Заблуждения современного человечества
Предлагаю Вашему вниманию очень глубокую статью Виктора Корчагина, под названием «Аннигиляция» (источник: https://stalingrad.site/articles/antitsivilizatsiya/). «Освобождая» человека от ответственности перед ближними, он оставлял его один на один с необходимостью выживать и продавать свою рабочую силу собственнику средств производства. Если вы хотите узнать, что же в конечном итоге погубит человеческое общество и, весьма вероятно, жизнь на планете Земля, то я отвечу — либеральный индивидуализм и порожденные им атомизация, приоритет прав индивида над интересами коллектива и всевозможные отклонения в поведении людей. На подобные печальные мысли меня натолкнуло простое наблюдение и анализ за всем, что происходит в современном обществе. Неожиданно для многих мы столкнулись с тем, что такие понятия, как «норма», «мораль» и даже «общество» как таковое не просто ставятся под сомнение, но и открыто, зачастую агрессивно, отрицаются группой людей, преимущественно относящих себя к либеральному лагерю. Иногда схожие взгляды высказывают выходцы и из так называемой лево-либеральной среды. Начиная атаку на общественные устои, эти люди подняли на щит вещь, казалось бы, совершенно бесспорную — права человека. И действительно, крайне сложно спорить с тем, что каждый человек наделен определенными правами от рождения, что все мы заслуживаем быть сытыми, здоровыми, любимыми и счастливыми, никому из нас не хочется подвергаться насилию и притеснениям — все это очевидно. Однако, как это часто бывает, декларируемые лозунги совершенно не совпадают с практикой и приводят к диким, невероятным с точки зрения здравого смысла, результатам. Начав разговор о правах человека в общем, с борьбы против реального угнетения и неравноправия (хотя, откровенно говоря, уже первые либералы говорили скорее о правах «человека буржуазного», противопоставляя себя тем самым «человеку феодальному», но об этом ниже), в дальнейшем люди, которых сегодня принято называть аббревиатурой СЖВ (Social Justice Warriors, CJW) принялись с энтузиазмом дробить единое общество на тысячи мелких групп с противоположными и часто враждебными интересами. И ладно бы речь шла только о разных группах: нет, все пошло куда дальше — до разделения единого коллектива, единого человечества на сонм индивидов, идущих по жизни, руководствуясь исключительно своими «хотелками» и капризами. Все соверешнно безумные выверты современных феминисток, ЛГБТ — активистов, пара сотен «гендеров», политкорректность и привычка оскорбляться и подвергать цензуре все подряд имеют один корень: атомизированного индивида, прихоти которого вдруг стали цениться и ставиться выше приоритета общественного блага.
Права человека как индивида, оторванного от всех остальных, приводят к совершенно диким последствиям, когда само существование нас как вида ставится под сомнение. Подумайте сами: если «патриархальная семья», гетеросексуальный брак, принцип взаимопомощи и мораль как таковая больше не являются нормой, если каждый теперь может жить, руководствуясь только собственными интересами и плюя на ближнего, о каких научных прорывах, о каком развитии человека, о каком светлом будущем мы вообще можем говорить? Более того, сам образ какого-либо будущего объявлен утопией, заменен принципом «живи здесь и сейчас», получай удовольствие и не задумывайся, чем твой гедонизм грозит будущим поколениям. Не отсюда ли, кстати, берут истоки идеи наподобие чайлдфри, призывающие отказаться от рождения детей? Если хорошо вдуматься и вглядеться в парад торжествующих индивидов, живущих рядом друг с другом, но разделенных невидимыми стенами, то становится по-настоящему страшно. Страх этот не физический, а, если хотите, экзистенциальный, он заставляет задуматься, а не теряем ли мы прямо сейчас человеческий облик, тот набор необходимых качеств, который и делает всех нас людьми, который позволял человеческому роду выживать и развиваться в течение тысяч лет? Долгое время эти мысли не могли сложиться у меня в более-менее стройную картину, пока я не столкнулся с действительно фундаментальным трудом Сергей Георгиевича Кара-Мурзы «Советская цивилизация». Во-первых, настоятельно рекомендую всем потратить часть своего времени и ознакомиться с этой книгой: помимо той узкой темы, что я затрагиваю в статье, там есть еще много интересного. Во-вторых, прочитав раздел книги о двух типах цивилизаций — традиционной («общество-семья») и современной, капиталистической («гражданское общество») я наконец смог ответить для себя на вопрос: отчего привычное нам, нормальное общество, все быстрее превращается в отвратительный паноптикум. Начать стоит с того, что сам по себе термин «индивидуум» отличен от понятия «личность». Индивидуумами (от греческого «неделимый»), то есть совершенно обособленными ото всех общественных связей единицами, человек стал именно после Реформации, с развитием промышленного капитализма. До этого времени, как пишет Кара-Мурза, все мы, так или иначе, но были представителями традиционного общества, общества-семьи, всемирной общины. Да, семья была небогатой, а «отец» — монарх зачастую строгим и, бывало, несправедливым, но люди не воспринимали себя отделенными от ближнего. Собственно, от взаимопомощи и совместного ведения хозяйства зависело выживание человека — по-другому жить мы не могли.
Немалую роль в осознании человечеством себя как единого коллектива играла религия, а если точнее, концепция коллективного спасения души, от которой отошли как раз в эпоху Реформации. Протестантизм — а в особенности, одно из самых радикальных его проявлений, кальвинизм, — стали выражением «духа» нарождающегося капитализма, расколов общество не только по имущественному признаку, но и изначально вычеркнув из списка «избранных», которые смогут спастись во время Страшного суда, большую часть человечества. Если кто-то не знает, то признаком избранности у кальвинистов было богатство: если человек беден, значит, он не достоин царствия божьего и обречен, гореть в геенне. Вероятно, именно тут находится источник невообразимой для нас жестокости и цинизма олигархии: оставаясь верными (пусть даже подсознательно) своим идеологическим корням, эти люди на полном серьезе считают окружающее их большинство трудящихся отверженными и даже не вполне людьми. Раскол общества на миллионы индивидов был выгоден молодому капитализму: «освобождая» человека от ответственности перед ближними, он оставлял его один с необходимостью выживать и продавать свою рабочую силу собственнику средств производства — превращал в пролетария. А еще, согласно исследованиям Эриха Фромма и Макса Вебера, порождал в атомизированном, оставшемся в одиночку перед лицом необъятной и зачастую враждебной Вселенной, человеке массу иррациональных страхов и стремлений, которые элиты со временем научились использовать в своих интересах, в том числе и для манипуляции массами индивидов. В крестьянской общине, долгое время бывшей основой организации человеческого общества, как пишет Кара-Мурза, был силен характерный для традиционного общества здравый смысл, сформировавшийся за века ведения хозяйства и борьбы с силами природы. Здравый смысл, нормы поведения, имевшие под собой пусть мифологизированную, но на самом деле вполне практическую основу, передавались с помощью сказок, преданий, пословиц и поговорок и нацелены были на одно — выживание, сохранение и развитие общества. Каждый человек чувствовал и реально был ответствен за процветание своей семьи, рода, деревни, города, государства и человечества в целом. Разрушение общины, которое частично было процессом естественным, лишило человека опоры и здравого смысла, превратило в объект манипуляций со стороны элит.
В какой-то момент мировая олигархия пришла к выводу, что укутать атомизированного человека «мягким одеялом» из его прав, убедить каждого в его исключительности и противопоставить «тоталитарному» обществу — это гораздо эффективнее с точки зрения контроля, чем колотить охамевших пролетариев полицейской дубинкой. И началось: общество потребления, борьба за права всевозможных, искусственно созданных меньшинств, речь о том, что мнение каждого человека — каким бы абсурдным оно ни было, — имеет права на жизнь и должно быть защищено. То, что веками казалось незыблемым, стало расшатываться под ударами индивидов, отстаивающих свою самость, норма перестала быть таковой, пороки и добродетели поменялись местами. Люди потеряли тот самый, упомянутый Сергеем Кара-Мурзой, здравый смысл, и перестали понимать, что удовлетворить мелочные капризы каждого инфантильного индивида на планете Земля попросту невозможно. Нельзя создать «стерильный» язык под диктовку политкорректных профессоров, который бы никого не оскорблял. Можно сколько угодно вбрасывать новые термины типа «слатшейминг» или «гендер», но для вменяемого человека гулящая баба так и останется шлюхой, а мужчина и женщина останутся мужчиной и женщиной. И здоровое, заботящееся о своем сохранении, воспроизведении и развитии, общество станет относиться к этим явлениям соответственно. Нельзя создать стерильное, совершенно бесконфликтное общество: чем больше разные группы индивидов борются за свои высосанные из пальца «права», тем больше нарушаются права фундаментальные: на жизнь, на труд, на крышу над головой, на здравоохранение и образование. Кстати, о правах. Для либерального индивида на первом месте стоят его юридические, закрепленные в своде законов, права. Из них главное и священное — право частной собственности. Все, что не оформлено в виде статей и параграфов, выносится за рамки и запретом не считается. Отсюда и происходит пренебрежение такими, важными для традиционного общества, для людей, мыслящих категориями коллектива, понятиями как «мораль», «нравственность», «долг», «Родина». Почему нельзя изменять жене или мужу направо и налево — ну-ка, назовите мне соответствующую статью в УК. Отчего бы не разрешить педофилию — нужно только предварительно оформить все юридически. Долг у либерального индивида только перед банками, но никак не перед нищим соотечественником, умирающим от голода в моногороде. Забавная, кстати, вещь: вы замечали, что коллекторы, когда звонят должникам, иногда спрашивают: «Вам не стыдно не отдавать долг». Стыд — понятие не юридическое, это просто интересный вывих сознания у российских сотрудников банковской сферы: многие были воспитаны своими бабушками и дедушками еще в более-менее советской, коллективисткой, парадигме, где «совесть» и «стыд» были понятиями вполне себе реальными, а не отвлеченными, они реально влияли на поведение людей.
Современный банкир, стыдящий должника — это вещь абсурдная, но этого никто не замечает. Не должно никого удивлять и пренебрежение к интересам своей страны. Для индивида его «я» — это центр, вокруг которого вращается все вокруг, никакого «мы» для него быть не может. Отсюда и массовая миграция, поиск лучшего места для жизни вместо борьбы за позитивные изменения в своей стране. Ведь главное для индивида — его личное благополучие, и если оно входит в конфликт с жизнью большинства народа, то тем хуже для народа. Время спешить на самолет, уносящий в теплые и более богатые страны. Выше я уже упомянул про подверженность индивида страхам и манипуляции. Крайне подробно об этом написано у того же Фромма, популярно и доходчиво говорит о том же Кара-Мурза. Индивид, добровольно оторвавшийся от общества, и добровольно же увеличивающий этот разрыв, одновременно боится одиночества, он боится потери работы и средств для существования, ему не на кого надеяться, ведь даже его семья состоит из индивидов, которые в первую очередь думают и заботятся только о себе. Индивид боится потери престижа, положения в обществе, боится своего начальника и случайного прохожего на улице, он боится государства, которое, перестав быть «тоталитарным» и «патерналистским», устранилось из жизни общества, напоминая о себе только с помощью карательных мер. И, пожалуй, главное, что важно для нас: индивид не умеет объединяться с ближними для решения каких-то серьезных задач. Индивид, не умеющий подчинять личные интересы коллективным, способен только сбиваться в толпу, стаю, чаще всего движимый примитивными эмоциями, страхом или ненавистью. Неудивительно, что фашизм возник именно в странах Запада: это была именно реакция толпы злобных и испуганных индивидов на экономический кризис. В СССР, обществе жестком, но при этом во многом традиционном, «семейного типа», ответом на кризис стал социализм — явление совершенно другого порядка, чем фашизм, так как формировалось общество на совсем иных основах. Сегодняшняя истерия с коронавирусом — еще одно доказательство тупиковости и гибельности индивидуалистического страха и подхода в целом. Изначальный посыл коронабесов был однозначным: подчинись, или ты умрешь. Ты, такой замечательный, единственный в своем роде, погибнешь, а потому спасайся. Столкнувшись с ответным — во многом инстинктивным ответом «низов», вспомнивших о взаимопомощи перед лицом опасности, — элиты слегка сменили риторику, переключившись на разговоры о необходимости заботы о ближнем, но это лишь реакция на раздражение общества.
Резюмируя, скажу, что радоваться пока нечему. Последние тенденции, вроде победы демократов в США, говорят о том, что тренд на дальнейшее дробление общества и уничтожение коллективистских начал будет продолжен. Речь идет не о том, что стоит бороться против капитализма за социализм, не об улучшении экономики и не о реформах. Речь о том, что, если мы не свернем с избранного элитой пути, то окончательно деградируем как человеческие существа и доведем себе до полного вырождения. Задуматься стоит всем здравомыслящим людям, независимо от политических воззрений: приматам, в которых все мы можем превратиться, глубоко все равно, какой флаг будет развиваться над разрушенным Кремлем» (Корчагин). Увы и ах, но «история учит нас, что она ничему нас не учит». Все люди на Земле, даже неверующие, наверняка слышали о Вавилоне. И ведь в Библии, где об этом эпизоде рассказано, четко объясняется, за что Бог «покарал» его жителей – как раз за то, о чем написал выше Корчагин. Тем не менее, большинство современных человеческих обществ продолжают «наступать на все те же грабли». Слава Богу, наше Российское общество пока еще держится. Но и оно «заражено» заразой либерализма. В девяностые годы прошлого века эта зараза распространилась на весь Советский народ, сегодня она отступила (очаги заражения остались только внутри элиты), и ее место занял «коронавирус». И это чрезвычайно радует автора, ведь коронавирус убивает лишь часть зараженных им людей, а либеральная зараза – всех подряд, без разбору. И пока в наших СМИ встречаются статьи, наподобие статьи Татьяны Воеводиной «Как накормить бедноту?», для русского народа еще не все потеряно. Ниже автор приводит ее без сокращений. «На самом высоком уровне заметили: доходы простых людей падают, а цены на еду – растут. Почему – мне как сельхозпроизводителю не вполне понятно. На Юге России в значительной степени выгорел урожай подсолнечника – подорожание масла понятно. Но зерновые вроде в порядке – почему тогда подорожала мука? Почему подорожала «молочка» – тоже не совсем ясно. Мы продаем свое зерно по общепринятым ценам, не слишком отличающимся от прошлогодних. Предполагаю, что торговцы повышают цены по одной простой причине: потому что могут. Так ли, сяк ли – а еду купят.
Как правило, подорожание продуктов коренится в торговле, в меньшей степени в пищевой промышленности, и крайне мало – в сельском хозяйстве. «Хочу обратиться сейчас к производителям, руководителям торговых сетей и экспортерам: не надо наживаться на людях», – призвал премьер Мишустин. А на ком – объясните, пожалуйста – наживаться? Ведь у нас капитализм, а у истоков классического капитализма стояла циничная английская поговорка: «Из свиней добывают сало, а из людей деньги». Так устроен мир ничего не попишешь. Мы ведь тридцать лет назад выбрали капитализм – верно? Вот и хлебаем… Вместе с тем государство должно так или иначе помочь малоимущим. Самый надежный, но длинный и трудный путь – создать высокооплачиваемые рабочие места. Чтоб уж на еду – точно могли заработать. Это путь индустриализации, нефть и газ – источники гораздо менее надежные, что мы сегодня и ощущаем. Но помочь надо прямо сейчас, срочно. Как? Хочется верить, что правительство не изберет самый лобовой и бесперспективный путь – давить цены, административно ограничивая их. Такие мероприятия способны привести к двум следствиям: 1) ухудшение качества продуктов, распространение суррогатов и 2) при настойчивости – исчезновение товаров, уход с рынка производителей и приход хорошо забытого дефицита. Это я в начале 90-х наблюдала в Белоруссии: там то отпускали цены – и продукты появлялись, то административно ограничивали их по социальным соображениям – товары исчезали. Я часто приезжала туда в командировки и диву давалась: то пустые магазины – то полные. Потом мне объяснили, в чем дело. Что же делать прямо сейчас? Мне кажется, надо обратиться к своим же решениям, принятым пятилетку назад и в суете позабытым. Вообще забывать собственные решения – очень плохая привычка. Если уж принял решение и оповестил коллектив – надо всеми силами добиться выполнения. Или иметь мужество объявить: мы этого делать не будем. Иначе сотрудники будут считать, что выполнять твои указания не обязательно, что это так, пустые разговоры… Какие же решения были приняты на самом высоком уровне? В 2015 г. Минпромторг предложил введение продуктовых карт для отдельных категорий граждан. На них будут перечисляться деньги для приобретения продуктов питания в торговых точках, подключенных к единой системе. Намечалось, что это – первый этап, рассчитанный до 2017 г. Второй – в 2018-2020 годы развить сеть социальных кафе и столовых. Питание в них должно было быть бесплатным или льготным. В начале 2017 г. разговоры о продовольственной помощи бедным возобновились. И тоже никаких последствий не было… Продовольственная помощь бедным есть во всех богатых странах, с которых мы пытаемся брать пример. В США продовольственные талоны получают более 45 млн. человек при населении в примерно 324 млн. Там продуктовая помощь неимущим – это и существенная помощь фермерам, т.е. форма субсидирования сельской отрасли.
На этом пути немало трудностей, помимо собственно денег. В первую очередь – понять, кто неимущий, а кто – ничего себе. У нас экономические процессы часто находятся в тени, и вникнуть в них – весьма непростая задача. Многие имеют дополнительные заработки, порой недурные, но с удовольствием играют роль «нищих пенсионерок». Надо выявлять подлинно бедных по месту жительства. В мое время учителя ходили по домам, смотрели, кто в каких условиях живет, нужна ли помощь. Это придется возобновить. Кто и как этим будет заниматься – неясно. Сейчас же все носятся с конфиденциальностью… Огромная организационная работа – привлечение к работе сельхозпроизводителей. Хорошо бы сделать так, чтобы каждый школьник получал стакан молока и яблоко от местных фермеров: и детям польза, и фермерам поддержка. Только не надо проводить никаких тендеров – источника коррупции. Пускай поставляют по очереди. Так что помощь бедным – это не просто выделение денег, это большая и серьезная работа. Готовы ли наши руководящие органы к ней?» (Воеводина). Однако и Воеводина, как это ни грустно, «берет пример исключительно с цивилизованного Запада». Понятное дело, что перенять хороший пример не грех, более того, эта привычка (брать пример) является неотъемлемой частью самой сути человечества. Однако «брать пример исключительно с Западных стран» — это уже признаки все той же болезни, под названием «либерализм». А потому, совсем не нужно определять, кто у нас богатый, а кто бедный! Государство, если оно действительно социальное, должно помогать всем своим гражданам в равной степени. А вот налоги на все доходы и расходы физических лиц брать исключительно – ПРОПОРЦИОНАЛЬНЫЕ, с максимальной ставкой в 50 и 25%, соответственно. В результате этого, мы как раз и получим то, к чему и призывает Воеводина – государство будет помогать бедным (за счет богатых). Вы можете возразить, мол, подобный подход к делу наверняка приведет к тотальному тунеядству среди граждан России и сокращению их производительности труда. Что касается первого, то этого никогда не будет, ведь человек устроен так, что он всегда хочет жить лучше, чем живет сегодня. Наоборот, государству придется ограничивать своих граждан от сверхдорогих покупок, введя еще один пропорциональный налог на покупки, но уже без верхней границы (например, 0,1% с 1 миллиона рублей – это всего одна тысяча рублей, 1% — с 10 млн. руб., 10% — со 100 млн. руб., 100% — с триллиона рублей и т.д.). Ну а второе, действительно, произойдет, но это пойдет на пользу современному человечеству, а не ему во вред. Мироздание уже век как убеждает человечество, причем, категорически, что называется — «обухом по голове», перейти от расширенного воспроизводства к простому, иначе оно сначала погубит природу вокруг себя, а потом – и самого себя. Но современное человечество этого «намека» опять не понимает.
Второе, что надо обязательно сделать, это перевести всех работников на повременную оплату их труда (с премией не выше одного месячного оклада за качество выполненной работы и ее количественные показатели) и четко ограничить размеры оклада. Например, ввести шесть категорий оплаты труда, первая — от 2 до 4 месячных прожиточных минимумов (МПМ), вторая – от 4 до 8 МПМ, третья – от 8 до 16 МПМ, четвертая – от 16 до 32 МПМ, пятая – от 32 до 64 МПМ и шестая – от 64 до 128 МПМ. Таким образом, максимальный месячный доход одного работника (на одном рабочем месте) не может превышать 1 миллиона 920 тысяч рублей (при МПМ равной 15 тысяч рублей, с учетом максимальной премии и 50% налога на доходы). И такой доход сможет получить не только президент страны, но и обычный слесарь, если он хорошо работает. При этом величину общего дохода гражданина государство никак не ограничивает, тот может работать на нескольких рабочих местах, заниматься индивидуальным производством или творчеством, получать доходы от своих акций, торговать на рынке выращенной продукцией и т.д. и т.п. Другими словами, каждый гражданин России может получать такой доход, какой он сможет сам себе обеспечить. И чем больше доходы гражданина, тем больше его помощь государству, ведь социальное государство должно ежемесячно выплачивать по одному МПМ всем своим гражданам, независимо от их возраста, достатка и социального положения. А стало быть, человек, получающий 128 МПМ, будет обеспечивать прожиточным минимумом 128 человек. Понятное дело, что деньги человеку нужны не сами по себе, а для приобретения им чего-то нужного. И каждый человек может приобрести для себя все что угодно, хоть целый пароход. Однако если цена покупки составляет один триллион рублей, то стоимость ее приобретения составит уже два триллиона рублей, и продать ее после использования он сможет только государству (вдвое переплачивать никто не станет). При этом он заплатит государству еще и 50% налога на свои доходы от продажи. Вот и получается, если человек продал государству свою дорогущую движимость или недвижимость за одну цену, то это означает, что он приобрел ее за четыре такие цены. Впрочем, государство должно привлекать к себе «продавцов», а потому, может уменьшить для них налог на доходы, например, в два раза. В любом случае, это обстоятельство и будет сдерживать людей от сверхдорогих покупок. «Нужно неусыпно следить, чтобы в человеке бодрствовало великое, нужно его понуждать служить только значимому в себе. Не вещественность питает, а узел, благодаря которому дробный мир обрел целостность. Не алмаз, но желание им любоваться. Не песок, а любовь к нему племени, рожденного в пустыне. Не слова в книге, но любовь, поэзия и Господня мудрость, запечатлевшиеся в словах» (Антуан де Сент-Экзюпери).
А вот что по этому поводу пишет «ss69100» в своем труде «Теория вырождения создается вырожденцами», часть 1, из истории «ФАБРИКИ СТРАХА» (источник: https://ss69100.livejournal.com/5350770.html). «Экологизм (environmentalism) не имеет, к счастью для цивилизации, идеологов, аналогичных Марксу. Отсутствие единой стройной теории с «пантеоном» авторитетов разных времен избавляет мир от наиболее радикальных форм политизации, от разрушительных войн за дельфиньи и обезьяньи интересы и даже от острых межгосударственных конфликтов вокруг квот на выбросы «парниковых газов». С другой стороны, отсутствие такой систематизации препятствует осознанию экологизма как идеологического продукта во всех ипостасях, и это позволяет синтезировать «целевые продукты» «устойчивого развития» с прицелом на различные воспринимающие субстраты. Так, при адаптации «теории устойчивого развития» для постсоветского левого интеллектуалитета не афишируется одно из базовых оснований теории – ограничение численности населения. Между тем идея «пределов роста» прямо восходит к мизантропической философии, закономерно появившейся на свет в самой могущественной на тот период морской империи, причем именно в то время, когда она научилась укреплять свое могущество за счет крупномасштабной частно-государственной торговли дурманом. Сэр Томас Мальтус и его современник Джереми Бентэм сформировались как философы не в кабинетных условиях, а в период работы в Ост-Индской компании, где их роль состояла именно в идеологическом обеспечении крупномасштабной и длительной колониальной операции. Примечательно, что Мальтус, как и другие философы-мизантропы раннего периода, действовал в лоне официальной церкви. Это обстоятельство внесло свой вклад в его репутацию философа правящего класса. Его споры с современниками-прогрессистами, в том числе де Кондорсе и Руссо, не были вполне предметны, поскольку, в отличие от них, он наблюдал голодные массы отсталых в тот период народов своими глазами. Гамма ощущений от страха до брезгливости перед миллионами нищих, которые могут заполонить цивилизованный мир, вполне типична для земельного аристократа именно островной империи. Месседж, заключенный в его проповедях, исходил из того, что дикари не развиты не только социально, но и нравственно, и соответственно, выход из проблем человечества состоит в том, чтобы обучить их самоограничению, в том числе в деторождении. Что касается самого неравенства, то он считал его столь же естественным, как деление животных тварей на хищников, грызунов и некрофагов: классы он отождествлял с «природным разделением труда».
Он был убежден в том, что проблема перенаселенности Земли низкоразвитыми народами является испытанием, посланным Господом. Отсюда как бы естественно проистекала убежденность в полезности зла для «активизации» добра. «Зло существует в мире не ради отчаяния, а ради активности», – писал Мальтус, объясняя труд стремлением избежать голодной смерти. Соответственно, по его оценке, народы тропических стран не развиты в силу природной ренты: «Если бы численность населения и пища прибывали с одинаковой скоростью, человечество никогда бы не поднялось из дикого состояния». «Зло воодушевляет добро, так же как смерть дополняет жизнь». Мальтус также истолковывал периодические экономические кризисы (эта тема его увлекла под влиянием работ Сисмонди по истории Италии и Франции) с религиозных позиций – как следствие массового искушения, за которое потом та или иная нация расплачивается. Это описание дополнило его специфический дуализм, происхождение которого его биографы не исследуют. Не исключено, что этот манихейский элемент мировоззрения был почерпнут им, как раз из тех культур, которые он считал недоразвитыми. Труды Мальтуса высоко оценил Ч. Дарвин и его круг, включая молодого Спенсера, а в XX веке – Дж. М. Кейнс, каждый по своим соображениям. Вполне естественно, что самый горячий протест они вызвали у левой интеллигенции (при жизни – у поэта П.Б. Шелли, назвавшего Мальтуса «евнухом и тираном»). Социальная философия Мальтуса стала в левой публицистике символом олигархического взгляда на мир и философским обоснованием колониализма. В то же время имя Джереми Бентэма, современника Мальтуса и коллеги по той же интеллектуальной группе Ост-Индской компании, аристократа из семьи убежденных сторонников тори, в левых кругах воспринималось вполне сочувственно: «принцип наибольшего счастья» как критерий политики, идея социального контракта, а также гуманизации системы наказаний характеризовали его в глазах социалистов как прогрессивного просветителя. Утилитаристская теория Бентэма предвосхитила Фрейда, будучи в своей основе также дуалистической: «движущими началами» человеческих поступков, двумя самостоятельными источниками мотивов он определял наслаждение и боль. Соответственно, «наибольшее счастье» мерилось «наибольшим наслаждением». При этом Бентэм, как признают его биографы, был первым философом, обосновавшим правовые основания для легализации однополых браков. И тот же Бентэм почитается сегодняшними «зелеными» как автор понятия «права животных».
В глазах левых теоретиков утилитаризм Бентэма был шагом к материализму, а защита прав гомосексуалов – вызовом априори «реакционной» церкви. Примечательно, что еще в тот период левое движение «попадается на крючок» мнимо прогрессивного союзника, трактуя рецепт сокращения численности как отстаивание гражданских прав. Так идеи Мальтуса «упаковались» в риторику социал-реформатора Фрэнсиса Плейса, вдохновителя и активиста движения за права профсоюзов, выступавшего за применение контрацепции для предотвращения распространения общественных пороков (задолго до появления СПИД). Фактически и Бентэм, и Плейс заложили основы теории потребительского общества, основанного на многопартийной демократии. Бентэм в своей дихотомии удовольствия-боли предвосхитил как Фрейда и его школу, так и И.П. Павлова и его последователей. В свою очередь, идеи Плейса внесли вклад в основания анархо-социализма, концептуализированного в «классическом» труде Энгельса «О семье, частной собственности и государстве» и до сего дня воспроизводящегося в концепциях «европейского левого» направления, где антиолигархизм неизменно сопутствует защите якобы страждущих сексуальных меньшинств. Проповедь «прав животных» и оправдание половых извращений логически и естественно укладываются в одну и ту же философскую канву, уподобляющую человека низшим существам. Это уравнивание позаимствовано, без всяких сомнений, из восточных философий, которыми увлекалась со второй половины XVIII века вся европейская (в том числе и русская) знать – притом именно та часть ее, которая в собственных кругах, в том числе и само сообщество монархических семей, считалась наиболее «продвинутой» в силу более широких знаний об иных культурах. Среда, в которой сформировались идеи-предшественники современного экологизма, представляет собой специфический срез мета-олигархии. Это узкий круг обслуживающего аппарата колониальной экономической стратегии, которая нуждалась в оправдании собственной брутальной практики. И как бы сегодняшние проповедники «пределов роста» ни отрицали эту генетическую связь, она прослежена и удостоверена философским знанием и для любого неравнодушного ума не является секретом. Другое дело, что ввиду отсутствия «собственного Маркса» она нуждается в более точном описании в своем полном спектре» («ss69100»). Труд достаточно интересный, но имеет большой объем, а потому, мы продолжим поднятую тему в следующей главе.