Homo Argenteus: Новое мировоззрение

Человек как творческая личность

Человек как творческая личность

Автор предлагает начать эту главу со статьи «Бедность в России не зависит от экономического роста: Теории Кузнеца и Пикетти» из сайта «Крамола». «У современных экономистов сегодня наиболее популярны две трактовки эволюции неравенства, одна из которых была представлена Саймоном Кузнецом в 1955 году, а другая Томасом Пикетти в 2014 году. Кузнец полагал, что неравенство уменьшается, когда экономика становится сравнительно богатой, и, таким образом, одного лишь экономического роста достаточно, чтобы и увеличить уровень доходов в экономике, и снизить уровень неравенства доходов. Пикетти показывает, что неравенство становится со временем все больше и необходимы меры по обузданию богачей. В России в среднесрочной перспективе не будет ни больших темпов роста, ни увеличения перераспределения от богатых к бедным. А значит, нас ожидает дальнейшее увеличение и так огромного неравенства. О том, как применимы теории Кузнеца и Пикетти для России, пишет экономист Иван Любимов в статье «Взгляд на эволюцию неравенства доходов: Пикетти против Кузнеца — 60 лет спустя» (журнал «Экономическая политика», №1, 2016). Мы публикуем эту работу в сокращении. «Долгое время экономисты полагали, что для решения проблемы неравенства и бедности достаточно одного лишь экономического роста. Например, Саймон Кузнец в 1955 году предположил, что устойчивый рост экономики, в конечном счете, приведет к уменьшению уровня неравенства. Похожие представления о связи неравенства и экономического роста продолжительное время доминировали и в международных финансовых институтах, Всемирном банке и Международном валютном фонде. В последних ускорение экономического роста считалось достаточной мерой для улучшения положения всех групп населения. Однако более поздние исследования говорят о том, что одного лишь экономического роста может оказаться недостаточно для решения проблемы снижения уровня неравенства и сокращения бедности. Политику экономического роста необходимо дополнить перераспределительными мерами, чтобы результаты роста экономики были распределены между разными группами населения более равномерно. Томас Пикетти смог проследить изменение уровня неравенства в нескольких развитых странах на гораздо более длительном, чем Кузнец, временном горизонте. Пикетти получил другую картину зависимости между экономическим ростом и неравенством доходов. В частности, вместо снижения уровня неравенства на стадии высокого уровня доходов в экономике Пикетти обнаружил обратный результат: рост уровня неравенства.

В частности, он демонстрирует обновленную кривую Кузнеца, в которой рассматриваемый период составляет сто лет, с 1910 по 2010 год. В соответствии с этой кривой доля верхнего доходного дециля в национальном доходе в США до 1955 года изменяется так же, как и в работе Кузнеца. Эта доля снижалась, начиная с 1920-х годов вплоть до окончания Второй мировой войны, после чего произошла ее стабилизация, продолжавшаяся до начала 1980-х. Однако с 1980-х годов, когда началось проведение политики дерегулирования и приватизации, эта доля значительно возросла. Период консервации относительно низкого уровня неравенства распределения богатства, сложившийся к окончанию Второй мировой войны и продлившийся до завершения 1980-х, был, по мнению автора, обусловлен, прежде всего, высокими налогами на богатых в развитых экономиках. Таким образом, Пикетти, в отличие от Кузнеца, считает значительное неравенство интегральным свойством капитализма, а его снижение в период с начала Первой мировой войны и до конца 1970-х годов — результатом налоговой политики и шоковых событий, а не эволюции рыночной экономики. Публикации Саймона Кузнеца и Томаса Пикетти имеют отношение к наиболее богатым странам. Россия пока не только не является богатой страной, но и не входит в клуб сравнительно богатых стран — в Организацию экономического сотрудничества и развития (ОЭСР). Неравенство в России действительно выше, чем в большинстве наиболее богатых экономик, хотя и ниже, чем в подавляющем большинстве стран Латинской Америки, в том числе и таких близких к России по уровню подушевого дохода, как Аргентина или Чили. Поскольку Россия достигла среднего уровня доходов, то в соответствии с выводами Кузнеца дальнейший долгосрочный рост российской экономики, который возобновится после завершения периода стагнации и спада, должен на длительной временной дистанции сопровождаться снижением неравенства. Почти 3/4 населения России живут в городах, а в соответствии с выводами Кузнеца падение неравенства происходит на той стадии экономического развития, когда большинство населения перебирается из деревни в город. Можно было бы ожидать, что в России за восстановлением долгосрочного роста экономики должен начаться и период сокращения неравенства доходов.

Однако проблема заключается в том, что российские города крайне неодинаковы по уровню жизни: многие из них после остановки производств советской эпохи так и не смогли выйти из локального экономического кризиса. В такой ситуации не имеет большого значения то, где живет большинство населения — в сельской местности или в городах, если ни там, ни там не хватает рабочих мест, а значительная часть тех, что существуют, либо малоэффективны и, следовательно, не дают достаточного дохода в целом, либо не приносят достаточного дохода именно работникам вследствие их слабой переговорной позиции в торге с работодателями за размер оплаты труда. В контексте предположения Кузнеца о механизме влияния роста на неравенство сложившуюся ситуацию можно сравнить с прерванным процессом миграции из аграрного сектора в индустриальный: части населения повезло родиться в сравнительно благополучных, быстро развивающихся регионах или удалось туда перебраться, но значительная доля россиян, напротив, осталась жить в кризисных, неразвитых регионах. Отчасти решением проблемы неравенства может быть дальнейшая миграция в города и регионы с высоким темпом экономического роста. Однако миграция в России затруднена из-за жестких ограничений ликвидности: переезд связан со сравнительно крупными расходами, позволить себе которые значительная часть российских домохозяйств не может. Кроме того, одна лишь миграция не способна решить проблему неравенства: сложившиеся темпы роста экономик благополучных регионов недостаточны для трудоустройства всей избыточной рабочей силы, готовой уехать из кризисных регионов. Устойчивый экономический рост должен быть или географически более равномерным, для чего необходимы инвестиции в менее благополучные регионы, или еще более высоким в быстрорастущих регионах, чтобы принимать большее число мигрантов из отсталых регионов России. Однако самая большая проблема заключается в темпах роста российской экономики, которые в ближайшее время, вероятно, останутся отрицательными. Кроме того, сложно предсказать, как долго продлится период спада и стагнации. В некоторых странах эти периоды тянутся многие годы и даже десятилетия. Если экономика России на длинной дистанции продолжит стагнировать или даже сокращаться, в то время как остальной мир в среднем продолжит свое развитие, нельзя исключать даже потерю Россией статуса страны со средним доходом. В такой ситуации неравенство имеет шансы сократиться, но не потому, что вчерашние бедные станут богатыми, а, напротив, потому что недавние богатые утратят свой статус.

В контексте работы Томаса Пикетти перспективы неравенства в России состоят скорее в его увеличении, нежели в снижении. Причина этого заключается также в низких ожидаемых темпах экономического роста. Если бы они были достаточно высокими (что в условиях отставания российской экономики от мировой технологической границы вполне вероятно), то трудовые доходы могли бы увеличиваться быстрее, чем накапливались личные состояния. Темпы роста богатства, включающего доход от любых активов, стали бы уступать в этом случае темпам роста трудовых доходов. Как следствие, неравенство, по крайней мере, не становилось бы выше. Однако ввиду опасности сохранения низких средних темпов роста экономики стоит ожидать, что неравенство доходов, напротив, возрастет: трудовые доходы будут стагнировать, в то время как доходность от владения различной собственностью, включая недвижимость, финансовые активы, капитал, природные ресурсы и т.д., будет находиться на более высоком уровне. Больший размер капитала обеспечивает большую доходность. Что касается неравенства капитала, рассмотрение которого занимает центральное место в работе Пикетти, то в соответствии с Глобальным отчетом о неравенстве богатства, который в течение нескольких последних лет публикует банк Credit Suisse, в 2013 году уровень неравенства распределения богатства в России стал самым высоким в мире, если не считать нескольких небольших государств карибского региона. В то время как в мире состояние миллиардеров составляет 1-2% от совокупного размера капитала домохозяйств, 110 миллиардеров, проживавших в России в 2013 году, контролируют 35% богатства национальной экономики. Число миллиардеров в России тоже рекордно высоко: если в мире один миллиардер приходится на каждые 170 млрд. долларов богатства, то в России один миллиардер приходится на каждые 11 млрд. долларов. Одному проценту наиболее богатых граждан России принадлежит 71% капитала, а накопленное состояние 94% взрослого населения страны составляет менее 10 тысячи долларов. В соответствии с выводами Пикетти, часть доходов от богатства, принадлежащего в России верхнему доходному перцентилю, будет инвестироваться, доходы и состояния таких индивидов продолжат возрастать, что при низких темпах экономического роста приведет к дальнейшему росту неравенства.

Если у 94 из 100 взрослых граждан России размер накопленного богатства составляет менее 10 тысяч долларов, и большая часть этого богатства состоит из активов, которые индивиды будут использовать скорее для получения услуг (таких, например, как проживание в собственной квартире), чем для конвертирования в более ликвидные формы богатства, например в банковский счет, то переговорные позиции с работодателем у 94 из 100 взрослых граждан России, и без того крайне невысокие, становятся еще хуже. Незначительный размер накопленного богатства, по всей вероятности малоликвидного, делает граждан России чрезмерно зависимыми от трудового дохода, выплачиваемого работодателем. Напротив, переговорные позиции работодателя становятся сравнительно выше: ведь в случае увольнения работник располагает слишком малым накопленным капиталом, а также ограниченными возможностями для займа из-за недостаточного развития финансового рынка. Вследствие низких переговорных позиций работники соглашаются на более низкую зарплату и на худшие условия труда». Как видите, уважаемый читатель, нынешнее развитие экономики России ведет ее в тупик. Такой путь ведет к большему закабалению наемных работников работодателями, то есть, тащит сегодняшний «бандитский капитализм» в России не вперед, а назад – к феодализму. Увы, но данное обстоятельство справедливо не только для России, но и для всех других стран мира. Современные развитые капиталистические страны не спасает от него даже пропорциональный налог на доходы, коего в России до сих пор нет. Единственный способ спасти мир от наступающего феодализма – это введение пропорционального налога не только на доходы, но и на расходы. Либо мир пойдет по этому пути, либо в нем образуется несколько сверхбогатых семей, которые и станут управлять им по собственному разумению. Другими словами, наступит эпоха «феодальных войн». Согласно авторскому сайту Мельниковой Веры Александровны (Википедия по этому поводу молчит), феодальная (или междоусобная) война – это война между князьями или родственниками Великого князя за Великое княжение. Давайте и мы заглянем в прошлое, и более далекое, чем феодализм. И поможет нам в этом статья с сайта «Крамола» «Почему наши предки почти не работали, а сейчас вкалываем не покладая рук?».

«Роботизация и автоматизация уже сегодня отнимают рабочие места, а в будущем этот процесс только усилится. Что делать освобожденным от труда людям? Один из главных вариантов – вэлфер (базовый доход). Его противники обычно говорят, что социалка и отсутствие наемного, длительного труда противоестественны для человека. Однако большую часть истории человечества люди трудились очень мало. Охотникам и собирателям для жизни хватало 2-4 часа труда в день. При этом их рацион был богаче, чем у крестьян, трудившихся по 8-12 часов в день, они меньше болели. Остальное время фуражеры тратили на досуг, который и был для них целью и ценностью, а труд — средством и необходимостью. «Мы совершили главную ошибку за всю историю: выбирая между сокращением населения и увеличением производства пищи, мы выбрали последнее и в конечном итоге обрекли себя на голод, войны и тиранию. Образ жизни охотников-собирателей был самым удачным за все время существования человечества, а срок их жизни был самым долгим», — писал американский эволюционный биолог Джаред Даймонд в своей книге «Наихудшая ошибка человечества» (1987 год). Биологически обусловленной для человека является не трудовая, а социальная деятельность. На протяжении большей части своей истории люди практиковали присваивающее хозяйство, позволявшее получать максимум продуктов при минимуме трудозатрат. Тем самым большую часть времени члены доземледельческих и внеземледельческих сообществ могли уделять отдыху, общению и разнообразным групповым ритуалам. Возможно, что в становящемся посттрудовом обществе сложится аналогичная ситуация, так что близкое будущее уподобится далекому прошлому. О том, как относились к труду наши предки, говорится в статье доктора культурологии Андрея Шипилова («Жизнь без труда? Это естественно», «Социологический журнал», №2, 2019). «До индустриальной революции понятия труда и ценности, работы и счастья скорее исключали, чем предполагали друг друга.

По словам Г. Стэндинга, «древние греки понимали, что смешно и нелепо оценивать все с точки зрения труда», да и для Средневековья в семантике «работа» «труд» и «рабство» слабо отделялись друг от друга — это имеющее отрицательную ценность занятие низших сословий и классов рассматривалось как диаметральная противоположность праксиса/досуга, то есть самоцельной деятельности высших. М. Маклюэн писал, что «примитивный охотник или рыболов был занят трудом не больше, чем сегодняшний поэт, художник или мыслитель. Труд появляется в оседлых аграрных сообществах вместе с разделением труда и специализацией функций и задач». Д. Эверетт, наблюдавший за жизнью современного амазонского племени пираха, также замечает: «Индейцы добывают пищу с таким удовольствием, что это едва ли вписывается в наше понятие труда». К.К. Мартынов формулирует: «В палеолите человек не трудился — он искал еду, кочевал и размножался. Поле, которое нужно обрабатывать, создало труд, его разделение и излишки еды». На протяжении первых 90% своей истории человек занимался присвоением, и 90% людей, когда-либо живших на Земле, практиковали последнее, так что, словами И. Морриса, «мы можем даже назвать собирательство естественным образом жизни». Социум охотников и собирателей М. Салинз охарактеризовал как «общество первоначального изобилия», имея в виду, что первобытные и позднейшие, изученные уже этнографически группы foragers имели вполне достаточные ресурсы для полного удовлетворения своих ограниченных материальных потребностей, получая максимальный результат при минимальных трудозатратах». По вполне понятным причинам у фуражеров северных и полярных территорий большую часть рациона составляют продукты охоты, а в южных и тропических регионах — продукты собирательства; баланс мясной (и рыбной) и растительной пищи широко варьирует, но сами рационы в любом случае соответствуют энергозатратам, и, как правило, полностью покрывают их. По данным изотопных исследований, обитавшие в областях холодного климата неандертальцы были настолько плотоядны, что их питание полностью соответствовало питанию волка или гиены; некоторые группы современных эскимосов и индейцев Субарктики также не употребляют растительной пищи, у других ее доля в основном не превышает 10%.

Некоторое представление о том, какие природные ресурсы находились в распоряжении охотников и собирателей, дают этнографические материалы. По одному свидетельству, группа андаманцев в составе 132 человек в течение года добыла 500 оленей и свыше 200 штук мелкой дичи. Сибирские ханты в середине XIX века добывали в год до 20 лосей и оленей на одного охотника, не считая мелкой дичи. Тогда же аборигенное население Северной Оби (ханты и ненцы), чья численность, включая женщин и детей, равнялась 20-23 тыс. человек, добывали в год 114–183 тыс. шт. разного зверя, до 500 тыс. шт. птицы (14,6-24,3 тыс. пудов), 183-240,6 тыс. пудов рыбы, собирали до 15 тыс. пудов кедровых орехов. На Севере и в Сибири в XIX в. русские охотники с помощью ловчих сетей-перевесов ловили от 50 до 300 уток и гусей за ночь. В долине Усы (приток Печоры) заготавливали на зиму по 7-8 тыс. белых куропаток на семью или по 1-2 тыс. шт. на человека; один охотник добывал до 10 тыс. птиц. На Аляске в удачные годы атапаски добывали на одного охотника до 30 бобров весом от 13 до 24 кг и до 200 ондатр весом от 1,4 до 2,3 кг (если мясо ондатры имеет калорийность 101 ккал, то мясо бобра — 408 ккал, превосходя в этом отношении хорошую говядину с ее 323 ккал). Весьма внушительными цифрами характеризуется также промысел морского зверя и рыбы. На севере Гренландии в 1920-е один охотник добывал в среднем 200 тюленей в год. Калифорнийские индейцы добывали в течение одной ночи до 500 лососей на шесть человек (во время нереста); племена Северо-Западной Америки запасали на зиму по 1000 лососей на семью и по 2000 литров жира на человека. «Примитивные» охотничье-собирательские группы питались и больше и лучше, чем земледельцы. Земледелие стимулировало демографический рост и увеличивало плотность населения (с 9500 г. до н. э. до 1500 г. н. э. население мира увеличилось в 90 раз — примерно с 5 млн. до 450 млн. чел., причем в аграрном обществе с его мальтузианскими законами рост населения обгонял увеличение производства продовольствия, поэтому на долю крестьянина доставалось меньше, чем на долю фуражера.

Рацион традиционного земледельца на две трети, а то и на три четверти, состоит из одного или нескольких продуктов растениеводства (пшеница, рис, кукуруза, картофель и т. п.), богатых углеводами, чем обеспечивается высокая калорийность, но снижается пищевая ценность ввиду выраженного дефицита белков (особенно животных), витаминов, микроэлементов и других необходимых организму веществ. Также развиваются специфически земледельческие болезни (в первую очередь кариес, также цинга, рахит). Животноводство при сравнительно крупных размерах постоянных поселений и скученности проживания служит источником инфекционных зоонозов (бруцеллез, сальмонеллез, пситтакоз) и зооантропонозов — эпидемических болезней, изначально приобретенных людьми от домашнего скота и в дальнейшем эволюционировавших, таких как корь, оспа, туберкулез, тропическая малярия, грипп и др. Жившие небольшими, подвижными и часто сезонно дисперсными коллективами охотники и собиратели этих заболеваний не знали, были выше ростом и в целом отличались лучшим здоровьем по сравнению с сообществами, перешедшими к производящему хозяйству, в силу чрезвычайно разнообразного рациона, включавшего до сотни и более видов пищи растительного и животного происхождения. Переход к производящему хозяйству не был исторически неизбежным, произойдя самостоятельно лишь несколько раз в нескольких регионах Земли под воздействием сложного сочетания экологических и социокультурных факторов. Ни практически оседлый образ жизни, ни приручение животных (собака, олень, верблюд), ни даже появление и развитие квазиземледельческих орудий и технологий не являлись гарантией такого перехода. Например, австралийские аборигены жили на территории, где произрастали пригодные для селекции эндемики (те же корнеклубнеплоды на соседней Новой Гвинее были введены в культуру), имели топоры и зернотерки, умели ухаживать за растениями и собирать урожай, владели широким ассортиментом обработки растений для приготовления пищи, включая обмолот и помол, и даже практиковали некоторые формы ирригации.

Однако к земледелию они так и не перешли, из-за отсутствия потребности в нем — их потребности полностью удовлетворялись охотой и собирательством. «Зачем нам выращивать растения, когда в мире так много орехов монгонго?», — говорили бушмены къхонг, тогда как хадза отказывались от земледелия на том основании, что «это потребовало бы слишком много тяжелой работы». И их можно не только понять, но и согласиться с ними: на добывание пищи хадза тратили в среднем не более двух часов в день, къхонг — от 12 до 21 часа в неделю, тогда как трудозатраты земледельца равняются девяти часам в день, а рабочая неделя в современных развивающихся странах достигает 60 и даже 80 часов. К.Леви-Стросс также отмечал: «Как показали исследования, проведенные в Австралии, Южной Америке, Меланезии и Африке, трудоспособным членам этих обществ вполне достаточно работать два-четыре часа в день, чтобы содержать семью, в том числе детей и стариков, еще или уже не участвующих в добыче пропитания. Сравните с тем, сколько времени проводят на заводе или в конторе наши современники!» Что же делали эти люди в «свободное от работы время»? А ничего они не делали — если «делом» считать только труд. Как был описан в исследовании австралийских аборигенов Арнемленда один из последних: «Большую часть времени он тратил на разговоры, еду и сон». В других наблюдавшихся группах ситуация не отличалась от описанной: «Мужчины, если они оставались на стоянке, спали после завтрака в течение одного-полутора часов, иногда даже дольше. Также, возвратившись с охоты или рыбной ловли, они обычно ложились поспать либо сразу по приходе, либо пока дичь готовилась. Женщины, занимаясь собирательством в лесу, отдыхали, казалось, чаще, чем мужчины. Оставаясь на стоянке весь день, они тоже спали в свободные часы, иногда подолгу». «Часто я видел, как мужчины целыми днями ничего не делали, а только сидели вокруг тлеющего костра, болтали, смеялись, испускали газы и таскали из огня печеный сладкий картофель», — пишет Д. Эверетт.

Наряду с этим лежащее у истоков индустриальной цивилизации требование интенсивного труда, воспринимаемого как религиозно-морально-экономический императив, отвергается даже втянутыми во взаимодействие с ней группами, сохраняющими фуражерскую ментальность и ценности: для них важнее меньше работать, чем больше зарабатывать, и даже «внедрение новых орудий или культур, увеличивающих производительность туземного труда, может повести лишь к сокращению периода обязательной работы. Преимущества будут служить, скорее, для увеличения времени отдыха, нежели, для увеличения производимого продукта». Когда горцы Новой Гвинеи получили доступ к железным топорам (вместо каменных), производство продовольствия у них возросло только на 4%, зато время этого производства сократилось в четыре раза, в результате чего существенно увеличилась церемониальная и политическая активность. Таким образом, для общества добытчиков, в противоположность обществу производителей, досуг является целью и ценностью, а труд — средством и необходимостью; досуг — это не отдых от (и для) работы, это форма собственно социальной жизни, содержание которой — взаимные визиты, игры, танцы, празднества, разнообразные ритуалы и всевозможные формы общения. Социальное взаимодействие в пространстве горизонтальной и вертикальной иерархичности для человека естественно, так как он есть существо общественное». Автор этого сайта согласен с авторами представленной выше статьи, и его можно смело отнести к «фуражерам. Ведь он на протяжении всей своей жизни занимался лишь тем, что доставляло ему «творческое удовольствие» (а такое удовольствие может доставить любая работа). Однако он не согласен с ними в том, что необходимая для существования работа по добыванию пищи (два часа в день) не доставляла фуражерам «творческого удовольствия». Точно так же, как и с тем, что труд земледельца (12 и более часов в день) напрочь лишен этого важного для человека аспекта жизни. Тут главное не в том, чем человек занимается в своей жизни, а то, как он относится к своим занятиям – творчески или нет. И поверьте автору, даже если робототехника достигнет таких высот, что роботы смогут выполнять любую работу вместо человека, творческому человеку все равно найдется, чем заняться. Когда автор работал, он боялся «выхода на пенсию», так как считал, что мужики обязаны трудиться до самой смерти. Но стоило ему выйти на пенсию, он сразу понял, что «свободного времени» ему не хватает и в этом случае.

Так что, он до сих пор остался при своем мнении – «мужики обязаны трудиться до самой смерти» (собственно, как и женщины), но труд этот, хотя и может быть самым разным, обязательно должен быть творческим. А потому, и максимальный пятидесятипроцентный налог (на все доходы и расходы) вряд ли сможет напугать творческого человека. Ведь он, ко всему прочему, получает от своей работы и «творческое удовольствие», которое налогами вовсе не облагается. Зато такой пропорциональный налог сможет надежно защитить современное человечество от его скатывания в феодализм и феодальные войны. Ведь если человек получает очень большие деньги и постоянно тратит их на то или другое, он сможет «реализовать для себя» лишь одну четверть от своих доходов, а три четверти он отдаст обществу, в котором живет. А стало быть, общество станет богатеть быстрее, чем сам этот человек. И творческому человеку такой налог — совсем не помеха для его жизни. В то же самое время, «нетворческий человек» является рабом своего сознания, ведь сознание человека заставляет его тело выполнять какие-то физические действия (забесплатно, кстати) с целью получения средств для существования, как самого тела, так и его сознания. А это, хоть и сопряженные, но все-таки разные сущности. У автора частенько спрашивают, почему он общается в интернете исключительно через свой Ник? А вот, почему. В сознании автора (как и любого другого человека) уживаются на равных две разные сущности – «автор», который пишет этот сайт, и «мужик», который занят совсем другими делами и не любит публичности. Автора зовут «homo argenteus», а как зовут «мужика» не скажу, ведь тот не любит публичности. Время от времени (и довольно часто) эти разные сущности соединяются друг с другом, именно это обстоятельство и является главным признаком «творческого человека». И чем чаще это происходит, тем более творческим является тот или иной человек. «Мужика» можно назвать животной составляющей человеческого сознания, а «автора» — духовной. Другими словами, творческий человек – это, прежде всего, духовная личность. Сознанию человека, пока он живет в этом мире, нужны обе составляющие, иначе ему просто не выжить в мире — Яви. А в отдельных исключительных обстоятельствах человеку просто необходимо отключать, как свой разум, так и духовную составляющую своего сознания. И каждому человеку необходимо, научиться делать это. К слову сказать, людям, которые постоянно занимаются единоборствами, такая наука совсем необязательна (для них любой бой – это творчество), а вот обычным людям без нее никак не обойтись (мир Яви слишком суров для них). Это автор очень хорошо понял на своем опыте и почувствовал «на своей собственной шкуре». Если умение отключать свой разум может пригодиться человеку лишь несколько раз за время его жизни, то быть творческой личностью для человека очень важно, и чем чаще он это делает, тем лучше.

Как же научиться этому? Автор уже не раз писал здесь, что самым простым и надежным способом является постоянные упражнения по записыванию своих мыслей в личный дневник или в уже не столь личный интернет. Если Вы выбрали второе (а этот выбор принадлежит большинству современной молодежи), то должны помнить, что интернет состоит из многих площадок, и Вам необходимо выбрать для себя свою собственную площадку. Лично автор выбрал для себя Яндекс, и вот почему. Когда автор заходит на Яндекс, этот поисковик выдает ему сразу много вариантов (например, что дважды два равно трем, четырем и пяти), а когда он «Гуглит», то поиск всегда заканчивается одним и тем же – дважды два равно пяти. Если Вы тоже уверены в этом, то Вам прямая дорога на Гугл, ну а если сомневаетесь, ищите что-то другое. Другими словами, если Вы – «либераст», то Вам надо смотреть и слушать «Дождь» или «Эхо Москвы», ну а если либерал, как автор, то ищите что-то другое и разное. Автор уже писал здесь, что образование мало влияет на выбор человеком своего менталитета. Этот выбор обуславливается, прежде всего, «ранним базовым воспитанием», полученным от матери, и воспитанием окружающего социума. Если первое не зависит от желания самого человека, то второе зависит от него напрямую. Ведь не только социум влияет на человека, но и человек – на социум. Вот и получается, каков сам человек, таков и окружающий его социум. Творческая же личность всегда ищет в своей жизни что-то новое, и не может быть «константой»! А потому, когда автор видит перед собой «константу», как, например, Макаревича (которого в свое время очень уважал), и тот никак не меняется (как был «либерастом», так им и остался), то это означает лишь одно – человек перестал быть творческой личностью. И автору искренне жаль подобных людей. Автор в свое время тоже был «либерастом», а сейчас он – либерал, и его взгляды на жизнь постоянно изменяются, хотя и остаются в либеральной плоскости. А что такое либерал? Если совсем кратко, то это  приверженец классического либерализма — «Справедливость, Равенство, Братство, Свобода ДЛЯ ВСЕХ». Ну и что плохого, уважаемый читатель, Вы видите в этом? Неужели Вам ближе характеристика «либераста» — «Индивидуализм, Неравенство в пользу меньшинства и Полная свобода для того же меньшинства»? Тогда Вы очень быстро можете превратиться в «бандита». Автор был и бандитом, более того, даже бандитским авторитетом, и знает, что это такое. Ничего хорошего! Вот и думайте, кем Вы хотите стать – бандитом или творческой личностью. А чтобы не стать бандитом, первое, что надо сделать, это поменять менталитет меньшинства на менталитет большинства. Вот с этого и начинайте.