Полная победа России
Предлагаю Вашему вниманию довольно интересную статью, написанную заведующим кафедрой китаеведения в Центре стратегических и международных исследований в Вашингтоне, округ Колумбия Джуд Бланшетт — «Логика борьбы с китайским «госкапитализмом». «Три из пяти крупнейших компаний мира — китайские. Джо Байдену придется заняться госкапитализмом Пекина. Одна из наиболее серьезных проблем, с которыми столкнется администрация Байдена, заключается в том, как конкурировать и противостоять все более мощной и разрушительной системе государственного капитализма Китая, которая не только угрожает экономическим и стратегическим интересам США, но и подрывает нормативно-правовую архитектуру, которая поддерживает мировую экономику. Проблема огромная. В списке Fortune Global 500 Китай теперь имеет больше компаний, чем Соединенные Штаты (124 против 121), причем почти 75 процентов из них являются государственными предприятиями (ГП). Три из пяти крупнейших компаний мира — китайские (Sinopec Group, State Grid и China National Petroleum). Крупнейшие государственные предприятия Китая занимают доминирующие позиции на рынке во многих важнейших и стратегических отраслях, от энергетики до судоходства и редкоземельных металлов. Согласно расчетам председателя Фримена, совокупные активы 96 крупнейших государственных предприятий Китая составляют более 63 триллионов долларов, что эквивалентно почти 80 процентам мирового ВВП. Размер и масштаб этих организаций частично зависят от огромного внутреннего рынка Китая, но более важным является тот факт, что госпредприятия, работающие в стратегических секторах (например, банковском деле, инфраструктуре, телекоммуникациях, защищены от внутренней и внешней конкуренции и защищены от любого антимонопольного контроля китайским правительством. В то время как госпредприятия не являются уникальным явлением для Китая, уровень политического контроля там просто беспрецедентный. Как заявил Си Цзиньпин в 2016 году, госпредприятия должны стать «сильнее, лучше и крупнее». В 2017 году Коммунистическая партия Китая (КПК) внесла поправки в Конституцию, чтобы закрепить положение о том, что партия «играет руководящую роль» в принятии решений на предприятиях. В том же году глава Министерства промышленности и информационных технологий Сяо Яцин, в то время глава центрального регулятора государственных предприятий, сказал: «Чтобы в полной мере проявить лидерство партии и ее ключевую политическую роль, государственные предприятия должны придерживаться политического принципа, согласно которому все государственные предприятия должна находиться под руководством партии».
Проблема не ограничивается государственными предприятиями или традиционными секторами, которые занимают «командные высоты» мировой экономики. Опираясь на множество субсидий и промышленную политику, на внутренний рынок, где ограничивается иностранная конкуренция в стратегических секторах, а также благодаря щедрому государственному кредитованию, частные фирмы Китая продвинулись на мировой рынок и теперь соперничают с американскими и европейскими фирмами за лидерство в передовых технологиях, включая робототехнику, искусственный интеллект, биотехнологии и телекоммуникации. В то время, как многие из этих частных компаний действительно инновационные, не имеют возможностей для бизнеса открытых для их государственных «кузенов», и «в идеале» предпочитают работать на рынке, свободном от деспотичного государственного вмешательства, нельзя отрицать, что они часто получают большие выгоды от внутреннего политико-экономического порядка страны, которая вложила значительные средства, чтобы стать крупным международным игроком. Как прямо заявил один высокопоставленный китайский чиновник в интервью в начале этого года: «Независимо от того, государственные или частные предприятия, все они являются китайскими предприятиями». Вместо того, чтобы работать как совокупность отдельных, ориентированных на прибыль фирм (как это имеет место в большинстве развитых западных экономик), КПК создала надежный набор формальных и неформальных механизмов, которые способствуют установлению связи (различной интенсивности) между государственными предприятиями. номинально частными китайскими фирмами. Компании, конкурирующие в нестратегических секторах, могут в значительной степени работать на более или менее рыночных условиях, но для любого сектора или отрасли, которые Пекин считает стратегическими, иностранные компании должны ожидать, что китайское правительство «положит свою руку на весы» в интересах отечественных фирм. Таким образом, когда американские или европейские фирмы конкурируют, скажем, с COSCO Shipping или Huawei, им приходится бороться со всем балансом китайского правительства, а не только с отдельной фирмой. Американские компании долгое время пытались процветать в рамках этой системы, сотрудничая с местными фирмами и опережая своих местных конкурентов, но по мере того, как Пекин ставит перед собой цель — занять значительно более высокое место в цепочке создания добавленной стоимости, пространство для иностранных компаний в Китае сокращается.
Если смотреть за пределы Китая, то, что придает этой государственно-капиталистической системе такую огромную глобальную силу, является синергизм и взаимосвязь между китайскими фирмами, государственными банками и инвесторами, а также китайской партией-государством. Эта коммерчески-стратегическая экосистема, которую я назвал «КПК Inc», обладает непревзойденной способностью предоставлять полный пакет ценностей при заключении зарубежных инвестиционных сделок: она может покупать, строить и финансировать в непревзойденном масштабе и скорости. И все же госкапиталистическая система Китая не лишена серьезных недостатков, некоторые из которых уже известны; некоторые из них только начинают проявляться, поскольку международная инвестиционная среда Китая сталкивается с геополитическими препятствиями; и некоторые из них, включая давно признанные проблемы демографии и производительности; начинают кусаться. Хотя Пекин может использовать свои гигантские многоотраслевые госпредприятия для укрепления доминирующих рыночных позиций в стратегических глобальных отраслях, за это приходится платить, и не в последнюю очередь это давление на более эффективный и производительный частный сектор Китая. Как убедительно утверждает Ник Ларди из Института Петерсона, «Продолжение роста под руководством государства, при котором растущая доля ресурсов направляется на инвестиции в государственные компании с относительно низкой производительностью, а также все более вездесущее присутствие партии способствует замедлению роста Китая». Хотя администрация Си предприняла шаги по повышению эффективности государственных предприятий, неизбежно сохранится критическое противоречие между размером государственного сектора и положительной траекторией роста Китая. Но даже если не учитывать долгосрочную жизнеспособность китайского государственного капитализма, его краткосрочные последствия для Соединенных Штатов также остаются значительными, начиная с присущей им склонности, вызывать волны промышленных и технологических избыточных мощностей, которые подрывают американские фирмы, до решающей роли государственных предприятий и поддерживаемых государством фирм для модернизации китайских вооруженных сил и их зарубежной экспансии.
Ожидание, когда политическая или экономическая система Китая остановится, — неразумная стратегия, учитывая то, что Пекин на протяжении уже кажется четырех десятилетий, бросает вызов законам экономической гравитации. Как же тогда должен ответить Вашингтон? Несмотря на согласованные усилия уходящей администрации Трампа по оказанию значительного экономического давления на Пекин в надежде, что он откажется от своего государственнического подхода к промышленной политике или скорректирует его, администрация Байдена будет противостоять Китаю, более склонному к государственности и более решительному для обеспечения того, чтобы его компании занимали доминирующие позиции в обладании ключевыми технологиями и ресурсами, как дома, так и за рубежом. Согласно прогнозам, в этом году рост составит поразительные 7,9 процента (по прогнозам МВФ), и Китай, который, похоже, противостоял пандемии лучше, чем большинство других крупных стран, также, вероятно, будет вести себя с уверенностью, с которой Соединенные Штаты еще не сталкивались. Это означает, что Соединенные Штаты сначала должны признать пределы своей способности заставить администрацию Си и КПК в целом отказаться от ее нынешнего техно-статистического подхода к промышленному планированию, экономическому развитию и глобальной интеграции. Действительно, можно привести хороший аргумент в пользу этого — многочисленные попытки администрации Трампа отрезать Китай от глобальных цепочек поставок и ограничить инвестиции в ключевые компании только еще больше убедили Си в том, что государственный капитализм — лучший и единственный жизнеспособный путь вперед. Однако китайские фирмы — как частные, так и государственные — не имеют неотъемлемого права на рыночную экономику, если они не желают работать прозрачно и в соответствии с правилами игры. В связи с этим несколько инициатив, начатых администрацией Трампа с целью повышения прозрачности структуры собственности и политических связей китайских фирм, стремящихся инвестировать в США, должны быть продолжены, но доработаны. Одним из ярких примеров является новое законодательство и активизация усилий Комиссии по ценным бумагам и биржам и Совета по надзору за бухгалтерским учетом публичных компаний США (PCAOB) по приведению китайских компаний, зарегистрированных на биржах США, в соответствие с требованиями аудита.
В связи с этим администрация Байдена должна поручить соответствующим ведомствам, составить краткое изложение существующих правовых и регулирующих инструментов, которые можно было бы использовать для лучшей защиты интересов США от искажающих рынок действий государственных или поддерживаемых государством китайских фирм. В Соединенных Штатах уже есть надежный инструментарий для борьбы с поведением, которое искажает рынок и угрожает национальной безопасности, но слишком часто существующие правила, которые могут иметь отношение к проблемным китайским компаниям, просто не соблюдаются, как в случае давно игнорируемого нарушения стандартов аудита. Администрация Байдена должна продолжать наращивать и расширять возможности правительственных агентств и разведывательного сообщества по мониторингу и отслеживанию разрастающейся сети китайских фирм. Это включает в себя как увеличение финансирования для разработки более совершенных инструментов и технологий для сбора информации из открытых источников, так и ресурсы для обучения и найма профильных экспертов для интерпретации и анализа входящих потоков данных. Существует множество доступных материалов из открытых источников, включая проспекты облигаций, годовые отчеты, базы данных о собственности и финансовые данные, отраслевые публикации, а также веб-сайты правительственных компаний, которые могут помочь ответить на ключевые вопросы, в том числе: Как и где китайские фирмы привлекают капитал? Как они поддерживаются и субсидируются государством, и как эти виды поддержки эволюционировали, чтобы ускользнуть от внимания международного сообщества? Как они используют совместные предприятия и другие формы формального партнерства с иностранными фирмами, чтобы получить доступ к технологиям и талантам? Как повышенные требования к прозрачности могут повлиять на их способность привлекать средства, участвовать в слияниях и поглощениях и работать в глобальном масштабе? Что документы о закупках говорят нам о приоритетах китайского правительства в области технологий и внутренней безопасности? Одним из важных направлений работы должно стать создание новых инструментов для отображения структур собственности. Действительно, одним из важнейших факторов, способствующих расширению ГП и частных компаний во всем мире, является их способность маскировать собственность через лабиринтную сеть скрытой собственности и разрастающуюся сеть дочерних компаний.
Это помогает замаскировать их связи с правительством Китая и обойти правила конкуренции, коммерческое и инвестиционное законодательство и санкции. Рассмотрим одну поразительную статистику: «Среднее количество фирм 100 крупнейших [китайских] конгломератов увеличилось с 500 до, более, чем 15 тысяч с 1995 по 2015 год». Это означает 1,5 миллиона компаний, и это только для 100 ведущих бизнес-групп. Также предстоит проделать важную работу по преодолению информационного разрыва между корпоративной Америкой и правительством США. За очевидными исключениями, большинство компаний США не желают добровольно поддерживать экспансионистскую и нелиберальную деятельность Китая, однако отдельные фирмы плохо подготовлены для отслеживания сложных структур собственности, инвестиций и глобальных цепочек поставок, которые могут быть проблематичными. Более надежные и легкодоступные инструменты и информация должны быть доступны для США и компаний из стран-партнеров, чтобы помочь им снизить осведомленность о фирмах, связанных с КПК или Народно-освободительной армией (НОА). Теперь самая сложная часть. Не существует долгосрочной стратегии успешной конкуренции с китайским государственным капитализмом, которая не включала бы значительные инвестиции в собственную внутреннюю инфраструктуру Соединенных Штатов, систему образования, здравоохранения и управления. В отсутствие глубокой и прочной приверженности восстановлению внутренней конкурентоспособности, а также созданию гораздо более инклюзивной экономической системы, Соединенные Штаты могут только топтаться на месте, в то время как Китай продолжает идти в будущее. Разочарование китайской торговой политикой связано с ее непрозрачностью и глубоко меркантилистскими целями, а не с тем фактом, что китайское правительство стремится повысить конкурентоспособность китайских фирм. Хотя некоторые все еще считают это словом из трех букв, Соединенным Штатам следует начать разговор о создании своей собственной ориентированной на рынок промышленной политики. Действительно, как отметили мои коллеги Мэтт Гудман и Дилан Герстел Соединенные Штаты уже добились ряда важных технологических успехов в результате инициатив в области промышленной политики. «После Второй мировой войны Вашингтон использовал военные закупки и крупные бюджеты на исследования и разработки (НИОКР) для ускорения разработки передовых технологий, которые служат основой современной экономики, начиная от Интернета, спутников, GPS, самолетов, вакцин, суперкомпьютеры и компоненты смартфонов и т. д.».
Очевидно, что, учитывая глубокие политические разногласия и давнюю неспособность уделять приоритетное внимание внутреннему «построению нации», задача огромна. Но другого пути нет. Далее, крайне важно, чтобы Соединенные Штаты нашли совпадение и взаимодействие со странами-единомышленниками, которые разделяют опасения по поводу статистических элементов экономического подъема Китая. Односторонний подход к сдерживанию проблемных китайских инвестиций неизбежно недостаточен, учитывая высоко интегрированный характер глобальных технологий, человеческого капитала и финансовых рынков. Хотя недавнее соглашение Европейского союза о продвижении Всеобъемлющего соглашения по инвестициям (CAI) с Китаем может показаться ударом ниже пояса для приходящей администрации, во многих европейских столицах по-прежнему сохраняется серьезная обеспокоенность по поводу рисков для экономики и национальной безопасности, которые представляют собой китайские государственные предприятия и поддерживаемые государством фирмы, отстаивающие национальные интересы. Соединенным Штатам следует начать с поиска способов создания небольших разовых партнерств, там, где они могут быть налажены. Один конкретный пример: создание коалиции единомышленников с рыночной экономикой для обмена разведданными, отслеживающими транзакции, владение и финансирование фирм (госпредприятий или иных), подозреваемых в деятельности по продвижению интересов геостратегических целей КПК и НОАК. Для начала, ядро этой группы должно составить «Пять глаз плюс» с добавлением Европейского Союза и Японии. Конечно, группировка может быть расширена, если кандидаты могут гарантировать, что они способны защитить конфиденциальную информацию. В связи с этим моя коллега Бонни Глейзер также недавно отметила несколько умных шагов, которые Соединенные Штаты могут предпринять для работы с партнерами и союзниками, чтобы ослабить китайское экономическое принуждение, которое часто осуществляется через китайские коммерческие фирмы. Наконец, Соединенные Штаты должны вести глобальный разговор о создании новых наборов правил и институтов, которые могут способствовать и поддерживать трансграничную торговлю, инвестиции и технологии с учетом чрезвычайных изменений, произошедших всего за последние несколько десятилетий. Как утверждают многие, существующий ряд институтов, созданных в двадцатом веке, которые так много сделали для содействия глобальной интеграции, в первую очередь Всемирная торговая организация, не были предназначены для решения проблемы размера и сложности уникальной китайской «социалистической рыночной экономики». Построение экономического порядка для этого столетия — это, конечно, масштабная задача, но, как показывает недавний разрыв связей между Соединенными Штатами и Китаем, в отсутствие эффективных посреднических институтов экономические и финансовые трения могут метастазировать и перерасти в геополитическую напряженность» (Бланшетт).
Как ни крути, а большинство изложенных в статье мыслей абсолютно справедливы. В связи с чем, возникает вопрос – а почему у России, имеющей ничуть не меньше государственных предприятий, чем в Китае, экономические дела обстоят значительно хуже, чем в Китае? Увы, ответ на этот вопрос только один – когда само государство защищает интересы сначала западной экономики, и только потом — своей собственной, тогда принадлежность предприятий государству не играет никакой роли. И изменить эту ситуацию можно только после кардинальной смены власти в государстве. Только в этом случае, становится возможной победа России над Западом. А что это за победа такая? Вот что по этому поводу пишет Альберт Акопян (Урумов) — «Победа России — в упразднении Совета Европы и его ПАСЕ». «Украине, Грузии и десятку других русофобских режимов не удалось оспорить полномочия российской делегации в ПАСЕ. Мы имеем право еще несколько месяцев с гордостью «давать отпор» потокам грязи, льющимся с трибуны этой организации. Победа? Или только шанс на победу? Эффектную и эффективную, если воспользоваться этим шансом в течение ближайшей пары месяцев. Выйти из Совета Европы. Россию могут выкинуть из Парламентской Ассамблеи Совета Европы (ПАСЕ) — лишить права голоса, как это уже было с апреля 2014-го по январь 2020-го. Второго такого унижения не простит никакой народ-долготерпец, и Россия выйдет из Совета Европы. Мы можем выйти сами, но не перед самой следующей сессией, в глазах оппонентов — «испугавшись неизбежных санкций», а на взлете, после хотя бы такой «победы», как сегодня. Результат одинаков в обоих случаях. Но в первом мы выйдем под «смех и улюлюканье», а во втором — под «немую сцену: городничий посередине в виде столба». Последние два года российское руководство не раз стучало кулаком по столу, угрожая понизить статус отношений с Европой в случае продолжения антироссийской политики. И продолжало цепляться даже за такое убогое учреждение, как Совет Европы, только на то и годное, чтобы продемонстрировать свою решимость. Просто ультимативно, на наш взгляд, прозвучали слова Владимира Путина в ходе онлайн-выступления на Давосском форуме — 2021. Критикуя использование торговых барьеров, санкций и других ограничений, президент указал на их возможные последствия: «Подобная игра без правил критически повышает риски одностороннего применения военной силы. Вот, в чем опасность». Почему бы не понять эти слова, например, так: Россия готова отвечать асимметрично. Заблокируете «Северный поток — 2», примем меры на Украине. Возможно, такие меры, что СП-2 после этого и не понадобится. Высший пилотаж: Путин прямо признал, что предлог для применения силы в таком случае может быть даже «надуманным». Однако повторим, чтобы подобные заявления звучали убедительно, следует продемонстрировать свою решимость на чем-то менее существенном, но потенциально громком.
Чтобы у западных деятелей слова о политике «кнута и пряника» в отношении России застревали в глотке. Вполне возможно, что отношения с Западом и улучшатся. Но Совет Европы — последнее, что может этому содействовать. В то время как уничтожение Совета Европы (а именно к этому приведет выход из него России) при первых же признаках улучшения ситуации откроет принципиально иные перспективы в отношениях России и Евросоюза. Поясняем. Совет Европы был создан 5 мая 1949 года, всего через месяц после создания НАТО. Создан, как «европейское политическое крыло» военного блока и с тем же ядром: Британия, Франция, Бенилюкс, Норвегия, Дания, Италия. Т. е. без неевропейских США и Канады, задумавшейся на год Исландии и фашистской Португалии (для членства в НАТО это препятствием не стало, но для политического крыла считалось не комильфо). Зато в учредителях Совета Европы оказались не члены НАТО Швеция и Ирландия. А уже через два года, в апреле 1951 года прозвучал первый звоночек — был подписан договор о создании Европейского объединения угля и стали в составе ФРГ, Франции, Италии и Бенилюкса. В марте 1957 года первый звоночек превратился в похоронный звон по Совету Европы: был создан предтеча Евросоюза — Европейское Экономическое Сообщество (ЕЭС, Общий Рынок), сразу же проявившее политические амбиции. Смысл существования аморфного Совета Европы таял по мере того, как Общий рынок обрастал более эффективными органами управления и в него вступали последние страны Европы к западу от железного занавеса. Те же, кто еще не вступил (скандинавские страны, Швейцария и Австрия), имели всеобъемлющие двусторонние соглашения с ЕЭС. В середине 1980-х уже широко обсуждался (насколько это можно сказать о полузабытой организации) вопрос упразднения Совета Европы, который превратился в бледную копию ЕЭС. Но тут случился коллапс социалистического лагеря, а затем и СССР. В Европе появились десятки новых «свободных наций». У бюрократического аппарата Совета Европы наступил второй день рождения и появился смысл существования. Во-первых, роль «предбанника» для тех, у кого был шанс рано или поздно вступить в ЕЭС (с 1993 года — Евросоюз, ЕС). Во-вторых, роль симулякра для тех, кто в ближайшие десятилетия (на языке политологов: «не за горизонтом прогнозирования») в Евросоюз приглашен не будет, но очень любит потреблять любой эрзац, лишь бы тот назывался «европейским». Да-да, вставшая с колен Россия все еще среди таких. Между тем, через треть века та самая страшная угроза 1980-х снова нависла над Советом Европы. Почти весь бывший европейский соцлагерь и три «близкие по духу» прибалтийские страны вступили в ЕС. Кто остался?
Формально, цифры, на которые по поводу и без повода упирают в аппарате Совета Европы, выглядят успокаивающе. В Евросоюзе состоят 27 членов, а в Совете Европы целых 47! Дьявол в деталях. Во-первых, к 27 следует прибавить четыре государства Старой Европы, которые не являются членами Евросоюза потому, что не хотят ими являться. Это Норвегия, Исландия, Швейцария и Британия: участие в Европейской ассоциации свободной торговли (ЕАСТ) и двусторонние соглашения с Евросоюзом их вполне устраивают. Членство в Совете Европы им в плане «коммуникаций и сотрудничества с Европой» ничего (от слова «абсолютно») дополнительно не дает. Итого, добавляем к 27 четыре, счет — 31:47. То же относится к четырем микрогосударствам: Андорра, Лихтенштейн, Монако, Сан-Марино. Представьте, они тоже не члены Евросоюза и, кажется, даже не подозревают об этом. Счет становится — 35:47. Еще пять государств имеют статус кандидата в члены Евросоюза и уже сотрудничают с ним по отдельной программе. Это Северная Македония, Албания, Черногория, Сербия и «вечный кандидат» Турция. Босния и Герцеговина пока не имеет и этого статуса, но как государство «Западных Балкан» (бывшей Югославии), которым членство в ЕС твердо обещано, статус наблюдателя, конечно, получит. Если не распадется. А на сегодня счет почти сравнялся — 41:47. Почти девять десятых членов Совета Европы — это члены Евросоюза, действительно ассоциированные с ним государства и официальные кандидаты на вступление. «Шесть обделенных», которым официально ничего не обещано (но признается их право надеяться на что-то когда-то «в случае успеха реформ»), это Украина, Молдавия, Грузия, Армения и совсем уж условно — Азербайджан и Россия. (Белоруссия, как и Ватикан, не является членом Совета Европы). «Успех реформ» в Молдавии не увеличит число членов ЕС, а уменьшит число членов СЕ: путь в Европу для нее — через аннексию Румынией. В октябре прошлого года правительство Грузии заявило, что в 2024 году уже точно подаст «заявку на полноправное членство в Евросоюзе». Ага, без «кандидатской стадии», поскольку все реформы, которые Евросоюз когда-либо требовал от Грузии, «успешно проведены». Заявление высмеяло даже «Единое национальное движение» (ЕНД), которое «вело Грузию в Европу» в 2003-2012 годах, а привело к краху. Периодически о чем-то подобном заявляют и в Киеве, но вроде бы и здесь всего-то на восьмом году начали понимать, что «евроассоциация» — это даже не обещание жениться. Тот же уровень ассоциации с ЕС имеют, например, Чили и Египет, но новостные агрегаторы не пестрят сообщениями о начале переговоров об их вступлении в Евросоюз.
В Ереване за слова «место Армении в Европе» уже начинают «морды бить». Баку вполне успешно освоил турецкую манеру общения с Советом Европы: «Не лезьте к нам с нравоучениями, а то можем и подальше послать». Но что делает Россия среди этих добрых людей? Тем более что главная ее роль в Совете Европы и его важнейшем органе — ПАСЕ — это роль мальчика для битья? Наши делегаты в ПАСЕ с удовольствием рассказывают о том, как «пытаются донести до европейских коллег точку зрения России по …». Пытаются. Но хоть раз донесли? 25 января президент РФ поручил Государственной Думе подготовить законопроект, устанавливающий ответственность за отождествление роли СССР с ролью Германии в развязывании Второй мировой войны. Ну и как наши делегаты в ПАСЕ поступят, когда какая-нибудь сволочь снова заявит о том, что СССР и Германия разорвали демократическую Европу? Молча выйдут из зала? Пригрозят преступнику уголовной ответственностью? Вступят с ним в дискуссию и попытаются что-то до него донести? Доносить до них факты и цифры, свидетельствующие о роли их стран в вооружении Германии и в развязывании войны, бесполезно. Не слышат. Нас начнут слушать, когда мы заявим, что «Третьим рейхом» была почти вся Европа, а сегодня здесь возрождается «Четвертый рейх», готовящий и уже осуществляющий новую агрессию против России. Если наши делегаты в ПАСЕ не смогут внедрить эту повестку, нам нечего делать с этой Европой в стенах одной организации. Русофобия должна хоть чего-то стоить ее носителям. Как мог уже догадаться читатель, речь идет не о «наказании» Совета Европы на несколько десятков миллионов евро в год. Выход России из Совета Европы должен привести к его ликвидации. Резолюции организации, членом которой Россия не является, будут для нее значить не больше, чем резолюции Организации Восточно-карибских государств или Западноафриканского союза. Донести до бывших коллег вот это, имея достаточно развитое чувство юмора, точно удастся. Совет Европы может продержаться еще несколько лет на критике Украины, ей роль мальчика для битья только в радость. Но долго содержать эту громоздкую организацию ради наставления на путь истинный Украины и какого-то Южного Кавказа европейский налогоплательщик не станет. Впрочем, имеет право: не нам считать деньги в его карманах. Здесь важно донести еще кое-что: Россия никогда не вернется в эту организацию. Это «никогда» обеспечивается просто: полным раскрытием карт — разъяснением и европейцам, и в первую очередь собственным гражданам целей такого шага: когда и если Европа будет заинтересована в сближении с Россией, это будет не сборище полусотни делегаций, а двусторонний орган «Евросоюз — Россия».
Только Евросоюз и Россия полностью на паритетной основе. Если это будет оформлено на уровне закона, станет частью внешнеполитической доктрины РФ и будет известно и понятно даже школьнику, никто уже не сможет смалодушничать и, поджав хвост, вернуться в Совет Европы. Не Комитет министров Совета Европы, а Комитет министров Евросоюза и России, не Парламентская ассамблея Совета Европы, а Парламентская ассамблея Евросоюза и России, т. е. в составе только депутатов Европарламента и депутатов Государственной Думы, не Европейский суд по правам человека, а Суд по правам человека Евросоюза и России. Только такая организация имеет шанс не превратиться в «говорильню», а пусть малыми шагами, но будет сближать Евросоюз и Россию. А до тех пор для того, чтобы «доносить до европейских коллег точку зрения России по…», нашим депутатам будет достаточно Организации по безопасности в Европе (ОБСЕ), куда более дешевой и, что интересно, более эффективной» (Урумов). Понятное дело, что это совсем не означает окончательной победы России, но является явным шагом к ее достижению. Полную же победу России можно выразить всего несколькими словами. Это время, когда все страны мира будут брать пример именно с России. А не как сейчас, когда Россия берет пример с Запада. Вам может показаться странным, но это время уже приближается, ведь Запад в сознании многих стран мира уже утратил тот привлекательный образ, который он представлял собой всего пяток — десяток лет тому назад. Утратил он свой прежний «блеск» даже внутри нынешней властной элиты России, которая представлена сегодня, в основном, прозападными политиками. А теперь давайте разберемся, что такое «прозападные политики»? По мнению автора, слово «политик» — это ругательное слово, причем, намного хуже матерного. Примерный перевод слова «политик» (от πόλις — «город, государство») на чистый русский язык означает «государственный или нечестивый человек», то есть, «человек без чести и совести». Сам по себе этот термин был введен в IV веке до н. э. Аристотелем, который предлагал для него следующее определение: «политика — искусство управления государством (полисом)». А ведь древняя Греция – это рабовладельческое государство, подумайте над этим. Так что, трактовка этого слова Википедией не совсем верна: «Политик, политический деятель — лицо, профессионально занимающееся политической деятельностью. Политическая деятельность может осуществляться в органах исполнительной (президент, премьер-министр, член кабинета министров) и законодательной власти (депутаты парламентов различных уровней, городских советов и др.). Политики могут также выступать в качестве функционеров политических партий».
Ну а прилагательное «ПРОЗАПАДНЫЙ» обозначает, что существительное, к которому относится данное прилагательное, «является сторонником Запада, ориентируется на Запад, связан с поддержкой Западных интересов» (Энциклопедический словарь. 2009). Кстати, в том же самом словаре синонимом «прозападному» считается «либеральный». Правда, там не указаны антонимы к этому слову, но мы и сами справимся с этим делом. По мнению автора, антоним слова «прозападный» является слово «пророссийский». Другими словами, Россия и Запад составляют друг с другом пару противоположностей. А противоположности, как всем известно, находятся в постоянной борьбе друг с другом. Однако диалектические противоположности никак не могут победить друг друга, ведь они еще и едины. А Россия и Запад – это не философские термины, а вполне осязаемые и видимые сущности. А стало быть, итогом этой борьбы должна стать победа одной из сторон. И если отношение к Западу в мире последнее время только портится, то к России – наоборот, улучшается. А что это означает? Только одно — «полную победу», в конце концов, именно России, что значит, «рано или поздно, так или иначе». Именно об этом неизбежном итоге автор и рассказывает на страницах своего сайта. А потому, все бывшие республики СССР, которые сегодня выступают на стороне Запада (вроде Украины или прибалтийских государств), окажутся в итоге проигравшими, хочется им того или нет. И полная победа России должна случиться до 2036 года, в противном случае, проиграет все современное человечество, ведь на стороне народа России выступает само Мироздание. Кстати, на противоположной стороне выступает не только Запад, но и нынешняя власть России, которая заслуживает только ругательного слова — «политики». А стало быть, и ей «мало не покажется». Как говорится, «будет праздник и на нашей улице». Ну и каков этот праздник? На ум приходит только одно — «государственный коммунизм», и ничего больше. Только этим обстоятельством и можно объяснить, почему Мироздание поддерживает русский народ? Ведь коммунизм – это, прежде всего, «сытое общество». А сытое общество всегда придерживается принципа «простого воспроизводства», а именно этого от современного человечества и добивается Мироздание.