Homo Argenteus: Новое мировоззрение

Мир вокруг нас с разных точек зрения

Мир вокруг нас с разных точек зрения

Предлагаю Вашему вниманию статью В.Л. Авагяна под названием — «Стратегия шантажа и обменные процессы» (источник: https://ss69100.livejournal.com/5519300.html). «Всякий, кто читал или смотрел детективы, знает, что револьвер – замена деньгам. Как «средство оплаты» револьвер очень удобен: он не убывает, в отличие от содержимого кошелька. Террорист направляет револьвер на «другую сторону сделки» – и получает, чего хочет. «Другая сторона сделки» отдает, чего он скажет, и делает, что он скажет. Можно очень долго и очень эффективно шантажировать выстрелом, ни разу его не произведя. Наверняка бы револьвер вытеснил все иные платежные системы в мире, если бы не один недостаток экономики, выстроенной на шантаже и языке ультиматумов. Такая экономика разваливает обменные процессы, в рамках шантажа нет возмещения обменной стоимости. Производителю нет смысла трудиться в обмен на шантаж. В обмен на какие-то реальные блага – есть смысл делать собственный продукт. Но делать его, зная, что отберут, и взамен ничего не дадут… Обменные процессы, чтобы развиваться, или хотя бы сохраняться – должны содержать в себе меновую стоимость, взаимную выгоду (пусть и разной величины) для участников обмена. Меняя шило на мыло, я, может быть, получаю меньше выгоды, чем получатель шила-отправитель мыла. Но все же получаю. А если отношения с шантажистом мне в корне невыгодны – то (при нехватке сил борьбы с шантажистом) – я сворачиваю свое производство. По принципу «так не доставайся же ты никому»… Доминирование в мире после краха СССР сыграло с США дурную шутку. Торговая нация, ушлая и оборотистая, американцы (в отличие от германцев, например) – не любят войну и воевать. Американцам никогда не была нужна, и сейчас не нужна – война ради войны, в них и близко не проглядывается экстаза викингов, желание попасть в Вальхаллу и не умереть «соломенной смертью» дома от старости. Кто думает иначе – тот просто не знает Америку. Американцы вообще бы не воевали – если бы в период нарастающей гегемонии не открыли для себя «волшебные свойства» шантажа, как платежного средства. Подобно тому, как домохозяйка-идиотка в рекламе открывает для себя новые свойства стирального порошка, то есть с широкой фальшивой улыбкой, американцы поняли, что менять ценность на ценность вовсе не обязательно. Гораздо рентабельнее «надавить» на жертву шантажа своим непререкаемым военно-террористическим авторитетом, и получить все, что тебе нужно, даром. Но если у тебя есть чудо-товар, который приносит тебе сверхприбыли, зачем тебе возиться с производством других товаров, у которых прибыльность существенно ниже?

В экономике у такого есть имя – «голландская болезнь» (негативный эффект, оказываемый влиянием укрепления реального курса национальной валюты на экономическое развитие в результате бума в отдельном секторе экономики). Чудо-товаром, который вытеснил производство всех других товаров, превратив город моторов Детройт в руины, а городки вокруг ткацких фабрик – в «городки-призраки» (по свидетельству очень наблюдательного Стивена Кинга) – СТАЛ ШАНТАЖ. Если тебе все отдают даром – то тебе не нужно ходить с кошелкой обменников. Покажи жетон – и возьми что тебе нужно. А не дадут – достанешь револьвер… США много десятилетий, и с огромным эффектом, шантажировали планету своей военной мощью, пугали любого своими «санкциями» и просто своим недовольством. Это страх подпитывается карательными рейдами по вышибанию недоимок. Во время карательного рейда убивают одну страну (Югославию, Ирак, Ливию и т.п.) – а пугают сразу десятки стран, примеряющих на себя саван Милошевича и Каддафи. И в этом смысле страх от карательного рейда гораздо важнее для нации торгашей, чем сам карательный рейд. Прямой грабеж (например, захват нефтяных полей в Сирии, про которые они официально заявили, что отдавать не собираются) – процент, или доля процента в сравнении с теми прибылями, которые приносит косвенный шантаж. Если все тебя боятся – то все делают, что тебе нужно. А что тебе нужно? Нацисты (как гитлеровцы, так и современные бандеровцы) – очень любят ставить на колени. У них иррациональная, животная жажда биологического доминирования, зоологическая жажда чувствовать себя господином. У русских своя страсть – они очень любят строить всюду справедливость, так, как они ее понимают. Они – в периоды, когда вызывали страх у малых народов – занимались этим и где надо, и где не надо, довольно неразборчиво навязывая в сфере своего влияния православное видение справедливости католикам, буддистам, исламистам и шаманистам. За это русских кое-где очень не любят (насилие есть насилие): но даже и там, где русских сильно не любят – никто не сможет сказать, что русские навязывали другим что-то иное, чем самим себе. Англосаксы – торговая нация. Нафиг не нужны им ни наслаждение от удара хлыстом по лицу раба, ни справедливость. Эти жизне-смыслы германцев или русских англосаксам непонятны – по каковой причине англосаксы не любят ни гитлеровцев, ни «совдеп». Что от вас нужно торговой нации? Ответ в самом вопросе: единственное, что им от вас нужно, это такой контракт, по которому вы обязуетесь дорогое отдавать им дешево, а их дешевое получать дорого.

Хорошо зная американцев (англичан похуже) – могу сказать из личного опыта общения: в быту они дружелюбны и чужды феодальных церемоний, жажды подчеркнутого биологического превосходства. Они не заставят тебя целовать им ботинки или выстраиваться в шеренги коленопреклоненных, и не будут навязывать тебе свою веру. У них все это ушло в деньги. Если они остаются с твоими деньгами, а ты с носом – то они, собственно, этим вполне удовлетворены, и больше им ничего от тебя не нужно. Американец органически слеплен так, что он уважает твою веру, все твои духовные ценности, твое формальное достоинство, твое право на демократичное с ним обхождение, и т.п. Единственное, чего не уважает американец – это твоей материально-финансовой наделенности. Американец считает, что деньги – это такая рыба, которая мечет икру в твоем кармане, но, вылупившись из икринок, должна плыть к нему в карман, как лососевые из рек в море. И пока твои деньги совершают этот маршрут – американец будет вести себя с тобой панибратски, он будет находить прелесть и умиление в твоих вигвамах, лаптях, дикарских плясках, с удовольствием посидит на равных (в роли этнографа) в кругу твоих соплеменников у костра, слушая песни и сказания. Он улыбчиво отыщет «мудрость» в любых твоих кривляньях и экзотике – и даже выделит пару долларов на ее сохранение. Он вообще славный парень, американец, пока он не на работе. Оказаться в компании отдыхающих американцев – неплохо. Но на работе американец собирается в кулак и суровеет. А его работа – добывать деньги. И вот когда американцы на работе – с ними лучше не сталкиваться. Чтобы не услышать знаменитую их фразу – «парень, ничего личного, только бизнес!». Может быть, предки англосаксов в раннем Средневековье и воевали ради войны, по прихоти и для забавы своих королей. Но уже много веков подряд англосакс ради войны не воюет. Целью всегда выступает доход в денежной форме, а все остальное – средство. И средство оценивается по эффективности – если негодное для цели, то его выбрасывают. Если англосакс подсчитает, что воевать с тобой дороже, чем торговать, он никогда не станет с тобой воевать. Этим он выгодно отличается от бешеного тевтонца, прущего, как танк, с бычьей яростью! Если бы Гитлер был бы англосаксом и руководил англичанами – он не устроил бы себе самоубийства. А товарищу Сталину – столь досадного и рокового срыва в планах строительства коммунизма… Именно эта дороговизна войны привела к тому, что американцы стали (в прошлом) нацией инженеров. Не потому, что они хотели быть инженерами, они всегда хотят одного: быть богатыми. Но до 1945 года они просчитали, что легче всего нажить богатство на производстве автомобилей и всяческих великолепных бытовых устройств.

Инженерия создала ту прекрасную Америку, которой больше нет – но люди, восхищавшиеся микроволновкам и кофемашинам, не понимали, что инженерия – не цель, а средство. Цель – деньги. Как только будет найдено более эффективное средство добывать бабло, чем инженерия – инженерию американцы выбросят в помойку. Так и получилось (хотя мало кто ждал). Шантаж и вымогательство оказались для «единственной сверхдержавы» в однополярном мире куда более рентабельными, чем широкая линейка предложения автомобилей и магнитофонов. А если можно вышибать деньги из мира шантажом – зачем тогда возиться со всякой механикой?! В считанные годы США из страны мастеров превратились в страну пиратов и гангстеров (а задатки к тому у них всегда были – вспомним Чикаго времен «Великой Депрессии»). Если шантажист-вымогатель «зарабатывает» больше инженера – то зачем учиться на инженера? Надо учиться на вымогателя… Такова американская логика – иным народам малопонятная. Расплачиваясь со всеми народами мира «угрозой санкций» (именно так на наших глазах Европе сегодня впихивают дорогой СПГ взамен российского газа) – США потеряли индустриальный потенциал и инженерные способности. Понятно, что шантаж требует «имиджа крутизны» и «PR- превосходства», но чем больше надувался американский дутый имидж «самых-самых крутых во всем» – тем меньше оставалось за его надувным фасадом реальных возможностей. Вначале страна, славившаяся своим хлопком – оказалась одетой в китайские рубашки. И куртки китайские, и даже тапки – но это пофиг (сказали нам) – они низкотехнологичный труд сбрасывают отсталым народам. А себе оставляют высокие технологии! Потом куда-то пропали американские автомобили. Как же так? США – были лидером в автомобилизации населения, и вдруг по их (кстати, очень обветшавшим) хай-веям и мостам побежали «японки» да «немки»… А вот вам вопрос на засыпку: много ли вы сегодня вспомните брендов американской бытовой техники? Некогда американский президент хвастался перед Хрущевым микроволновкой на выставке образцовых домов – как марка той микроволновки, не помните? И я забыл… Потом выяснилось, что США разворовали свой флот – в особенности ледокольный. И им на вызов России (отнюдь не богачки!) в Арктике – вдруг нечем… Потом американские самолеты стали падать – в иную неделю по пять штук (привожу печальный факт времен Обамы).

Как говорил И.В. Бунша – «меня опять терзают смутные сомнения: у Шпака магнитофон, у посла медальон»… Когда у России появилось гиперзвуковое оружие, США, многократно разорвавшие русскую экономику в клочья, объясняли это банальной кражей. Вначале русские украли у США «рецепт» атомной бомбы (ну, не сами же эти лапотники смогли сделать такую бомбу!). А ротозей Обама (как объяснял Трамп) – допустил, что русские украли у лидеров прогресса гиперзвуковые технологии! Но лидер все равно всем кузькину мать покажет! В ответ на российские гиперзвуковые «Авангард», «Кинжал» и «Циркон» он запустит свои… Под фанфары своей традиционной показухи США сколотили гиперзвуковой ARRW… А он провалился на испытаниях. Как с грустью сообщил «гегемон» – не смогла ARRW завершить последовательность запуска… Неудача? Ну, смотря у кого! Убежден, что ответственные чиновники и корпорации в США славно «попилили» великие миллиарды под брендом «наш ответ рашке – гиперзвуковой ARRW». Думаю, не одна яхта куплена для частных морских круизов, не одна вилла на лазурном берегу… Да разве они одни? С другого боку нам тоже вещали: США – лидеры в сфере биотехнологий, а российский «Спутник V» – это дрянь. Ах, не дрянь? Ну, так понятное дело: русские украли британскую вакцину! Украли, лапотники, да еще и испортили! Наша-то, оригинальная, лучше! Итог: в Москву началось паломничество «богатых и знаменитых» – прививаться «Спутником». А мир до сих пор гадает, почему от AstraZeneca случаи тромбоза и внезапных смертей множатся и множатся? Они тупые? Нет, разумеется. Они – деловые. Слово «дело» русский и англосакс понимают по разному. Русский под «делом» видит сборку, например, самовара, который по итогам должен пыхтеть и кипеть, и тогда «дело сделано». Англосакс дело называет «бизнес» – и у него «дело сделано» когда деньги получены. Пыхтит ли при этом самовар, или развалился, или взорвался – дело десятое. Англосаксы (говорю без иронии) – люди очень талантливые. И если поставить их в условия, что единственный способ получить деньги – это сделать качественный самовар, то поверьте, они сделают лучший самовар в мире. Но не потому, что им нравится возиться с самоваром – в этом их отличие от русских мастеров. Самовар, автомобиль, кофемолка, что угодно – средство. Цель – деньги. Пока к деньгам не найдено более короткой дороги, чем производство самоваров – они будут делать великолепные самовары. Но как только англосакс найдет в заборе дырочку – он туда тут же утечет, как жидкость.

Как только у американцев появились более эффективные средства «зашибить бабло», чем инженерия – они на всю свою образцовую инженерию плюнули верблюжьим харчком. У англосакса с работой не любовь, а брак по расчету. И в этом браке они могут быть великолепными супругами – но только до того момента, как подвернется более выгодная партия. Американскую индустрию убил поддерживающий в приказном порядке высокий курс доллара террор. Доллар США потерял свое товарное содержание (а немного ранее – золотое), перестал быть эквивалентом товаров, превратился в револьвер налетчика. Я направляю на ювелира пистолет – ювелир отдает мне «брюлики». Почему ювелир не вызывает полицию? Да потому что я и есть полиция! Разумеется, я могу получить бриллианты иным путем. Я могу зайти к ювелиру без оружия, изучить ценник, достать деньги, и заплатить – сколько запрашивает ювелир. И тогда он тоже отдаст мне «брюлики». Но удобно ли это мне?! Деньги, в отличие от револьвера, приходится отдавать. Они не возвращаются в мой карман, как пистолет в кобуру. Деньги, перед тем, как тратить – надо где-то зарабатывать, а это долго, трудно и нудно. Взвесив обстоятельства, англосакс приходит к выводу, что платить ювелиру деньги – «контрпродуктивно». Результат тот же самый, а процесс очень трудоемкий и затратный. Если у вас есть электромясорубка (коими некогда славились США на зависть «совкам») – зачем вам крутить фарш на ручной?! «Дело»(бизнес) – это не о том, что сделано. Это о том, сколько получено. Если получено много, а не сделано вообще ничего – то это не беда. Скорее даже повод для гордости. Повод писать мемуары на тему «как умные люди делают деньги из воздуха». Сильная индустриальная Америка создала возможности всемирного шантажа. Шантаж принес нерентабельность индустрии. Индустрия сдохла, в револьвере шантажиста порох выдохся. Но он все еще кричит страшным голосом, престарелый ковбой в состоянии маразма, убежденный, что от первых же ноток его рычания все зверье перед ним, львом прошлого, расступится…» (В.Л. Авагян). Авагян, как обычно, очень красочно описал поведение англосаксов, но он не ответил на вопрос, что они станут делать, если их шантаж не удается – нажмут на курок или спрячут револьвер в кобуру? А между тем, это главный вопрос современности. С одной стороны, ни одна страна современного мира не хочет воевать с противником, который в состоянии уничтожить весь мир несколько раз. А с другой стороны, в США (главной англосаксонской стране) понимают, что их страна обречена на гибель (после ожидаемого взрыва Йеллоустонского вулкана), правда, никто не знает, когда это случится. И чтобы ответить на «главный вопрос современности», надо очень хорошо знать психологический портрет властной элиты США.

Очевидно, что такие черты этого портрета, как крайний индивидуализм и атеизм, которые заставляют человека жить по принципу: «После меня хоть потоп», резко увеличивают вероятность реализации первого исхода («нажать на курок»). Сюда же можно отнести и точное знание времени начала катастрофы, причем, чем ближе люди живут к этому времени, тем выше вероятность такого исхода. Как ни крути, но надежда на лучшее умирает в любом человеке последней. А тот факт, что Байден позвонил Путину (с целью договориться с ним о встречи) говорит нам о том, что взрыва Йеллоустонского вулкана в ближайшее время властная элита США не ждет (а потому, на какое-то время можно «засунуть револьвер в кобуру»). Осталось определить, какое это будет время. А для этого нам надо знать сейсмические данные по Йеллоустонской кальдере. Как только частота и интенсивность землетрясений там увеличится, так сразу наступит и конец «потепления отношений между США и Россией». Что еще раз доказывает правоту авторской концепции о том, что в нашем мире «нет ничего случайного, и все зависит от всего». Как видите, простые логические умозаключения привели нас ко вполне определенным выводам, ничто не мешает прийти к таким же выводам и нашему Мирозданию. А потому, и взрыв Йеллоустонского вулкана должен произойти неожиданно для всех (что называется, «без предупреждений»). Именно по этой причине, выяснить, когда это случится, человечеству вряд ли когда-нибудь удастся. И за минуту до взрыва мы с Вами будем рассуждать, так же, как и сегодня — «взрыв может произойти завтра, через год или через сто лет». И это «НЕЗНАНИЕ», как ни странно это может показаться,  оберегает и будет дальше оберегать наш мир от ядерной катастрофы. Потому как, если бы американская властная элита точно знала, когда случится этот взрыв, она бы нажала на «красную кнопку» за минуту до этого времени. Терять-то им все равно нечего, а «после меня хоть потоп»! Вы можете возразить автору, мол, он слишком плохо относится к власти в США. И автор поймет Вас в этой мысли («надежда на лучшее умирает последней»), увы, но он относится к любой властной элите нашего мира не «слишком плохо», а всего лишь прагматично (как патологоанатом относится к человеку при вскрытии его трупа). Да, любому человеку нужны еще и эмоции, НО на них одних «далеко не уедешь», и лучший мир точно не построишь. Вспомните любую революцию, произошедшую в нашем мире, и Вы поймете, что автор прав. А потому, продолжим «препарировать» наш мир дальше, но на этот раз с помощью человека, которого очень трудно заподозрить в отсутствие эмоций. Предлагаю Вашему вниманию  Интервью с художественным руководителем Малого театра ЮРИЕМ СОЛОМИНЫМ.

Евгений Чебалин (ЕЧ) — Юрий Мефодьевич, мы живем в жестокое время  для  нашей страны, против которой развязана третья мировая война. Эта жестокость наиболее беспощадна и разрушительна для всей нашей культуры, в колбе которой Запад выращивает сатанинскими усилиями человекообразного гомункулуса – Хама безродного и бесстыдного.  Ныне этот субъект   нередко внедряется  и в театр – в качестве режиссера. Основная страсть подобного экземпляра, как у Папанова в «Адьютанте Его Превосходительства»; «изделать экскиримент», вознести себя, неповторимого и «элитного» над национальными традициями, подогнать драматурга-классика под  пошлятину и безвкусицу собственных «измышлизмов», изгнать со сцены жизнь Духа и заменить его бешенством вычурной  формы и порномиазмами тела. Вы и Ваш театр выситесь над этим патологическим разгулом  незыблемой колокольней, русским национальным храмом, откуда разносится над Русью и Европой духовный перезвон истинного искусства. Под этим явственно просматривается изначальная – детская платформа: врожденная тяга к высокой культуре.  Изысканный режиссерский и  актерский вкус, исповедуемая Вами  глубинная, классическая   мировая культура могли   зародиться и окрепнуть лишь в детстве.  Каким оно было – Ваше детство? Юрий Соломин (ЮС) —  Приверженность и исповедальное служение культуре закладывается именно в детстве. Я ходил в школу-сруб, который топился печкой. Чтобы начать учебный процесс, учителям и ученикам нужно было заготовить дрова,  нагреть школу, разгрести сугробы, научиться азам какого-либо  ремесла, переделать массу необходимой  работы, которая творилась совместно. Это сближало,  и это была та почва, на которой всходили ростки взаимного уважения, любознательности, терпимости  — на всю оставшуюся жизнь.   Помню  и сохраняю  сердечную  привязанность к своей первой учительнице – Наталье Павловне Большаковой, надеюсь —  как и она ко мне. После окончания школы она следила за мной, как и за остальными учениками:  писала мне письма, разбирала фильмы с моим участием и делала замечания. Помнят и нежно относятся к ней и мои  одноклассники. Жизнь разбросала нас по разным городам, профессиям: полковник, врач, ученый, инженер, артист. Но мы, собираясь, вспоминаем Наталью Павловну  с не остывающим теплом. — Вы описали культурную жизнь Забайкалья, а я  тепло, с ностальгией помню аналогичный, удивительно схожий  процесс на другом конце СССР —  в Чечено-Ингушетии. Мое детство прошло в Чечен-Ауле. Но и там к нам приезжали солисты филармонии, драматический театр им. Лермонтова и симфонический оркестр из Грозного, а отцы и мамы  моих друзей помогли сколотить в ауле небольшой струнный оркестрик из шестиклашек. Мы давали концерты в клубе, играли на  торжествах, на свадьбах и на танцах в клубе. Затем, во время учебы в институте, многие из студентов  пели у нас в операх знаменитого на весь Северный Кавказ Грозненского народного оперного театра при Доме культуры им. Ленина – под управлением блестящего худрука и педагога Виктора Анатольевича Соколова, поставившего в  театре около десяти опер.

Мой сокурсник  чеченец Ахмед Гучигов был признан впоследствии на Кавказе  лучшим исполнителем  партии Ленского в «Евгении Онегине». У нас  почти год пел Онегина и Риголетто прибывший из Баку  выпускник Бакинской консерватории Муслим Магомаев, который не сработался с руководством  Бакинской филармонии. Солист оперы  бас Эдуард Стадниченко, закончив нефтяной институт, ушел из  нефтяного кадрового бомонда и всю остальную жизнь посвятил опере, был солистом оперного театра Донецка.  Во время службы в армии я  был солистом и концертмейстером в  ансамбле песни и пляски Краснознаменной Каспийской флотилии. Рая Кошелева, Эмма Орлова, Эдуард Эйдлер, выйдя из альма-матер Соколова,  тоже стали оперными  певцами-профессионалами. — Процесс поклонения культуре действительно  плескался  морем разливанным по всей территории СССР. И у него были свои Прометеи — учителя. Этот феномен Советского  государства не забыт, бережно хранится в памяти у миллионов. Не столь давно на гастролях в Ростове-на-Дону, на пресс-конференции ко мне подошла женщина и   сказала, что знает, помнит  и любит моих родителей, их музыкальное служение народу, назвала их имена отчества. Я не смог сдержать слез. Их душевный свет плеснул в меня из прошлого.  Это стало возможным,  превратилось в повседневную реальность,  благодаря неисчерпаемой, генетически  заложенной  в славянстве  тяге к гармонии и нравственной чистоте.   В них пульсировал врожденный талант творцов, которым, в полной мере, обладали народные педагоги –  ваш Соколов, мои родители, мои педагоги  и соратники в Щепкинском училище Игорь Ильинский, Вера Пашенная, Михаил Царев и тысячи им подобных. Их чтят и помнят. Моя супруга, Ольга Николаевна, с которой мы вместе учились у Пашенной, преподаватель Щепкинского училища, профессор, однажды предложила: давай назовем наш курс именем Веры Николаевны Пашенной. Назвали. Не так давно идем на выпускной экзамен четвертого курса им. Веры Пашенной. Зашли в вестибюль с портретами наших  великих  учителей и замерли: под портретом Пашенной   свежие  цветы —  у нее день рождения. Студенты знают ее, чтят, преклоняются: память о ней жива. В России лучшие в мире театральная, вокальная, балетная, научная  школы. Это стало неоспоримой реальностью потому, что у нас  были  тогда совершенно другие, в отличие от Европейских и мировых, взаимоотношения между учителем и учеником, во многом напоминающие семейные. Это  не  заскорузлый, командорский диктат мастера  подмастерью. У нас учитель не только и не столько  учил. Он, в первую очередь, воспитывал. Он вкладывал во вверенное ему существо чувства и душу, он делился с ним своим  мироощущением и мировоззрением, обогащал подопечного своим взрослым опытом,  тем самым оберегал от невзгод и будущих потрясений. Вероятно,  именно это позволило выжить, сохранить миллионам свое  достоинство, свое духовное «я» в  хаосе, который  обрушила на нас  перестройка.

Е.Ч. Русский мир  —  как мировоззренческая парадигма «Я — для мира». Ю.С. Русский мир – это   полифония, симфония, которую веками  творили  наши предки, ковали традиции в хлеборобстве и на ратном поле, где не было места выгоде, гешефтмахерству и ростовщичеству. Ее стержневая тема, основной лейтмотив не «Выгодно-невыгодно», а  «Справедливо-несправедливо». Е.Ч. Вы говорите о деянии учителей в прошлом времени: «учили», «воспитывали», «вкладывали», «возводили». Это не случайно? Ю.С. Не случайно. Функционеры от образования изуродовали саму миссию учителя, приравняв ее к ремеслу  банщика, массажиста, косметолога, обязанных ублажать тело на ложе потребительской технократии и  ее  примитивного ЕГЭ, а не обогащать душу гармонией. Сколько я об этом говорил, взывал, предостерегал, как актер,  режиссер, педагог. Мы  еще долго будем ощущать  катастрофические последствия этого ига. Е.Ч. «Учитель… позволь пред именем твоим смиренно преклонить колени». Не столь давно все мы пережили, можно сказать, явление нового министра образования народу Ольги Юрьевны Васильевой. Явление сопровождалось  воплями либерал-образованцев из Ливановской  компании после того, как Васильева озвучила свое видение российского образования, свою предстоящую миссию в нем. Ключевая фраза, стержень  этой миссии:  «Учитель, врач, священник – это не специальность. Это служение». Ю.С. Ее дополняют долгожданные намерения нового министра реанимировать лучшее из  Советской образовательной системы. Чего стоит убеждение: «Без  трудолюбия… без навыков трудиться ежечасно, ежесекундно… мы не сможем жить.» И, в соответствии с этим, внедрение в школы  фундаментальной программы полномасштабного трудового воспитания. Ольга Юрьевна программирует поистине революционный по нынешним временам постулат: прекратить воспитывать потребителя и оздоровить ЕГЭ. Ведь  каждый год  переживают стресс многие тысячи выпускников, не сдавших экзамен. Ныне им дано право: сдать русский язык, математику и получить диплом о среднем образовании. Будет запущен процесс пересмотра варварски сотворенного, зачастую бездумного объединения ВУЗов. Не менее революционный сдвиг: введение «Золотого канона» — ОБЯЗАТЕЛЬНЫЙ для изучения список школьной литературы. Это должно сформировать у детей, по словам министра, «Целостное воспитание русской литературой, а значит – русской культурой».

Проблематика бескультурья, безграмотности поистине вопиет в наши дни. Кто ныне поступает в ВУЗы? Не столь давно  мы принимали вступительные экзамены в  нашу «Щепку». Спрашиваю у абитуриента: что  читал в последнее время? Отвечает: Достоевского. Что именно у Достоевского?  Юноша долго  растерянно мнется, морщит лоб, наконец, отвечает: «Рассказ. Что-то про деревню». «О чем рассказ? Как называется деревня?». В ответ – полный ступор. Чувствую: кипят клиповые, айфонные мозги у бедолаги от перенапряжения. Подсказываю: «Село Степанчиково?». «Да!!!» Радость безмерная на  лице великомученика: наконец добрались до истины. Е.Ч. Юрий Мефодьевич, вы сыграли  в 60 фильмах, 52 спектаклях своего театра, среди них вдумчивые, задушевные роли  в кино «Бессонная ночь», «Даурия». И, как апогей, вашей  актерской киносудьбы — капитан Кольцов в «Адьютанте его превосходительства». Поистине  неодолимым магнитом он притянул к себе восторженное почитание и любовь миллионов зрителей. Почти месяц вся страна  ломилась вечерами  к экранам телевизоров, чтобы насладиться образом великолепного чекиста, озаренного Красной идеей, но наделенного  неповторимым дворянским шармом и  государственным разумом. Вам противостоят созданные мастерской режиссерской рукой противники  из стана Белой гвардии. К чести режиссера  Евгения Ташкова,  эти личности не примитизированы,  он отверг  карикатурную  трактовку. На Российской необъятной арене  не на жизнь, а на смерть схлестнулись две великие, трагические правды, у каждой стороны она своя. И эта правда по-прежнему, вот уже столетие, бурлит, либо угрюмо тлеет в  наших соотечественниках, разъединяя их: здесь и в зарубежной эмиграции. Просматриваю исторические исследования  функционеров ЦК КПРФ, читаю «Правду», статьи  маститого, профессионального критика в прессе – старого коммуниста. В их позициях непримиримо бурлит непререкаемый большевизм. Все дурное: крепостное право, самодуры  и хапуги городничие, нищета крестьян – все порождение сатрапов Романовых. Если Столыпин, то при нем непременно «столыпинские галстуки и вагоны», а также разгром крестьянской общины, если Романовы, то обязательно их порождение — «кровавый Николашка». В своих зарубежных поездках я  нередко слышал от наших соотечественников иные, не менее закостеневшие обвинения Советам: «красный террор», «грядущий хам» и прочее – из «Окаянных дней»  Бунина. Плюс — обвинение в  репрессиях 36-38 года. В нашем государстве мало найдется семей, которых не зацепил размах «сталинских чисток»  в эти годы. Вашей семьи  они коснулись?

Ю.С. Напрямую. 30 декабря 1938 года был арестован мой дед – без права переписки. Зачастую это означало расстрел, но он был закамуфлирован этим  ярлыком – «Без права переписки» и подвешивал семью «врага народа» в мучительной неизвестности на долгие годы. После ареста мы годы жили в каком-то подвале, помню три сырых, скользких ступени вниз. В 1955 году  в наш подвал впорхнул  какой-то  важный, правительственный документ. Бабушка прочла, и у нее подкосились ноги. Нам сообщали, что дед реабилитирован. Я не испытываю  восторга  перед Сталиным, хотя и  не присоединяюсь к тем, кто охаивает его с пеной у рта. Просто надо понять: каждому времени, ломящемуся к своей цели, соответствуют средства  ее достижения. В конечном счете, Советская власть дала мне и тысячам моих коллег по искусству то, что я теперь имею: любимую профессию, признание и возможность служения  музам. Е.Ч. Самое время задаться сакральными вопросами:  из какого источника, у кого учились военному делу советские маршалы Жуков, Буденный, Тимошенко? Кто обогатил изначальным научным багажом Нобелевского лауреата, советского ученого Ивана Павлова, теоретика  и пророка  советской космонавтики Циолковского?  Где получили блистательную школу балерина Павлова, хореограф Петипа, бас Шаляпин, писатель Горький,  создатель  Третьяковской галереи Третьяков, композиторы, пианисты Кабалевский, Глиэр? С чего бы это товарищ Ленин  «слямзил» идею ГОЭЛРО у Его превосходительства Столыпина? Какова ваша позиция в этой, почти столетней Химере противостояния «белого и красного», разбросавшей нас по разные стороны баррикады. Вы чей, Юрий Мефодьевич? Ю.С. Вы поставили меня в сложное положение. Думаю, что мыслящие личности по обе стороны обветшавшей за годы баррикады, за исключением ортодоксов, давно и мучительно жалеют и скорбят о случившемся противостоянии и, вследствие этого — оскудении  русского генофонда. Нас втравили в революцию и Гражданскую войну для того, чтобы  мы иссякли силой и разумом, ведь в схватках погибали лучшие. Белые и красные того времени были совсем иные. И  в том и в другом лагере хватало как праведников, так и  негодяев. Всю свою сознательную жизнь я служу театру, исповедую красоту и гармонию. И потому преклоняюсь перед великой русской культурой, личностями, которых подарила нам  эпоха Романовых: Фонвизина, Ломоносова, Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Островского, Чехова, всех Толстых. И чем дальше во времени они отдаляются от нас, тем величественнее становятся. Их  знает весь мир. Поэтому в своих знакомствах и своих контактах с  коллегами по ремеслу  я вполне объяснимо  избегаю  Иванов, не помнящих родства. И  ценю тех, кто сохраняет в памяти имена и творения   этих великанов Духа.

Е.Ч. Слезы зрителей на спектакле. Это как Георгиевский крест, как медаль «За отвагу» в сражении. Идет не прекращающееся сражение за  людские души. Сейчас эта схватка в апогее, воспалена до предела. Поэтому так важна реанимация театров, способных порождать не ржание доморощенного олигофрена на первом, «мажорном» ряду, а  «добывать» сострадание и слезу на своих спектаклях. Ю.С. Особенно, если это слеза ребенка. В давнем случае — еврейского. Помню гастроли в Израиле.  До этого в Москву приехал их менеджер, смотрел практически все театры. Наконец приглашает нас в ресторан ВТО. Делится впечатлениями от  просмотренных спектаклей  и  вгоняет  в шок: «Ваш театр для меня  вне конкуренции. Первыми хочу видеть в Израиле вас. С «Царем Федором Иоанновичем» и Чеховым». Кстати, знаю  многих менеджеров из Европы, которые приезжают к нам, в Москву и на периферию — в губернии, отбирают актеров, спектакли, поставленные в традиционном стиле, без шокирующих выкрутасов, и  прокатывают их по своим городам, относясь к нашей сценографии с предельной бережливостью. Европа  высоко ценит  русскую, традиционную, театральную школу, систему Станиславского, заимствует у нас лучшее, в отличие от нас. Величие русских, всечеловеческих ценностей, которые исповедует наш театр: любовь, сострадание, осуждение порока. Они понятны и близки всем нациям и народам. Но – к израильской слезе ребенка. Мы отыграли Чехова, «Вишневый сад», занавес. Овации вставших зрителей. А на переднем ряду сидит и безутешно плачет мальчишка, родители  пытаются его утешить. Мы завели их на сцену, спрашиваем: что случилось, отчего слезы? И слышим в ответ потрясающее признание от малыша: — Дедушка Фирс умер… жа-а-алко!». Мы смеемся, успокаиваем:  ах ты жалостливая кроха, успокойся, не умер  дедушка, жив. Не верит, плачет. Я зову: Носика из гримерки на сцену, быстро! Приходит Валера Носик, еще в гриме, мы  все ему рассказываем. Он садится на корточки перед мальцом: вот он я, живой и здоровый! Можешь потрогать.  Малыш трогает и успокаивается.  Подобное врезается в память навсегда. Это можно нести  по жизни как  самую высшую награду. Е.Ч. К сожалению, недоступную ныне  многим – если не большинству. Вы отважились взять на себя функции иммунной системы русского театра, сражаясь против бацилл чванливого самодурства  так называемой, «элитарной» режиссуры, ее невежества и бесстыдства. Ныне этими бациллами во многом заражен наш традиционный театральный великан, над коим измываются, дергаются в сладострастии центропупизма, гадят на его ступни  карлики от режиссуры, больные бешенством формы. И всю эту скабрезную вакханалию курирует  СТД. Вам в нем комфортно?

Ю.С. Я не состою в СТД. Вышел из него давно, хотя и  обладатель «Золотой маски». Дали, вероятно, за долголетние заслуги в театре. Я не хочу состоять в организации, где корежат, уродуют классиков. Яшу (слугу из «Вишневого сада») режиссер заставляет «заниматься любовью» на сцене  со служанкой Дуняшей. Но этого нет,  и не могло быть у Чехова! После подобных сцен в то время всю труппу вместе с режиссером городовой отправил бы принудительно  в  сумасшедший дом! Е.Ч. Несколько лет назад я побывал на истерически распиаренной, «мировой премьере» Ростроповича, Слонимского и Стуруа «Видения Иоанна Грозного». Это была сценическая бурда из русофобии, тотальной лжи вне Соловьева, Ключевского, Карамзина, ненависти к одной из  великих фигур нашего русского  социума – Иоанну IV. После рецензии на этот дурно пахнущий пасквиль в газете «Завтра» «Шизофренические видения Ростроповича» на мою электронную почту хлынули отклики. В том числе и претензии молодежи. Их суть: да, спектакль льет помои на нашу историю. Но «куда пойти, чтобы было интересно, чтобы с нами разговаривали на нашем языке?» Ю.С. На кастрированном интернет-языке, вперемешку с матом? Этот язык подходит для тыкания кнопок в компьютерах и айфонах, когда практически отключаются мозги. С какой стати мы должны учитывать  мыслительный уровень этой категории, ориентироваться на нее, идти у нее на поводу? Такой зритель у нас, к счастью, не преобладает. На спектакли  приходит много умной  молодежи,  чудом сохранившей интеллект. И ее нужно оберегать, готовить репертуар, ориентироваться на нее – на будущее России. А  для современных бой-френдов нужно уже, наверное, другое.  Мы трагически  упустили их еще на стадии начальной школы. Внуков украли у нашего поколения. На них  необходимо иное воздействие, из  методы Макаренко, связанной с трудотерапией, которую намерена ввести в программы школ и профессиональных, может специальных,  учебных  заведений новый министр Васильева. Е.Ч. На Руси под игом Золотой орды построил монашескую обитель на берегу реки Кончуры преподобный  святой Сергий Радонежский. Главным стержнем этого творения был Устав монастыря (ныне – Сергиево-Троицкая лавра), который обязывал монашескую братию « жить плодами рук своих в добросердечии и согласии.»  Ваш театр в окружении «чужебесия» тоже своеобразный монастырь  со своим Уставом, где актерские  нравы и эмоции далеко не монашеские.

Но вот уже много лет  вы ведете  по жизни уверенной рукой этот живой, бурлящий страстями   организм, (актеры – это «сукины дети» по Щепкину) ведете  по штормам и передрягам постсоветской России, руководствуясь уложением Сергия Радонежского: жить  в  просветительских трудах, «плодами рук своих». Вы избирались и переизбирались коллективом  многократно, ибо столь же многократно  проводили этот  восьмисотчеловечный ковчег между Сциллой раздора и  Харибдой распада. Разламывались и распадались на антагонистические концепции Таганка, МХАТ, «Современник». А вы  лишь крепли и обретали мировую известность, бережно сохраняя традиционность.  Чего бы вы хотели от власти ныне? Какое участие ее в ваших делах и заботах было бы для вас предпочтительным? Ю.С. Чтобы в наш «монастырь» не совались с чужим Уставом, чтобы наш статус был избавлен от каких-либо повелительных распоряжений и наставлений. Они предельно необходимы ныне для театральных «авангардистов», о которых мы говорили выше. Но  пока на них навешивают, в качестве поощрения, «Золотые маски». Мы не должны, задрав штаны, бежать за авангардом, где сейчас зачастую правят бал глупость, пошлость. Андеграунды приходят и уходят, а традиционный русский театр, где первична жизнь Духа, совестливость  и законы  эстетики, будут жить вечно. Остается надеяться, что судьба позволит дожить до времени, когда на  массовую сцену, на киноэкран вернутся великие творения, которые   способен  порождать славянский генофонд». И, слава Богу, такие времена наступают, по крайней мере, у нас в стране, хоть и не быстро, зато неизменно. А потому, продолжим надеяться на лучшее.