На развилке трех дорог
Как ни крути, а современный мир стоит «на развилке трех дорог» и судорожно выбирает, по какой дороге ему отправиться дальше. И в этой связи автора заинтересовала уже достаточно давнишняя статья Михаила Хазина — «У России есть шанс резко усилить свои позиции в мире». «Михаил Леонидович, в последнее время появляется все больше и больше информации о том, что среди простого населения стран Евросоюза и даже в США растут симпатии к России. Можно ли доверять этой информации, и если она соответствует действительности, с чем это связано? – Связано это с абсолютно объективным процессом, но прежде чем его описывать, необходимо объяснить одну вещь. Я про это уже несколько раз говорил, но не мешает повторить. – Про фантомный образ СССР? — Да, да. О том, что политическая шкала, она, во-первых, двумерная (если это уж очень упрощенно), то есть там есть не одно направление, а два. Условно говоря, север-юг (вверх-низ), и запад-восток (налево-направо). — То есть существуют два политических направления? — Да, политических направлений. Запад-восток, то есть налево-направо, это и есть левое направление и правое направление, они так и в политике называются. В чем между ними разница? Левое направление говорит о том, что задача государств – поддерживать человека. Ресурс для этого можно брать у богатых, или из ресурсов государства. Иными словами, левая часть политического спектра, это перераспределение богатства, или иначе – ограничение права частной собственности. Правое направление, это наоборот, абсолютизация права частной собственности и минимизация права государства и общества на ограничение личных богатств индивидов. То есть минимизация ограничений на право пользоваться частной собственностью и т.д., и т.п. А вот вторая шкала, которая север-юг, это шкала консерватизм-либерализм. Она немножко другая. Либерализм — это свобода личности от общества. Речь идет не о преимущественных правах, а о правах всех остальных. Гражданин имеет право делать все, что он хочет, поэтому ключевой элемент либерализма это слово «свобода», которое отмечает, что каждый человек имеет право сам себе выбирать ценностную базу. А консерватизм, это вполне фиксированная ценностная база. По большому счету для нас, для Европы, привязанная к авраамическим ценностям. В этом смысле для консервативной системы ценностей ключевым элементом является семья, которая воспитывает в ребенке традиционные ценности, а в либерализме семья наоборот является вредительским элементом, потому что она ограничивает свободу ребенка в выборе пола, в выборе ценностной базы и всего остального. Иными словами, либеральный подход говорит, что семья — это вредительство.
Уже появляется информация, что в рамках либеральных ценностей в Европе скоро семью хотят ликвидировать вообще, оставить ее исключительно как имущественный объект, без права воспитывать детей. Если мы посмотрим на ту модель, которая доминировала на Западе, и которую они в рамках концепции распространения демократии пытались вменить всему остальному миру, то эта модель праволиберальная. Иными словами, это полное сочетание свобод индивидуума, как имущественных, так и ценностных. Если исходить из известного анекдота том, что демократия — это власть демократов, то либерализм — это власть финансистов. И, в общем и целом, эта модель была сформирована в рамках усиления роли финансового сектора в мировой экономике. Я уже говорил о том, что доля финансового сектора в перераспределении прибыли (это официальные статистические данные по США), была перед второй мировой войной – 5%, в 47-м году после принятия бреттон-вудских решений она достигла 10%, перед началом кризиса 70-х годов поднялась до 25%, а к кризису 2008 года поднялась до 70%. Иными словами, мировая экономика — это инструмент создания прибыли для финансистов. Понятно, что они защищали и защищают праволиберальную модель. Но после кризиса в 2008 года стало понятно, что эта модель зашла в тупик. Да, разумеется, поскольку финансисты контролируют общественный и научный дискурс, то это публично практически не обсуждается. Однако, тем не менее, процесс имеет место и сегодня это все видят. Но объективно, та экономическая модель, которая лежит под финансовым капитализмом, праволиберальным (и которая состоит в тимулировании экономики через эмиссионную поддержку частного спроса), она закончилась. Как долго будет длиться агония, это вопрос. Кто-то считает, что очередной кризис может начаться уже этой осенью, кто-то считает, что еще на год-два это будет отложено, но спор уже идет о сроках, а не о самом факте. В любом случае, кризис уже привел к тому, что жизненный уровень населения и уверенность в будущем сильно снижаются. И в результате происходит дрейф от праволиберальных моделей в разные стороны. И вот тут очень интересно. Если мы нарисуем эти две оси, то праволиберальная модель это один из квадрантов на этой самой координационной плоскости. У него рядом есть два других квадранта, с которыми он соприкасается. И один квадратик по диагонали, самый дальний.
Вот те, которые рядом, это квадратик правоконсервативный и квадратик леволиберальный. И посмотрим на выборы в США, как наиболее ярком представителе текущих тенденций, поскольку Евросоюз во многом контролируется США, которые навязывают им общественный дискурс, поэтому они отстают. Так вот, если мы посмотрим на США, то мы увидим, что в демократической партии, очень важную роль, и возможно если бы не фальсификация праймериз, то он может быть он и вышел бы в финал, сыграл Сандерс, который левый либерал. А выиграл выборы Трамп, который правый консерватор. Иными словами, общественные интересы стали смещаться из праволиберального сектора либо в одну сторону, либо в другую. Либо в сторону усиления консерватизма, либо в сторону усиления левых идей. Теоретически, если продолжить эти тенденции, то они должно сомкнуться на линии левоконсервативной. И вот тут очень интересная вещь. Дело в том, что сегодня в мире не существует левоконсервативных государств. Вообще. Теоретически, таковым можно признать Китай. Но модель Китая настолько отличается от европейской, что она не воспринимается как образец. Не говоря уже про то, что экономически Китай настолько тесно связан с США, что все понимают, что кризис в США неминуемо вызовет страшный кризис в Китае. — А СССР был левоконсервативен? — Да. Единственная европейская модель, которая была левоконсервативной, это был СССР. Ну и страны народной демократии, Восточной Европы, до 1988 года. Обращаю внимание, что, когда коммунистическая идея появилась, то она была чисто западноевропейской. Ее придумали Компанелла, Мор, ее развивали в рамках католической идеи, этих идей в православии не было, ни в Византии, ни соответственно в России эти идеи не проявлялись, потому что они противоречила православию. Не ценностям православия (в «Красном» проекте те же авраамические ценности), а религии как системе. Но, когда «Красный» проект, наконец, проявился в XIX-м веке, то эта идея была левоэкстремистской. Она предполагала разрушение старой модели. И когда Ленин пришел к власти, то была попытка реализовать эту идею в чисто марксистском виде. Она закончилась катастрофой. Экономической и военной, гражданской войной. Мы войну выиграли. И тогда постепенно произошел переход, от левоэкстремистской модели к левоконсервативной, которую окончательно сформулировал Сталин.
Вообще Россия очень консервативное государство, с точки зрения ценностей, и попытки расшатать эту ценностную базу обычно ведут к катастрофе. Причем чем сильнее роль исламского фактора на территории России, тем более консервативным становится государство. Потому что ислам еще более консервативен, чем православие. СССР был левоконсервативным государством. После СССР больше левоконсервативных моделей на Земле не было. А тенденция направлена именно туда. Мы не знаем, дойдет ли эта тенденция до своего логического завершения. Но поскольку мы понимаем, что маятник обычно раскачивается в противоположную сторону, примерно в то же крайнее положение, из которого он начал свое движение, а праволиберальная тенденция достигла очень резких значений, то по этой причине я склонен считать, что направление в сторону левоконсервативного будет очень сильным. И движение к нему может быть двоякое. Оно может быть через консерватизм. И тогда это будет появление крайне жестких государств, которые будут пытаться через государственное управление сохранять капитализм. Это фашизм. Такой вот крайний национализм в стиле Гитлера, это практический пример крайне правого консерватизма. Или же движение будет в сторону левацкого направления. То есть сначала через государство усиление левых, а потом, когда будет сильное государство, оно постепенно начнет давить либеральные идеи. Это путь СССР. Собственно, советское государство на первых парах было страшно либеральное (с чем нынешние политические либералы не согласятся). И постепенно этот либерализм ликвидировался, потому что идея же была у Маркса об отмирании государства, а отмирание государства — это либерализм. А на практике получилось усиление государства. И это государство по мере усиления, оно ликвидировало либерализм и усилило консерватизм. Пути могут быть два, либо так, либо так. Но направление левый консерватизм. И понятно почему. Потому что в условиях критического падения жизненного уровня, средний класс исчезает, а именно он база для либеральных реформ, а вовсе не беднота, которая требует даже уже не столько зрелищ, сколько просто хлеба (и жилья). А это соответственно «левизна». Так и так, мы из либерализма возвращаемся в консерватизм, и с право в лево. Люди это движение чувствуют, достаточно легко, потому что понимание, чем отличается левое от правого, а либерал от консерватора, оно у любого человека, даже необразованного, образуется достаточно быстро. И они видят, что происходят и четко понимают, что идеал этой тенденции, этого движения — Советский Союз, левоконсервативная конструкция.
Да, СССР нету. Но наследником СССР является Россия. И по этой причине запрос к России: «Ребята, вы можете сегодня восстановить левый консерватизм». Именно поэтому так растет интерес и симпатии к России, потому что она, несмотря ни на что, продолжает эти идеи транслировать, даже вопреки желанию конкретных чиновников, несмотря на то, что политику она проводит совершенно другую, потому что у власти в России находятся правые либералы. Которых, впрочем, 80% населения не поддерживает. Что касается президента России, то он как раз маневрирует между всеми политическими силами. И все его левоконсервативные заигрывания («майские указы», геополитические заявления), они соответственно воспринимаются миром, абсолютно бессознательно, дико позитивно. Путин регулярно транслирует левоконсервативные ценности. Он выступает в мире как консервативный политик. И бьют его, это очень важно, либеральные СМИ, либеральные политики. И в этом смысле у народа на Западе понимание четкое: мы от либерализма должны отказываться, либералы бьют Путина, значит он хороший. Но сознательного движения, понимания и объяснения, что нам нужен левоконсерватизм у Путина нет. Что касается левого движения, то Путин целенаправленно левое направление в политическом спектре не педалирует, он в этом вопросе очень аккуратен. Но он все время критикует западно-экономическую модель — поддерживая при этом ее представителей в правительстве и ЦБ. Отметим, что лично Трамп воспринял Путина, скорее, как праволиберального политика — то есть он видит то, что ему удобно. А в реальности — Путин транслирует практически все идеи полного политического спектра. Нужно понимать, что есть общественное мнение, а есть мнение конкретных лиц, которые понимают, чем они занимаются, которые являются политиками. С точки зрения личного мироощущения Путин, возможно, и является правым консерватором, как Трамп, с его мироощущением. Но в силу того, что он пришел к власти в рамках либерального дискурса, он его продолжает поддерживать внутри страны. А вот вне страны, он от него практически отказался, от либерального дискурса. А вот консервативный дискурс он постоянно поддерживает. В результате его политики воспринимают его как правого консерватора. А вот соответственно люди, от России, не от Путина, а от России, требуют левого консерватизма. — Есть ли исторические примеры до СССР левоконсервативных стран? — Нет. — То есть это был единственный исторический пример? — Да. Были на самом деле попытки сделать левоконсервативные идеи, например, было знаменитое государство в Парагвае, в середине 19-го века, попытка создать левоконсервативное общество, которое было ликвидировано США, Бразилией, в общем, окружающими странами.
В результате в Парагвае было практически ликвидировано мужское население, просто физически, они воевали и были уничтожены, и соответственно территория Парагвая сильно сократилась. Это неудачный пример, а удачных, кроме СССР не было. Вообще левые идеи стали широко развиваться только с конца 18-го века. — Разделение политических направлений на север-юг, запад-восток, оно условно схематично, или оно как-то коррелирует с географией? — Нет, с географией это никак не коррелирует. Две перпендикулярные прямые, и соответственно левое и правое направление. Если наверху, север, это консерватизм, а на юге это либерализм. Тогда нынешний Запад, правый либерализм, — это правый нижний квадрант, Трамп — это левый нижний квадрант, Сандерс — это правый верхний квадрант, а СССР — это левый верхний квадрант. — Тогда вынужден спросить. Все вышесказанное – это все-таки больше анализ, а можно ли сформулировать что-то вроде прогноза? — Прогноз следующий. Если Россия хочет резко усилить свои позиции в мире, резко ослабить санкционный режим и все остальное, и создать свою группу влияния, то есть сделать то, что было у СССР, и чего у России в 90-е и 2000-х по определению быть не могло, она должна четко и внятно транслировать миру левоконсервативный дискурс. — А что для этого нужно сделать внутри? — Что для этого нужно сделать внутри. В России формально есть партия, которая претендует на левоконсервативный дискурс. Это КПРФ. В реальности КПРФ — это не политическая партия, это симулякр, и она идеологией не занимается. Значит, нужно резко усилить в рамках государственной системы консервативный дискурс, который отсутствует полностью, потому что финансирование всех идеологических, экономических и общественных институтов контролируется правительством, оно распределяет деньги, а правительство у нас либеральное. И усилить левое направление политической мысли, углубить левый дискурс. И усилить не просто консервативные, а именно левоконсервативные тенденции, и именно эту логику транслировать на Запад. При этом с Трампом с компанией упирать на консервативную составляющую этого дискурса, а с людьми типа Сандерса и с частью европейских элит, где всегда «леваков» было много, делать упор именно на левую сторону. Тогда можно будет совершить принципиальный прорыв с точки зрения статуса и позиций России в мире. И поддержать ту тягу к России, которая очень усиливается в мире и которую мы пока никак не отрабатываем» (Хазин). По мнению автора, у Хазина появилась очень остроумная идея представить всю совокупность возможных общественно-политических формаций в виде одной плоскости. И на этой плоскости весь современный мир укладывается, в основном, в квадрант правого либерализма (а СССР был единственным государством с левым консерватизмом).
Сама мысль Хазина автору этого сайта понравилась, а вот его принцип деления на отдельные квадранты вызвал сомнения. И все потому, что применяемые Хазиным термины «правый» и «левый», с одной стороны, и «либеральный» и «консервативный», с другой стороны — очень расплывчаты. Кроме того, одной плоскости явно недостаточно для описания всех возможных общественно-политических формаций (даже у самого Хазина встречается термин «левый экстремизм», а что это такое, он не раскрывает). И, наконец, последнее, и самое главное – классы (в определении Маркса) на сегодняшний день уже исчезли, осталось только два противоборствующих класса – власть и народ. И уж эти классы никогда не исчезнут. В связи с чем, автор предлагает немного переработать концепцию Хазина, используя объем, а не плоскость, и рассматривать все возможные формации раздельно — для народа и для власти. Итак, заменим термины «правый» и «левый» на «индивидуальный» и «коллективный», а термины «либеральный» и «консервативный» на термины – «свобода» и «несвобода». Таким образом, у нас тоже получилось четыре квадранта – вверху (слева направо) – коллективная свобода и индивидуальная свобода, внизу – коллективная несвобода и индивидуальная несвобода. И, как очень верно подметил Хазин, СССР был построен, исходя из принципа «коллективной несвободы». И нам туда совсем НЕ НАДО (а миру и подавно). А теперь увеличим количество таких плоскостей и превратим их в объем с помощью еще одной оси: «больше – меньше». Тем самым, мы сможем объяснить, что такое «левый экстремизм». В первые годы Советской власти коллективной несвободы было гораздо больше (вот Вам и «левый экстремизм»), а затем, по мере укрепления государства, эта несвобода стала ослабевать. А теперь попробуем определить, чего хочет русский народ для себя и для своей власти. Ответ очевиден: коллективной свободы — для себя и индивидуальной несвободы – для власти. А чего хочет власть? Индивидуальной свободы – для себя и коллективной несвободы — для народа. Первое желание определяет народную идеологию, а второе – государственную. Однако государство не может быть успешным, если народная и государственная идеологии в нем – ПРОТИВОПОЛОЖНЫ. Как же нам согласовать эти идеологии? Самый простой способ – дать каждому то, чего он хочет. Власти – индивидуальную свободу, народу – коллективную свободу. Однако свобода одной части общества всегда ограничивает свободу другой его части. А потому, любой народ на Земле существует в жестких рамках — от полной коллективной свободы до полной коллективной несвободы, так же, как и власть – от полной индивидуальной свободы до полной индивидуальной несвободы. Увы и ах, но власть в этом противоборстве берет верх над народом, и индивидуальной свободы во власти всегда больше, чем коллективной свободы у народа.
Таким образом, идеальное государство – это такое государство, в котором найден оптимальный баланс между коллективной и индивидуальной свободой, как внутри власти, так и внутри народа. Причем, и власть, и народ всегда будут стремиться к увеличению своей свободы. И это стремление необходимо поддерживать, но только не за счет другого класса. А что мы видим в современной России? Практически полную индивидуальную свободу во власти и такую же коллективную несвободу у народа. Другими словами, русский народ как жил в Советские времена, так и продолжает там жить сегодня. А власть с каждым прожитым годом увеличивает для себя степень своей индивидуальной свободы (и надо отметить, что в Сталинские времена такого никогда не было). И данное положение дел может привести только к одному – к «революции снизу»! И если нынешняя власть в России не понимает этого, она сама себя обрекает на физическое уничтожение. Хазин же не разделяет общество на власть и народ, вот у него и получается, что страны современного мира стремятся к коллективной несвободе. И, по большому счету, он прав, если уточнить, что стремятся к коллективной несвободе не сами страны, а их власти. А сами народы мира стремятся к коллективной свободе. Любая власть – это часть общества, и, как любит выражаться автор этого сайта, «каков приход, таков и поп». А стало быть, рано или поздно, так или иначе, но народы нашего мира все равно завоюют для себя коллективную свободу, как бы власть не упиралась. И самый спокойный и разумный способ такого перехода (причем, для всех – и для власти, и для народа), если сама власть этим и займется (совершит «революцию сверху»). Единственная власть мира, которая на это готова уже сегодня, это Российская власть (повторю еще раз: «каков приход, таков и поп»). Именно в России и начнется данный переход, и он уже «не за горами» (он должен осуществиться до 2036 года). Почему идеи Маркса о переустройстве общества нашли свое применение в России, в которой не было особых предпосылок к революции, а не на Западе — в той же самой Германии, где численность пролетариата была высока, образование и классовое сознание было гораздо выше российского? Историк А.В. Пыжиков в книге «Грани Русского раскола. Тайная роль старообрядчества» дает такой ответ на этот вопрос: «осуждение паразитизма, как порока общества, ведущего к разрушению основ государственности и коллективизм как отличительная особенность цивилизационного ядра России, а также как основной двигатель общественного развития гражданского общества в России». Надо честно сказать, что эти особенности характерны для любого народа нашего мира, но у русских они развиты намного сильнее, чем где-либо еще.
Если исходить из ленинских слов: «учение Маркса всесильно, потому что верно» («Три источника и три составных части марксизма») и применить учение на практике, как требовал того сам Маркс («Критерий истины есть практика»), то мы должны признать, что учение Маркса потерпело крах. Оно достаточно быстро превратилось в догму, а практика его применения в итоге оказалась нежизнеспособной. Увы, это учение предстало не таким уж всесильным. Особенно, когда советским людям открылся западный капиталистический мир со своими ценностями, правами и свободами. Вот как раз на свободу русский народ и «клюнул». Однако в Россию пришел совсем другой капитализм. И сегодня, спустя полтора века, можно назвать шесть основных положений Маркса, которые на рубеже XIX — XX веков являли собой новые термины и понятия, прогрессивные для своего времени, но сегодня — сильно устаревшие. Об этом хорошо написал Павел Фукс в своей работе «Фиги в марксовом сюртуке» или «Учение Маркса — всесильно?» (источник: https://ss69100.livejournal.com/4808655.html). Во-первых – «Деньги это товар». В своей политэкономии Маркс приводит формулу «Товар-Деньги-Товар». Здесь деньги (Д) рассматривается как промежуточный товар. То есть, некая материальная база, некий товар (Т), который поступает на рынок в виде ракушек, золотых монет или бумажных носителей, отражающих количество этого товара. Но сегодня деньги – это, прежде всего, информация о соотношении стоимости одного товара к другому товару, выраженная численно. За цифрами (номинал купюры, монеты) всегда кроется информация о соотношении товаров и устойчивости той или иной экономики в целом. И это соотношение устанавливается не произвольно, а адресно, с уровня управления. При появлении дополнительных мощностей, количества продукции и товаров на душу населения экономика изменяется. И для сбалансирования данного соотношения государство может либо вводить дополнительную денежную массу, либо (при неизменном количестве денег) понижает цены на товары потребления.
«Среди адептов учения либеральной рыночной экономики принято считать: экономики стран социализма рухнули, потому что все расходы в сфере науки, культуры, образования и медицины несло государство. Или: страны третьего мира не развиваются, потому что у них денег нет. И первое и второе выражение — ложно. Но следуют они из неверного понимания природы денег. Заблуждение первого высказывания заключается в том, что ничего бесплатного в СССР не было, а был сложный и точный математический расчет производственных отраслей, при котором и сельское хозяйство, и промышленность, и образование, и социальная сфера, и культура, и медицина и т.д. и т.п. были учтены в системе уравнений межотраслевого баланса, что позволяло обеспечить права трудящихся — труд, жилье, образование, медицину, виды услуг и упростить людям жизнь, избавив их от ненужной рутины ведения семейных гроссбухов отнимающих время и средства. Второе высказывание ложно потому, что в реальности страны не могут развиться не потому, что у них денег нет, а потому что эти страны не обладают финансовым суверенитетом (государство не является эмитентом собственных денежных знаков), а монополист мировых денег через ФРС, МВФ, банки и биржи не позволяет данной стране эмитировать денежные знаки в таких количествах, сколько хватило бы ей для развития и роста экономики» (Фукс). Ну а термины «прибавочная стоимость» и «прибавочный продукт» Фукс и вовсе считает «метрологически несостоятельными (к слову сказать, так же, как и Сталин). Что же касается деления общества на классы (пролетариат и буржуазия), то в этом вопросе Фукс солидарен с автором данного сайта – он признает, что в современных условиях довольно проблематично «выявить тех, кто владеет средствами производства, а кто продает свой труд». Зато два класса всегда остаются неизменными, это — власть (субъект управления) и народ (объект управления).
Теперь, что касается собственности. Этот вопрос у Маркса практически не раскрыт. «В жизненной практике собственность определяется не записью у нотариуса — на кого записан завод, — а целями и интересами того, кто управляет этой собственностью. Так, например, в послесталинском СССР, по оглашению завод принадлежал народу (Глава 2; Конституция СССР 1977 года), а по умолчанию завод и, следовательно, и вся его продукция, ресурсы, прибыль, инфраструктура — принадлежали узкокорпоративной клановой группировке в лице номенклатурных работников. Директор завода назначался или утверждался всегда партийными органами, поскольку КПСС после смерти Сталина стала уже не «ядром общественных организаций», а «руководящей и направляющей силой», что было закреплено в статье 6 Конституции 1977 года. Попросту говоря, — наиболее лояльного партийной группировке и сговорчивого кандидата назначали на должность директора и он, замыкая на себя производственные и социальные процессы, научно-внедренческие циклы, становился частью группировки. При этом такой директор в меру своего понимания руководствовался личными интересами (в основном меркантильного, потребительского характера), а в меру непонимания действовал в интересах партийной группировки, которая понимала больше его, поскольку информированность верхушки всегда была выше ниже стоящих лиц. Это один из главных принципов существования толпо-элитарной системы, когда доступ к информации всегда ограничен. Директор был своего рода зицпредседателем», которого сажали, если он был наивный дурак, тем самым списывая на него преступления вышестоящей группировки, или — продвигали выше, если он оказывался более хваткой сволочью, и мог подчинить других наивных дураков высшего эшелона. Честные и принципиальные руководители, самоотверженно отстаивая честь коммуниста и дело Компартии Советского Союза в их понимании марксистских терминов, карьеры особой не делали, а если достигали постов, то вынуждены были бороться с «ветряными мельницами», сталкиваясь с мощью авторитета партаппаратчиков ЦК, что нередко заканчивалось детективными историями со смертельным исходом. Та же ситуация и сейчас: современные олигархи не являются собственниками — они лишь зицпредседатели, назначенные «кем-то» с более высокого уровня социальной иерархии в качестве вывески. Доверенное лицо клана, которое пользуется роскошью в качестве оплаты за услугу зицпредседателя. И собственность эта полностью, либо частично находится в управлении этих «кого-то». Именно поэтому особо зарвавшихся лиц, типа Ходорковского, Улюкаева, убирают с дороги» (Фукс).
Теперь пару слов о «диктатуре пролетариата» и «абстрактном труде». Понятие о власти в марксистской социальной доктрине сводится к перехвату рычагов управления — должностей, институтов, организаций и структур, банков и т.д. А стало быть, власть должна принадлежать либо буржуазии, либо пролетариату. Ну а на самом деле, власть всегда принадлежала, принадлежит и будет принадлежать самой власти (субъекту управления)! А «диктатура пролетариата» потребовалась только для того, чтобы «затушевать» это обстоятельство. То же самое можно сказать и об «абстрактном труде». Автор согласен с Фуксом и в том, что термин «абстрактный труд» выходит за рамки понимания практической деятельности нормального человека, поскольку результат труда всегда конкретный. «Таким образом, теоретические разработки Маркса на рубеже XIX — XX веков дали хоть и несовершенную, но методологию, с помощью которой люди смогли построить новое государство, создать человека с иным мышлением, победить в Великой Отечественной Войне, послать первого человека в космос и освоить Арктику. Но со временем люди, изучая марксизм, обращаясь к новым знаниям и сопоставляя теорию и практику — выявили несостоятельность некоторых положений теории Маркса. И это дает нам новые возможности для развития и осмысления своей истории, науки и понимание новых задач, стоящих перед русским народом и всем человечеством. Сегодня марксизм может быть востребован в качестве построения иного общества. При условии, что социальная среда будет располагать к тому, чтобы повторно принять марксистскую идеологию в какой-либо версии. Но говорить о том, что марксизм — это безальтернативная идеологическая основа для построения такого общества не приходится» (Фукс). Автор этого сайта всегда был «либеральным леваком» в терминологии Хазина, или выступал за «коллективную свободу» в терминологии самого автора. Автор попросту не мог быть никем другим, так как он является частью русского народа и выражает его идеологию. И сегодня он, наконец-то, понял это. А потому, если раньше он упрекал себя в «активном участии» в либерально-буржуазной контрреволюции в России в девяностые годы прошлого века, то теперь он относится к этому по-философски – все, что обязано случиться, обязательно случается, или «чему быть, того не миновать». В тот период времени русский народ выстраивал менее традиционное общество, и таки выстроил его. Ну а сегодня наш народ выстраивает более традиционное общество, и автор нисколько не сомневается в том, что народ сделает и это. А чтобы построить идеальное общество необходимо найти оптимальный баланс между «свободой – несвободой» и «коллективизмом – индивидуализмом», причем, отдельно во власти и в народе. Автор этого сайта предлагает свой собственный баланс, на его взгляд, оптимальный, но это совсем не означает, что нельзя придумать ничего лучшего. Наверняка можно, надо лишь хорошенько подумать.