Демократия
Предлагаю Вашему вниманию статью Н. Выхина «Мы без насилия – а нас осилили…» (источник: https://ss69100.livejournal.com/5569375.html). «Каноническая демократия – в основах своих воззрений тот же самый социализм, только без насилия. Без пресловутого «ГУЛАГа», чем она по недомыслию, очень гордится. Большевики сами-то никогда не возводили себя к инквизиции! Они всегда полагали, что они – наследники революционных демократов, и авангард демократического движения. Когда же классические демократы пеняли им на террор – то большевики отвечали: это необходимая и вынужденная мера. Так-то мы не хотим, но нам просто деваться некуда. Им не верили. Каноническая демократия полагает, что большевики все это – «исключительно из жестокости и по чистой злобе». Но если отставить в сторону вопрос о терроре – то обнаружим, что по остальным вопросам у большевиков с демократией расхождений… нет! Проверьте меня, пообщайтесь с демократом: гарантирую, что он оскорбится, если вы обвините его в желании издеваться над бедными, заткнуть рот униженным и оскорбленным, снизить уровень жизни, обворовать соплеменников, не слышать стонов и не видеть слез страдальцев, и т.п. Любой демократ вам тут же скажет (гарантирую) – что у него и в мыслях такого не было. Ведь он – за то, чтобы слышать народ и дать народу высказаться. Но только без ГУЛАГа. Нищета низов и хамство верхов не вызывают у канонического демократа восторга. Демократия в ее умозрительных конструкциях очень близка к большевизму, по сути, лишь в вопросе о терроре расходясь с ним. Вообразите себе растение, которое имеет все признаки другого растения, кроме корней! Корни срезаны, а листочки те же самые, и цветочки те же самые, и ягодки такие же, и стебельки все те же… Демократы презирают большевиков только за одно: за кровь. Остальные идеалы большевизма типологически совпадают с демократической теорией. И это не только подчеркнутая забота о правах бедных, но и поддержка (на словах) – научно-технического прогресса, культуры и образованности, книжность и т.п. Типологическое сходство растения без корней с полноценным растением сделало молодые поколения советских людей очень податливыми на демократический соблазн. Старики еще помнили, что было до 1917 года, и каково им тогда приходилось, под треск речей думских ораторов. Но старики постепенно уходили (Горбачев – первый лидер СССР, родившийся после 1917 года!), а новые поколения нужды в корнях не видели. Они оказались необычайно склонны к идеям канонической демократии – именно потому, что их в школе (да и в детском саду) пичкали даже не сходными, а тождественными идеями. Коммунист, в свою очередь, был бы оскорблен (особенно в 70-е годы) – если бы кто-то усомнился в его преданности народу, народной воле, стремлению к войне, ненависти к миру.
А «раз у нас и у вас» – одни представления об устройстве общества, то в чем же разница между нами? «Перестройка» дала коварный ответ: разница в терроре. По сути, ведь других-то расхождений между теориями не найдешь! Мысль движется дальше (описываю свое собственное моральное падение в молодости): террор ведь штука некрасивая, правда? Ну его нафиг! Долой коммунистов! Ведь нам сулят то же самое – только без кровищи, страха, без застенков! Именно так думал я в молодости – потому что был придурком. Учителя мои оказались не на высоте, «плавая» в том же болоте прекраснодушия, но я мог бы и сам разобраться: если бы был умнее. Увы – тогда, в юные годы, умом я не блеснул. Ну, правда, почему все хорошее, к чему мы привыкли в пионерские годы, все это народолюбие и демократизм – должно приправляться ГУЛАГом?! Ну, разве не лучше будет, если все то же самое – только без «черных воронков» и цензурных ограничений?! Что привлекало советского человека в канонической демократии (социальность без насилия) – то же самое отталкивает от нее капиталистов. Капиталисты, деловые люди, они демократической говорильне не доверяют – и правильно делают. Потому что если все обиженные и обделенные начнут ныть свободно, без затыкания ртов – из нытья может в итоге выйти что-то большее. Например, попытка перейти от нытья к практическим действиям, а это, блин, уже социализм! Капитализму всегда спокойнее жить с Франко, Пиночетом и Байденом. Его сердце всегда отдано фашизму. А то, что акулы капитала иногда заигрывают с канонической демократией – так это по нужде, вынужденно. Каноническая демократия со всем ее пышным прекраснодушием, этот кремовый торт демагогии нужна им не сама по себе, а только чтобы обезоружить социалистов. Слабое место любого реального социализма – это противоречие между его практикой и мечтой, торжественно декларируемой на каждом углу. С каждого плаката КПСС нам улыбаются счастливые и добрые люди, которых никто не бьет и не ломает. Именно под воздействием социализма человек пропитывается отвращением к насилию. Ведь в прошлые эпохи (говорю, как историк) – человек был к насилию весьма терпим. На то и власть, чтобы дубасить! Это понимали даже те, кто поднимался против власти: став властью, они тут же разворачивали встречный террор против своих вчерашних угнетателей. История пропитана кровью – причем лили ее поровну как «реакционные», так и «прогрессивные» силы.
И, по сути, вся разница заключалась в личном, субъективном отношении к силе: прогрессивным людям казалось собственное насилие, а реакционным – насилие против них. Разумеется, для первого поколения советских большевиков все было и выглядело точно так же, как и много веков до них: ломаем, или нас сломают. Никакой сопливой драмы из подавления врагов они не устраивали. Ни в каких покаяниях над трупами врагов рук не заламывали. Но потом, для следующих поколений, уже не ведающих социального каннибализма, в новой среде – началась жизнь, которая пропитывает тебя с рождения отвращением к террору… И вот тут – как только дурачки, вроде меня, «юного-свиного», прониклись омерзением к насилию – к этим дурачкам подкатывает мразь. По сути, каннибалы подкатывают, людоеды, у которых слюнка течет на вашу плоть, друзья! Но каннибалы хитры, и начинают по полной отыгрывать ваше отвращение к насилию… Они учат: посмотри, дурило, вот есть же каноническая демократия, и там все то же самое народничество, но только без террора! Народ должен быть свободен – разве не этому тебя пионерия учила?! Или ты мракобес, который народной массе рты позатыкать мечтаешь?! Когда юный дурак (я в 80-е) начинает робко сомневаться – а вдруг что пойдет не так – мразь (опытная, в отличие от юнца) заверяет его: — Да ничего страшного! Свободная пресса отступников от народного блага разоблачит, и на новых выборах их переизберут! Народ, он, знаешь ли, мальчик, мудр! Не сомневайся в его мудрости! Не противопоставляй себя протестующей толпе – ты должен быть со своим народом… И вот я (стыд, стыд!) – соглашаюсь с этим. Все! Ловушка захлопнулась! Кремовый торт канонической демократии был только приманкой, наживкой. Никакая демократия, в ее теоретической незапятнанности, капиталу не нужна. Ему нужен фашизм. Это его итоговая цель, а все остальное – только уловки и кривляния. Фиглярство клоунов, в стиле Зеленского. Демократия – мавр капитализма: когда она сделала свое дело – она должна уйти. Растение без корней – засыхает. Если поставить его в воду с сахаром – оно протянет подольше, но все равно в итоге пожухнет. Листочки, цветочки, стебельки да ягодки без корней не живут, понимаете?! Моей поломанной жизни уже не поправишь – но, может быть, рассказав о подвохе, я помогу молодым, вступающим в жизнь, не совершать моих ошибок. Слушайте же! Много веков (снова говорю, как историк) мы с вами слышим одну и ту же слезливую песнь от демократов-ненасильников:
— Мы хотели все сделать по совести и по закону, но нам не дали! Я не говорю, что все демократы – лицемеры. Я, например, лицемером не был. Некоторые действительно думают, что без корней растение не засохнет, а наоборот, расцветет буйным цветом. Но, понимаете, из века в век, снова и снова этим дуракам «кто-то» не даёт сделать задуманное! Простой (увы, запоздалый) вопрос: А почему вам «не дали»? А почему вы не зашибли тех, кто вам мешал и не давал делать?! Снова и снова, хоть меняются поколения – не меняется тот седовласый придурок, который приходит к вам поныть: — Я ведь всей душой, я ведь мечтал… Я хотел, как лучше… Я уговаривал, умолял… Но они пришли, меня выбросили, послали на три буквы, растоптали мои планы – и все сделали по своему! А почему? Если вы на входе закладываете условие «делать без насилия», то на выходе у вас получается перечеркнувшее вас чужое насилие. И все. И ничего больше. Капитализм не любит канонической демократии – ровно за то же самое, за что теперь не люблю ее и я. В этом мы с миром капитала едины: — Есть определенность правил, а демократия – это пространство неопределенности, в котором правила заменяет свобода. Демократия – это когда старое разрушено, а нового еще не построено. Именно в этой зоне, между силовыми полюсами, и возникает разреженное поле демократической говорильни. Мы живем или так, или эдак. А если мы живем неизвестно как, если у нас «движение разнонаправленное» – то мы живем при демократии. Сама по себе она обречена, быть недолгой – как и любая межеумочная неопределенность. Но только кончится она или в ту, или в другую сторону. За ней придут или сотрудники НКВД, или гестапо. И ничего третьего реальность для демократической неразберихи не предполагает. Именно поэтому капитализм побаивается демократического, «разжиженного» состояния. Ну его нафиг! – думают акулы. Сегодня толпа обобранных нас свободно обсуждает, а завтра – до того дойдет, что она к нам с вилами явится, прямо в офис! Разумеется, эту толпу болтунов сдерживают наши агенты призывами избегать насилия, и пока их слушают – мы в безопасности. Но долго ли наши агенты-ненасильники продержатся?! В какой-то момент у толпы ведь настанет понимание, что ее бедствия – свободой болтовни не лечатся! А тогда что ее сдержит? То ли дело батька Пиночет! Уж при этом не забалуешь (потому наши либералы-рыночники и возвели Пиночету «памятник нерукотворный», со всех сторон его образ вылизали).
Ненасильственная демократия – это мало для обеих сторон. Одна сторона понимает, что свободы болтовни – недостаточно. Другая же понимает, что свобода болтовни – опасна. Разумеется, одной болтовней дела не сделаешь, но все ведь с чего-то начинается, и, в конце концов, «вначале было Слово». Что же делать бедненькому богатому капиталу? Терпеть всю эту клоунаду, все это шапито бесконечно? Каждый раз пугаясь, что люди от слов могут перейти к делу? Разумеется, нет. Капитал, победив, обречен сворачивать каноническую демократию. Как, впрочем, и коммунисты, хваставшиеся в рекламных целях, что они подобрали знамя буржуазных свобод, выброшенное буржуазией. Это пропагандистский треп, ничего они не подбирали: или ты ломаешь, или сломают тебя. Места для размахивания дурацким знаменем буржуазных свобод в реальной жизни нет! В свое время это глубоко развивал Г. Гегель. Кратко резюмируя его обильное многословие – скажу суть его открытия: многопартийность возможна только под «Смотрящим». Честные выборы возможны в Пруссии, где над партиями и над парламентом – прусский король, не заморачивающийся вопросами собственного переизбрания. Честные выборы невозможны в Америке, где их организуют те, кого на них же и выбирают. Это же какой-то безумный процесс, на котором судья и подозреваемый в одном лице и прокурор с адвокатом в одном лице! Ну, можно ли надеяться, что судья подтвердит подозрения, выдвинутые против него же самого?! Для того чтобы две враждующие силы не применяли в схватке запрещенных приемов – нужна третья сила, которая мощнее их обеих. Но в таком случае обе враждующие силы уже не будут силами. Они превратятся в подданных, ведущих между собой тяжбу у престола. Этот закон истории объясняет (и напрямую) – почему в масонерном обществе многопартийная «демократия» возможна, а в иных обществах она всегда обернется расправой победившей партии над остальными. Просто потому, что в отсутствии «сторожей над сторожами» – «сторожа» превращаются в диктаторов. Масонерное общество – теория А. Леонидова, согласно которой существуют общества, разделяющие формальную (номинальную) и фактическую (реальную) власть. Леонидов приводит для иллюстрации хазарскую схему «каган и бек», английскую формулу «королева царствует, но не правит» и бюджеты крупнейших транснациональных корпораций, которые больше государственных бюджетов большинства т.н. «суверенных государств». Согласно Леонидову, реальная власть – это распределение благ и распоряжение людьми. То есть ее пределы определяются суммой распределяемых ею благ и количеством подчиненных.
Формальная же «власть» – любая группа, объявленная «властью» той или иной декларацией, «вплоть до хора старушек в доме престарелых» – пишет Леонидов. Разумеется, никакое декларирование реальной власти не дает и не прибавляет – и по сути, является не более, чем «именем собственным». Если ребенка при рождении назвали «Президент» – это не сделает его ни президентом страны, ни президентом корпорации, хотя по паспорту он и будет всюду проходить как «Президент Иванович». Только распределение и распоряжение есть признаки настоящей власти. Леонидов отделяет распределение от распоряжения. Распределение есть сугубо прагматический процесс, чистая экономика, тогда как распоряжение может быть идеологическим, культовым, когда сектант подчиняется гуру без подкупа, без получения от гуру материальных благ. Распределителям люди подчиняются ради своих корыстных интересов, распоряжениям же, иногда – исходя из бескорыстного чувства долга, считая такое подчинение собственной внутренней потребностью. Большевики считали себя авангардом демократической (а вовсе не монархической ведь) мысли в России – потому что они, дети суровой реальности, выросшие в обстановке всеобщего каннибализма (когда все поедом едят всех) – знали туго единственный реальный признак демократии: преодоление пропасти между богатыми и бедными, между привилегированными сословиями и податной массой. Демократия или имеет очевидное выражение в усреднении образа жизни, прав и возможностей разных людей – или ее просто нет. Регулярно и пышно проводимые обряды и ритуалы «выборов» не делают диктатуру капитала демократией, точно так же, как помазание в церкви не делает монарха святым. Та демократия, которую понимали наши дедушки – это рост уровня жизни, равноправие и научно-технический, культурный и образовательный прогресс, служащий низам общества. А та «демократия», которую нам «втуляли» – на языке социальной науки называется «погром» и «хулиганство». При всей суровости своей, большевики не хотели себя отождествлять себя с погромщиками, анархистами и злостными хулиганами – и, на мой взгляд, правильно делали. Что же с нами случилось, что сместилось в нашей голове – если мы всерьез стали рассматривать погромщиков, анархистов и хулиганов как главных носителей демократии?! Где логика в майданных ожиданиях – когда за погромом ждут почему-то благорастворения всеобщего ненасилия и взаимного уважения? Какая связь между злостным хулиганством фашиствующих молодчиков – и «светлым завтра» в стиле влажных фантазий канонической демократии? Никакой связи, разумеется, нет – потому что в теории у них вообще все бредово, и строится на каких-то допущениях, которые реальность никогда не предоставит.
Если ты думаешь в «честной дискуссии» бороться за голоса избирателей с бандеровцами – то бандеровцы не собираются бороться с тобой за чьи-то голоса. Тем более в «честной дискуссии». Цель бандеровцев – тебя убить. Дашь им к себе подобраться – и они это сделают. Зачем им побеждать тебя на выборах, да еще и с той прикидкой, что через пять лет, ты, живой и здоровый, можешь их на следующих выборах победить?! Нахрена им, замазанным кровью с головы до пят, такая полупобеда, которая, в канонической демократии – всегда временная и всегда не окончательная? Зачем Америке народное волеизъявление в России? Свободно и честно подсчитанное, и только до следующих выборов действительное? Ну, зачем, скажите, это американскому хищнику?! Ведь очевидно же, чего ему лакомо: ставить марионеток через свое посольство. Захватив власть над страной – один раз и уже навсегда. Без этих «дурацких перевыборов», которые – дай им волю – могут отобрать у американцев все их завоевания… Идея о том, что народная власть не должна использовать насилия – столь же бредовая, сколь и распространенная. В танковых сражениях с обеих сторон используются танки – и это никого не удивляет. Если против тебя движется танковая армада – чем ты должен отвечать? Белой простыней на палке? Враг, конечно, мечтает о таком «ответе» – но насколько он конструктивен? Когда антинародная власть применяет насилие – это тоже никого не удивляет, потому что ей, вроде как, положено и даже вменяется: она ж антинародная! Ей и карты в руки! Но стоит народной власти прибегнуть к насилию – и появляется целая толпа плакальщиков, уверяющих, что «так не положено». А как положено?! Народная власть – это такая власть, которая дает представителям народа работу и заработок, жилье и права, медицину и образование, перспективы личного роста, культуру, которая ранее была лишь привилегией верхушки общества. Антинародная власть – та, которая все это отбирает, и только. Где тут место для проблематизации насилия? Его обречены, применять обе стороны: хорошую власть пытаются свергнуть плохие люди, плохую – хорошие, но всегда есть те, которые хотят свергнуть любую власть. По совести говоря, место «демократической теории» в классификации общественных идей в рядах утопического социализма. Там же, где упокоились фаланстеры Фурье и мастерские Веры Павловны от Чернышевского. Демократическая теория, если взять ее в каноническом виде «непредрешенчества» итогов выборов – система, лишенная собственного мнения. Ведь непредрешенчество – это отказ от всякой однозначности, от всякого устойчивого порядка. Мы не знаем, чего там будет: может так, а может и наоборот. Но, раз уж народ проголосовал – мы примем любой его выбор… Но всякий человек, отказавшийся от насилия – добьется только одного: насилие вместо него применят другие. Может быть, против него, может быть, против его близких, может быть – против каких-то посторонних ему людей, но скорее всего – против всех сразу.
Демократия в ее теоретическим виде – «чистый социализм» без обидных примесей реализма. Все чинно, благородно: сошлись, поспорили, проголосовали, никто никого не зашиб… Можно ли такое реализовать на практике? Нет. Это и делает демократию разновидностью утопического социализма, в духе Сен-Симона и помещика Манилова. Для того, чтобы демократы смогли действовать, как им хочется – нужно, чтобы все злодеи аршинными буквами написали у себя на лбу: «злодеи». Но мы же знаем, что злодеи этого не сделают! При попытке их приструнить – они начнут рыдать и паясничать, доказывая, что они невинные жертвы произвола властей, что они соль земли, кормильцы и праведники, что насилие против них носит характер террора – а не реализации уголовного права (которое демократы, так уж и быть, соглашаются признавать, с поправкой на адвокатов). Оборотень – едва ли не главная фигура исторической драмы человечества, а демократия совершенно не готова встретиться с оборотнями. Она доверчива, мягкотела, у нее «никто не лжет – пока достоверно не доказано обратное»… Знаешь, друг, когда обратное докажут достоверно – поздно уже будет! Ельцина нужно было ловить за язык – когда он болтал об идеале социализма и борьбе с коррупцией! Потом, конечно, было достоверно доказано обратное – и про его совесть коммуниста, и про его борьбу с мафией – ну и что? Дело-то сделано! И, тем не менее – утопические фаланстеры канонической демократии разрушит сама буржуазия, в чем сомневаться не приходится. Потому что в мире капитала идеалы чистой демократии – блажь, юродство, и при этом опасное юродство. Оно вытаскивается из нафталина в виде «демшизы» только там, где нужно поломать противостоящий политический режим. Чтобы выставить противников диктатурой, а собственную диктатуру – «демократией». Как только цель достигнута – у буржуазии нет не только желания заигрывать дальше с болтунами-народниками, но для нее это становится очень опасно. Все, что при захвате власти работало на нее – после захвата власти начинает работать против. Ведь та неопределенность «мирного сосуществования» несовместимых и кричаще противоречащих друг другу группировок – препятствие не только для социализма, но и для становления фашизма тоже. Ибо фашизм – есть нечто весьма определенное, выраженное в твердых правилах. Когда есть власть самых богатых с ее произволом – и есть ее двуногий скот, говорящие орудия – побаивающиеся лишнее словцо сказать. В таком виде система для богатых приемлема. Про такую они скажут: «остановись, мгновенье, ты прекрасно!». Иметь же неустойчивую и неопределенную систему, которая неизвестно куда вывернет по итогам свободных прений, и ничего не утверждает в окончательном виде (а всегда только до следующих выборов) – буржуазия не хочет. И ее можно понять. Мы тоже такой системы не хотим. Мирное сосуществование каннибалов и их жертв невозможно, это понимают и каннибалы, и их жертвы. Только демократы не понимают – несчастные они люди, обреченные на разочарование, и Бог им судья…» (Н. Выхин).
Другими словами, реализация буржуазных демократических идей, по мнению Выхина, может привести либо к социализму, либо к фашизму, третьего не дано. А каноническая демократия – это, прежде всего, неопределенность. Но так ли это? Не совсем, хотя никакой неопределенности в государственном управлении, действительно, не должно быть. Однако, как ни крути, а интересы власти и управляемого ей народа всегда расходятся. Единственный способ обойти это, казалось бы, непреодолимое препятствие – это установление в государстве «двоевластия», которое представляет собой два независимых, но влияющих друг на друга органа власти. Один защищает интересы народа (коллективная власть в виде муниципальных, региональных и федеральных Советов народных депутатов), а другой – интересы властной элиты государства (строго иерархическая власть, в которой реализован главный принцип феодального управления: «вышестоящий начальник – сюзерен для всех своих вассалов, но вассал его вассала уже не является его вассалом»). Причем, главные управители всех уровней власти (президент, губернаторы, мэры городов и шерифы муниципальных образований) являются выборными. И тут мы упираемся в другие недостатки нынешней демократии, главными из которых являются два – во-первых, кандидатов во власть определяет сама власть, а во-вторых, в современных обществах совсем не реализован принцип народного импичмента выборных чиновников. Однако можно избавиться и от этих недостатков. Для этого, всеми выборными делами должен заниматься самостоятельный игрок, независимый от государства и обладающий своим собственным бюджетом для финансирования выборов (после их проведения государство компенсирует денежные затраты, затраченные на них). И лучше всего для этого подходит Церковь, без разницы — какого вероисповедания. А теперь, пару слов о взаимном влиянии этих органов власти (центральная власть и местное самоуправление). В каждом муниципальном Совете занимает свое место один представитель центральной власти, и он обладает такими же правами и обязанностями, как и все остальные депутаты. Тем самым, мы добиваемся оперативного взаимодействия двух ветвей власти. А теперь главное – каждый муниципальный Совет обладает безусловным правом утверждения на своей территории любых новых законов, принятых вышестоящей властью, и касающихся юрисдикции данного муниципального Совета.
В свою очередь, центральная власть обладает таким же безусловным правом, вводить на подвластных ей территориях чрезвычайное положение. В этом случае муниципальный Совет лишается своего права утверждения вновь принятых законов (на все время действия чрезвычайного положения) и центральная власть управляет данной территорией напрямую. После же отмены чрезвычайного положения прежний муниципальный Совет переизбирается в полном составе. С другой стороны, центральная власть, которая ввела чрезвычайное положение, обязана переводить (из своего бюджета в бюджет территории с чрезвычайным положением) не менее 2/3 его месячного бюджета за все время действия чрезвычайного положения (в военное время данное правило не действует). Таким образом, мы заставляем и центральную власть, и местное самоуправление договариваться друг с другом и не принимать необдуманных решений (вроде последней пенсионной реформы). Более того, классовая борьба между властной элитой и народом в этом случае перемещается с улиц во властные коридоры. Как видите, нет никакой неопределенности во взаимоотношениях таких ветвей власти, и каждая из них думает не только о своих интересах, но и о возможном ответе со стороны другой ветви власти. Если муниципалы все же «дрогнут» и не пойдут на обострение с центральной властью, последнее слово все равно остается за народом, ведь он может объявить импичмент неугодному выборному чиновнику. Зато все невыборные чиновники центральной власти НАЗНАЧАЮТСЯ, ПОДЧИНЯЮТСЯ И ОТВЕЧАЮТ ЗА СВОЮ РАБОТУ только перед своим непосредственным начальником (их сюзереном). Если же большинство жителей на какой-то территории проголосовали за импичмент выборного чиновника, он тут же снимается со своей должности и подвергается двухнедельному административному аресту, а вместо него (до выборов нового главы) руководит его невыборный заместитель. В течение этих двух недель следственный комитет проверяет работу смещенного чиновника, если нарушений не найдено – «на свободу с чистой совестью», ну а если они нашлись, то «Вор должен сидеть в тюрьме»! Новый выборный чиновник обязательно начнет подбирать себе заместителя и помощников, а те, в свою очередь, своих помощников. Другими словами, смена только одного выборного чиновника повлечет за собой серьезные изменения и в составе всех нижестоящих невыборных чиновников.
Как видите, демократия налицо, но и она не обходится без принуждения (прежде всего, экономического), как центральной власти по отношению к народу, так и народа по отношению к центральной власти. Не обойдется такая власть и без прямого насилия сюзерена над своими вассалами (прежде всего, в самой центральной власти, армии и правоохранительных органах). Как ни крути, а любая власть – это, прежде всего, аппарат насилия и принуждения. Так что, и каноническая демократия не сможет обойтись без насилия (это – всего лишь привлекательная «замануха» для не очень умных людей). В любом случае, все представители властной элиты (даже депутаты) должны уметь управлять не только собой, но и другими людьми. А для этого им нужно четко усвоить два главных принципа управления людьми: «ты – мне, я – тебе» и «все люди разные». Другими словами, если ты хочешь что-то получить от другого человека, обязательно дай ему что-то взамен, и помни, одного человека можно запугать, другого – подкупить, а третьего – лишь попросить, пообещав ему, исполнить его желание. Никак иначе управлять другими людьми у Вас не получится. И главное — следует, ГДЕ ТОЛЬКО МОЖНО, менять «прямое насилие» на «экономическое принуждение». Ведь второй способ «управления» значительно эффективнее первого для подавляющего большинства людей. Людей в любом социуме психологи часто делят на четыре категории: «автономы», «эксплуататоры», «эксплуатируемые» и «козлы отпущения». Так вот, повлиять на «автономов» можно только через просьбу. «Эксплуататоров», проще всего, подкупить. «Эксплуатируемых» можно и подкупить, и запугать (лучше все вместе). Ну а главный способ воздействия на «козлов отпущения» — «взять на испуг». Тут уже не пахнет никакой демократией, однако сами «демократы» охотно пользуются этими приемами. Ну а теперь, давайте посмотрим, что по поводу демократии пишет Википедия. Итак, демократия (др.-греч. δημοκρατία «народовластие» от δῆμος «народ» + κράτος «власть») — политическая система, в основе которой лежит метод коллективного принятия решений с равным воздействием участников на исход процесса или на его существенные стадии. Хотя такой метод применим к любым социальным институтам, на сегодняшний день его важнейшим приложением является государство, так как оно обладает большой властью.
В этом случае определение демократии обычно сужают до одного из следующих признаков: — Назначение лидеров управляемыми ими людьми происходит путем честных и состязательных выборов. — Народ является единственно легитимным источником власти. — Общество осуществляет самоуправление ради общего блага и удовлетворения общих интересов. Как видите, предлагаемая автором система управления вполне соответствует приведенному выше определению. Поскольку идеал народовластия труднодостижим и подлежит различным толкованиям, предлагалось множество практичных моделей. До XVIII века наиболее известной моделью была прямая демократия, где граждане осуществляют свое право принятия политических решений непосредственно, за счет достижения консенсуса или с помощью процедур подчинения меньшинства большинству. В представительной демократии граждане осуществляют то же право через избранных ими депутатов и других должностных лиц путем делегирования им части собственных прав, при этом выбранные руководители принимают решения с учетом предпочтений руководимых и отвечают перед ними за свои действия. Одной из основных целей современной демократии является ограничение произвола и злоупотреблений властью. Этой цели часто не удавалось достигнуть там, где права человека и другие демократические ценности не имели эффективной защиты со стороны правовой системы страны (как в нынешней России, да и по всему остальному миру). Уже в античности народовластие было предметом философских размышлений. Следует иметь в виду, что в термин «демократия» мог вкладываться смысл, который сильно отличался от современного значения этого слова. Так, по Платону, демократия — это власть завистливых бедняков. В восьмой книге «Государства» он утверждал, что избыточная демократия неминуемо влечет за собой тиранию. Схожим образом, Аристотель называл демократией правление большинства неимущих граждан в интересах исключительно данного большинства. Он считал такое правление искажением идеальной формы народовластия, политии (республики, согласно переводу Цицерона). На сегодняшний день число функционирующих демократических режимов в мире является самым большим за всю историю. Однако все они не являются истинной демократией (властью народа), наоборот, народ все меньше и меньше обладает властью. Тем не менее, власть предержащие продолжают убеждать подвластный им народ в том, что он живет в демократической стране. Увы и ах, но это далеко не так. Можно ли сделать из говна конфетку? Можно, да так, что по виду не определишь, что она сделана из говна. Однако по вкусу, говно все равно останется говном!