Коллективная власть и местное самоуправление
Предлагаю Вашему вниманию статью Владимира Винникова под хитрым названием «Госсоветская власть» (источник: https://ss69100.livejournal.com/5270893.html). «14 октября президент РФ внес на рассмотрение Госдумы законопроект «О Государственном Совете Российской Федерации». Для чего понадобился нашей стране новый орган власти, уже утвержденный поправками к Конституции, а теперь «обретающий плоть» политической реальности? Госсовет в его новом виде задуман как полностью управляемый президентом России, он же — председатель Госсовета, специальный инструмент управления, при помощи которого может быть (и, видимо, должна быть) быстро изменена вся нынешняя государственно-политическая структура Российской Федерации. Ранее совещательный орган, который был создан и действовал на основе президентского указа от 1 сентября 2000 года № 1602 «О Государственном совете Российской Федерации» и его последующих редакций, теперь «перепрыгнет» с самой низшей, «подзаконной» статусной ступеньки на самую высшую, «конституционную». Изменились, по сравнению с действующим форматом Госсовета, и порядок его формирования, и порядок принятия им решений. Конечно, автоматическое, «по должности», включение в состав этого органа власти руководителя президентской администрации, с одновременным исключением оттуда лидеров парламентских партийных фракций, — шаг весьма знаковый (и, по мнению автора этого сайта, правильный). Но куда важнее то, что президент России, он же председатель Госсовета, получит право включать в состав его членов фактически кого угодно и когда угодно. За исключением тех, — это важно! — кто имеет гражданство (подданство), вид на жительство или другой документ, дающий право на постоянное проживание на территории зарубежных стран, а также счета и иные активы в иностранных банках за пределами России. Т. е. в лице Госсовета, для деятельности которого не установлено практически никаких формальных ограничений, глава российского государства получит возможность оперативного решения любых вопросов даже конституционного уровня. Что это могут быть за вопросы? Главной функцией Госсовета в законопроекте прописано «обеспечение согласованного функционирования и взаимодействия всех органов, входящих в единую систему публичной власти Российской Федерации». Причем это касается органов власти всех «ветвей»: законодательной, исполнительной и судебной, — а также всех уровней: федерального, регионального и местного. Из чего можно сделать вывод о том, что нынешние механизмы подобного согласования либо уже оказались недостаточными, либо станут таковыми в ближайшем будущем.
Если с этой точки зрения посмотреть на российское настоящее и недавнее прошлое, то нетрудно заметить, во-первых, нарастающий вал «посадок» чиновников разного уровня по всей стране и связанных с этим различных последствий, вплоть до «дела Фургала» и протестов в Хабаровске; а во-вторых, нарастающий разнобой в отношении разных регионов и органов федеральной власти к противодействию коронавирусной инфекции. То же самое можно сказать о попытках наших западных «партнёров» разжечь на российских границах «дугу нестабильности»: от Белоруссии через Украину и Молдавию — далее в Закавказье, с выходом на Среднюю Азию (очередная попытка «цветной революции» в Киргизии). Где-то на пересечении этих внутренних и внешних проблем находится история с «отравлением» Навального и его вывозом в Германию. Но ни один из этих факторов сам по себе, ни даже все они вместе явно «не тянут» в качестве основной причины намеченной трансформации Госсовета. Огромную и, скорее всего, определяющую роль здесь играет «фактор будущего». В этой связи обращает на себя внимание весьма плотная привязка планируемых функций Госсовета к созданию «федеральных территорий». Понятное дело, что эти территории не возникнут из воздуха. Поэтому способов их создания, по большому счету, всего два. Во-первых, это присоединение к Российской Федерации каких-то анклавов или эксклавов без предоставления им прав субъекта Федерации (Крыму и Севастополю такое право в 2014 году было предоставлено, поскольку иные варианты отсутствовали). А во-вторых, это специальное «вырезание» федеральных территорий из состава уже существующих субъектов Российской Федерации по причинам политического, социально-экономического или любого иного характера. Целью может быть создание зон ускоренного развития, ослабление потенциала сепаратистских настроений, защита национальных интересов, включая национальную безопасность, — да все что угодно. Но в любом случае это вызовет определенную реакцию и в федеральном Центре, и «на местах». Тем более что до сих пор наша страна состояла исключительно из субъектов Федерации, любая точка на карте РФ обязательно находилась на территории одного из таких субъектов. Эти субъекты могли разделяться, могли сливаться, могли изменяться границы между ними, но исключений из этого правила не было. С созданием федеральных территорий ситуация принципиально изменяется — поскольку такие территории, вместе с проживающим на них населением, не будут, как видится сегодня, иметь права субъектов Федерации, и там будет вводиться некая особая система управления. С одной стороны, это несомненное усиление централизации страны. С другой стороны, это ослабление регионов, а также, парадоксальным образом, местных органов власти, которые в ситуации «один на один» с региональными властями куда больше значили и могли, чем в ситуации «один на один» с властью федеральной.
Все это неизбежно вызовет соответствующие «конфликты интересов», регулировать и разрешать которые и призван Госсовет как своего рода «арбитражная комиссия». С правом применения как «пряников» (например, в виде федеральных грантов), так, в случае необходимости, и «кнутов» тоже. Причем это касается уровня не только местных и региональных властей, но и уровня властей федеральных, поскольку, скажем, интересы тех же нефтяников, железнодорожников, военных и т.д. в связи с созданием таких территорий тоже нужно будет учитывать и согласовывать. То есть Госсовет — это даже не «чрезвычайка» времен Гражданской войны, а куда более масштабный и значимый властный институт. Нагляднее всего сравнить его… да, с опричниной Ивана Грозного 1565-1572 гг., целью которой, как утверждает большинство историков, было разрушение традиционного боярского землевладения и создание централизованного Московского государства, ставшего тогда из великого княжества царством. Как известно, все аналогии, исторические особенно, адекватно «работают» лишь в очень ограниченных пределах, но в данном случае количество системных совпадений достаточно велико. Газета «Завтра» постоянно поднимала проблему необходимости опережающей мобилизации и развития нашего государства, провести которую в нынешней ситуации считала невозможной без обращения к опыту таких великих государственных деятелей нашего прошлого, как Иван Грозный, Петр I и И.В. Сталин. При этом прекрасно понимая все опасности и сложности, связанные с опытом такого рода (Ливонская война и последующее Смутное время в первом случае, Северная война во втором, «1937 год» и Великая Отечественная война в третьем). Видимо, наконец-то, «время пришло». Не удивительно и не случайно, что внесение данного законопроекта фактически совпало по времени с жестким заявлением министра иностранных дел РФ о возможности прекращения диалога нашей страны со странами «коллективного Западом» в режиме as usual («как обычно») и в политике, и в экономике. А также с одновременным выходом России из совместной консультативной группы с Австралией и Нидерландами по катастрофе рейса МН-17 17 июля 2014 года, с «заморозкой» российско-американского плутониевого соглашения, а также с требованием продления на год действия договора СНВ-2 «без дополнительных условий».
Здесь необходимо еще раз обратиться к истории. После поражения Российской империи в Крымской войне назначенный на пост министра иностранных дел Александр Михайлович Горчаков в циркулярной депеше посольствам Российской империи (конец августа 1856 года) написал хрестоматийные в истории мировой дипломатии слова: «Россия не сердится. Россия сосредотачивается». В начале октября 2020 года, выслушав очередные обвинения в адрес России со стороны своего датского коллеги, министр иностранных дел РФ Сергей Викторович Лавров произнес похожие по смыслу слова: «Все понятно. Мы пошли обедать». И тогда, и сейчас на Западе вздрогнули. Причем вздрогнули достаточно сильно. Потому что поняли: на этот раз уже все, шутки кончились. Во всяком случае, привычного повсеместного воя о «Путине, который, утрачивая легитимность, цепляется за власть», в связи с законопроектом о Госсовете, почему-то не последовало. Даже наоборот. Хотя, казалось бы, полный пакет обвинений в адрес президента России представителями прозападной оппозиции был сформулирован и выдвинут сразу же после того, как текст законопроекта о Госсовете появился на сайте Госдумы. Там было и «попрание принципа федерализма», и «попрание принципа разделения властей», и даже «попытка государственного переворота». Но, хотя поддержки со стороны западных «партнеров» этот пакет не получил, пренебрегать изучением его содержимого не стоит. Обвинения в «попытке госпереворота» вообще не имеют под собой каких-либо обоснований: последним по времени государственным переворотом в нашей стране был «черный октябрь» 1993 года, в ходе которого Ельцин из танков расстрелял высший законодательный орган Российской Федерации — Верховный Совет. И этот переворот был поддержан и одобрен всеми государствами «коллективного Запада», прежде всего — США. Точно так же, как был поддержан и одобрен ими предыдущий государственный переворот, организованный под завесой «путча ГКЧП» в августе 1991 года. Насчет федерализма уже было сказано выше: в связи с трансформацией Госсовета в России станет как раз больше централизованности и федерализма, зато меньше конфедерализма и местничества, переходящего в сепаратизм.
Что же касается «разделения властей», то поклонникам Локка и Монтескье стоит напомнить, что повсеместное распространение и признание этого принципа неразрывно связано с либерально-протестантской «матрицей» развития человечества, исходящей из приоритета прав и свобод человека, которые служат прогрессу всего человечества. Вместе с этой «матрицей» принцип разделения властей пережил развитие и расцвет, вместе с ней переживает сейчас и упадок. Не помните, кто говорил о том, что либерализм мертв, а границы России нигде не заканчиваются? Но заявленное в тексте законопроекта о Госсовете понятие «единой системы публичной власти», автором которого называют директора федерального государственного научно-исследовательского учреждения «Институт законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации» Талию Хабриеву, вовсе не тождественно советскому понятию «единой системы государственной власти» и не является «плохо замаскированным возвратом к нему». В двоичном коде прозападных либералов, формулирующих жесткую дилемму: или «разделение властей», или «тоталитаризм 1937 года», — просто не предусмотрена возможность «властного триединства», которая, в конечном счете, опирается на «матрицу» православной Троицы как основы русской цивилизации. Сама мысль о том, что эта «матрица» способна «прорасти» в созданном по либеральным лекалам правовом поле Российской Федерации и трансформировать его, кажется либо соблазном, либо безумием. Но, тем не менее, если отвлечься от сухих юридических формулировок законопроекта о Госсовете, именно это, по сути, и произошло. И произошло, возможно, в самый нужный момент в самом нужном месте. Ведь нынешняя система государственного и общественного устройства России, сформированная в 1991-1993 гг., была «заточена» на вхождение всех «постсоветских» государств в «мировую цивилизацию», под которой понимался «глобальный рынок», правила которого устанавливались «империей доллара». Но по этим правилам новый мировой порядок строился, в том числе, «против России, за счет России и на обломках России». С тех времен в нашей стране и в мире очень многое изменилось. «Глобальный рынок» распадается на наших глазах, а вместе с ним — и вся «империя доллара». В этой ситуации сохранять прежнюю политическую систему РФ, как и продолжать прежнюю внешнюю политику, становится уже абсолютно нецелесообразным и даже самоубийственным. Поэтому действия, исходящие от президента Путина и направленные на трансформацию государства Российского, в том числе — через создание Госсовета, можно считать проявлением «игры в долгую», в которой у нашей страны действительно есть все шансы выиграть. Или, вернее, исправляя имена, — «войны в долгую», в которой у нашей страны действительно есть все шансы победить» (Винников).
Давайте посмотрим, что изменилось сегодня по сравнению с 1 сентября 2000 годом, когда Указом Президента Российской Федерации В. В. Путина был образован Государственный Совет России. В соответствии с положением, Госсовет являлся совещательным органом, содействующим реализации полномочий главы государства по вопросам обеспечения согласованного функционирования и взаимодействия органов государственной власти. Сегодня это звучит так: «По итогам заседаний Госсовета оформляются решения за подписью Председателя. Госсовет может направить рекомендации по вопросам стратегического планирования в Правительство РФ, соответствующий субъект РФ или муниципальное образование. Госсовет может в своем решении указать на необходимость внесения изменений в законодательство. Отдельно урегулированы вопросы взаимодействия Государственного Совета с органами и организациями. Указывается, что организационное обеспечение деятельности Государственного Совета осуществляет Администрация Президента РФ». Как ни крути, а никакой кардинальной разницы автор не заметил – Государственный Совет, как был совещательным органом, так им и остался. Другое дело, что президенту страны в новой ситуации становится много легче, чем прежде. Если раньше, подписывая свой Указ, он брал на себя полную ответственность за принятое решение, то сегодня, ему достаточно подписать решение Государственного Совета, причем, не в качестве президента страны, а в качестве председателя Государственного Совета. Таким образом, ответственность «размазывается» на всех участников данного коллективного органа власти. А выполнять решение органам власти все равно придется, ведь Путин (уже как президент страны) может строго спросить с чиновников за невыполнение этого решения. Другими словами, права президента остались прежними, а его ответственность за принятые решения — резко сократилась. Хорошо ли это? Вряд ли. Хотя если посмотреть на новый Государственный Совет в ближайшем будущем, то можно найти и плюсы, главным из которых является достаточно произвольный выбор участников Совета будущим правителем. Другими словами, будущему президенту страны с новым Советом будет проще принимать решения, против которых, так или иначе, наверняка будет настроена любая центральная власть (в том числе, и выборные губернаторы), например, о национализации банковской системы. А именно этого мы и ждем от него. Другими словами, данная поправка в Конституцию – скорее, плюс, чем минус, но только при «игре в долгую». И в этом вопросе автор согласен с Винниковым. Что же касается победы в войне с главным геополитическим противником (с Западной цивилизацией), то сегодня эта война ведется этим противником и вовсе без правил, в такой войне Россия еще никогда не участвовала, оттого и проигрывает пока. В любом случае, окончательная победа останется за нами.
Как ни крути, а единоличная власть только одного человека невозможна в принципе. Любой монарх, принимает решения, обязательно посоветовавшись со своими советниками, и лишь единоличную ответственность за принятое решение не разделяет ни с кем. Так что, любая центральная власть, по своей сути — всегда власть коллективная. И она отличается от коллективной власти только тем, что ответственность возлагается лишь на одного человека. В то время как в коллективной власти ответственность несет весь властный коллектив (а чаще всего – и вовсе никто). Таким образом, коллективная власть – это власть, которая ни перед кем не несет ответственности за свои решения (кроме избравшего ее народа). В этом и состоит ее главное отличие от центральной (индивидуальной) власти, которая несет ответственность и перед народом (выборные чиновники), и перед вышестоящим начальником (все чиновники без исключения). Интернет трактует эти термины иначе. Согласно Студопедии, «несколько взаимосвязанных проблем возникает при рассмотрении вопроса о коллективной (групповой) власти. Что считать коллективной властью? Могут ли социальные группы (все или некоторые из них) быть субъектами власти? Если да, то следует ли считать всех членов коллектива (группы) субъектами власти, если часть группы или даже ее отдельные члены также обладают этой властью? В чем различие между коллективной властью группы и властью, которой обладают ее члены (например, лидеры) над теми же объектами? Ответы на данные вопросы имеют существенное теоретическое значение и необходимы для понимания общественной жизни. Некоторые уточнения нужно сделать с самого начала. Во-первых, в отношении используемой исследователями терминологии. Большинство из них проводит различие между индивидуальной властью (властью индивида над другими индивидами или группами) и групповой властью (властью группы над отдельными индивидами или другими группами). Э. Голдмэн (Goldman, 1972) использует понятие «коллективная власть» для описания властных отношений, в которых субъектом не является отдельный индивид. М. Олсен различает властные отношения между индивидами (interpersonal power) и властные отношения между организациями (interorganizational power), где субъекты варьируются от небольших групп до целых обществ (Olsen, 1993: 2). П. Моррис делит все властные отношения в зависимости от того, является ли субъектом власти отдельный индивид или нет. Последние, в свою очередь, подразделяются им на (1) власть группы и (2) власть позиции (Morriss, 1987: 107)1. Все эти термины вполне приемлемы. Проблема, однако, состоит в том, чтобы разграничить ситуации, где субъект власти рассматривается как. единое целое (хотя в него могут входить несколько индивидов или групп) и как состоящий из нескольких акторов (единиц), каждый из которых также может быть представлен как индивидами, так и группами.
То есть термин «коллективная власть» («групповая власть») имеет два несколько различных оттенка. Он может обозначать (1) все формы власти, где субъектом выступает не индивид, а группа или огранизация и (2) властные отношения, в которых субъект состоит из нескольких, относительно самостоятельных акторов. В первом случае анализ может быть аналогичным анализу индивидуальных форм власти. Здесь мы абстрагируемся от вопроса о том, каким образом группа людей становится коллективным субъектом; мы рассматриваем ее как единое целое и действующую как один актор. «Когда мы анализируем власть Кабинета, организации типа ИТТ, нефтяной компании или профсоюза, мы можем рассматривать их также как индивидов, – пишет П. Моррис. – …поэтому здесь нет для нас ничего принципиально нового» (Morriss, 1987; 109). Большинство исследователей используют понятие «коллективная власть» (групповая власть) именно в этом значении, когда утверждают, что субъектами власти могут быть любые группы, даже большие общности людей и общества в целом (Olsen, 1993: 2). Во втором случае анализ властного отношения уже совершенно другой, поскольку субъектом власти выступает совокупность нескольких относительно самостоятельных акторов. Здесь мы имеем дело с властью А и В (Г, Д, Е, и т.д.) над Б, для понимания которой существенную роль играют «внутренние» взаимоотношения между А и В (Г, Д, Е, и т.д.). Могут сказать, что речь идет, по сути, об одном и том же. Действительно, любой коллектив может рассматриваться как состоящий из индивидов (отдельных элементов) и, наоборот, отдельные акторы, участвующие во властном отношении с объектом, представляют собой группу (коллективный субъект власти), занятую совместной деятельностью, т.е. единое целое. Тем не менее, различие между двумя этими значениями «коллективной власти» нельзя размывать, поскольку анализ конкретных ситуаций зависит от того, в каком значении данный термин используется. Соответственно, различаются и проблемы в понимании и объяснении коллективной власти, ассоциирующиеся с этими двумя значениями. Главные проблемы в анализе неиндивидуальной власти касаются правомерности самого понятия и сферы его применения. Можно ли считать субъектом власти группу как единое целое – т.е. независимо от тех людей, которые ее составляют и их индивидуальных властей? Если да, то, какие конкретно группы – элиты, партии, классы, организации, государства, этнические группы, общества в целом – обладают властью и могут ее осуществлять в соответствии со своими намерениями? Что касается коллективной власти (субъект состоит из нескольких акторов), то трудности возникают, когда мы пытаемся определить структуру группы и, если необходимо, выделить ее из состава более крупной общности или провести различия между нею и другими акторами, участвующими во властном отношении.
Здесь также представляет интерес трактовка ситуации, где один и тот же актор одновременно участвует как в индивидуальных, так и коллективных властных отношениях с одним и тем же объектом. Начнем с понятия «коллективная власть». Суть коллективной власти довольно проста: если ни А, ни В (Г, Д, Е, и т.д.) не могут индивидуально заставить Б делать X, но вместе они могут добиться этого, то А и В (Г, Д, Е, и т.д.) имеют коллективную власть над Б в отношении X. Идея ограничения коллективной власти ситуациями, где ни один индивидуальный актор не обладает соответствующей властью над объектом, очевиден: если и А, и В могут индивидуально заставить Б делать X, то понятие коллективной власти не дает ничего нового для объяснения этой ситуации и говорить о коллективной власти как отличной от индивидуальной становится бессмысленным. Даже если А и С оказывают взаимное влияние друг на друга, когда осуществляют свои индивидуальные власти над Б, это не делает их власти коллективными, поскольку оба субъекта могут достичь своих целей в отношении объекта независимо друг от друга. В случае если А может достигнуть желаемого результата в отношении Б без В, тогда как В не может добиться этого же без участия А, имеет место индивидуальная власть А над Б. Как и в предыдущем примере, В может лишь повлиять на властное отношение между А и Б, но не может считаться причиной подчинения Б (А может сделать это и самостоятельно), то есть он не имеет власти – ни индивидуальной, ни коллективной – над Б. Коллективные формы власти не только обладают теми же определяющими свойствами власти, что и ее индивидуальные формы, но и имеют ряд лишь им присущих черт. Во-первых, коллективная власть предполагает наличие специфических информационных ресурсов. Каждый из участвующих во властном отношении акторов должен знать не только последовательность своих действий, необходимых для успешного осуществления власти, но и иметь представление о действиях других акторов. Без подобного рода информации действия членов группы по осуществлению власти будут несогласованными вопреки их намерениям. Во-вторых, коллективная власть подразумевает определенную степень координации между акторами. Одно лишь знание действий, необходимых для осуществления власти, не является гарантией, что эти действия будут обязательно сделаны. Каждый актор должен быть достаточно уверенным в своих коллегах, в том, что они выполнят свои функции. Иначе некоторые акторы могут потерять намерение участвовать в осуществлении власти, посчитав, что их «доля» в общих затратах будет слишком высокой. Для успешной координации между индивидами, особенно в рамках больших групп, обычно требуется некоторая степень организации или какая-то структурная связь. Без этого вряд ли все акторы в группе, обладающей потенциалом власти, будут иметь достаточный уровень знания необходимых действий и смогут их выполнить.
Организация делает людей уверенными в том, что они могут действовать вместе и достигать желаемых результатов, она фактически превращает совокупность индивидов в коллективного актора. Уровень координации (организации) часто играет роль решающего фактора, обусловливающего власть одних групп над другими, и непосредственно влияет на ее сферу и основные параметры. Достаточно сравнить политическое влияние партий с сильной организационной структурой, мафиозных организаций или секретных служб с влиянием слабо организованных общностей, не имеющих четкой структуры управления. С этой точки зрения, такие большие группы людей, как нации или классы (но не государства или партии), вряд ли могут рассматриваться в качестве коллективных субъектов власти. Только организации являются достаточно координированными для осуществления власти в больших общностях. В-третьих, некоторые виды ресурсов власти, как я уже отмечал ранее, ассоциируются исключительно с коллективной властью. Среди них численность, солидарность, организация, монополия на профессии и знания. Говоря о коллективной власти, обычно подразумевается, что если группа людей обладает властью над каким-то объектом, то любая другая (большая) группа, включающая ее в качестве составной части, также обладает властью над тем же объектом. Обычно это действительно так: чем больше членов в группе, тем больше у нее потенциальных ресурсов власти. Однако в некоторых случаях рост численности группы (например, мафиозной группы или террористической организации) может привести к сокращению сферы власти и даже к ее исчезновению. Это связано с тем, что большими группами трудно управлять и действия их членов могут быть хуже скоординированы. Поэтому даже если мы знаем, что какая-то небольшая группа обладает властью, для того чтобы убедиться, что и образованная на ее основе большая группа также обладает властью, нам необходима дополнительная информация. Другой требующий рассмотрения вопрос касается соотношения между индивидуальной и коллективной властью. Уже отмечалось, что коллективная власть группы акторов не может сводиться к сумме их индивидуальных властей, поскольку если каждый член группы обладает индивидуальной властью над объектом, то бессмысленно говорить о коллективной власти. Различать индивидуальную и коллективную власть не всегда бывает легко. Во-первых, коллективную власть часто неправомерно относят к ситуациям, где все члены группы имеют индивидуальную власть над объектом. Во-вторых, то, что нередко считается коллективной властью, на самом деле может оказаться индивидуальной властью. Это, в частности, имеет место тогда, когда мы рассматриваем власть социальной группы как группы, но фактически сравниваем власть (типичного) индивида, являющегося членом данной группы, с властью (типичного) индивида, который является членом какой-то другой группы или с индивидом, который в каком-то смысле является типичным для общества в целом. Например, женщины часто жалуются на невозможность выйти вечером на улицу без сопровождения.
В-третьих, трудности в различении индивидуальной и коллективной власти возникают и потому, что каждый конкретный случай часто можно рассматривать как в терминах индивидуальной власти, так и как коллективную власть. Иногда нас интересует лишь то, что возникает (или что может возникнуть) в результате индивидуальных действий человека. В этом случае действия других людей рассматриваются как постоянная величина. Но когда мы хотим узнать, что могла бы сделать вся группа людей, действуя совместно, то их действия уже изначально не фиксируются, а становятся объектом исследования». Как видите, уважаемый читатель, авторское определение коллективной власти намного проще, чем любое из философских определений, и применительно именно к «местному самоуправлению». Ведь из него вытекает главное требование к деятельности «местного самоуправления» — оно не должно быть зависимо от любых вышестоящих начальников. С другой стороны, центральная власть должна иметь в своих руках рычаги воздействия на «местное самоуправление», иначе мы получим анархию («дикое поле»). Очевидно одно – без центральной (индивидуальной) власти любая страна недееспособна (неуправляема), особенно в чрезвычайные периоды, вроде войн и природных катаклизм. Но очевидно и другое – в нормальные периоды существования любой страны влияние центральной власти на местное самоуправление должно быть сведено к минимуму. Короче говоря, управление страной должно осуществляться по образу и подобию организмов «живой природы», где наряду с центральной властью (например, головным мозгом человека) функционирует и множество центров управления местного значения (например, отдельных органов организма). В живой природе данный вопрос решается довольно просто – любой отдельный орган подчиняется, в первую очередь, только таким приказам, интенсивность которых выше определенного (порогового) значения. И при нормальных режимах работы организма именно приказы «местного самоуправления» превышают это пороговое значение. Ну а в чрезвычайных ситуациях интенсивность приказов центральной власти становится выше интенсивности приказов местного самоуправления, и органы начинают исполнять именно эти приказы. Короче говоря, всегда исполняются более интенсивные приказы. Примерно то же самое нам надо сотворить и с управлением страной. А как это можно сделать, на этом сайте написано уже немало и не один раз. Кратко напомню еще раз. Все Советы депутатов на самом нижнем муниципальном уровне власти обладают безусловным правом утверждения любых новых приказов и законов центральной власти, касающихся их юриспруденции. Пока приказ (закон) не утвержден, он на данной территории не исполняется. В свою очередь, центральная власть обладает безусловным правом объявлять чрезвычайное (или военное) положение на любых подвластных ей территориях. В этом случае, право утверждения новых приказов (законов) отменяется на весь срок действия чрезвычайного положения (все распоряжения центральной власти исполняются напрямую).
Однако объявление чрезвычайного положения на какой-то территории влечет за собой обязательное отчисление из бюджета вышестоящей центральной власти в бюджет местного самоуправления не менее двух третей ее бюджета на весь срок действия чрезвычайного положения. Если причиной введения чрезвычайного положения стало несогласие местного самоуправления с новым приказом (законом), исходящим от федеральной власти, то из бюджета федералов в бюджет соответствующего региона, в муниципалитете или муниципалитетах которого введено чрезвычайное положение, тоже перечисляется не менее двух третей регионального бюджета. Если же новый приказ (закон), с которым не согласны муниципалы, исходит от региональных властей, которые ввели чрезвычайное положение на отдельных территориях, то и компенсации бюджета от федералов им не положено. Если чрезвычайное (военное) положение введено на территории всей страны, то право утверждения новых приказов (законов) отменяется на время действия чрезвычайного (военного) положения так же на всей территории страны, причем, без компенсации региональных и муниципальных бюджетов. Таким образом, мы с Вами решаем главную задачу – в нормальные периоды существования страна управляется местным самоуправлением, а в чрезвычайных ситуациях – из единого командного пункта (из Кремля). Понятное дело, что при решении главного вопроса возникнет множество различных сопутствующих вопросов, однако автор этого сайта – прагматик, и потому, большинство из них он уже разрешил (смотрите этот сайт, и Вы наверняка найдете ответы на большинство из них). В общем, как ни крути, а самым оптимальным для местного самоуправления является именно коллективная власть (Советы народных депутатов).