нужны бережные отношения, где можно получать адекватную обратную связь о себе и чувствовать принятие. Хорошо, что есть специалисты, помогающие в этом» (Демина М.С.). Автор не смог удержаться и добавил от себя: «вроде автора этого сайта». А вот иное мнение — интервью с авторами анархического журнала «Автоном» (текст: Михаил Шубин). «В начале февраля выходит 37-й номер анархического журнала «Автоном», который издается в России уже более 20 лет. FURFUR поговорил с авторами о том, почему они скрывают свои имена, зачем нужно издавать журнал об анархизме и есть ли перспективы у анархии в России. — Пять статей из номеров 29, 32 и 33 вашего журнала признаны экстремистскими. На сайте указано, что распространение этих номеров может закончиться уголовным делом. Повлиял ли запрет на редакционную политику? Валерий Листьев: Не надо, думаю, объяснять, что общая система антиэкстремистского законодательства очень странно работает. Никто с нами не связывался, просто четыре года назад мы из новостей узнали, что эти номера запретили в Тюмени. Их выявила тюменская ФСБ, причем хрен знает где. У нас была там ячейка «Автономного действия», но это было в бородатые нулевые.

Денис Злыдота: Мы не понимаем, из-за чего запретили эти номера, такое ощущение, что это было рандомно. Увидели какое-то насилие, тыкнули пальцем, и все. Соответственно, непонятно, как дальше от этого страховаться. Поэтому это никак не повлияло на редакционную политику. Центру «Э» вообще насрать, они могут за любую фигню пришпилить. Поэтому не надо париться и писать нужно, о чем хочешь. Просто должен быть фактчекинг, как в журналистике. — Зачем и для кого вы решили сейчас продолжить издавать журнал? В. Л.: Мы его и не прекращали издавать. Просто у нас два номера вышли с интервалом в полтора года. Скорее всего, это связано с не очень хорошим состоянием анархического движения. Аудиторию мы делим на два кластера. Первый — это люди, которые уже в теме анархии, и мы стараемся, чтобы им было интересно что-то в журнале читать. А второй — мы воспринимаем наши тексты и сам журнал как пособие. Если человек впервые сталкивается с какой-то анархической мыслью, чтобы он как-то составил себе представление, что это такое, за что мы выступаем, что людей волнует. Д. З.: «Автоном» — это устоявшийся бренд, знак равенства анархизму. Есть пример moloko plus, когда такой равнозначности нет, и люди, которых пугает «Автоном» как суперанархическое издание, готовы прочесть схожего рода материалы в другом журнале, который менее забрендирован как такой идеологический продукт анархизма. — И все же. Сейчас это журнал анархистов для анархистов? В. Л.: Я не знаю, я не уверен, что он только для анархистов. Я бы сказал, что для интересующихся. Так что я думаю, что наш тираж в 500 экземпляров разойдется. Мне интересно издавать «Автоном», чтобы сохранить комьюнити людей, интересующихся этой тематикой. А если говорить со смайликом, то в идеале, грубо говоря, вокруг «Автонома» я хотел бы построить проект типа «Спутника и погрома». Д. З.: Мне кажется, есть потребность в издании с подобного рода социально-политической оппозицией. Сейчас новости про забастовку студентов в ГИТИСе против объединения факультетов собирают десятки тысяч просмотров. Новости про бастующих шахтеров, которым в Ростове не платят бабки, собирают тоже несколько десятков тысяч просмотров. То есть у людей есть запрос на подобного рода информацию. Вот тот же FURFUR — это такой глянцевый «Автоном». Он отчасти берет те темы, которые освещены в «Автономе», возможно, худшим языком, пять лет назад и для аудитории, которая в теме. FURFUR через свои каналы популяризирует эти идеи.

— Можно ли назвать «Автоном» пропагандой идей анархизма? Как появился журнал и куда он ведет своих читателей? В. Л.: В принципе, да, это пропаганда идей. Начну издалека. В 1995 году в Краснодаре появилась такая структура, как «Федерация анархистов Кубани», которая имела по Краснодарскому краю кучу ячеек. Всего в нее входило около 100–150 человек, что не так мало для России. Вокруг этой организации начал издаваться журнал «Автоном». Анархизмом я увлекся где-то в 1996-м. Я целый год тогда слушал Егора Летова, потом заинтересовался анархией, нашел у себя дома «Записки революционера» Кропоткина и как-то совсем угорел. Затем стал переписываться с тогдашним редактором «Автонома» по фидонету. С 1998 года начал участвовать в выпуске «Автонома» и занимаюсь этим, получается, уже почти 19 лет. У «Федерации анархистов Кубани» были свои минусы и плюсы, о которых долго рассказывать, но к началу нулевых она пришла к коллапсу. К тому же в Краснодарском крае начались репрессии в отношении членов организации. Двух людей, которые занимались «Автономом», закрыли в тюрьме. Они получили реальные сроки лишения свободы, не жесткие, но реальные. И вследствие всего этого мы начали параллельно издавать этот журнал в Москве. И в 2002 году в столице вышел 20-й номер журнала. Что интересно, вокруг «Автонома» сначала наросла эта «Федерация анархистов Кубани», она распалась, а потом вокруг «Автонома» выросла организация «Автономное действие» (АД) из людей, которые продавали в городах журнал. Д. З.: На самом деле те же РНЕ и НБП развивались в первую очередь вокруг своих корпунктов, когда «Лимонка» доставлялась поездами в российские города и вокруг этого росла тусовка. «Автоном» распространялся схожим образом, так же как и весь панк- и анархо-издат. В. Л.: Причем, наверное, максимальный пик «Автономного действия» — это 2012 год. Мы тоже участвовали во всех этих белоленточных движухах. Понятно, что в Москве было до херища народу, но наша география протестов была в два раза больше по количеству городов, чем у господ либералов. Мы, наверное, нормально бы развернулись, если бы все это не было каким-то говном, [блин], типа Собчак и Пархоменко. Соответственно, если бы все это качалось дальше, то, в общем-то, непонятно, куда бы это докачалось. Но потом эта движуха подзаглохла. Есть пример moloko plus, когда такой равнозначности нет, и люди, которых пугает «Автоном» как суперанархическое издание, готовы прочесть схожего рода материалы в другом журнале, который менее забрендирован, как такой идеологический продукт анархизма. — Почему?

В. Л.: Я думаю, у нас очень многое было сделано неправильно, но одна из главных ошибок — что мы очень сильно вложились в эту тему. Сначала это белоленточное движение очень воодушевило — все активизировались. Потому что, например, на Чистых прудах люди оперировали словами «оккупай», «ассамблея», был какой-то наш дискурс, народная движуха, все протестуют. А потом в 2013 году все перешло в выборы Навального. То есть для либеральной части это было нормально, логичное развитие событий, но для нас это было полное [отвратительное поведение], вся эта энергия перешла в какую-то непонятную вещь и выборы какого-то мудака. Вот, по мне, лучше Собянин, чем Навальный. Я на Донбасс уеду, если Навальный, Яшин, все эти замечательные люди хоть чего-то добьются. Я не готов жить при этих людях. Потом наступил 2014 год, Украина, которая опять же очень воодушевила, но все перешло в какую-то [ерунду] — в «крымнаш». На самом деле это какие-то общие процессы, потому что, допустим, я знаю какие-то истории американского анархо-движения 1990-х годов, когда там тоже был реально большой подъем, а потом, когда взорвали башни-близнецы, все спало в пять раз. Тогда все начали говорить, что мы сплотимся против бен Ладена и будем всюду махать американским флагом. Хотя для США анархизм — довольно экзотическая идея. В Америке он гораздо хуже приживается, чем в других частях света. Среди анархистов в России есть те, кто упоролся по Донбассу и Крыму, но их очень немного. Однако когда в стране царит атмосфера ура-патриотизма, она очень сильно нагнетает и демотивирует. — А для России анархизм не экзотическая идея? В. Л.: В России как раз, мне кажется, анархический дух, и у России, по-моему, большой анархический потенциал. У нас половина населения — анархисты, просто они этого не понимают. Д. З.: Половина людей просто хочет жить по справедливости, а не по закону. В. Л.: Ну и плюс половина теоретиков анархизма — это люди из русской культуры. Это тоже говорит о многом. Но еще до «крымнаша» у нас случился раскол по очень странному поводу. В принципе, я это проходил в очень разных социальных движухах, когда движение сдувается, и среди участников начинаются склоки. Белоленточное движение и движение против войны в Чечне сдулись по схожим причинам. У всех есть общая тема, она идет, а потом — раз — и заканчивается. Вот у нас она закончилась, когда началась предвыборная кампания Навального. Мы поняли, что больше не в теме борьбы с режимом Путина. Формальным поводом послужил срач вокруг использования радужных флагов ЛГБТ на демонстрациях. Потом это переросло в личные разбирательства, в обвинения друг друга в фашизме. В итоге это привело к расколу на две организации. Сначала они развивались, но потом обе заглохли.

С одной стороны, конечно, есть большой ресурс человеческой глупости, с другой стороны, я сохраняю уверенность, что здесь была какая-то роль эшников или ФСБ. Потому что, когда у нас был раскол, людям на их райзаповские ящики (активистская почта анархистов — Прим. ред.) приходили письма от эшников, с неизвестных ящиков с текстами: «Вау, у вас на съезде так весело, ха-ха». Видимо, эшники держали руку на пульсе. На самом деле я думаю, что это был просто повод. Не было бы флагов — посрались бы из-за чего-то другого. — Сейчас одна организация или две? В. Л.: По сути, сейчас нет организации, но при этом люди, которые, к слову, остались в семи городах России, находятся в ежедневном взаимодействии между собой. Сейчас у них идет какая-то рефлексия, и какой-то момент появится еще одна организация. Будет смешно, если вокруг журнала «Автоном» появится еще какая-то третья структура. — В чем были ошибки «Автономного действия»? В. Л.: Проблема АД заключалась в том, что мы хотели создавать региональные группы. Мы смотрели на НБП, на РНЕ и старались делать так же, но получалось довольно хреново. На практике выходило, что есть некая толпа людей, которая собирается раз в две недели и толком друг друга не знает. Сидишь с человеком в одной комнате и думаешь: а что это за человек, почему ему надо доверять. И не создается каких-то нормальных человеческих связей. Потому что не ясно, кто эти люди на собрании и откуда они появились. Это никак не контролировалось. А сейчас тем более — когда ты лишнее слово скажешь, к тебе вломится спецназ и в СИЗО тебя заберет. — Слушайте, при этом Денис вспоминал «Лимонку» НБП, у которой в лучшие времена было около 50 тысяч членов партии, за счет регионов в том числе. Д. З.: Я знаю гауляйтеров нескольких региональных отделений и знаю, как они набирали партактив. Грубо говоря, когда люди приходят и говорят: «Че завтра делаем? Завтра 1 Мая — тогда пойдем кутить». И потом всех этих людей записывали в списки и отправляли в Москву. Я не уверен, что все 50 тысяч так набирали, но такая тенденция была. В конце концов, у них был синтез левых и правых идей с вау-эффектом, открыто пропагандистским, он все-таки проще воспринимается. Они были гораздо больших масштабов опять-таки за счет лидеров, которые были топ-блогерами и открыто позиционировали себя во всех СМИ. И этот эпатаж был необходим для постсоветской России, чтобы показать, что у нас есть демократия и мы все такие классные. И опять же опыт НБП показал, что у них произошло как минимум три раскола, если не четыре. В. Л.: Я верю, что в НБП было пять тысяч человек, но не 50 тысяч. У нас в АД при хорошем раскладе было порядка 300 активистов в 15–20 регионах России совокупно. В текущей ситуации в России проще создавать какие-то небольшие коллективы, где у людей уже есть хороший уровень доверия и какие-то человеческие взаимоотношения. И объединяться коллективами.

Сейчас есть идея создать проект «Черная волна» как некую федерацию разных небольших коллективов, где люди знают друг друга, связаны общим делом, у них сложились отношения человеческие. И они уже будут более широко объединяться и координировать какую-то деятельность друг с другом. Это то, что сейчас в стадии разработки. — Окей. Сейчас выходит новый номер журнала, вокруг него, допустим, начинают кучковаться какие-то люди. Но все это — чтобы что? Для чего нужны такие сообщества людей? Д. З.: Конечно, чтобы собрать отряды самураев и пустить их на Кремль. Это был бы самый простой ответ, но, если честно, для меня это личный проект освобождения, когда человек через знакомство с подобного рода философией сам себя освобождает и освобождает окружающих людей. Пусть человек даже останется спящим сторонником, но в определенный момент он просыпается и понимает. Не совсем рабски воспринимает ту информацию, которую ему втолковывают медиа. А вообще вопрос «чтобы что?» стоит не только перед «Автономом» и перед анархическим движением, а, может статься, перед многими политическими движениями, оппозиционными действующей власти. И пока ответ на него не будет выгравирован алмазной выточкой, до тех пор мы будем присутствовать в том болоте, в котором мы присутствуем с 2013 года, собравшись в декабре на известной площади. В. Л.: Журнал и люди рядом с ним нужны, чтобы сохранить сообщество и дискурс происходящих событий с анархических позиций. А дальше не знаю. В идеале это построение вольного коммунизма. — Так вы политическое движение или нет? В. Л.: Ну да, это политический журнал. Или антиполитический. Мне сложно сказать, это уже вопрос употребления слов. Действительно, мы выступаем, у нас есть своя точка зрения о том, как должно быть устроено общество. Мы ее доносим до широкого круга людей через журнал, через сайт, через соцсети. Д. З.: Я думаю, что Уголовный кодекс будет это трактовать как политическое действие, призывающее к свержению действующего строя. В. Л.: Да я не знаю насчет свержения, здесь давай поаккуратней. На самом деле я за коренное изменение действующего строя. Д. З.: Ну слушай, тюменский суд так и посчитал. С другой стороны, они могут посчитать экстремизмом все что угодно. Но надо понимать, что одни люди понимают под экстремизмом добро, а другие — угрозу благополучию собственных погон. В. Л.: Сейчас вообще общая политическая ситуация какая-то подвешенная, болотообразная. С одной стороны, много каких-то социальных движений, но с другой — действующая власть действительно не ставится под вопрос. Вопрос «чтобы что?» — это скорее перспектива на будущее. Сейчас важно оставаться в строю, поддерживать форму, оставаться в теме. А потом уже, соответственно, когда будет большая турбулентность, тогда мы уже более конкретно скажем, чтобы что. — Как изменилась Россия за время издания журнала?

В. Л.: Есть журнал, а есть страна Россия, которая за время издания «Автонома» несколько раз кардинально изменилась. В начале нулевых можно было, например, [поболтать], попить чай, а потом пойти приковаться к Госдуме, допустим. Д. З.: А сейчас такое трудно себе представить, потому что это будет не административный штраф, как тогда. Сейчас тебе за это влепят огромный штраф и дело заведут. Было гораздо свободнее, была гораздо более открытая политическая культура, это было нормально. В то же время «Автономное действие» являлось такой точкой входа для множества людей, которые всасывались через нее и потом отправлялись в первую очередь на антифашистские баррикады, на зоозащитные баррикады и на субкультурные баррикады. В принципе, даже если они не задерживались в АД в качестве партактивистов, то все равно находили себе применение и достаточно долгое время приносили пользу себе и окружающим. — Я правильно понимаю, что все авторы издания — так или иначе бывшие члены «Автономного действия»? Д. З.: Нет. Слушай, ну у нас есть некий костяк, около десяти человек. В него входят три профессиональных журналиста, которые работают в крупных независимых изданиях. Также у нас есть историк, преподаватель, доцент МПГУ Петр Рябов, Фалькаев — преподаватель русского языка в Китае. Скорее это симпатизанты анархическим идеям, нежели участники АД. В. Л.: На самом деле мы всегда готовы к сотрудничеству, но есть проблема в коммуникации, когда люди думают, что сложно войти в редколлегию и предложить свой материал. Но гонорары мы не платим, у нас жесткий принцип, у нас никто ничего не получает ни за какую работу. — В новом номере я смогу узнать, что такое анархизм? Вы развиваете миф о том, что анархисты — это какие-то матросы с черными флагами и маргиналы? Д. З.: Слава богу, такого там не будет. Мне кажется, «Википедия» пока не везде заблокирована. Да и люди, делающие «Автоном», поняли, что необязательно копировать «Википедию» в каждый номер. В. Л.: Давай по содержанию пройдемся. У нас материал о феминизме в исламских странах, статья о пролетарских корнях финской команды КХЛ «Йокерит», текст про восстание рабочих в городе Ясногорске Тульской области в конце 1990-х, когда они выгнали своих хозяев с завода, материал о коммуне Сквошино в Псковской области. По Донбассу у нас интервью с анархисткой, участвующей в добровольческой теме против сепаратистов, а с другой стороны — интервью с коммунистом, который рассказывает о Мозговом. Все эти темы не очень характерны для каких-то [чокнутых] матросов. Из журнала читатель поймет, что вообще интересует анархистов.

— Зачем покупать ваш журнал, если вы сами говорите, что то же самое есть на FURFUR? Д. З.: Мне кажется, многим людям гораздо проще воспринимать информацию, когда она собрана в одном месте, на бумаге. Возможно, это не очень революционно. Сейчас, наверное, было бы революционно завести и развивать Telegram-канал. В то же время издание на бумаге — это знак того, что ты делаешь какой-то конечный продукт, а не просто на регулярной основе что-то делаешь в интернете. А так у нас все тексты, которые в него входят, уже опубликованы на Avtonom.org. В. Л.: Журнал — это больше артефакт. На самом деле проблема с анархизмом в том, что 50 % анархической словесной продукции — это пережевывание каких-то старых событий. В худшем случае — 1936 год, Испания, в лучшем — 1972 год, Италия. Но поскольку сейчас как бы 2017 год, Россия, то я одной из миссий «Автонома» вижу снабжение читателей актуальными событиями. — Где вы взяли деньги на издание журнала? В. Л.: Мы собирали их в интернете. Помимо пожертвований, около 40 человек сделали предзаказ. Несмотря на то, что в Исландии идет речь о прямой демократии, а в Курдистане происходят интересные процессы, мировое анархо-движение находится в большой жопе и апатии. Но мы собрали 93 тысячи рублей. Д. З.: Как говорил Питер Гелдерлоос в своей книге, есть куча охренительных движух, которые можно было бы назвать анархическими по тому принципу, как они действуют, но они сами себя так не называют. Сейчас есть большая проблема с самоидентичностью и с пониманием того, кто ты есть. Поскольку большая часть людей, руководствуясь анархическими принципами, не считает себя анархистами, соответственно, журнал, который называют анархическим, испытывает от этого некоторого рода проблемы. — Почему вы постоянно на шифрах? Мы об интервью договаривались в Privnote. В. Л.: Я не могу сказать, что я сильно шифруюсь. Я представляю вообще, какого размера досье на меня лежит, было много интересных эпизодов в биографии. Думаю, тем же органам, если они реально захотят меня найти, это не составит труда. Это еще дискуссионный вопрос, почему я не сижу, например, в отличие от очень многих моих знакомых. При этом я довольно давно понял, что личную информацию лучше не выкладывать в публичное поле. Причем никогда это по жизни не подводило, а шло только на пользу. — Под своим именем публикуешься в «Автономе?» В. Л.: Нет, конечно. Как-то так пошло, и в принципе я думаю, что это нормально. Д. З.: Слушай, некоторые люди за это деньги получают, за идентификацию людей, которых они считают экстремистами. Если им дать все карты в руки, за что они будут деньги получать?

Пусть отрабатывают свои гипотезы, красивые графики рисуют. Нельзя Лешу Окопного и Женю ФСБ лишать работы на предстоящие несколько лет. А оказаться безработными — не в их интересах. Я думаю, это одна из причин, по которой они не хотят, все прикрывать, и не хотят каких-то жестких репрессий. Они сидят на зарплате, у них есть дети, жены, любовницы. Они тоже хотят отдохнуть где-то. Ну, зачем им мешать. — При этом вы журналисты. Не считаете ли, что это дает какой-то иммунитет? В. Л.: Какой-то иммунитет — да. При этом вот история с [журналистом РБК Александром] Соколовым говорит нам, что совсем не факт. Он похож на нас, потому что он отчасти политический активист, отчасти журналист, отчасти ученый. Вот он сидит в СИЗО. За него дважды просили Владимира Владимировича Путина, и оба раза он обещал разобраться, однако ничего не изменилось. Вообще мне кажется, что господа Баданин и Осетинская немножко клювом прощелкали. Если бы, например, с кем-то из сотрудников «Новой газеты» что-то случилось, то — по опыту общения с Дмитрием Муратовым — я уверен, он пошел бы штурмовать СИЗО, чтобы своими руками вытащить человека. — Вы продадите журнал, а куда пойдут деньги с продаж? В. Л.: На новый номер. Но сначала его нужно продать. У нас с каким-то номером было очень круто, его печатали в Казани, и порядка трети тиража накрыла местная ФСБ. Это не имело никаких-то последствий, кроме того, что эта часть тиража пропала. Д. З.: Подобные риски всегда есть. Я когда делал другой самиздат в Беларуси, у нас было мероприятие. Его накрыл белорусский КГБ, и 20 номеров пришлось подарить главе КГБ. Правда, они потом вообще очень угорели, им понравилось содержимое. Кагэбэшники сказали потом распространителям, что давно не читали таких оголтелых вещей, тем не менее, 20 номеров ушло. Бесплатно. В. Л.: В 2015-м было у нас довольно провальное мероприятие — анархический турнир по ножевому бою, абсолютно легальное действие, которое было дико накрыто ОМОНом, ФСБ и Центром «Э». Мне очень понравилось, как омоновцы в экипировке несутся по фитнес-центру. Я почувствовал себя героем любимой передачи из 1990-х «Криминальная Россия», когда мы стояли руками на стенку. На это мероприятие я принес номеров десять «Автонома» для распространения, но не успел это сделать, потому что началась вот эта [ерунда]. Я засунул эти номера между тренажерами, в надежде потом их забрать. Через какое-то время смотрю — эти номера листают и читают эшники, переговариваются. Вот штук десять им подарили.

Д. З.: В конце концов, если правоохранительные органы хотят читать наш журнал — пусть платят. Я знаю, что в «Циолковском» они с удовольствием покупали и «Автоном», и «Радикальную теорию и практику», и Common Place. Продавцы в «Циолковском» рассказывали, что, когда магазин находился в Политехническом музее, напротив ФСБ, двумя наиболее покупаемыми либертарными книгами у сотрудников органов были «Консенсус» Питера Гелдерлооса и «Психология допроса». При этом самое интересное — то, что эфэсбэшники сдачу кидали в коробочку на помощь узникам 6 мая. — Есть идеи для следующего номера? Д. З.: Следующий номер вообще будет тематический, посвященный осмыслению опыта революции 1917 года, но через современные явления. И через тот же Курдистан, и через революцию в Исландии, и через анализ того, какие ошибки были допущены в 1917 году. И какие могут быть допущены в революции, которая, так или иначе, случится когда-нибудь еще» (Шубин). Автор этого сайта всегда интересовался и интересуется анархизмом (и это понятно, ведь он – тоже «автоном»), НО анархические взгляды он не разделяет. Скорее, он за МОНАРХИЮ, но НЕ ПЕРЕДАВАЕМУЮ ПО НАСЛЕДСТВУ (за «президентскую монархию»). Автор вообще считает, что все беды на земле обусловлены «мажорами» (людьми, которые получили по наследству либо деньги, либо власть, не прилагая к этому никаких усилий). И он против любых «революций снизу», он нормально воспринимает лишь «революции сверху» или «дворцовые перевороты». А главной причиной каждой «революции снизу» он считает не сделанную вовремя «революцию сверху». И эти его взгляды никак не соответствуют анархическим принципам. Тем не менее, автор очень свободолюбив, так же, как и все известные ему анархисты. И в этом плане он – тоже «автоном», или «анархист», как Вам будет угодно.