Революционная ситуация в современном мире
В прошлой главе мы с Вами рассуждали о том, сможет ли нынешняя коронавирусная эпидемия стать поводом к Мировой революции. Однако «повод» и «причина» — разные сущности. Давайте поговорим здесь о причинах, а не о поводах. Предлагаю Вашему вниманию статью Владимира Агте «Если все было так хорошо, то почему произошла революция?» (источник: https://ss69100.livejournal.com/5298125.html). «Каких только революций мы ни наблюдали в последние лет десять: оранжевые, розовые, тюльпановые и прочие — в Киеве, Тбилиси, Бишкеке… И хотя все это происходило, казалось бы, впервые, но увиденное вызывает ощущение чего-то близкого и давно известного. Даже термин такой есть – «дежавю». Им называют психическое состояние, при котором человек ощущает, что он когда-то уже был в подобной ситуации, однако, это чувство не связывается с определенным моментом прошлого, а относится к «прошлому вообще». Задумавшись, понимаешь, что все это весьма напоминает события августа 1991 года в Москве, а если углубиться в отечественную историю, то и февраля 1917-го… Кстати, если учесть смену календаря, то Февральская революция в России вообще-то может именоваться по новому стилю «Мартовской»… Если почитать, что пишут о причинах событий 1917 года очень многие авторы, отражающие широчайший спектр политических воззрений: от монархических и русско-великодержавных до либерально-космополитичных, то создается впечатление, что никаких объективных причин для революции в России не было. Все было просто прекрасно: экономика в 1913 году росла невиданными темпами, при которых наша страна должна была через пару десятилетий стать мировым экономическим лидером; пейзане…, простите, крестьяне ели в три горла и не знали, куда девать излишки продовольствия, так что приходилось этими излишками кормить полмира; русская армия к 1916 году преодолела хроническую нехватку оружия, боеприпасов, обмундирования и готова была к решающим победам; народ и элита были едины в решимости довести войну до победного конца и завоевать Константинополь-Стамбул с прилегающими Босфором и Дарданеллами. В общем, все было распрекрасно, если бы не… Далее в зависимости от политической ориентации авторов следует список врагов и супостатов, приведших Россию к революции: масоны, шпионы Германии и стран Антанты, российские евреи и западные еврейские банкиры, националисты и сепаратисты всех национальностей, ну и, конечно же, большевики – в их вине безоговорочно уверены и монархисты, и либералы. Правда, как-то не очень любят вспоминать, что к февралю 1917 года большинство лидеров большевиков было либо в эмиграции, либо в тюрьме или ссылке и мало влияло на события в России.
А главный лидер большевиков – В.И. Ульянов-Ленин вообще был шокирован и посрамлен: буквально накануне он заявил, что нынешнему поколению революционеров не удастся дожить до революции, а она, понимаешь, взяла и произошла. А ведь Ленин был очень расчетливым политиком, прекрасно чувствовавшим момент, и вот такой промах. Чего же взять с нынешних авторов: не должно было быть революции и баста! Неважно, что она произошла… Так все-таки, каковы были основные причины этой революции? Их много, но попробуем выделить главные… В настоящее время упорно доказывается тезис об экономическом процветании, высоком жизненном уровне простых людей и продовольственном изобилии в царской России, экспортировавшей продовольствие и кормившей едва ли не полмира. Даже заикаться о том, что до 1917 года в нашей стране случались голодные годы, а значительная часть населения и, в том числе, крестьянства питалась, мягко говоря, «не очень», сейчас считается дурным тоном. Вот, например, в солидном историческом журнале «Родина», который Экспертный совет ВАК включил в Перечень ведущих рецензируемых научных журналов и изданий, в 2009 году (№№ 6, 8, 10,11, 12) был опубликован цикл статей доктора исторических наук из Петербурга Бориса Миронова под общим названием «Причины русских революций», где он, опираясь на большой объем статистических данных, утверждает, что революции в России не должно было быть. Впрочем, при дотошном рассмотрении некоторых приведенных им данных возникают вопросы, главный среди которых: «А не лукавит ли автор, ловко манипулируя цифрами?» Начнем с доходов населения («Родина», №8, 2009). Автор приводит следующие цифры среднего годового дохода представителей беднейших групп населения: фабрично-заводские рабочие – 214 руб.; прочие рабочие – 200; прислуга и поденщики – 123; нищие, бродяги, арестанты и пр. – 70; в целом, 10% беднейшего населения Российской империи в 1901-1904 годах имело средний доход в 161 руб. При этом на содержание одного арестанта тратилось 161,3 руб., правда, в эту сумму входили и затраты на охрану. У крестьян же доход на одного домохозяина варьировался от 255 до 721 руб. и в среднем составлял 432 руб. Ах, как хорошо выглядит жизнь крестьянина на фоне прочей голытьбы.
Но не будем торопиться радоваться: ведь доход приходится на домохозяина, то есть на всю семью, а не на одного человека, в отличие от бродяги или арестанта. А какова была средняя численность крестьянской семьи в России того времени? Да и у рабочего тоже, наверное, была семья, да и его жена в то время, как правило, не работала. Так что эти цифры придется поделить на 3, 4, 5… После такого деления доходы на человека в рабочих и крестьянских семьях могут сравняться с доходами нищих и бродяг и уступать содержанию арестантов. Также ничего не сказано о налогах (подушный, поземельный, налог на недвижимое имущество), которые нищие, бродяги и арестанты, разумеется, не платили в отличие от прочей публики, и о том, что можно было купить на эти деньги: автор тихо обходит все эти неудобные моменты, портящие видящуюся ему картину предреволюционной российской «идиллии». Зато он приводит сведения о 10% самых богатых людей России, средний доход которых составлял 934 руб. в год. Так что, если мы поделим средний доход 10% самых богатых (934 руб.) на средний доход 10% самых бедных (161 руб.), то мы получим пресловутый децильный коэффициент, равный 5,8 – прямо как в развитых странах современной Европы. Красота! Правда, есть злые языки, утверждающие, что этот коэффициент достигал в царской России величины 25-30, к чему приближается, а в некоторых своих регионах (например, в Москве) даже значительно превосходит и современная Россия, но мы не позволим всяким злопыхателям испортить благостную картину. Да и о том, что цифры в статье ученого приведены в одной таблице за 1863 год, в другой за 1901-1904, в третьей – за 1885-1889, в четвёртой – за 1909-1910 год, а покупательная способность денег может быть в разные годы разной, так и том, что революция в России почему-то произошла в 1917-ом, мы пока промолчим. Пусть, как утверждает автор, децильный коэффициент будет равен 5,8, но даже такой хороший коэффициент на хлеб не намажешь, в рот не положишь и сыт им не будешь. А как же обстояло дело с питанием самой большой группы населения Российской империи – крестьянства? Ознакомимся же с рационом и калорийностью питания среднего крестьянина Европейской России, представленными в другой статье Б. Миронова («Родина», №11, 2009). Вот сведения из приведенной им таблицы «Состав и калорийность питания крестьянства Европейской России в 1896-1915 годах (потребление на душу населения)». Среднестатистический крестьянин потреблял в день: 698 г хлебных изделий; 359 г картофеля; 139 г овощей и фруктов; 418 г молочных продуктов; 51 г мяса; 26 г рыбы; 3,2 г коровьего масла; 5,8 г масла растительного; 2,7 г яиц; 8,5 г сахара; итого – 1711,2 г продуктов в день, содержащих 3337 ккал, из коих усваивалось 2952 ккал.
Неясно, куда подевались крупы: пшено, гречка и другие, без которых не понять русскую присказку: «Щи да каша – пища наша!». Вероятно, их следует искать в разделе «хлебные». На основании этих данных автор делает выводы: «Из таблицы… следует, что в 1896-1915 годах крестьяне в целом получали в день 2952 ккал на душу населения, в переводе на взрослого мужчину – 4133 ккал. Что являлось достаточным для совершения тяжелой физической работы в течение дня круглый год». Что здесь можно сказать? Только одно: «А сколько времени протянет сам автор сего вывода, будучи посаженным на приведенный им крестьянский рацион, даже не совершая тяжелой физической крестьянской работы?». Полагаю, что круглый год он точно не выдержит даже сидя за письменным столом. Даже если мы не будем принимать в расчет, что приведенные сведения – это «средняя температура по больнице», в которой один мечется в горячке, а другой «прохлаждается» в морге, то и тогда этот рацион вызывает массу вопросов. Вопрос первый: если в среднем на крестьянина приходится 2952 ккал, а на мужчину – 4133 ккал, то, сколько же приходится на женщину, не говоря уже о детях. Или они не участвовали в тяжелом крестьянском труде? Вопрос второй: а во всех ли европейских губерниях России была подобная структура питания? Что, и в мясомолочной Вологодской губернии, и в рыбной и фруктовой Астраханской, и в богатой Херсонской, и в нищей Курской губерниях рацион питания был одинаков? Почему автор статьи умалчивает о том, какие губернии дали сии данные, о которых он сообщает, что они были «собраны в 13 губерниях Европейской России экспедиционным или анкетным методами в ходе обследований 7381 хозяйства»? Если уж говорить о средних значениях, то Популярная медицинская энциклопедия (М. 1961) в статье «Питание» пишет, что затраты энергии в 4000 ккал в сутки соответствует таким профессиям «как, например, кузнецы, плотники, водопроводчики, истопники…», а при более тяжелом труде требуется 4500-5000 ккал, а спортсмену при тренировках требуется 6000-7000 ккал в сутки. Чему более соответствует пахота земли ручным плугом, уборка урожая серпом, косьба травы косой, наметывание стогов сена вилами, молотьба ручным цепом, заготовка дров, таскание на мельницу пятипудовых мешков с зерном, а обратно с мукой и прочий «нетяжелый» крестьянский труд, автор сих строк не знает. Извините, горожанин!
Впрочем, и без научной литературы пусть каждый представит себе, что 51 г мяса в день это банка тушенки на неделю; 139 г овощей и фруктов – маленький вилок капусты на неделю; 3,2 г коровьего масла в день – это меньше одной пачки масла (200 г) на два месяца; 5,8 г растительного масла в день – литровая (900 г) бутылка масла на пять месяцев; 2,7 г яиц – 2 яйца в месяц или две дюжины крашеных яиц раз в год на Пасху! То есть весь «прекрасный» рацион среднестатистического крестьянина Европейской России до 1915 года – это постные щи, картошка и каша на воде без масла и сала с куском хлеба. И то это все в среднем! А если еще неурожай?.. Так что любому поклоннику «России, которую мы потеряли» в 1917 году рекомендуется пожить на крестьянской диете. Полагаю, даже не занимаясь при этом «легким» крестьянским трудом, этот поклонник быстро ощутит на себе буквально «потрясающий» эффект подобной диеты. Правда, необходимо предупредить всех желающих проверить этот вывод: «Подобный эксперимент опасен для вашего здоровья!». Но это все было до того как в 1914 году разразилась Первая мировая война. Неужто она никак не сказалась на жителях России? Сказалась, да еще как! За время Первой мировой войны в русскую армию было мобилизовано свыше 15 миллионов человек. Россия была страной крестьянской: в 1913 году в городах жило всего 14,2% населения, поэтому легко представить, какую долю из этого количества мобилизованных составляли крестьяне. Итак, деревня потеряла миллионы наиболее трудоспособных людей, занятых в производстве продовольствия, зато добавились миллионы солдат, которых надо кормить, обмундировывать, обеспечивать вооружением и боеприпасами. Хрупкий продовольственный баланс довоенной России рухнул. Трудно сказать, как уменьшалось производство продовольствия на селе в годы войны – обычно статистика заканчивается на предвоенном пресловутом 1913 годе. Но то, что в годы войны произошел спад производства продовольствия – несомненно. Значит, по законам рыночной экономики оно обязано было подорожать. Кроме того, значительная часть промышленности перешла на производство военной продукции, перестав делать продукцию, востребованную деревней, а импорт товаров, необходимых деревне, естественно, резко сократился из-за войны. Товарообмен города с деревней нарушился: город перестал поставлять на село промышленные товары, а село городу – продовольствие. В городах все больше стал нарастать дефицит продовольствия.
Принимая от горожан за продукцию сельского хозяйства деньги, крестьяне не имея возможности купить на них необходимые товары, стали прятать эти деньги на черный день в «кубышку», изымая их, тем самым, из оборота. Уже в 1915 году ощущался дефицит серебряной и медной монеты (медь, кроме всего прочего, уходила также на производство патронов), и государство стало выпускать бумажные суррогаты серебряной и медной монеты. В октябре 1915 года была выпущена серия суррогатных почтовых марок-денег, имеющая номиналы в 10, 15 и 20 копеек. Отпечатаны они были на тонком картоне, лицевая их сторона повторяла рисунок марок соответствующего номинала, выпущенных к 300-летию царствования дома Романовых, а на обороте вместо клея имелась надпись: «Имеет хождение наравне с разменной серебряной монетой». В 1916 году появились такие же марки номиналами 1, 2 и 3 копейки, имевшие соответствующую надпись. С сентября 1916 года по январь 1917-го эти марки номиналом 1 и 2 копейки в подтверждение своей стоимости получили соответствующую надпечатку (поставленную прямо на лица императоров, что ранее было бы просто немыслимым, ибо воспринималось бы как великое кощунство). Исчезновение из оборота полноценной монеты из драгоценных металлов и даже меди свидетельствовало о нарастающем кризисе товарно-денежных отношений в России и нарастающей инфляции. Западные же кредиты тратились на закупку вооружений, амуниции и прочей продукции военного назначения у самих стран кредиторов: Англии, США, Франции… Государственный долг рос, но добра в государстве не прибывало. С лета 1916 года из-за расстройства финансов, инфляции (за период с 1 января 1914 г. по 1 января 1917 г. сумма кредитных билетов, находившихся в обращении, увеличилась с 1,5 млрд. до 9,1 млрд. руб.) и нежелания населения менять хоть что-либо ценное, а особенно продовольствие, на все более обесценивающиеся бумажные деньги русское правительство все чаще стало прибегать к реквизициям всего, необходимого для армии, в том числе продовольствия и лошадей из крестьянских хозяйств. Хоть это и не знаменитая «экспроприация экспроприаторов», но и отнюдь не свободный рынок. За скобками остается вопрос: Кто и как будет оценивать стоимость отбираемого имущества, тем более в условиях войны? Первый шаг к чрезвычайщине был сделан. Чтобы не быть голословным приведем выдержки из одного любопытного документа:
ПРИКАЗ по Владивостокской крепости. 22 октября 1916 года. Кр. В. Владивосток. №279-а. Для наискорейшего использования для нужд Государственной обороны грузов, ввозимых во Владивостокский порт, Особое совещание по обороне, состоящее под председательством военного Министра, постановило взамен существующих во Владивостоке комиссий: по распределению вагонов и реквизиции станков и других предметов заводского оборудования, а также металлов, автомобилей и предметов продовольствия, и других, требующихся для обороны, образовать под моим председательством Особую Владивостокскую Междуведомственную комиссию, положение о каковой (при сем прилагаемое) утверждено Председателем Особого Совещания для обсуждения и объединения мероприятий по обороне Государства 6-го августа сего года. Согласно одобренного Командующим войсками округа и представленного 25/26 минувшего сентября за № 1814 в Особое Совещание проекта, в состав названной выше Комиссии назначаются. I. Общий отдел… II. Отдел реквизиции. Председателем Отдела Реквизиции назначается Начальник Владивостокской крепостной сапёрной бригады Генерал-Майор Агте… И.д. Коменданта крепости Генерал-Лейтенант Крылов. Так прадед автора этих строк занялся реквизициями, не будучи «комиссаром в кожаной тужурке» и в «пыльном шлеме». А куда денешься – приказ есть приказ! Особое совещание, Особая комиссия, Государственная оборона… До знаменитой ЧК – Всероссийской Чрезвычайной комиссии, большевистской продразверстки, сталинских особых совещаний и всесильного ГКО (Государственного Комитета Обороны в годы Великой Отечественной войны) остался один шаг. Именно тяжелейшая Первая мировая война, подорвавшая экономику России – экономику весьма хрупкую, породила проблемы, которые вскоре приведут к революциям 1917 года и Гражданской войне. Итак, причины революции лежали все-таки в общей экономической отсталости царской России, которые усугубились тяготами Первой мировой войны: темпы роста экономики в 1913 году и ее объем – это, как говорят в Одессе, «две большие разницы».
Наглядной иллюстрацией подобного лукавства статистики может служить подлинная история, когда один колхоз рапортовал в район о росте своего конского поголовья на 100%. Объяснение этой радужной цифре было простое: единственная оставшаяся в колхозе кобыла ожеребилась, увеличив конское поголовье вдвое. Вот, правда, на производственных мощностях колхоза красивая цифра отразилась мало, но это все мелочи – главное, статистика прекрасная! Так что усредненные статистические данные, напоминающие «среднюю температуру по больнице», о предреволюционной экономической ситуации и даже децильный коэффициент доходов не дают полного представления об обстановке и настроениях в стране. Поэтому в заключение рассуждений о «сытости» русского крестьянина и стабильности российского общества приведем одно поразительное свидетельство еще живого очевидца жизни той старой России, которого трудно назвать «жертвой советского агитпропа». В еженедельнике «Аргументы и факты» (№45, за 5-11 ноября 2008 года) под заголовком «Царь в России не нужен!» было опубликовано интервью с 96-летним известным меценатом бароном Эдуардом фон Фальц-Фейном, русским аристократом, вывезенным ребенком из России в 1917 году, а ныне проживающим в Лихтенштейне. Рассказывая о своей родовой усадьбе, сожженной в период революции, он говорит интервьюеру: «Мне непонятна российская страсть к разрушению. Однако какой хороший был дом! Почему революционеры не забрали его себе и не устроили там, скажем, детский сад? Сжигать – кому польза? Другом нашей семьи был Айвазовский, и в огне погибло десять его картин. Такова была ненависть людей – потому что мы имели все, а они – ничего. Я вам скажу честно: на дворянах тоже лежит большая вина за революцию». И далее, на вопрос: «Да, такое в последнее время редко приходится слышать», – отвечает: «Но это правда. Вспоминается: еду я в красивой коляске на коленях у маменьки, такой веселый нарядный барчук. А люди, работающие в полях, смотрят на нас тяжелым взглядом. Меня воспитывали четыре гувернантки: англичанка, француженка, немка и русская. Несправедливо.
Почему одна семья может позволить ребенку четырех нянь, а в деревнях крестьяне с голоду солому едят? Такое социальное расслоение в итоге и вышло нам боком. Большевиков, разумеется, невозможно оправдать за их жестокость. Но, увы, для революции были весьма объективные причины». Вот вам и благополучный децильный коэффициент с сытыми крестьянами! Кому же и чему верить? Полагаем, очевидцу событий – детские впечатления очень яркие, а статистика, как мы не раз слышали и вновь могли убедиться, дама весьма лукавая – врет и не краснеет, а если и не врет, то и правду не говорит. Самое же большое лукавство всех пишущих о случайности и даже невозможности Февральской революции – это ссылаться на относительное благополучие 1913 года: между ним и 1917 годом пролегла бездна! Февральская революция началась с очередей за хлебом и разгрома хлебных лавок в столице Российской империи – Петрограде. Еще 16 ноября 1916 года (н. ст.) английский посол в России сэр Джордж Бьюкенен в письме, адресованном в министерство иностранных дел Великобритании, писал: «Если волнения возникнут, то они будут вызваны скорее экономическими, чем политическими причинами, и начнут их не рабочие на фабриках, но толпы, стоящие в очередях у продовольственных лавок». Часто можно услышать, что в провинции продовольствия было достаточно, особенно, в Сибири. Только подвести его в столицу власти вовремя не сумели. Что же происходило в сибирской провинции, например, в Ново-Николаевске (нынешнем Новосибирске) на самом деле? Вот что говорится об этом в работе И.В. Ладыгина и А.Ю. Замира «Ново-Николаевск в военном мундире. 1904–1920 г.г.» в главе, названной «В начале русской смуты»: «Война существенно ухудшила положение г. Ново-Николаевска, и хотя дала мощный толчок к развитию местной промышленности, обнищание народа, убыль мужского населения, переполненность и стесненность жилья обострила социальную напряженность в городе. Если в первые годы войны горожане объединились в своем стремлении помочь армии и фронту, друг другу, то к 1917 г. усталость от войны достигла пределов человеческого терпения. В городе все чаще стали проявляться признаки недовольства населения тяжелыми условиями жизни. Кто, как и кому объявил войну, уже давно забылось. Расцвела спекуляция. В 1916 г., задолго до отречения Николая II, в городе начались митинги, уличные сборища, погромы магазинов, столкновения с полицией и солдатами, вызванные нехваткой продовольствия, выдаваемого по карточкам. В городе в это время проживало много беженцев и переселенцев, находящихся в трудных материальных условиях.
Из журнала Чрезвычайного собрания Ново-Николаевской городской Думы 1916 года: «Толпа, по преимуществу женщины и подростки, начала собираться с раннего утра у городской продовольственной лавки, требуя выдачи сахара. С полудня толпившиеся начали проявлять насильственные действия. Сначала камни и изгородь с бульвара полетели в окна магазина Сибирского товарищества. Затем толпа сбила замки у лавки и все растащила». Отмечались бунты мобилизованных, не желавших идти на войну. В 1917 г. ситуация грозила выйти из-под контроля властей окончательно. По всей России с начала года резко ухудшилось снабжение продовольствием. 2 марта 1917 г. начальник гарнизона Ново-Николаевска генерал-майор Латернер и полицмейстер Бухартовский издали обращение к населению Ново-Николаевска, в котором отмечалось, что все «…внутренние беспорядки доставляют лишнее торжество нашему врагу. Враг уже приближается к полному истощению и скорой гибели и в наших беспорядках видит свое спасение…». Вот уж воистину точная оценка событий! Далее начальник гарнизона призывал к сохранению спокойствия и полного порядка. Но вскоре отрекся Император, и все призывы стали тщетными. Город вместе со всей страной стал погружаться в хаос…». Подобное происходило и в других городах империи, но это уже тема отдельного исследования и разговора. Революции не привозят в пломбированных вагонах и не вершат в высоких кабинетах. Нужны очень веские причины, чтобы в движение пришли миллионы людей. Предотвратить настоящую революцию практически невозможно, ибо к ней приводит весь ход истории. Негоже путать, особенно ученым мужам, революцию с верхушечным государственным переворотом: смена императора, короля, царя или президента не есть революция. Революция переворачивает все общество: «Кто был ничем, тот станет всем!». И начинается отсчет нового периода истории, нравится это кому-то или нет. Пройдет время, и на горизонте замаячит новая революция – это закон природы. Мы не вольны изменить ход истории, но, изучая ее законы, мы можем предвидеть развитие событий и хоть как-то приспособиться к наступающим событиям, уменьшить их отрицательное влияние. Для этого и существует наука история, правда, людям не свойственно учить ее уроки, ибо каждому кажется, что вся история начинается именно с него. Напрасно… Уроки февраля 1917 года в России просты: жонглируй – не жонглируй прекрасной статистикой, но реальная жизнь все равно окажется сильнее любых самых распрекрасных цифр. Людям не нужна лакировка действительности – им нужна достойная, сытая, спокойная, мирная жизнь, вера в светлое будущее для своих детей и внуков. Если этого нет, то российский февраль 1917 года может повториться в других местах и в другое время. Где и когда?» (Агте).
Автор приведенной выше статьи, безусловно, прав в своих цифровых выкладках, однако его статья не отвечает на главный вопрос – почему произошел майдан на Украине, или почему забастовали рабочие в Беларуси? И ответить на него невозможно без использования термина «революционная ситуация». Что же эта за сущность такая? Согласно Википедии, Революционная ситуация — понятие, впервые сформулированное В. И. Лениным в работе «Маевка революционного пролетариата» (1913 года): «Для революции недостаточно того, чтобы низы не хотели жить, как прежде. Для нее требуется еще, чтобы верхи не могли хозяйничать и управлять, как прежде». Позднее, эта же формулировка практически дословно встречается в работе «Крах II Интернационала» (1915 года): «Для наступления революции обычно бывает недостаточно, чтобы «низы не хотели», а требуется еще, чтобы «верхи не могли» жить по-старому» и в работе «Детская болезнь «левизны» в коммунизме» (1920 года): «Лишь тогда, когда «низы» не хотят старого и когда «верхи» не могут по-старому, лишь тогда революция может победить». В последних двух работах, В. И. Ленин четко формулирует третий обязательный признак революционной ситуации: в «Крах II Интернационала» — «… не из всякой революционной ситуации возникает революция, а лишь … когда к перечисленным выше объективным переменам присоединяется субъективная, именно: присоединяется способность революционного класса на революционные массовые действия…»; и в «Детская болезнь «левизны» в коммунизме»: — «для революции надо, во-первых, добиться, чтобы большинство рабочих … вполне поняло необходимость переворота и готово было идти на смерть ради него; во-вторых, чтобы правящие классы переживали правительственный кризис, который втягивает в политику даже самые отсталые массы». Таким образом, В. И. Ленин сформулировал и выделил три главных объективных и субъективных признака, описывающих кризисную ситуацию, складывающуюся в обществе накануне революции: 1. Верхи не могут управлять по-старому — невозможность господствующего класса сохранять в неизменном виде свое господство. 2. Низы не хотят жить по-старому — резкое обострение выше обычной нужды и бедствий угнетенных классов и их желание изменений своей жизни в лучшую сторону. 3. Значительное повышение активности масс, привлекаемых как всей обстановкой кризиса, так и самими «верхами» к самостоятельному историческому выступлению. Субъективным условием, превращающим революционную ситуацию в революцию, является способность революционных классов к массовым действиям, достаточно сильным, чтобы сломить старое правительство. Согласно В. И. Ленину, наличие рабочей партии, вооруженной революционной теорией, которая возглавила бы массы и довела бы революцию до победного конца, является субъективной предпосылкой.
Как видите, уважаемый читатель, самой главной причиной возникновения революционной ситуации является ПРИНЦИПИАЛЬНАЯ НЕВОЗМОЖНОСТЬ УПРАВЛЕНИЯ НАРОДОМ ПО-СТАРОМУ. Все остальные признаки лишь усиливают или ослабевают революционную ситуацию. А принципиальная невозможность управления по-старому может появиться лишь во время КРИЗИСА ВЛАСТИ. А стало быть, любая революционная ситуация есть следствие кризиса власти. Кризис же власти (srisis of the power, от гр. Krisis — решение поворотный пункт, исход) – «резкое, болезненное ослабление власти, острое затруднение или провалы, неудачи в деятельности властных структур, тяжелое переходное состояние, ослабление, потеря авторитета, Доверия, силы, требующие кадровых изменений: на уровне правительств — смены всего или части кабинета, на уровне парламента — его возможного роспуска и переизбрания. Кризис власти требует внимательного анализа, исследования его причин, хода, прогнозирования последствий, принятия решительных мер или же ухода из властной сферы как непосильной для данных лиц и партий. Нередко говорится о правительственном, политическом кризисе и т.д.» (Власть. Политика. Государственная служба. Словарь. — М.: Луч. В. Ф. Халипов, Е. В. Халипова. 1996). Большая Российская Энциклопедия выделяет несколько типов политических кризисов: — всей общественно-политической формации (например, кризис феодализма); — власти (исполнительной/законодательной ветвей или отношений между ветвями); — доверия к власти; — отдельных политических институтов и структур; — политического курса (включая международные кризисы). Сегодня мы с Вами наблюдаем в нашем мире КРИЗИС ПОЛИТИЧЕСКОГО КУРСА «индивидуального капитализма». Этот капитализм сегодня воцарился во всем нашем мире, а стало быть, и нынешний кризис власти является мировым. И этот вывод подтверждается событиями, происходящими сегодня практически во всех странах нашего мира: кругом наблюдаются народные волнения, где-то — с большей силой, где-то – с меньшей. И разрешиться этот кризис может только одним способом – переформатированием «индивидуального капитализма» в «капитализм социальный». Никакие иные способы попросту невозможны.
Любой политический кризис это вид организационного (управленческого) кризиса, признаками которого, сформулированными в 1963 году Чарльзом Херманом являются неожиданность, угроза и дефицит времени на реакцию. В уточняющих определениях для политических кризисов указывается, что значимыми угрозами для стран или регионов являются угрозы экономическому благополучию, территориальной целостности, политическому режиму, основным ценностям, военной силе и самому их существованию. При политических кризисах наблюдается обострение социально-политических противоречий и развитие конфликтных ситуаций вплоть до нестабильности политических институтов, понижение управляемости экономики, протестная активность масс. Обострение политического кризиса может приводить к распаду политических институтов и наступлению безвластия. То же самое мы наблюдали и в двухполюсном мире (во времена СССР), однако в то время, когда наступал политический кризис на одном полюсе, другой полюс «расцветал». Сегодняшний же мир является однополярным миром, и наступивший КРИЗИС ВЛАСТИ охватил его целиком. И вылезать из этого кризиса нам придется тоже всем миром. Впрочем, любой процесс имеет свое начало и свое окончание. Начало нынешнему кризису положила либерально-буржуазная контрреволюция, произошедшая в России в девяностых годах прошлого века. А потому, и окончание данного кризиса начнется опять-таки в России, и закончится этот процесс для всего мира только к 2132 году (если, конечно, закончится). Ну а «на нет, как известно, и суда нет». Если к этому времени современное человечество не перейдет от расширенного воспроизводства (обязательного следствия «индивидуального капитализма») к простому воспроизводству (а это становится возможным лишь при коммунизме), оно обречено на гибель. Подумайте над этими словами, уважаемый читатель.